***
Габриэль громко насвистывает, а затем кашляет. Кастиэль морщит лицо из-за громкого звука, глядя на своего брата через телефон — фейстайм. — Кас, он, я даже не знаю, ты рассказал только его состояние, — он замолкает, глядя большими глазами на Каса, — он ужасно сломлен, а ты ещё даже не рассказывал мне его проблем. — В том-то и дело, — кивает Кас, — я не знаю его проблем, он ни черта не говорит мне… — И ты не можешь спросить, потому что?.. — он поднимает одну бровь, наклоняя голову в бок. — Потому что… — тянет Кас. — Боишься сделать что-то не так? — Габриэль поудобнее усаживается на своём кожаном офисном кресле, поправляя пиджак. У Кастиэля перерыв, откинувшись на зелёном диване в комнате отдыха врачей, он пьёт обычный кофе без сахара. Ночь была не из лёгких, а Кастиэль даже не обязан оставаться ночью в больнице. Он больше не хирург, он работает химиотерапевтом, но почему-то ничего не поменялось, он всё также проводит операции, пусть и намного меньше. И всё также умирают люди, но в большем количестве, чудо один на миллион, работа для мазохиста или психопата. — Да не то чтобы, — вздыхает Кас, на миг задумываясь, — он чертовски сломлен, Гейб… Я подозреваю, что отец виноват, всё что он сказал о нём — пару слов или историй, которые для него — обычные, он даже не осознает, что это был пиздец. Я боюсь просто представить, что для него вообще пиздец. Тишина, Гейбриэль задумывается, и тишина превращается в муки. — Он же не скажет мне «нет», — шепчет Кас, — он настолько пропал в чувстве вины, что не сможет из-за этого сказать «нет», не важно, что это будет. — Где он сейчас? — спрашивает Гейб. — Я должен заехать за ним через полтора часа и отвезти в больницу. — Ну так вот, поговори с ним в машине, он же даже сбежать не сможет от диалога, и как ты сказал: не скажет тебе нет. Звучит обёртка от чупа-чупса, Гейб засовывает его в рот, причмокивая. Кас морщится. — Ты думаешь, ему есть дело до моих переживаний, учитывая, что он ложится в больницу, потому что у него лейкоз? — саркастично спрашивает Кастиэль. — Господи, ты превращаешься в себя двадцатилетнего, правду говорят: найдите молодого партнёра и он вернёт вас в прошлое, — Гейб хмурится, — только ты почему-то берёшь только плохие качества от себя двадцатилетнего. Кас закатывает глаза.***
Кастиэль смотрит, как Дин садится на переднее сиденье, ставя сумку с вещами к себе на колени. Он выглядит побитым, на голове капюшон, не смотря на тёплую погоду, он не смотрит на Каса, кинув сдавленное «привет». Они обязаны поговорить. — Малыш, — начинает Кас. Дин никак не реагирует. — Нам нужно поговорить, ты понимаешь? Нет ответа. — Дин, подними голову, пожалуйста, — просит Кас. Дин поднимает голову, поворачиваясь к Кастиэлю лицом, он тяжело сглатывает. — У тебя часто случаются подобные приступы, как вчера утром? — Нет, не знаю, может быть. — Я не могу просить тебя об этом, ты вправе делать то, что считаешь нужным, но, — Кастиэль замолкает, — говори со мной. Просто говори, если ты чувствуешь себя не хорошо, не только физически, по-любому пустяку, если чувствуешь гнев, если что-то чувствуешь. Просто говори. Ты мне не безразличен, если ты ещё не понял. Ты важен мне, твои чувства важны для меня. — Боже, Кас, — шепчет Дин, Кас видит слёзы в его красивых глазах, снова устремляя взгляд на дорогу. — Ты можешь пообещать мне это? — Да, — Дин молчит пару мгновений, а Кастиэль лишь пытается распознать, насколько Дин искренен. Спустя время, Дин говорит: — Я думаю, мне грустно, мне страшно, — шепчет Дин, — я просто такой беспорядок, Кас. Я не понимаю, что мне делать, никогда не понимал. Дин перестаёт говорить, кажется, что перестаёт дышать, а Кас слышит лишь собственное биение сердца. Нужно что-то сказать, что-то, что успокоит его, что-то, что заставит его чувствовать себя в безопасности. Кас закрывает глаза, лишь на секунду, потому что на дольше не может, он поворачивает руль, когда зелёный загорается. — Все твои чувства — это нормально, тебе не рассказывали о том, что и как делать, когда тебе плохо. Ты просто не знаешь об этом, ты не можешь себе помочь, — Кас снова замолкает, пытаясь найти слова, — но мы будем пытаться, как тебе эта идея? Вместе будем думать и говорить, принимать решения. Кастиэль ждёт, настала его очередь со страхом переставать дышать, думая о мыслях в голове Винчестера, не в силах даже посмотреть на него. — Спасибо… Это всё, что шепчет Дин, и Кас краем глаза замечает, как тот стирает слёзы с лица. Если понадобится, то Кастиэль будет умолять.***
Дин кидает сумку с вещами на пол возле кровати своей палаты. Возможно, Кас слегка поговорил кое с кем, чтобы палата Дина была уютнее, чем всё, что у них есть. Палаты почти все выглядят одинаково, разные цвета, но эта палата особенная. Здесь незабываемый и волшебный рассвет, горы. На закате эти огромные горы словно окрашиваются в розовый цвет, захода не видно, но небо вокруг ярко малиновое. — Как ты? — спрашивает Кастиэль, что судя по взгляду Дина — глупый вопрос. Он переоделся в серую футболку, которая слегка ему велика и чёрные спортивные штаны, прежде, чем войти на этот этаж больницы. — Доктор Новак, наденьте свой грёбанный халат или переоденьтесь в чистую одежду, если ты здесь работаешь и твой папочка является владельцем этой больницы, не значит, что правила для тебя не существуют. Кастиэль видит, как взгляд Дина резко становится враждебным. Бальтазар, в своём идеально выглаженном халате, синей униформе, стоит глядя в планшет, выглядя таким серьёзным. — Дин, это Бальтазар, — Кас закатывает глаза Бальту, поворачиваясь к Дину. — мой приятель и очень хороший врач. Кас снова поворачивает голову к Бальту: — Бальт, думаю, ты знаешь, кто такой Дин. — Да, Кастиэль, знаю, да не из-за тебя, ты не говорил со мной, мне пришлось выпытывать у Мэг и узнавать из слухов, а теперь вали, ничего с твоим Дином не случится за пять минут. — Я тебе бы свой стакан не доверил подержать, Бальт, не говоря уже о пяти минутах с моим парнем. Кастиэль специально поворачивается к Дину, ради его реакции, он по-прежнему выглядит, словно не в своей тарелке, но резко повернулся к Касу, при его словах, его щёки слегка покраснели. Это замечательная картина. — Ну что ж, — говорит Бальтазар, протягивая руку Дину, — приятно познакомиться, Дин. Дин смотрит на руку так пристально, это слегка веселит Каса, но всё же Дин пожимает её в ответ. — Да, мне тоже, наверное. Кастиэль возвращается обратно к Дину, может и не через пять минут, но через восемь уж точно. Он быстро переоделся в привычную униформу синего цвета, накинув сверху слегка помятый халат, который валялся в шкафу, упав с вешалки. Но это не имеет значение, во-первых, он работает сегодня с пяти вечера до восьми, а во-вторых, ему в принципе всё равно, что не скажешь о Бальтазаре: — Боже, — он схватился за сердце, сидя на кресле возле окна, — откуда ты, чёрт возьми, достал свой бедный… Кас не дал договорить: — Заткнись, — он улыбнулся Дину, который присел на кровать, — он сильно доставал тебя? Мы можем его легко прогнать, он не твой врач. — Нет, я не доставал твоего парня, — закатил глаза Бальт, — я просто рассказывал ему, как ты накурился в мед школе и пытался реанимировать труп, у которого буквально не было сердца, потому что перед этим ты его вырезал. — Ты сделал что? — громко удивился Дин, выпучивая свои прекрасные глаза на Каса, он приоткрыл рот в удивлении. — Я тебя ненавижу, — улыбаясь, сказал Кас Бальтазару в лицо. Дверь в палату открылась, Кастиэль отошёл, пропуская доктора Тран внутрь. — Доброе утро, Дин, — поздоровалась она, — доктор Новак. Она посмотрела на Бальта: — Роше, у тебя разве сейчас не консультация с Брэдбери? Он резко подскочил, выбегая так быстро, как только мог, Кастиэль хмыкнул. — Итак, Дин, — начала доктор, глядя в карту Дина на планшете, — сегодня мы сделаем первую химиотерапию через двадцать минут, если тебе будет комфортно находится в палате, тогда ты останешься здесь, но также ты можешь пойти в общую процедурную. Многие пациенты говорят, что в обществе, таких же людей, как и они сами — намного лучше справляться со всем. Что думаешь? Дин выглядит растерянно. — Я не знаю, — он пожимает плечами, закусывая губу от волнения. — Хорошо, я приду через пятнадцать минут, может поговоришь об этом с Кастиэлем или подумаешь получше? — Спасибо, — отвечает Дин. — Я вернусь через пятнадцать минут, — доктор Тран тепло улыбается и выходит из палаты. — Что думаешь? — спрашивает Дин, поднимая голову на Каса. — Я думаю, что будет полезно пообщаться с кем-нибудь, узнать что-то не от врача, а из личного опыта. Я буду с тобой в любом месте, не смотря на любой твой выбор, а также могу просто уйти, что думаешь? — Будешь держать меня за руку, пока в меня вливают токсины? — Дин приподнимает брови вверх, выглядя самодовольным. Кас улыбается. — Да, я буду держать тебя за руку, пока в тебя будут вливать токсины. Так что думаешь? — Не знаю? — скорее спрашивает Дин, — наверное, стоит идти в место, где много людей, но мне будет плохо? Насколько плохо мне будет? Кас перестаёт улыбаться, садясь рядом с Дином на кровать, он берёт его за руку, проводя большим пальцем по лучевой кости. — Тебе не будет плохо, сначала всё будет хорошо, может покружится голова, потом, когда терапия закончится, тебя может начать тошнить, но мы сразу дадим тебе таблетки от рвоты. Самое ужасное будет потом, через две-три химии, малыш. Дин сглатывает, кивая. — Хорошо, тогда я думаю, стоит пойти туда, где люди. Он улыбается, слегка приподнимая уголки губ, Кастиэль наклоняется, целуя его в лысую макушку, не отпуская его руки, не переставая гладить кожу, медленно, чувствуя пульс через яркие вены на бледной и худой руке. — Итак, — начал Дин, — твой отец владелец больницы? Ты вырезал сердце трупу? Кастиэль тяжело вздыхает, целуя руку Дина, глядя, как его зрачки расширяются, а щёки краснеют. — Мой отец владеет этой больницей, также как и я. Мой отец главный акционер Exxon Mobil Corporation. Дин хмурится. — Когда я пошёл в медицинский, мой отец подумал, что инвестировать в больницы будет выгодно, к тому же, он сможет помочь своему сыну. Он всегда думал, даже сейчас, что если купить что-нибудь или упросить жизнь настолько, что ничего практически не нужно делать, то мы будем любить его, что тогда нам будет достаточно. Но нас, его детей, было шестеро и единственное, что у нас было от него — деньги и холодные обеды по воскресеньям, на которых мы лишь рассказывали, кто чего добился с его помощью, а ещё у нас были воспоминания, что он раньше был отличным отцом. Дин по-прежнему хмурится, глядя в одну точку, а Кас продолжает гладить его руку. — Деньги меняют людей, — в конце говорит Кас. В палату входит доктор Тран.