·•════·⋆≼♞≽⋆·════•·
Себастьян слушал, как затихает эхо шагов господина, и, даже поправляя брюки, не упустил из виду, как маленькая ножка слегка оступилась на нижней ступеньке. Мальчишка шёл нетвёрдой походкой, и истинная подоплека крылась вовсе не в выпитом бокале шампанского Moët. Демон почувствовал необычную волну удовлетворения под яростной настойчивостью своего возбужденного члена: граф явно не планировал так основательно получать наслаждение от собственных нечестивых поисков. Честно говоря, слуга тоже. Себастьян с неохотой признался себе в этом, издав тихое рычание. Однако крошечная ручка была настолько теплой, осторожной и мягкой, пока острый кончик ногтя с силой не впился в его плоть, и это ощущение было лучшим из того, что ему когда-либо доводилось испытать. И этот взгляд, полный неповиновения в кристально чистой синеве. Его щеки налились румянцем от жгучего стыда, покраснели от явного нетерпения, сладостный влажный рот приоткрылся, а он просто развернулся и ушел, чопорный, как слива. О-о-о, он определенно был достойным господином. Себастьян попытался стряхнуть жар с костей вместе с волнующей дрожью, как птица встряхивает крыльями после схватки, как собака отряхивает капельки воды после проливного дождя. И демон не до конца был уверен, что именно он только что получил: насмешку, поддразнивание или наказание. Побуждение. Всё. Ничего. Восхитительное маленькое существо на нижнем этаже, вероятно, и само не было уверено ни в чем. Дворецкий вновь вздрогнул и бесшумно проскользнул в оранжерею. Под накрахмаленным воротничком он все еще был столь отвлекающе возбуждённым, наполовину твердым и раздражающе горячим, однако оставшееся чувство неудовлетворенности теперь ощущалось ядовитой кислотой в его крови. После достаточно долгого служения этому бесценному негоднику, еще одна заноза в его ноющей плоти мало что могла изменить. Мальчик неподвижно сидел за столом, когда Себастьян вернулся: он бездумно ковырялся в десерте, его заостренное личико было таким же раскрасневшимся и угрюмым, будто крохотная розочка над амарантовым пиджаком. Пока маркиз рассказывал какую-то бесконечную историю о лошади, дворецкий и не надеялся заполучить хотя бы небрежно брошенный взгляд от своего господина, убирая посуду со стола вместе с Мэйлин. Или когда он поднес бисквитный торт — вовремя спасенный, великолепный, — и положил воздушный, покрытый кремом кусочек на фарфоровую тарелочку графа. Ни когда смахивал крошки со скатерти, нечаянно рассыпанные компаньонкой леди Элизабет, поднимал упавшую чайную ложечку маркизы, или же забирал еще теплую салфетку с колен лорда Эдварда. Не даже когда нависал тенью, держа в руках пальто и подавая дамам зонтики, безмолвно кланяясь у двери в приближающихся сумерках. Только когда Элизабет уезжала, господин взглянул на него. Девчонка вновь притянула в объятия своего жениха у дверцы кареты, не обращая никакого внимания на неодобрительный возглас матери и сердитый взгляд брата, а граф позволил, — повернулся лицом к кузине и позволил поцеловать себя в щеку, чересчур близко к уголку рта. И он поцеловал ее в ответ, коснувшись медовыми устами ее жеманно-краснеющего лица, и мимоходом поймал взгляд Себастьяна. Мальчишка чуть ли не улыбался. Ох, юный господин. Демон крепко сцепил руки в перчатках за спиной. Вы стоите на краю пропасти и машете мне сквозь пустоту.·•════·⋆≼♚≽⋆·════•·
Сиэль напрягся всем телом, когда грохот входной двери эхом разнесся по мраморному холлу. После случившегося он вернулся к обеденному столу — какая бы чертовщина только что не произошла, — и сумел просидеть там еще около двух часов, пиная ножку стола и желая, чтобы все поскорее разъехались по домам, но теперь карета с дребезжанием отъезжала вниз по дороге, а граф едва мог спокойно дышать. — Молодой господин, — вежливо произнес Себастьян позади него, и Сиэль сжал пальцы в карманах. — Себастьян, — холодно возразил он, и слетевшее с губ имя показалось ему незнакомым. Мальчишка не обернулся. — Сегодня мы прождали почти двенадцать минут между чаем и тортом. Не идеально, думаю, ты согласен? — Мои глубочайшие извинения, милорд, — голос дворецкого был четким и насторожённым. — В моем графике произошло незначительное нарушение. — На самом деле, я считал, тебе под силу справиться с подобным пустяком, — граф бросил взгляд на Себастьяна, повернувшись на каблуках к лестнице, и худощавое бледное лицо демона было нечитаемым. — Я ожидаю эффективности, а не оправданий. — Разумеется, господин. Руки все еще горели от воспоминаний о теле его слуги, и он ухватился за перила, поднимаясь на второй этаж. Перемирия не будет. Настал черед Себастьяна делать ответный ход, и если он решит выпустить когти... Было крайне опрометчивым решением — так явно провоцировать демона. Или же позволить себе наслаждаться этим столь безнадежно. Носок туфли графа зацепился за ступеньку, когда дворецкий вновь заговорил. — Ваше стихотворение было весьма интересным, юный господин. О, смена темы. Однако с Себастьяном это никогда не было по-настоящему, вечно одно и то же, только с заменой слов. — Значит, сонет вызвал одобрение моего слуги, не так ли? Напомни мне почувствовать себя польщенным, — Сиэль старался говорить без запинки. Он даже не оглянулся. — Ваш намек на Клитию и Гелиоса был весьма хитроумен, хотя метр в двенадцатой строке был слегка испорчен, милорд. — В самом деле, — мальчик остановился и холодно повернул подбородок к своему слуге, который все еще стоял по стойке "смирно" под огромной венецианской люстрой. — Изредка приходится жертвовать формой ради намерения. — Боюсь, что вы также пожертвовали намерением ради эффекта, господин, — Себастьян непоколебимо посмотрел на него. — Задание требовало выразить ваши личные эмоции, а не предаваться болезненному чрезмерному воображению, — слова, казалось, медленно растянусь в ядовитую насмешку. Как отбиться от тени? Ведь она с легкостью проскальзывает под дверьми, сгущается даже в самых крохотных уголках. — Я сделал то, что от меня требовалось, — Сиэль прищурился и сам насмешливо улыбнулся. Он мог бы подыгрывать притворству демона, так искусно изображавшего заботливого учителя, однако зверь прекрасно осознавал, кто отдает приказы, а кто повинуется. — Я следовал своим же указаниям. Кажется, мы говорили о честности. — Мы говорили о любви, милорд, — взгляд Себастьяна был тверд. — Мы говорили о многих вещах, и я не могу не заметить, что вы выбрали довольно опасный вид любви для увековечения. — Опасный? — граф с силой прикусил мясистую внутреннюю часть губы. — Я старательно проводил свои исследования, — жжение во рту едва ли могло отвлечь. На фоне звона в голове это было хоть каким-то облегчением. Когда он был совсем маленьким и ободрал коленки, играя в саду, мать подхватила его на руки, ворковала и целовала. Иногда мальчишку успокаивали, а иногда он напряженно прижимался к ней, не находя себе места. Но ссадины всегда причиняли боль, и граф смотрел на них с настороженным восхищением. Это частенько наталкивало его на мысль увидеть, как струится собственная алая кровь через содранную тонкую кожу. — Филия меня почти ничем не привлекает, — сказал Сиэль, слова прозвучали ровно. — Эрос — что-то вроде безвкусной шутки. Я подумал, Мания может быть более интересным источником вдохновения. И даже сейчас он продолжает так поступать. Сдирать края едва затянувшихся ран: столь отчаявшийся, усталый, ожидающий холодного досмотра демона. — Превосходно, мой лорд, — руки Себастьяна в перчатках были аккуратно заложены за спину. — Однако поэтическое вдохновение не было целью задания, которое я вам дал. Именно эти образы сбивают меня с толку, особенно после того, как вы объявили Бодлера неподходящим поэтом для девичьего ума вашей невесты. Вы действительно хотите, чтобы я поверил, будто ваше самовыражение было подлинным, господин? — Разумеется, подлинным. Я описывал, а не просто демонстрировал концепцию, — граф замялся на миг, услышав нотки возмущения в собственном голосе. «Замолчи... — хотел отдать приказ он демону, — Говори прямо. Оставь меня в покое. Приблизься», — мальчик испустил слабый дрожащий вздох. Он не ожидал, что зверь облегчит ему задачу, ни сегодня, ни в любой другой день, но этот спокойный взгляд приковал его к месту. — Это было неакадемично. Я имею в виду себя, — сказав это, Сиэль медленно потер рукой перила. — Действительно, — в голосе Себастьяна послышалось едва уловимое презрение, а лицо осталось пустым, абсолютно пустым. — В таком случае, мой лорд, вы либо выбрали неподходящую тему, либо неправильного адресата. Спазмом сдавило грудь, дыхание застыло удушающим камнем. Паника охватывала все его тело, когда он пытался убежать как можно дальше или просыпался, едва начинал брезжить рассвет, слышал определенные колкие слова или отдельные проскальзывающие нотки из уст дворецкого. Ты никак не можешь бороться с тенью. Она выжидает позади твоих глаз. Она найдет любые замочные скважины. — Я написал сонет для Элизабет. Как она его примет, меня мало волнует, — граф крепко вцепился пальцами в перила. — Леди Элизабет, похоже, была очень довольна, господин, — и хотя Себастьян аккуратно выпрямился и откашлялся, Сиэль отчетливо понял, что тема разговора не изменилась. Лишь слегка сместились акценты. — Безусловно. «Лиззи видит только то, что хочет видеть. И ты это прекрасно знаешь. Но нет, я не позволю демону даже на мгновение проявить солидарность против Элизабет, против своей семьи. Мира». — И я считаю, что ее проявление привязанности было встречено с меньшим негодованием, чем обычно, милорд. — Вряд ли. Я видел, как тетя Фрэнсис посмотрела на нее. — Я наблюдал только за вами, господин. Руки Себастьяна по-прежнему были спокойно заложены за спину, но его глаза, этот взгляд был незнаком графу. Это было определенно недовольство и презрение, черт бы побрал его надменное высокомерие, и еще что-то... не ревность, нет. Конечно же, не ревность. — О, — сказал Сиэль. — О-о? — в своих туфлях с шёлковыми бантами он поджал и разжал пальчики ног. — Похоже, мое поведение тебя рассердило? — резко. — Не совсем так, — но на краткий миг пасть демона больше напоминала зловещий оскал. — Никогда бы не подумал, что тебя так легко сбить с толку, — мальчишка приподнял тонкие брови, посмотрев на зверя с дружелюбным подобием невинности. — Лишь озадачили, юный господин. Сегодня вы преподнесли мне два сюрприза. И граф планировал встретить этот взгляд достаточно твердо... Сиэль знал, что придет тот час, когда входная дверь закроется, оставив его один на один с безжалостным чудовищем, и был готов к нему. Однако лицо его пылало, когда он вновь посмотрел на дворецкого, который ловкими длинными пальцами вытащил из кармашка серебряные часы. — Четверть шестого, — пробормотал Себастьян, глядя на циферблат, и граф покраснел пуще прежнего. Его отпустил собственный дворецкий. — Я не собираюсь ничего объяснять, — Сиэль свирепо смотрел, как демон убрал часы обратно и начал подниматься к нему по лестнице. Стук каблуков начищенных оксфордов по полированным ступеням был резким, как дождь по стеклу. — Я не обязан объяснять слугам свои... намерения, — мальчик запнулся. Трудно было подобрать нужные слова. — Я не прошу у милорда объяснений, — сказал Себастьян и остановился на ступеньке прямо под ним. На бледном лице не осталось ни тени острого неудовольствия: опять, как всегда, перетасовка всевозможных масок... — Мне просто нужна уверенность, чтобы ничего подобного впредь больше не повторилось. — Элизабет — моя невеста, — Сиэль решительно поднял лицо на дворецкого. — Ты можешь избавить меня от урока этикета. — Я не возражаю против неподобающего этикета, господин. Иногда приходится жертвовать формой ради намерений, как вы мне сказали, — голос был четким, как удар колокола. — И я намерен щадить вас очень немногим, мой лорд. Граф открыл было рот, чтобы высказаться, но остановился, заикаясь, когда дворецкий схватил его за подбородок. — Не смей, — рука в белоснежной перчатке была сильной, когтистой, и он яростно ударил по ней. — Не смей! — повторил мальчик, однако лицо Себастьяна сейчас было слишком близко, и на мгновение ему почудилось, не собирается ли демон поцеловать его, прижаться этим прекрасным горячим жестким ртом к тому месту, которое он позволил поцеловать своей кузине... — Не думаю, что вы ожидали от меня снисхождения, господин, — пальцы сжались еще крепче. — Нет, — сказал Сиэль и посмотрел в глаза напротив, в темнеющие топазовые радужки и черную необъятность. Гул походил на сплошную головную боль, будто рой разъяренных пчел. — Даже не просил об этом. — Нет, — улыбнулся Себастьян. И это уж точно не походило на красивую улыбку. — Нет, еще нет, милорд. На сей раз графу удалось вырваться из цепких рук, и ему вдруг стало трудно дышать, трудно видеть дальше этого холодного приятного лица. — Я буду читать в кабинете, — сказал он, и слова эхом отразились от расписного потолка. — Я не требую никакого ужина, и больше не разговаривай со мной сегодня вечером. Дрожа, Сиэль поднес запястье ко рту, и, отвернувшись, увидел лишь глаза Себастьяна. Они горели губительно ярко.·•════·⋆≼♞≽⋆·════•·
Просто чудесно. Какая все-таки прелесть, и какой необыкновенный трепет вызывал его господин. Участившееся дыхание, достаточно близкое, чтобы почувствовать пьянящий запах, и эта маленькая ручка, так отчаянно сжимающая перила. Ни одна линия мальчишеского гибкого тела не могла скрыть его ужаса, отчаянного желания. Ах, это. Это было наслаждение, трепет, словно свежая кровь на кончике языка. Демон медленно вздохнул, бесшумно пробираясь по безмолвным коридорам к дымящейся суете вечерних кухонь. Поглаживать мальчишку до мягкой податливости, а затем пронзить. Фарфоровые чайные чашки нужно вымыть до блеска. Ощипать трех кур. Замесить тесто для утреннего хлеба. Разорвать в клочья и нежно зализать каждую ранку. Стоя возле мраморной столешницы для выпечки, он с отсутствующим видом повязал на бедра чистый фартук. Еще одно пристрастие может оказаться поистине опасным. Или даже походить на некое подобие счастья.·•════·⋆≼♚≽⋆·════•·
В кабинете Сиэль сидел у тлеющего камина, втиснувшись в кожаное кресло. Коленки были подтянуты к подбородку, и хоть его глаз казался блестящим в свете тусклого пламени, это был вовсе не тот огонь, за которым он наблюдал. Не тот жар на тыльной стороне ладоней. А вот те же удлиненные опасные глаза, однако всегда, всегда рядом с огнем в его сознании, или клинками, животным страхом, и пронзительными криками существ, которые должны быть мертвы. Он хотя бы попытался. Граф отложил книгу в сторону, не прочитав ни строчки, и вытянул стройные ноги. Сиэль скрестил их и положил руки на грудь, сложив изящные пальцы домиком. Это помогало каждый раз, и сейчас его мысли стали яснее: он мог обратиться к мирским вещам. Мальчишка вновь и вновь прокручивал в памяти разговоры своей семьи, и в целом — вообще говоря, — это не было пустой тратой дня. По всей видимости, Элизабет понравился сонет. И Себастьян это понимал. Он загнал дворецкого в угол на лестнице и тем самым поступил крайне глупо, показывая... показывая свой ум. Раскрывая карты. Демонстрируя хотя бы крупицу чего-либо. Все это было рискованно, буквально все, что бы ты не раскрыл перед тихой злобой дьявольского взгляда. Всегда есть риск. Но ощущение горячего естества, мягкое шевеление под одеждой, медленная дрожь тела зверя и его собственного... Сиэль прижал кулачки к больным уставшим глазам. Сегодня он едва ли мог доверять своей дотошной игре, чеку и контрчеку, которые двигали их дни как нескончаемый часовой механизм. Проще перевернуть все вверх дном, как ребенок в приступе истерики, и сжечь игральную доску. Однако это было единственное, что удерживало его здесь, на краю пустоты коллапсара. Граф откинул голову на твердую спинку кресла и снова задумчиво уставился на огонь. Всегда неподалеку беспокойно пляшущие язычки. В животе все извивалось, будто клубок червей. Как холодное желание. Погружаясь по самый подбородок в расслабляющую ванну, находясь в полусонном забытьи, и обхватив острые коленки с теплой кровью у его губ. Дымный запах собственных волос. Пороховой выстрел, яркое пламя дома, погребальный, сжигающий дотла, костер, кинжалы, кости, багровые синяки и крепкая хватка пальцев в перчатках за воротник, поднимающая на ноги. И отрывая его от пола, устремляясь в самый огонь.·•════·⋆≼♞≽⋆·════•·
Было уже десять часов, когда Себастьян закончил уборку кухни и запер столовое серебро. Он нашел своего господина в кабинете, с отложенной книгой и слегка взъерошенной головой, покоящейся в самом уголку кресла, пока тот мирно посапывал. Темные пушистые ресницы мальчика трепетали, особенно выделяясь на фоне бледных щёк, а напряжённая складочка на лбу пролегала даже во время сна. Вишнёвый рот смущенно поджался и приоткрылся с хриплым, едва уловимым свистом. А потом подогнутые ножки немного сдвинулись вбок, предоставляя демону чудесный вид на выпуклость под шортами, на легкое напряжение сливового бархата над бессонным возбуждением господина. Ох, беспомощный маленький грешник. Себастьян вздохнул, испытывая откровенное восхищение. Если бы он прижался к нему большим пальцем, всего лишь просто прикоснулся. Или же провел когтем по выгнутому беззащитному горлу. Ручка, перекинутая через подлокотник кресла, беспокойно сжималась и разжималась на коленях, и граф слабо вскрикнул. Его юный господин видел сон, и это был кошмар: какое-то чудовищное беззаконие из необъятных недр Ада, леденящий ужас, который ребенок знал, или делал, или боялся, и его маленький член практически полностью налился кровью от этих видений. «И это все, что нужно знать про графа Фантомхайва», — молча размышлял дворецкий. Он низко склонился над креслом своего господина.·•════·⋆≼♚≽⋆·════•·
— Мой лорд. Прикосновение к запястью было едва ощутимым, но мальчишка инстинктивно отстранился. — Господин. Сиэль услышал голос, сквозь мелькавший перед глазами жар. Крик искажённых лиц был слишком громким, чтобы бы его можно было услышать наяву, поэтому сейчас остались лишь смутные отголоски в его голове. Живая тень, мертвая плоть. От демона исходил запах железа и древесного дыма. Жаждущий рот склонился над его собственным. По коже пробежала горячая дрожь. Он лениво пошевелился, сапфировая синева была полуоткрыта, а сложенные руки дворецкого казались белым облаком в его затуманенном взоре. — Вы не можете спать в кресле, милорд. Сиэль снова закрыл глаза, и крепко скрестил руки на груди. — Очевидно же, это неправда, — сказал он. Однако голос был охрипшим после сна, и ему пришлось облизнуть губы. — Вы не должны так делать, господин, — Себастьян вздохнул. — А теперь ты осмелился отдавать мне приказы? — Если бы я знал, что вы уснули, я бы отправил вас спать в вашу постель. Мне казалось, вы читаете, милорд, — голос дворецкого переместился, когда он опустился на колени перед креслом. — Очень неосмотрительно с моей стороны, — звучание было мягким. Слишком мягким, и Сиэль открыл глаза, пару раз моргнув. Мальчишка нахмурился сквозь налитые свинцом веки. Лицо напротив было настолько спокойным, как у скульптур Святых на кладбище, — бледное гладкое создание из мрамора. Ни тени иронии в уголках его рта. Серьезней некуда. И когда это существо объявило перемирие? — Сегодня ты положил яд на стол, — граф устало вздохнул. Он планировал сказать вовсе не эти слова, однако сейчас его разум работал значительно медленней, пытаясь хоть как-то собрать мысли воедино. Позолоченные часы на каминной полке пробили половину одиннадцатого. — Господин? — дворецкий выглядел удивленным. Озадаченным. — Белладонна. Я видел ягодки. — Ох, вы об этом, — Себастьян вздохнул, расслабив плотно сжатые тонкие губы. — Atropa belladonna. «Красивая смерть», кажется, так ее называют в человеческом фольклоре. Я и не подозревал, что вы так неравнодушны к ботанике, мой лорд. — Полезно все знать об опасности, видя ее прямо перед собой, — Сиэль посмотрел на демона. — Разумеется, господин, — слуга, казалось, задумался. — Тщательный анализ риска — вот что позволило вам выстоять. Надеюсь, мой выбор убранства не был неуместным, юный господин? Зимой столы мало чем можно украсить, и я подумал, что милорд, возможно, немного устал от нарциссов. Когда нет сладкого цветка, мы иногда обращаемся к опасным плодам, — дворецкий по-птичьи склонил гладкую темную голову. — Вам пора спать, господин. Сама мысль о пустой холодной постели, о подушке, все еще тяжелой от вчерашних снов, — нет. Здесь, в кресле, ему было тепло, огонь в камине все еще горел, а между ног покалывало от приятного нарастающего возбуждения. — Не хочу, — сказал Сиэль. И сейчас он, скорее, был похож на обиженного ребенка. Граф обнаружил, что слегка соскользнул к краю, но жилистые руки демона крепко обхватили его колени и плечи, близко прижимая к воротнику слуги. — Мне также удалось раздобыть пару веточек кизила. Красные ягодки, а не черные. Интересно, заметили ли вы, милорд? — Я не обратил внимания. От Себастьяна исходил знакомый мягкий аромат, свежий горячий запах, который всегда напоминал ему о свежевыглаженных рубашках, накрахмаленных и чистых. Мальчик отвернулся, пока дворецкий неспешно вынес его на руках из кабинета. На самом деле приятно, когда тебя избавляют от необходимости самому подниматься по четырем лестницам. Впрочем, установить гидравлический лифт где-нибудь в восточном крыле не составит большого труда. В следующем году. — Греки называли его kerasós, что означает вишня. Плотная древесина, мой лорд. Достаточно тяжелая, чтобы утонуть в воде. Из него были вырезаны копья, дротики и Святой Крест Христа. Давным-давно дерево было священным для Гекаты, когда о ней еще помнили ведьмы. Очаровательнейшее создание, господин, — богиня Луны, повелительница призраков и кладбищ. Они были в коридоре, проходя вдоль длинного ряда потемневших от времени портретов, старинных картин, фамильных реликвий, наколдованных демоном за день. Сиэль внимательно вглядывался в отдаленные лица. Уже было слишком поздно задумываться, что сегодня вечером он не намеревался разговаривать со своим дворецким. — Никогда бы не подумал, что ты будешь испытывать определенную симпатию к богам, — сказал граф. — К некоторым из них, мой лорд. Очень древним и довольно сомнительным. Наши территории иногда пересекались, — демон, казалось, улыбнулся. — Приверженцы Гекаты оставляли в лесу чаши с молоком для богини Луны, — и эта низкая нотка могла быть наполнена каким-то подобием тоски. — Полагаю, она была кошкой? — холодно. Однако было приятно слышать тихое бормотание дворецкого, без малейшей резкости. Он никогда не заговаривал о подобных вещах. О себе, о других своих «я». — Не кошкой, милорд, — сказал демон, и в его голосе прозвучало удивление. — Священные звери Гекаты — черные адские псы, — Себастьяну и впрямь очень нравился звук собственного голоса. — Могу ли я поведать вам одну историю, юный господин? — они свернули за угол на темную лестничную площадку. Как будто его еще можно было остановить. — Кора кизилового дерева была использована для другого волшебства, весьма изобретательного. Когда-то давно жил царь Мидас, господин. — Я знаю о нем. «Золотой дар». — Безусловно, — длинные пальцы в перчатке скользнули по плечу Сиэля. — Именно он, но это совсем другая история, мой лорд. Мидас завязал узелок из тонкого кизилового лыка, поистине сложный узел. Царь был в храме и привязал железную ось телеги, запряженной быком, к мраморной колонне. — В этом нет никакого смысла. — Ах, Мидас был очень привязан к этой повозке, господин, поскольку она когда-то принадлежала его отцу. Этот человек был крестьянином, а позже коронован, поэтому его сын в знак благодарности подарил повозку божествам, которые следили за судьбой его семьи. Узел символизировал невыразимое имя Невысказанного Бога, и оракул объявил, что тот, кто сможет развязать сей «Гордиев узел», завоюет весь мир. — Кто такой Невысказанный Бог? — Это не совсем подходящий вопрос для вежливого юного джентльмена, милорд, — Себастьян повернул голову и на мгновение прижался губами к аккуратному ушку. — Но вы, вероятно, уже знаете имя человека, которому удалось это сделать. Сиэль не ответил, и дворецкий продолжил: — Его звали Александр, он хотел стать царем. Подойдя к храму и посмотрев на священный узел, воин не мог отличить начало от конца, левую сторону от правой. Он был бесконечным и напоминал змею, проглотившую собственный хвост, — коридор здесь освещался лишь тусклыми газовыми лампами в самом конце, поэтому лицо Себастьяна практически полностью скрылось в тени. Демон шел уверенной походкой, бесшумно ступая по ковру, а его рука легонько обхватила хрупкое плечико графа. — Александр был умен, как может быть умен только поистине жадный смертный. Нетерпеливым, ясно мыслящим. Молодой воин вынул из переднего конца дышла крюк и стащил деревянное колесо. Узел развязался сам по себе. — Я думал, он рассек его мечом, — Сиэль фыркнул. — Ох, юный господин, — Себастьян остановился у двери спальни. — Значит, вы уже слышали эту историю? — В другой версии. — Их много. Ни одна история не стоит особняком, — они вошли в полутемную комнату, и дверь за ними со щелчком захлопнулась. Свет в камине был слабым, хотя все еще согревал тихий воздух. В этот вечер на мраморном комоде не горели свечи. — Мораль у этой легенды почти та же, мой лорд, — дворецкий остановился у кровати. — Иной раз проблема кажется невероятно сложной, однако всегда найдется столь простое решение, — он двинулся было, чтобы опустить господина на кровать, но Сиэль прижал руку к жилету слуги. — Бог разгневался? — О ком вы говорите, милорд? — Себастьян ждал. — Бог узла. Тот, у кого невыразимое имя. — Ах, — дворецкий присел на край, усадив графа себе на колени, и мальчишка вдохнул горячий запах накрахмаленного пиджака. Он знал, что его щеки, должно быть, налились предательским румянцем. Впрочем, это не имело никакого значения. В комнате было достаточно темно, а тени от балдахина казались столь глубокими, будто неподвижная гладь воды. Сиэль едва мог разглядеть бледный отблеск белого воротничка дворецкого. — Этот конкретный бог не особо любил правила, мой лорд, поэтому я не думаю, что он был бы слишком расстроен дерзостью Александра. Это могло его позабавить. Себастьян принялся терпеливыми пальцами расстегивать обувь господина. — Или, возможно, даже немного впечатлить, — туфля мягко стукнулась о ковер у ног дворецкого. — Александр был смел и прекрасен, и ему явно суждено было умереть славной смертью, а богу нравился этот особый привкус человеческой глупости. Вторая туфля также последовала следом. Граф пошевелил пальчиками ног в гольфах, слегка зацепив икру Себастьяна. Грудь демона была настолько теплой, что Сиэль невольно почувствовал приятную судорогу под облегающими бархатными шортами. — И как же звали этого бога? — У него было множество имен, господин. Например, Многоименный бог. Или же Агриос, так его прозвали за свою дикость. Эрикриптос, за скрытность, — рука в перчатке покоилась на пояснице мальчика. — Бассарей, за лисьи шкуры своих почитателей, — дворецкий принялся развязывать шелковый бант на тонкой шее. Мог ли дьявол видеть в едва уловимом лунном свете? Разденет ли он своего господина здесь, в темноте? При этой мысли у графа перехватило дыхание. Сейчас все выглядело довольно странно без золотого света свечей. Было спокойно. — Немалый список имен для одного бога, — Сиэль медленно передвинулся на коленях Себастьяна, сел прямо и повернулся к нему, когда дворецкий снял с хрупких плеч тесный пиджак. Теперь он сидел верхом на худых бедрах, а его собственные ножки свободно болтались в воздухе. Расслабленные руки неспешно развязали повязку на глазу, и граф пару раз моргнул в темноте. Плотная ткань туго натягивала его нарастающее возбуждение, и он старался не ерзать, не тереться о колени своего слуги. — Это только некоторые из них, — Себастьян расстегнул золотые пуговки на жилете. — Морихус, за винный урожай. Эндендрос, за плодовитость. Бромиос, за свой львиный рык, или Хтониос, ходящий по земле, — дворецкий долю секунды помедлил. — Его также звали Пенфей, тот, кто должен страдать, прежде чем познает истинное счастье. — Так если у него было столько имен, почему же он был безымянным? — Есть еще одно. Сокрытое имя, — Себастьян принялся расстегивать бархатные шорты, и его пальцы настойчиво и нежно касались разведенных ног. Мальчик прикусил губу, стараясь дышать ровнее, и попытался отвлечься от прикосновений дворецкого. От плавного скольжения больших пальцев по его трепетному теплу. — Бахус, — прошипел он. — Богом был Бахус, — конечно, так и есть. Самый распутный, самый необузданный бог божественного безумия. — Это не было его тайным именем, мой лорд, — ловкие пальцы распахнули края шорт, шевеля между складками ткани, как кошачья лапа. — Негласное имя было раскрыто его почитателям только после долгих лет секретности. Испытаний боли. Руки Себастьяна замерли, и Сиэль почувствовал теплое дыхание над ухом, когда демон вновь заговорил. — Его тайное имя — Меден. Ничто и никто. Потому что всё и всех. Он — дух бреда в каждом живом существе, взывающий к освобождению. — Зачем ты мне это говоришь? — больше походило на приглушённый шепот. — Разве вы не познали боли, господин? — ласкающий большой палец скользил под выпуклостью беззащитной плоти. — Разве вы не приверженец проклятых вещей? — затянутая в белоснежную перчатку рука ослабила хватку на его нарастающем возбуждении, и Сиэль издал низкий звук. — Такое не каждому дано познать. О некоторых вещах нельзя говорить при свете дня. Рука была твердой, крепкой и до обморока приятной. Граф взмахнул руками в темноте, в надежде ухватиться за лацканы пиджака демона. Он нашел, вцепился мертвой хваткой. И не было никакого перемирия, никогда не было, лишь без конца повторяющаяся одна и та же история с изменением конкретных слов. Запах униформы Себастьяна резко ударил в ноздри, и он вздрогнул, осознав, что дело было вовсе не в рубашке. Расслабленное тело под ним, запах раскаленного железа, запах крови на самом кончике языка его слуги. Безжалостная рука. Пальцы в перчатках с острыми швами. Сжатие было невыносимым, и Сиэль вновь издал низкий гортанный звук, будто бы он просил о чем-то. И демон засмеялся глубоким урчащим резонансом, похожим на мурлыканье. — Так вам это нужно, господин? Мальчишка не мог ответить, пытаясь перевести дыхание, однако его руки притянули Себастьяна ближе. Он уткнулся лбом в плечо дворецкого и крепко зажмурился. — Именно этого вы хотите от меня, мой лорд? Сильный, скользящий. Граф попытался отстраниться от захвата, однако сам же толкнулся в сжатый кулак, и на сей раз ему не удалось сдержать мучительного вздрагивания бедер. Близко, как дыхание животного, рот Себастьяна был в миллиметре от его щеки. Слишком близко, недостаточно близко, тяжелое ритмичное дыхание, подобное брызгам дождя, и сжатие вокруг его члена. Жестче. Сильнее. Вдох. Выдох. Было довольно легко задыхаться от неистового жара, слишком хорошо ерзать и толкаться в горячую тесноту, слишком приятно, и демон прекрасно об этом знал. Зверь улыбался в темноте. И Сиэль тоже знал и ненавидел это чувство, однако он был тверд и отчаянно нуждался в разрядке. Столь чудесно раскрасневшийся и сгорающий от шипящего удовлетворения этого чудовища. Крепкая рука на спине, властная, удерживающая и еще более безжалостная между бедер: мягкая, надежная, резкая, самая опасная, и граф неспешно покачивался в объятиях слуги. Он почувствовал прохладную щеку на собственном влажном лбу, когда снова и снова толкался в цепкие пальцы демона, пока его острые коленки не задрожали. Когда все закончилось, Сиэля охватила безудержная вспышка пламени, и, приглушенно всхлипнув, он повис на шее Себастьяна дрожащими руками. Пальцы дворецкого слегка коснулись колена. Демон носовым платком смахивал липкие капельки с обнаженной кожи господина, и разномастные глаза защипало. Себастьян задержался на пуговицах, чтобы застегнуть их, но мальчишка, вздрогнув, соскользнул с его колен на постель. Подтянул подушку, и прижался щекой к прохладному мягкому льну. А затем, нелепо и беспомощно, он шмыгнул носом в крошечную ладошку, и грудь его вздымалась от жгучих слез. Граф не был тихим, скрывая свое прекрасное личико от проницательного взгляда. Сейчас у него попросту не нашлось бы ни одного разумного ответа для слуги. Демон, однако, ничего не сказал, и Сиэль почувствовал, как кончики пальцев в перчатках пробежали по изгибам его ног. Он попытался заглушить влажные звуки рукавом, пока горячие струйки текли из его плотно закрытых глаз. Ловкое прикосновение к его шортам, скольжение бархатной ткани вниз по стройным ножкам, и мальчик вздрогнул. Подтянул острые коленки к груди. — Себастьян, — прозвучал хриплый шепот, и он прикусил тыльную сторону ладони. В крепких руках слуги колени с легкостью раздвинулись, граф задрожал и громко вскрикнул. Рот демона был горячим, влажным, и он полностью поглотил его. — Себастьян, — резко, с трепетом. Сиэль выгнулся на подушке. — Се... — и слова превратились в простой шум. — Ах... ах... Пульсация языка зверя посасывала и кружила вокруг него, столь яростная и необычная, и мальчишеское тело судорожно извивалось на белоснежных простынях. — А-а, ах... Он толкнул демона в голову, вцепившись руками во взъерошенные волосы, но Себастьян зашипел между ног, а затем оба запястья были крепко прижаты к его груди, и граф взбрыкнул. И еще раз. Язык грубо облизнул головку, зубами потянув нежную кожицу его дрожащего члена вниз. — А-ах... А затем прохладные губы, сосущее давление, низкий резонанс, как у свирепого зверя, как у довольной кошки, и граф понял, насколько твердым он был во влажном плену этого хищного рта. Сиэль вновь начал сопротивляться. Цепкие пальцы на обнаженном бедре. Мертвая хватка на запястьях. Он ударил пяткой по вздымающемуся плечу демона. — Хах... Безжалостная жадность, раб у его бедер, лучше любого кошмара — влажный язык между выступом древка и мешочком, легкие укусы и горячее ненасытное дыхание над ним. Рычание в миллиметре от шелковистой кожи, когда мальчишка снова выгнулся и вскрикнул от восхитительной дрожи в ногах, спине, его подрагивающем члене, и, ох, как же он этого хотел. Желал эту сладость горького отравленного рта. — Ах, ах... Просто шум. Слова за пределами языка. Нечестивые звуки, вещи, которые нельзя произносить при свете дня. Тысяча тысяч имен безымянных богов. — Нха, м-м... да... Что-то сжалось между его бедер. И он съежился с криком, подобным крику боли, откинув покрасневшую голову на подушку, и почувствовал, как судорожно дернулся язык. Медленно, с наслаждением смакуя. Хватка на бедре усилилась. А позже он нежно вылизал его дочиста. Запястья освободились от захвата. Пальцы онемели, и тьма закружилась ярко-шумно, как золотые пчелы. Тяжелое одеяло легло на все еще подрагивающие ноги: мягкое льняное, тканое шерстяное. Осторожно подогнутое у самого кончика подбородка. И после задумчивого молчания: — Надеюсь, вам больше ничего не нужно, господин? Заботливый низкий голос. Сиэль свернулся калачиком, его ноги слишком устали сжиматься вокруг теплого гула между ними. Граф весь пылал безупречным огнем, пряча заплаканное покрасневшее личико в подушку, и нет, нет, ему ничего больше не нужно было, кроме одного, однако мальчишка никогда бы не осмелился произнести это вслух. Сегодня ночью Сиэль открыл дворецкому слишком много. Он не мог сказать этого даже сейчас. Особенно сейчас. Он сказал: — Останься. Стояла звенящая тишина, и граф не мог дышать. Матрас возле хрупкого плечика медленно прогнулся, когда Себастьян сел на край кровати. Дворецкий прислонился спиной к резному изголовью, и пока он устраивался поудобнее, одеяло плотно прижалось к груди Сиэля. Тишина. Слова Себастьяна опасны. Голос был еще одной маской, но его спокойствие было чем-то другим — приказом. Уступкой. Или, возможно, всего лишь пустой тенью. Граф выждал пару секунд, сердце все еще гулко колотилось где-то в горле, и он знал, сегодня больше не будет слов. Под тяжелым шерстяным одеялом мальчик неспешно повернулся спиной к дворецкому и нащупал под подушкой свое утешение. Неровное дыхание постепенно успокоилось. Холодный металл. Гладкая слоновая кость. В комнате было тихо. Вздохнув, он скользнул пальцами по рукоятке пистолета, и это было почти смехотворно, почти облегчение, как легко сон затягивал в свои объятия, омывая все его тело, будто теплая кровь. Словно ласковый язык на коже, медленный нежный сон с пистолетом в руке и жаркой тишиной тела демона за спиной. Дворецкий слушал, как его господин погружается под воду. Легкие вдохи. Мальчик уже исчез, сегодня ночью он был вне досягаемости. Какое-то далекое место смертных грез. Однако ему не удастся найти там безопасности: он всегда будет спотыкаться во тьме. Каждый раз слепо возвращаться к зверю, неустанно охраняющего своего юного господина. Демон сидел неподвижно. Его глаза под закрытыми веками были сухими и пульсировали болью. Поистине достойный хозяин. Он мог пронзить душу ребенка с чувственной точностью, и необыкновенное маленькое существо продолжало бы плеваться ядом, кусать, но, в конце концов, открылось бы для большего. Себастьяну до боли хотелось разорвать эту нежность. Пропустить когти сквозь влажную вздрагивающую боль господина. Скоро. Дворецкий медленно сглотнул, пробуя на вкус томительную соль усталого крошечного мальчишеского тельца. Изысканный, незрелый. Порочный. Острый, нежный. Стыд, чистота. Собственное нетерпеливое возбуждение накрыло волной, и он прижал к нему ладонь, как смертный залечивает свои раны. Удовлетворение было столь неуловимым, однако торжество, ах, оно согревало его внутренности, как ослепительный, малиново-тлеющий уголь. Из этих широко раскрытых синих глаз для него польются тонкие струйки крови. Скоро. Он слегка сдвинул свое беспокойное колено, и это подтолкнуло спящий жар мягкого веса господина. Ребенок удовлетворенно вздохнул. Медленное дыхание демона застряло у него в груди. Почти мурлыканье. Скоро. Очень скоро. Не сейчас.