Бал Воланда

Слэш
NC-17
Завершён
697
автор
Размер:
13 страниц, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено только в виде ссылки
Награды от читателей:
697 Нравится 5 Отзывы 124 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста

Aд пуст! Все дьяволы сюда слетелись!

Арсению кажется, что гештальты нужно закрывать. Наверное, в последние годы жизни он занимается в основном этим: уходит с нелюбимой работы, заново открывая бизнес в совершенно иной, новой для себя сфере; завершает ненужные отношения, хотя прикипел к человеку чуть более, чем полностью; учится расставлять точки над нужными буквами, избавляется от нелюбимых уже людей и расширяет круг общения заново, но уже людьми правильными. Должно быть, сегодняшнее мероприятие можно отнести к последнему пункту: с натяжкой, но все-таки. Арсений думает об этом, заходя в залитое теплым полумраком помещение, и усмехается сам себе: ага, да, духовные поиски. И парочка, что едва не занимается сексом в двух метрах от охранника — неужели так сложно отойти подальше? — гребаные гуру и великие знатоки ментальных преображений. «Самому не смешно?» Арсений проходится по залу, не обращая внимания ни на что конкретно — всматривается, разнюхивает, точно собака, которую впервые пустили в новое помещение. Широкий зал с чередой расходящихся в разные стороны коридоров, перегородки, за которые Арс пока заглядывать и не хочет. И — череда восхитительных парней и девушек, при взгляде на которых так и хочется выпрямить спину и улыбнуться несмело, даже если пока не хватает решимости подойти. Ему улыбаются — не смешливо, а скорее томно. Пару раз — даже касаются спины, скрытой, впрочем, иссиня-черными полами пиджака, а один тип, подойдя познакомиться, мгновенно запускает ладонь под ткань, поглаживая поясницу. Арс морщится, но уже через секунду рядом мелькает невозмутимый охранник, и незнакомец исчезает так же быстро, как и появился. Арсений, даром, что одет лишь в короткие кожаные шорты и пиджак на голое тело, вдруг чувствует себя чересчур одетым: проплывающие мимо пары зачастую либо обнажены, либо скрывают лишь считанные квадратные сантиметры тела. Уверенности в нем, честно, наполовину, да и та щедро разбавлена легкой нервозностью вперемешку с предвкушением. Арс вспоминает, как услышал про Кинки пати — он тогда сидел на берегу и трепался о жизни с каким-то тусовщиком на Бали, и, узнав, что есть такие вечеринки, незамедлительно подумал: хочу. Просто импульс, загоревшаяся где-то над вихрастой макушкой желтая лампочка, но уже через полчаса он заказывал билет, сетуя, что не с кем пойти. Сейчас в памяти остается лишь белоснежный пляжный песок, единственная бутылка вина за вечер и непробиваемое желание попробовать. Тот Арсений — отпускной, легкий на подъем, — решил, что даст этому мероприятию шанс, заполнил анкету и даже прошел отбор. Арсений текущий — осенний, загруженный делами и графиками, с недосыпом длиною в месяц, — оглядывается и гадает, что именно тогда перещелкнуло? Впрочем, хотя все вокруг — ново и непривычно, соврать себе он не может. Не хотел бы — не поехал, и плевать на потраченные семь тысяч на билет и десятку на гребаные огрызки костюма. Не последние деньги в жизни. Температура в помещении, кажется, накаляется постепенно. Мимо проплывает пара: полуголый мужчина в галстуке и девушка, на которой из всех атрибутов — ошейник с тонкой металлической цепочкой да туфли на неприлично высокой шпильке. Арсений думает, что вот оно — принятие собственной бисексуальности и ее же, черт возьми, воплощение. Он провожает пару взглядом, задерживаясь и на осиной девичьей талии, и на мужских руках, на запястье, вокруг которого вьется цепь — и едва заметно алеет, когда женщина оборачивается и подмигивает ему в ответ. Он не успевает даже подумать, как так получилось, потому что и сам чужие взгляды чувствует кожей. Неоднозначные, но чаще — откровенно сексуальные, скользящие по коже осторожно и бережно. Тот парень с Бали не соврал: атмосфера на вечеринке действительно теплая и, как бы забавно это ни звучало, учитывая суть — уважительная. Арсений вежливо раскланивается с теми, кто подходит познакомиться, и едва сдерживается, чтобы не сказать, что, может быть, позже. Просто слишком самонадеянно думать, что кто-то будет думать о нем весь вечер и вновь отыщет в этом балагане, чтобы попробовать снова. Через час он, кажется, привыкает. Через час — понятие примерное, ведь в помещении будто нарочно спрятаны указатели времени, остановлены висящие по стенам циферблаты. Арсений лишь мельком думает, как вообще будут ориентироваться люди, которым это самое время важно, но сам теряется в пространстве и в какой-то момент перестает об этом думать. Как будто остается лишь этот вечер, плавно переходящий в ночь, и дальше, в реальную жизнь, которая наступит буквально никогда. Люди — и это заметно, — разогреваются. То тут, то там видны пары, уже договорившиеся о чем-то — кто-то уходит в отдельные кабинки, держась за ручки, точно первоклассники на прогулке, кто-то, напротив, выставляется напоказ, и Арс при желании может рассмотреть рисунок вен на чужом члене, блеск глаз и хаотичные движения языка на чужих бедрах. Это даже неловко: хочется отвернуться, не смущать других своим любопытством, но Арсений заключает, что те, должно быть, сами желают быть выставленными напоказ — и успокаивает свою совесть. Он, честно, завидует даже. Какого черта чужой секс со стороны выглядит так красиво, а у него самого, — Арс наверняка помнит это после эксперимента с зеркалом, — получается какое-то пыхтение уставшей гориллы? А он ведь даже не считает себя уродом. Еще один побочный эффект: после таких перфомансов желание закрыться самому отходит на задний план, и Арсений позволяет себе распахнуть полы пиджака, пройтись ладонями по груди и даже не засмущаться, поймав взгляд симпатичного парня напротив. Но, когда тот показательно облизывает губы, Арс лишь качает головой и отправляется дальше. «Ага, блять, на поиски своего счастья». К сцене Арсений выходит не сразу. Та прячется где-то в углу зала — вопреки всякой логике, но, возможно, это сделано, чтобы не шокировать публику в первые же минуты. Когда Арс проходится мимо впервые, девицу с прищепками на сосках фиксируют на кресте, и та вскрикивает от неожиданности, когда первый удар плети ложится где-то в районе груди. Арс морщится, но все-таки отходит: его такое не привлекает. Во всяком случае, не сейчас и не так. Но любители находятся — собирается увлеченная экшеном толпа, кто-то страстно целуется, наблюдая за долгожданным зрелищем. Арсений никого, естественно, не осуждает. Второй раз он возвращается позже, чуть расслабленный благодаря Пина коладе из бара, примирившийся уже с происходящим и даже чуть распаленный — не настолько, чтобы прыгать на первый попавшийся член, но все-таки. Он не знает точно, в чем дело — в смене формата или настроения, но в этот раз происходящее на сцене цепляет куда сильнее. Ничего особенного — просто минет, и Арс даже не до конца понимает, почему это происходит на сцене, если таких же картинок полно в каждом углу зала. Ответа он не находит, но заглядывается жадно: зрение будто обостряется, позволяя зацепить даже самые незначительные детали. Арсений почти уверен, что во всем виноват алкоголь — что-то внизу живота тянет и вспыхивает маленьким фейерверком, хотя сосут даже не ему. Но, но, но. Взгляд задерживается на лице парня, совсем еще, кажется, молодого: Попов отмечает сведенные брови и по-блядски прикушенную губу. и — он, честно, не сразу верит своим глазам, — нарисованный черный нос и расползающиеся по щекам полоски усов. Арсений не сразу соображает, что тема вечеринки — бал Воланда, а незнакомец, видимо, отыгрывает Бегемота, и выглядит это даже забавно. Впрочем, мысли о кошачьих вылетают из головы почти сразу. Он наблюдает за тем, как у ног «кота» сидят двое — парень и девушка, и старательно, в два языка, вылизывают его член. У парня на теле — вереница татуировок, чернильные пятна на груди и некое подобие крыльев на лопатках, и, когда он поворачивается боком, Арс замечает тату даже на лице. Он не любитель, но сейчас смотрит почему-то завороженно — как напрягаются мышцы живота, мелькает очевидная выпуклость в районе паха, как пацан довольно, по-кошачьи жмурится, укладывая головку члена себе на язык. Девушка — красавица, точно с обложки, с крупными уложенными кудрями (и как только не растрепались?). Арсений с какой-то странной усмешкой думает, что она старается куда меньше — все больше поглаживает свое идеальное тело, и это красиво само по себе. Да и в целом вся эта композиция, эти трое, представляющие из себя теперь единый механизм, вызывают странное восхищение. Картина настолько же прекрасна, насколько и необычна: Арс не сразу замечает, что перестал дышать, и глотает воздух жадно, повторяя рваные движения губ за парнем в костюме кота. Попов мельком думает, что, в общем, хотел бы его поцеловать. Даже делает робкий шаг в сторону сцены — благо, народу не настолько битком, чтобы отдавить кому-то ногу, — но вовремя одумывается и тормозит. Даже не учитывая разумного стеснения, вряд ли каждому встречному можно вклиниться в отработанное выступление. Возможно, для выступления здесь нужно подавать заявки или согласовывать заранее — черт его знает, главное, что Арс не может так просто выпереться и поцеловать главного героя. Хотя хочется невероятно. Арсений представляет себя внутри этой композиции — и краснеет уже по-настоящему, и не суть, что собирался лишь поцеловать незнакомца. Того, кажется, не смущает даже довольно жмуриться от чужого минета, подставляя самые чувствительные места под чужой язык. Девушка осторожно целует его в бедро и проходится по ягодице, отчего ноги у «кота» чуть дрожат: Арсению это хорошо видно. А пацан на сцене путается пальцами в чужих волосах — одной рукой поглаживает коротко стриженый мужской затылок, другой — идеальную девичью шевелюру, — и тихо шипит, когда парень насаживается глоткой на его член до самого основания. Не порно даже — танец. У Арса все барьеры слетают начисто, и он думает, что если сейчас кто-нибудь подошел бы, он отдался бы, не глядя, только бы снять невыносимое напряжение. В подреберье завязывается узел, вынуждая поглаживать собственный живот, спускаться ладонью к паху и без особого стеснения сжимать член через ткань. Закрывая глаза, он представляет закольцованные пальцы парня со сцены на своей шее, животе, бедрах, и сам, кажется, мурчит от удовольствия. Он почти готов дрочить прямо здесь. Кто-то так и делает: Арсов сосед лениво облокачивается лопатками на стену и сжимает себя в такт движениям на сцене, а девушка, сидящая на кожаном диване в нескольких метрах от выступления, рвано мастурбирует большим розовым вибратором-кроликом. Арсений едва не скулит: и атмосфера, настроение в зале, и этот чертов пацан, разгоряченно кусающий губы на виду у толпы, пока тот, с татуировкой над бровью, вылизывает его в самых неприличных местах — все это вызывает какой-то транс, и ощущение сюрреализма не покидает. А как иначе, когда все возможные рамки и приличия рушатся окончательно? Арсению кажется, что он влезает во что-то глубоко личное, и сквозь дымку возбуждения он нехотя задумывается: есть ли что-то у этих троих, или это просто работники, актеры, нанятые для шоу? Если так, то получается у них чертовски хорошо. «Ага, можно и позавидовать». Он наслаждается зрелищем, неосознанно облизывается, глядя на паутинку вен на чужом члене, на выступившую на лбу парня испарину — и отворачивается лишь, когда «кот» смотрит на девчонку из-под приоткрытых ресниц. Взгляд этот — неприкрытая любовь, нежность, странная для того, кто занимается сексом на гребаной Кинки пати, удерживая внимание всего зала, и это кажется Арсу настолько интимным, что он отворачивается, не в силах терпеть. Смешно. Он буквально смотрел, как другому мужчине вылизывали яйца, и не выдержал одного взгляда. А ведь взрослый разумный человек. Арсений в смятении смотрит куда-то вниз, стараясь отгородиться от нарастающих стонов — протяжное «бля-я-я-я-ть» пацана отдается в грудине непрошеным эхом, заставляя рот наполниться слюной, — и, развернувшись, отходит от сцены. Короткий ворс ковра щекочет босые пятки, а еще — почему-то дрожат руки, но это Арс без особых сомнений списывает на алкоголь. Гребаная Пина колада.

҂ ҂ ҂ ҂ ҂

Арсений не пьет — он действительно не хочет быть вынесенным с вечеринки на руках, тем более, что напиваться до состояния нестояния все-таки запрещено правилами. Арс знает меру, но все-таки держится поближе к бару: эта зона как будто более свободна, поблизости — удивительно! — никто не норовит трахнуть друг друга прямо на стойке, и от этого как-то спокойнее. Он почти убеждает себя в том, что можно уходить. Опыт получен, любопытство удовлетворено. Хотел узнать, что за зверь такой — Кинки пати, так узнал ведь, пора и честь знать — тем более, что до сих пор никто не зацепил настолько, чтобы ему отдаться (или трахнуть — Арсений различий не делает). Но он так и сидит, точно приклеенный, на высоком стуле, вглядываясь куда-то вдаль и надеясь, что настроение станет вновь понятным — хотя бы ему самому. Потому что из эстетики «Я не знаю, что я чувствую», он определенно должен был вырасти несколько лет назад. — Привет, — раздается откуда-то сзади, и Арс не обращает внимания: предложения познакомиться поступают здесь регулярно, вот только к нему лично лезть перестали, должно быть, уловив противоречивую энергетику. Но кто-то, видимо, не понял — судя по тому, что Арсений чувствует на плече ладонь, и через мгновение его стул сам собой поворачивается. Он смотрит на чужую ладонь, что по-хозяйски лежит на краю сиденья, поворачивая буквально на сто восемьдесят градусов, и уже почти готовится возмутиться — но осекается, встретившись с незнакомцем взглядом. — А, это ты, котяра, — фыркает он, почему-то сразу взяв фамильярный тон: то ли желая зацепить незнакомца, то ли, напротив, оттолкнуть подальше: черт его знает. Вблизи актер кажется совершенным мальчишкой, и это обезоруживает. Какое-то детское выражение лица, чистые зеленоватые глаза, в которых плещется что-то, отдаленно напоминающее интерес вперемешку со смущением — Арсений чертовски плохо читает по лицам, — и открытая улыбка. У Арса в голове мелькает ехидное: «Дареному коню в зубы не смотрят», и он не сдерживает ответной улыбки — скорее собственным мыслям, чем пацану. Определенно — исключительно мыслям. — О, ты тоже меня запомнил, — довольно щурится парень, и в этот момент он похож на настоящего кота, по уши увязшего во вкусной сметане. Арсений ведет плечом. Смысл фразы доходит до него не сразу, ну, или он просто не хочет верить в услышанное. Что значит это чертово «тоже», так некстати затесавшееся посреди предложения? «Тоже запомнил?..». Арс не знает, сколько именно человек стояло тогда у сцены, не знает, каков обзор зала оттуда, сверху, но… — Тоже? — тупо спрашивает он, хлопая ресницами. — Меня Антон зовут. Пацан улыбается и — Арсений не верит своим глазам! — протягивает ладонь. Словно в трансе, Попов отвечает на рукопожатие, но все-таки не сдерживается от язвительной ремарки: — Ты хоть руки вымыл? А то я знаю, где они были. Так глупо, по-детски, но его языком сейчас управляет накатившее смущение. Арсений ведь не железный — не может не представлять засевшую в голове картину, как этого самого Антона со всех сторон вылизывают двое, а тот едва не кончает в чужой рот. Как после этого вести светские беседы? Ему вдруг хочется спросить что-то вроде «Ты все-таки кончил?» — таким тоном, будто он пропустил последние десять минут любимого сериала, — но Арс мысленно затыкает себе рот. Еще не хватало настолько опозориться. Антон трет щеки ладонью, отчего Арс машинально шипит, уже представляя, как нарисованные усы растекутся по бледной коже уродливыми пятнами, но те остаются на месте. Арсения подмывает спросить, откуда такая прочная краска, но он заставляет себя замолчать — хотя парень смотрит явно выжидающе, а во взгляде читается «Ты придурок или да?». — Ну так… — продолжает Антон, когда молчание затягивается неприлично надолго. — Ты кого косплеишь? Арсений удивлен даже: он сам себе кажется заторможенным, а со стороны, возможно, смотрится совсем идиотом. Тем не менее, собеседник смотрит выжидающе и не спешит его бросать. От слова «косплей» Арс вздрагивает: какое-то оно неподходящее, откровенно детское и неуместное в данной обстановке. Но сейчас не время разводить филологические войны. — М-м-м… — Он тормозит. Конечно, произведение знакомо не по наслышке, но выбирать конкретного персонажа? — Берлиоз? — не утверждает, а скорее спрашивает Арс: не признаваться ведь, что просто влез в пиджак и не особо готовился. Особенно учитывая то, как серьезно Антон отнесся к вопросу. — Ты не уверен? — Антон улыбается так ослепительно, что от этого сносит крышу. А может, дело в его безапелляционной уверенности в собственных действиях. Арсу-то самому слегка неловко, хотя тело свое он любит и на том же пляже не зажимается по углам. А этот, смотрите-ка, сидит в одних трусах, с разрисованным кошачьим носом и плюшевыми ушами на обруче, и — ничего. — У меня еще хвост был, — доверительно сообщает парень, когда Арс в очередной раз тормозит с ответом. — Хвост? — Ага. — Очередная улыбка в три сотни вольт. — Пришлось вытащить… Сам понимаешь. Если бы Арсений сейчас пил, то наверняка подавился бы и выплеснул остатки жидкости прямо на грудь собеседника. Потому что, учитывая ситуацию, рейтинг вечеринки и подбор глаголов, двусмысленности быть не может — хвост был именно таким, о каком подумал Арс. Он думает, что легко обошелся бы без этой информации, но собеседник смотрит открыто и честно, и, кажется, совсем не смущается. Как сказала бы Арсова бабушка: совсем стыд потерял. От этой мысли почему-то становится смешно до колик. — Ты чего? — спрашивает Антон, озадаченно наблюдая за тем, как Попов пытается не выкашлять собственные легкие в истерическом припадке. — Бабушку вспомнил, — честно отвечает Арсений, и ситуация, до сих пор бывшая неловкой, становится еще хуже. У парня — и это заметно, — едва глаза на лоб не лезут, но через секунду он все-таки начинает тихо хихикать, зачем-то положив руку на колено Попова. Арс пялится на длинные пальцы, точно умалишенный, и совершенно не понимает — почему? Он знает о безопасности — всегда можно сказать «нет», остановиться и уйти, а если что, и обратиться к охраннику, — но делать этого не хочется совершенно. Вместо этого он кладет собственную ладонь сверху, поглаживает костяшки, борясь с желанием поцеловать. Что или кого — это уже другой вопрос. — А бабушка… — начинает Антон, когда оба выходят из своеобразного транса и, отсмеявшись, смотрят друг другу в глаза, — жива еще, я надеюсь? Арсений не выдерживает — смеется в голос, и это, кажется, уже нервное. Человек напротив представляется ему совершенно невероятным, точно с другой планеты: смешным и нелепым, задиристым, чувственным, настоящим… Образ, сложившийся за время выступления, не рушится, но будто расширяется, включая в себя новые грани чужой личности — или сложившегося образа. И это притягивает. — Жива, конечно, — выговаривает Арсений, пытаясь продемонстрировать напускную серьезность. — И долгих ей лет жизни, — поддакивает Антон.

҂ ҂ ҂ ҂ ҂

Как они переходят от разговоров о дальних родственниках к откровенному флирту, Арсений не улавливает. Только улыбается глупо, пьяный больше от ощущений, чем от выпитой Пина колады, и в какой-то момент себя отпускает. Думает: ну кому какое дело? Можно нести полную ерунду, когда общаешься с человеком, которого видишь впервые в жизни — и никто от этого не умрет, это просто дурацкая вечеринка, а Антон — не деловой партнер, которого страшно обидеть. У Арса самоконтроль уже поперек горла, поэтому он с чистой совестью городит полную чепуху, в глубине души ожидая, когда же чаша Антонового терпения переполнится, и тот уйдет — в конце концов, в этом море еще много рыбы. Антон не уходит. Арсений рассказывает что-то из жизни, вспоминает добрым словом тусовщика с Бали, который рассказал ему про Кинки пати, и делится какими-то рабочими моментами. Пацан слушает его, широко раскрыв рот, периодически смеется и скользит взглядом по приоткрытым полам пиджака, отчего Арс сбивается на полуслове и начинает заново. Антон вставляет остроумные комментарии, а сам — лениво поглаживает Арсово колено, тянется пальцами к краю шорт, всякий раз поднимая на Попова вопросительный взгляд: мол, тебе норм? Арсению — норм. Даже больше: он плавится, точно гребаный сырок «Дружба», истории становятся все более личными, и где-то на воспоминаниях о лишении девственности Антон вдруг смотрит на него из-под ресниц и выдает лишь одно слово: «Пойдем». В целом, все действия Арса в этот вечер можно оправдать одним обстоятельством: он Антона в жизни видеть не планирует. А какой смысл ломать комедию, тем более, что добрая половина присутствующих занимается сексом прямо в зале? Арсений пожимает плечами — и элегантно соскальзывает с высокого барного стула, позволяя пацану увлечь себя за собой. Чувствует он себя при этом совершеннейшей Золушкой, на которую обратил внимание принц. Нет, он не считает себя рядовым замухрышкой, на которого в жизни никто не посмотрит с искренним желанием, но Антон все-таки — звезда вечера. Ему одобрительно кивают вслед, а кто-то даже пытается перехватить, томно зазывая в свой угол, но тот лишь улыбается смущенно и вежливо отказывает. Арсений идет рядом; ему и неуютно — все ведь понимают, чем они будут заниматься! — и гордо, ведь пара действительно достойная. А еще — и это самое странное и ожидаемое одновременно, — Арсению горячо. Ткань, обтягивающая тело, вдруг начинает жечь плечи, на лбу выступает испарина — удивительно, учитывая, что он, в общем, физически вполне подготовлен. Вот только сердце колотится где-то в глотке, а организм упорно нарушает законы термодинамики. Арс заставляет себя сосредоточиться на чуть влажной ладони Антона, — и это почему-то совсем не кажется мерзким, — на ощущении ворса под ногами, и смотрит куда-то в пол. Где находятся закрытые комнаты, Арс не знает — как-то не планировал там оказаться, вот и не запомнил, хотя на входе проводили своего рода инструктаж, — но не сильно удивляется, когда Антон проводит его по узкому коридору и, отыскав свободную комнату, заводит внутрь. Двери изнутри закрываются на защелку, но Арс по пути замечает развешенные на ручках предметы одежды — носки, галстуки, какие-то более причудливые элементы костюма, которые в ином случае сошли бы за табличку «Не беспокоить», а здесь скорее используются как способ почесать за ушком свой вуайеризм — ну, для тех, кому трахаться в зале все-таки перебор. Они вваливаются в комнату, точно подростки, у которых на секс — минут пятнадцать до прихода мамы. Арсений толком не разглядывает интерьер, лишь мельком отмечая приглушенный свет и королевских размеров постель, после чего его вжимают в стену, вынуждая поддаться. Арсений плывет, отвечает на резкий поцелуй, позволяет вгрызаться себе в губы, жмурится довольно, но ситуацию не отпускает. Даже с учетом чужого нетерпения — о, он любит себя достаточно, чтобы в любой момент встать и уйти. Вот только парень на насильника не похож совершенно, да и уходить никуда не хочется. А когда Антон, оторвавшись от поцелуя, смотрит на него умоляюще, точно этот гребаный смайлик с большими глазами, и четко выговаривает: «Если будет не ок, скажи, ладно?», Арсений и вовсе плавится, а сердце само собой ухает куда-то в район левой пятки. Потому что нет ничего сексуальнее заботы и согласия. — Обязательно, — шепчет он, проводя ладонями по чужому обнаженному торсу. — И ты тоже. Былая зажатость исчезает без следа: кажется, будто они с этим Антоном знакомы лет двести, не меньше, и стесняться уже нечего. А может, дело как раз в том, что они не знакомы. Арсений на этот раз целует первым, оттягивая зубами Антонову верхнюю губу, скользит языком в уголок рта и переходит на шею. Разница в росте у них — идеальная, так что Арсу вполне удобно спуститься поцелуями ниже, широко вылизать ключицу, позволяя пальцам запутаться в чужих волосах. Он почесывает Антона в том месте, где крепятся уши, гладит пушистый мех, мягко, как при мигрени, массирует виски. И почти физически чувствует, как пол под ними вибрирует — у обоих уже подкашиваются колени. Антон тянет его на кровать мягко, будто просяще, но Арс сейчас готов хоть душу дьяволу продать, только бы это не прекращалось. Во-первых, ситуация действительно увлекает, а от ощущения чужих ладоней, скользящих по спине, хочется скулить от блаженства. Во-вторых — тогда, после, возможно, накроет стыд за содеянное, который до сих пор стирается начисто возбуждением. Чертова физиология. Каким-то образом они понимают друг друга без слов — ну просто потерянные родственные души. Когда Антон едва заметно тянет за край пиджака, Арс приподнимается, позволяя себя раздеть; когда тот смотрит шкодливо, по-лисьи — кивает, мол, делай, что хочешь. И это не безразличие, но какая-то непробиваемая уверенность, что ему здесь не причинят вреда. Что будет, возможно, смешно, неловко, но больно и неприятно — никогда. — Я… — тянет Арсений, когда Антон спускается поцелуями по груди, опаляя кожу жарким дыханием. — Антон… Он почти готов напомнить о презервативах, — не занудство, а необходимая забота о здоровье! — памятуя, как отбрыкивались от этой темы некоторые партнеры, но пацан сам тянется к стоящей неподалеку вазе и тащит блестящую упаковку. Антон делает это как-то изящно, но в то же время — деловито. С умным видом — ну точно теорему решает! — стягивает с Арса шорты, раскатывает резинку по вставшему уже члену. Самое забавное: Арсения это заводит еще сильнее. Единственное, что бесит — неспешность. Парень проверяет этот чертов презерватив с дотошностью ученого, выводящего новый смертельный вирус, несколько раз проводит пальцем по основанию, проверяя, все ли нормально, и Арсений готов уже взвыть от нетерпения. Он, распятый теперь в позе морской звезды, виляет бедрами, отчего налитый кровью член покачивается, как бы намекая о том, что нужно сделать. — А… — вырывается у Арса, когда Антон все-таки продолжает. Он, честно, хочет выдавить из себя саркастичное «Аллилуйя», но оставшиеся буквы встают поперек горла, мешая дышать. Пацан, будто компенсируя время задержки, заглатывает член резко, почти полностью, так, что даже через презерватив головкой можно почувствовать ребристое горло. Арс вскидывает бедра, неосознанно толкаясь глубже. Антон протестующе мычит, но не отстраняется, только кладет ладони поверх чужих коленей, осторожно поглаживает, поднимаясь выше. Арсений впервые начинает дрожать. Холод чужой кожи не беспокоивший ранее, вдруг становится существенным — видимо, он сам нагревается до предела, и контраст окончательно сносит крышу. Места, по которым Антон проходится пальцами, точно покрываются крошечными снежинками: ребра, тазовые косточки, внутренняя сторона бедра… Арс мечется раненой птицей, комкает покрывало до побелевших костяшек и обессиленно смотрит куда-то в потолок. Когда Антоновы ладони ложатся на поясницу, сползают ниже, поглаживая ягодицы, Арс выныривает было из транса, чтобы заявить, что не готов к экспериментам в этой области — быть снизу у него получается хреново, а сегодня он и не готовился, — но Антон лишь мягко поглаживает, сминает пальцами кожу, и ничего больше. Все внимание его явно сосредоточено на члене — Арсений чувствует, как язык проходится по всей длине, слышит чмокающие звуки, которые сейчас даже не раздражают, и вздрагивает, чувствуя, как пальцы сжимают основание члена. Прежде, чем отстраниться, Антон невесомо целует его в головку, и Арсу это кажется даже милым. — Какого чер… — машинально выпаливает он, понимая, что пауза затянулась, хотя, в общем, готов отпустить парня, если тому, например, надоело и не хочется продолжать. Секунда. Две. Ему уже кажется, что он перегнул палку, выразившись грубо, и это может быть расценено как нечто плохое, когда Антон наконец несмело улыбается и выдает: — Трахнешь меня? Арсений — и это странно, учитывая обстоятельства, — по-настоящему удивляется, сам толком не понимая, чему. Разве они не для этого собрались? Но у него самого анальный секс сопряжен с таким доверием, что он вопросительно приподнимает бровь, не в силах пока выдавить из себя ни звука. Антон понимает его по-своему: — Я готов. Растянут. Помнишь про хвост? — и подмигивает так, будто им девять и они собираются бежать наперегонки по дворовому асфальту. — Уверен? — наконец спрашивает Попов, приподнимаясь на локтях. — Я-то готов. И это правда. У него от возбуждения сносит крышу, и в принципе он готов хоть тереться об угол дивана, хоть трахать сомнительную конструкцию, состоящую из упаковки от «Принглс» — Антона, конечно, было бы приятнее. А тот не отвечает даже: просто ловко переворачивается, вставая в коленно-локтевую, и виляет задницей так, как если бы там действительно был хвост. Арс ведет ладонью по тонкому слою ткани, поддевая его пальцем. — В трусах дырку прорезать? — спрашивает лишь наполовину насмешливо. — Это шорты! — возмущенно отзывается Антон, и это на удивление не портит атмосферу. Впрочем, он все-таки изворачивается и, поочередно приподняв обе ноги, раздевается, оставаясь в одних лишь мягких ушах. Арс на секунду задумывается, не на клей ли он закрепил обруч, иначе какого черта тот до сих пор не съезжает, а после — перед ним оказывается совершенно обнаженный Антон, по-кошачьи выгибающий поясницу, и думать уже не получается. Арсений к вопросу подходит ответственно: по настоянию пацана зачем-то меняет презерватив, заливает на чужую задницу с полбутылки заботливо предоставленной смазки и неаккуратно вытирает липкие руки о простынь, втайне радуясь, что убирать придется не ему. Тем не менее, рассуждает Попов, лучше соблюсти больше предосторожностей. Он не спешит — хотя хочется чертовски, а член едва не скручивается в тугой узел от напряжения. Но Арс поглаживает чужую поясницу, скользит по ложбинке, вставляет внутрь сначала один палец — тот проскальзывает легко. — Твою ма-а-а-ать, — скулит Антон, и даже это у него получается эстетично. — Надо было показать тебе ту пробку, чтобы ты не осторожничал. Словно в доказательство своих слов, он сдвигается, насаживаясь на палец, и Арсений подставляет сначала второй, а потом и третий. Пацан под ним подвывает, опускается, укладываясь щекой на подушку, и тихо матерится, когда движения становится меньше. Арс почему-то улыбается увиденному и только теперь, еще раз щедро полив член смазкой, приставляет его ко входу, и толкается как-то рвано, точно не до конца уверенный в собственных действиях. Забавно: Арс хоть и технически «сверху», но ощущает себя в лучшем случае наравне — трахают-то все равно его. Потому что, пока он осторожничает, Антон сам двигает бедрами, насаживаясь совершенно по-сучьи, и самостоятельно же меняет угол, не дожидаясь, пока Арс поймет, как нужно. Оно и правильно: на сонастройку может уйти время, которого у них нет, а Арсению приятно в любом случае. Он оглаживает пальцами чужую спину, пересчитывает позвонки, сжимает бока, вынуждая Антона выгибаться под прикосновениями, и почти не замечает неудобства, когда колени тонут в мягком матрасе. О, насколько это не важно — главное, что удовольствие едва не сыплется из глаз искрами, и Арс, не скрываясь, протяжно стонет, не выдерживая заданного ритма. Член двигается резко, всякий раз выходя почти полностью. Антон почти мурлычет, хнычет в подушку, когда Попов дотягивается до загривка — полноценно почесать не получается, но хоть так. Абсолютно, черт возьми, наплевать. — Блять, я… — начинает Арсений, желая предупредить о том, что скоро кончит, но не успевает и договорить фразу. В момент оргазма он машинально вытаскивает член, додрачивает себе сам — презерватив скользит и так и норовит сорваться, — прежде чем вспоминает, что под ним не девушка, и смысла в подобных мерах не было никакого. Арс даже усмехается этой мысли сквозь затянувшую сознание дымку и, наклонившись, невесомо целует Антона в левую ягодицу. Тот, точно по сигналу, сползает вниз и раскидывает руки в сторону, выдыхая. Арсений отходит не сразу: проходит какое-то время, прежде чем он, вновь способный соображать, тянется к чужой заднице, проскальзывая ниже, к основанию члена: Антон-то кончить не успевает. Но парень резво вскакивает и, нашарив в углу постели шорты, оборачивается с виноватым видом: — Работа еще, бежать надо. — Но… — начинает было Арс, но вовремя замолкает. Но — что? Выдвинуть ли претензию, что все закончилось таким образом, возмутиться ли, что, видите ли, тоже хотел довести партнера до оргазма? Какой же бред. Он молча смотрит, как Антон натягивает белье на каменный стояк, и не признается, что чувствует себя мерзко. Арс ненавидит эгоизм в постели, и теперь ситуация выглядит так, будто он снял проститутку, на которую ему наплевать. Вернее — проститута. Впрочем, Антон не выглядит обиженным. Он кивает на прощание, предварительно поправив съехавшие-таки уши, и формально сообщает, прежде чем выскользнуть из комнаты: — Махни уборщице, как соберешься уходить, окей? Арсений кивает ошалело. Молчит. Когда он выходит в коридор, Антона там, само собой, не оказывается. Все правильно: коты умеют уходить бесшумно.

҂ ҂ ҂ ҂ ҂

— Вот тут все и началось, — улыбается Арсений, наблюдая за тем, как ноги утопают в мягком песке. — Тот пацан, хотя он, наверное, все же мужчина, был таким, знаешь, неказистым совсем, я сначала даже подумал, какая тебе Кинки пати? Но обаятельный, как черт. Разговоришься с ним — и плевать на прическу идиотскую и рост метр с кепкой. — Ты решил в наш первый совместный отпуск рассказать про другого мужика? — усмехается Шаст, подходя к мужчине сзади и обнимая за талию. На пляже — ни души, исключительно потому, что Арс выбирает для прогулки неприлично раннее утро, плавно вытекающее из бессонной ночи, но это не важно: народ на Бали куда более терпим к проявлениям мужской любви. Поэтому — помимо климата, моря и растущих повсюду пальм, — обоим дышится свободнее. Это в Питере нужно шарахаться каждой тени и тщательно следить, чтобы рукопожатие не затянулось дольше положенного, а здесь-то… Впрочем, в глубине души Арсений подозревает, что дело не только в этом. Просто рядом друг с другом всегда оказывается лучше, чем где-то еще. — Ревнуешь? — хитро щурится он, укладывая ладонь поверх чужой руки на своем теле. — Это я, между прочим, смотрел, как тебе отсасывают двое. — Когда это было! — фырчит Шастун, но улыбается сыто, точно кот — котом был, котом и остался. С той вечеринки проходит год. Ровно год — и это становится поводом бросить все и умчать на неделю на Бали, к золотому песку и голубому океану. А еще — долгожданный Арсов отпуск, желание отдохнуть от премерзкой московской осени, работы и быта. Арсений вглядывается в горизонт, но вспоминает отнюдь не прошлую поездку сюда, а тот памятный день, когда Антон исчез где-то на Кинки пати, так и не получив драгоценный оргазм. Арс тогда обошел все сцены, наблюдая за экшенами, но его Бегемот так и растворился в толпе, и поиски не дали результатов. Зато помогла официальная группа проекта, где он за пару ночей просмотрел все страницы с именем Антон, надеясь, что его котяра окажется там. Еще несколько дней Арсений топчется на месте, не решаясь кинуть заявку на закрытый профиль — это кажется бестактным, глупым, и отдает сталкерством, — но все-таки отправляет какой-то нелепый смайлик, рассудив, что Антон при желании просто его заблокирует. И их история начинается. Арсений сам не замечает, как начинает ревновать нового знакомого к его выступлениям, а после — предлагает себя в качестве модели. С Антоном сцена его уже не пугает, и предновогоднюю вечеринку они отыгрывают на ура, сорвав не только тихие стоны, но и настоящие аплодисменты публики. Их отмечают в отзывах, пишут, что между парнями летят искры — и Арс от этих отзывов плавится довольно и продолжает работать, разве что надевая широкие маски. Карьеру рушить не хочется. К соглашению они все-таки приходят. Арсений постепенно знакомится с Антоновыми коллегами — и его, получается, тоже, — и оба учатся отделять это от личной жизни, сосредоточившись исключительно друг на друге. И к моменту, когда оба созревают для полноценных отношений, оба уверены в своем решении на все сто. — Тебе Эд, между прочим, тоже отсасывал, — невпопад сообщает Шастун ровно в тот же момент, когда Арс нежно произносит: — Я тебя люблю, — и, отсмеявшись, добавляет: — Кто о чем… — Дурак, — безапелляционно сообщает Антон, поворачиваясь так, чтобы чмокнуть его во вздернутый кончик носа. И сообщает так, будто это самый сокровенный его секрет: — И я тебя, Арс.
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.