***
Сырой картофель всё ещё ужасен на вкус, а Тео навечно застрял в магазине. Хуже всего то, что Лиам даже не может позвонить и спросить, должен ли он делать что-то ещё, когда включил духовку, например, выключить её в какой-то момент, а также — это ложь — на самом деле хуже всего то, что Тео никогда больше не заткнётся после того, как провёл столько времени в месте, полном динамиков, воспроизводящих рождественские песни в цикле, запечатлевая их в мозгу ещё сильнее. Лиам просто должен порвать с ним как можно скорее, другого выхода нет, и тогда они снова будут вместе после каникул. И не стоит переживать, что Тео найдет себе кого-то ещё, ведь он постоянно поёт. Как только цыплёнок начинает пахнуть скорее пеплом, чем чем-то съедобным, звонок, наконец, звонит, и резкий голос Тео уже не атакует его уши с другой стороны двери, так что, может быть — может быть — Лиам не бросит его сегодня. Если, конечно, он перестанет пытаться читать реп. Умирающая кошка в его горле, когда он поёт — с этим можно жить, но умирающая кошка, пытающаяся постучать, — это уже переходит все границы. — Чёрт возьми, наконец-то, я уже думал, что тебя наняли как Санта Клау… оу. Привет. Оказывается, единственная причина, почему Тео не поёт, потому что его вообще здесь нет. Однако женщина есть. — Эм… привет, — говорит она, и выглядит почти такой же ошарашенной как и Лиам. — Это квартира Теодора? — Да, я Теодор. Приятно познакомиться. Ты кто? — Лиам не имеет понятия, почему он сказал, что он Тео. Он не Тео, он бы целый день ел отвратительную зелёную хрень, если бы он был Тео. Так что нет, спасибо. Но напротив него женщина, и это не дочь Дитона и не сестра Бретта — единственные девушки, которых Лиам когда-либо видел в доме. Будто кто-то вообще захочет приходить в гости к ужасным людям, живущим здесь. Это странно, поэтому Лиаму тоже разрешено быть странным. — Я мать Теодора, — говорит она, и Лиам совершил ужасную ошибку, ему никогда не следовало вести себя странно, его никогда не должны были пускать в квартиру Тео или на планету. — О. Приятно познакомиться, — неуверенно повторяет он, старательно обдумывая варианты. Если он задержит дыхание и упадёт в обморок, это поможет? Его внутренний Мейсон говорит «нет», — мам. — Я не твоя мама, милый. Лиам знает это, но он чувствует себя таким оскорблённым, когда она бросает это прямо ему в лицо. Где её манеры? Это не то, что вы можете кидать людям в лицо, особенно не в Рождество, когда все должны быть милыми и не отказывать вам в родительских чувствах. — Ну, я сказал, что я Теодор, и ты говоришь, что ты мама Теодора, и если ты вдруг не моя мама, то кто-то из нас лжёт, — самодовольно резюмирует Лиам, скрещивая руки, потому что он не собирается сдаваться без боя: это его территория, и если эта женщина не хочет быть его матерью, ей придётся постараться лучше. Но она смотрит на него очень знакомыми зелёными глазами, и Лиам вдруг понимает, что эта женщина дала эти глаза Тео — ну… она не отдала их, он просто унаследовал их, но Тео бы не смог, если бы она не хотела. Так что борьба с ней — последнее, что он должен делать. — Это я. Я солгал. Я не Теодор, — добавляет он, склонив голову в знак покорности. — Шокирует. — Её губы полные и красные, такие же как и у Тео, и именно тогда Лиам начинает паниковать. Он только что солгал ей, и она наверно думает, что он грабитель или кто-то, кто буквально расстрелял единственную радость её жизни, и Лиам производит ужасное впечатление на неё прямо сейчас. — Я не вор, — быстро выпаливает он. Он должен всё исправить, прежде чем она решит забрать Тео назад. Она создала его, и она может уничтожить его в любое время. — Тео знает, что я здесь. Он дал мне ключи. Из-за духовки. — его рот выпаливает какие-то слова, прежде чем закрывается и, к чёрту внутреннего Мейсона, Лиам задерживает дыхание. Обморок — единственный выход из этой трагедии. Женщина скептически поднимает бровь так же как и Тео, и голова Лиама начинает кружиться. — Духовки? Ты механик? — Да. То есть нет. Я Лиам. — Честность производит хорошее впечатление на людей. — Приятно познакомиться. Данбар, это моё имя. То есть фамилия, имя — Лиам. Лиам Данбар. Данбар Лиам, если хотите, — Лиам откашливается, пряча руки в карманы, чтобы она даже не подумала их пожать. Он ещё не готов к такому уровню коммуникации. У него всё ещё кружится голова. — Я и твой сын, мы… — Он снова откашливается, пытаясь подобрать слова, которые произведут на неё лучшее впечатление. Он не ищет легкого пути: просто бросить слово парни в неё. Все говорят, что он парень Тео. Он должен показать ей, кто они на самом деле. Показать факты. Рассказать ей, что они делают, охарактеризовать их отношения, например, что они ходят в кино и вслух обсуждают фильм, ходят на свидания и держатся за руки, потому что Тео именно такой. — Мы, понимаешь, в кино, в ресторанах и везде мы… мы занимаемся сексом. Чёрт. — Наконец, вернув контроль над своим мозгом, Лиам бежит обратно в дом, и его внутренний Мейсон немедленно соглашается, что захлопнуть за собой дверь ванной и выпрыгнуть из окна — это единственный разумный план действий, поэтому так он и делает. Возможно, это был не единственный выход.***
Лиам так зол на Скотта прямо сейчас. Считается, что у собак есть все эти странные сверхъестественные способности, которые дают им знать, когда тебе грустно, потому что жизнь не даёт тебе ничего, кроме боли, и это не похоже на то, что Лиам сейчас ведёт себя очень умно, он сидит на полу у двери почти двадцать минут, сочувствуя самому себе, но Скотт просто продолжает бегать вокруг, виляя своим маленьким хвостом, совершенно не подозревая о том, что они переживают Рождественскую трагедию. — Скотт! — рычит он своим самым самым властным голосом. Пора научить собаку новой команде. — Скотт, грустно! Хвост Скотта продолжает двигаться в своём счастливом танце, когда он с вызовом смотрит на Лиама с дивана, и Лиам немедленно сдаётся, потому что он не может двигаться со своего места на полу, и он ни за что не сможет научить Скотта грустить без еды. Скотт ничего не делает просто так. — Скотт, печенье, — говорит он, потому что это слово Скотт уже знает, и это единственный способ получить любовь своей собаки сейчас. Или нет. Скотт наклоняет голову набок и бросает на него долгий подозрительный взгляд, но не делает ни малейшего движения в его сторону, не доверяя, потому что Лиам слишком много раз пытался обмануть пса несуществующим печеньем. Мир полон людей, у которых всё хуже, чем у него, Мейсон всегда повторяет это, но Лиам не может даже обмануть свою собаку, чтобы получить любовь, поэтому Мейсон явно не понимает, о чём говорит. Да и как он может. Родители Кори мертвы? Похоронены в твёрдой почве вместо того, чтобы напасть на него без всякого предупреждения? Удача всегда достаётся другим. Скотт теперь очень страстно зарывается в подушку, и Лиам на мгновение думает о том, чтобы подползти к дивану и обнять свою собаку против воли, вымогая немного заслуженной любви из этой неблагодарной колбасы, но отодвигаться от двери кажется рискованным. Всё смущение, которое он оставил снаружи, ждёт только этого, чтобы вторгнуться в его безопасный дом. — Лиам. Именно. — Да? Скотт взволнованно скулит прямо рядом с ним, потому что, конечно, у него есть много любви для Тео, маленький предатель, но открыть дверь или даже просто встать с пола, не входит в список вещей, которые Лиам должен сделать, так что ему не везёт. — Моя мама сказала, что встретила тебя. И последняя надежда на то, что всё это было просто сном, только что исчезла. — Мм… Это не да, это не нет, это ничего — и не может быть использовано против него. — И что ты сказал ей, что мы занимаемся сексом везде, а затем выпрыгнул из окна. О, так она из этих людей. Всегда обсуждает других за их спинами, даже когда они только познакомились. Ей должно быть стыдно. — Это был не я. Лгать на Рождество, по-видимому, очень плохо, однако довольно легко, потому что никто не ожидает этого. — То есть, если я сейчас приведу тебя вниз, чтобы познакомить с мамой, она не узнает в тебе того парня, который сбежал через моё окно пять минут назад? С другой стороны Лиам не может обмануть даже свою собаку, чей мозг меньше теннисного мяча, что уж говорить о его раздражающе умном парне. — Откуда мне это знать, а? — фыркает Лиам. — Я не могу предсказать будущее, Теодор. Я не волшебник. Тео некоторое время молчит, потому что Лиам на самом деле не волшебник, даже если однажды ему приснилось, что Дитон беспокоит его из-за двухмесячной задержки арендной платы, а потом это действительно произошло, но это не пророчество, просто Дитон был жадным и предсказуемым, и всегда просящим денег, каждый месяц. — Можешь хотя бы открыть дверь, даже если ты не волшебник? — наконец говорит Тео, и Лиам вскакивает на ноги. — Алохомора! — Лиам очень доволен собой в течение целых двух секунд после того, как открыл дверь, но Тео не выглядит впечатлённым. Он смотрит на него своими огромными зелёными глазами, теми глазами, которые на чужом лице заставили Лиама выпрыгнуть из окна, и они молча говорят ему всякие грубости. — Она не должна была быть там! — выкрикивает Лиам. — Я запаниковал! Тео вздыхает, и Лиам думает, что он, возможно, зол из-за всей этой я сказал твоей маме, что у нас секс в публичных местах ситуации, и это вообще-то нелепо, потому что Лиам не несёт ответственности за то, что вылетает из его рта. Особенно, когда на него нападают. Но Тео неожиданно улыбается и мягко касается носа Лиама: — Всё хорошо, они полюбят тебя. Нос Лиама нельзя трогать подобным образом, и он собирался сказать это Тео, но сейчас его беспокоит кое-что другое. — Они? Сколько у тебя мам, Теодор? — Всего две. В смысле, и отец. — О мой бог! — Лиам делает шаг назад, в панике хватаясь руками за волосы. — Твой отец тоже здесь. Почему это происходит? — Они сделали мне сюрприз. — Они сделали мне сюрприз! Внезапно атаковали! Тео округляет глаза: — Никто на тебя не нападал, перестань драматизировать. — На меня нападали целый день! — горячо протестует Лиам, потому что в мире так много вещей, насчёт которых он не драматизирует (например, глобальное потепление, они все умрут и что? По крайней мере Дитон перестанет доставать его арендной платой, когда они умрут), но эта не одна из них. — Знаешь что мудак и больший мудак сделали раньше? Во-первых, они говорили со мной… — Трагично. — И будто это уже не разрушило мой день, так этот идиот еще надел свою дурацкую красную шляпу, орущую рождественские песни, и он использовал ее против меня! Я едва выжил, и для чего? Чтобы открыть дверь и увидеть твои глаза на женском лице? А теперь скажи, в какой вселенной это не считается за нападение? Я скаж… Тео не говорит Лиаму ничего, потому что он не может, ведь у Лиама достаточно причин быть правым в этой ситуации. Однако что Тео делает, это нападает на него. Своими губами. — Успокойся, — медленно говорит он после атаки поцелуем, но он все еще нападает на Лиама стоя так близко. — Нам нужно спуститься вниз. И нет, это не то, что Лиаму нужно в жизни. — Никогда больше не спущусь вниз, — решительно качает головой Лиам. — Я живу здесь. — Я знаю, что ты любишь это, мы так познакомились. — Тео думает, что он такой хитрый и умный, но единственный способ заманить Лиама вниз — это спустить его безжизненное холодное мертвое тело. Тогда он с радостью уедет из своей квартиры в морг, потому что не имеет значения, что он сделал с рождественской елкой, которую Дитон поставил в холле, он все равно не заслуживает того, чтобы провести свою загробную жизнь в этом адском доме. В любом случае Дитону следовало бы знать, что нельзя покупать негорючие деревья. — Я никогда больше не выйду из этой двери на своих ногах. Тебе придется приносить мне еду каждый день. — Что я уже делаю. Это не правда. Чаще всего Лиам спускается вниз и крадет еду Тео. Это до сих пор работает. — Круто, видишь? Решено! — Хорошо, — вздыхает Тео, а затем снова набрасывается на него, — именно это люди делают целый день — хватая его под коленями и закидывая Лиама на плечо, будто мешок с картошкой. Мешок с очень злой картошкой. — Не смей, черт возьми! Тебе лучше поставить меня, Теодор, или я… — Ты сказал: не своими ногами, — бормочет Тео, направляясь к лестнице, заставляя Лиама схватиться руками за косяк двери. — Ты ничего не говорил про меня. — Я говорю сейчас. Я говорю, что я перережу тебе связки и сыграю в боулинг с твоими коленными чашечками, если ты не поставишь меня сейчас же! — Ты не умеешь играть в боулинг, мы же буквально вчера это выяснили, — бормочет Тео, потому что по его мнению победа в паре раундов дает ему право решать, кто умеет играть в боулинг, а кто нет. Но он все равно опускает Лиама — для него же лучше — потому что Лиам как раз собирался вырвать косяк и сыграть им с Тео. Его голова кружится несколько секунд, когда кровь распределяется нормальным образом по организму, и он указывает дрожащим пальцем на Тео. — Я нападу на тебя, когда ты меньше всего ожидаешь! Тео слишком красив, чтобы быть еще и умным, поэтому он игнорирует угрозу и переплетает их пальцы вместе, явно ошибочно принимая обвиняющий указательный палец Лиама за просьбу держаться за руки. Это не просьба, но на этот раз Лиам опустит это. — Может ты спустишься вниз и поужинаешь с моими родителями вместо этого? — спрашивает он, сжимая ладонь Лиама, заставляя его усмехнуться. Если он надеется, что сможет убедить его молчаливой угрозой сломать ему руку, то будет разочарован. — Пожалуйста? — Могу я? Возможно. Хочу я? Черт, нет. Спущусь я? Смотри предыдущий ответ. — Пожалуйста? — повторяет Тео, и его ресницы трепещут в странном конвульсивном танце. Может быть, у него что-то в глазах. — Я бы не спрашивал тебя, но ты уже познакомился с моей мамой, и если я собираюсь сказать ей, что ты — Лиам, я бы предпочел, чтобы она запомнила тебя, а не — я уверен — самый неловкий момент в своей жизни. — Тебя не было там, — с горечью бормочет Лиам, потому что не собирается отрицать, что это действительно были две самые неловкие минуты в его или чьей-либо еще жизни, но Тео не должен принимать все так, как будто он был там. — И за это я ужасно благодарен. Лиам фыркает, пытаясь высвободить свою руку из руки Тео, но он только крепче сжимает ее. — Эй, пожалуйста? — настаивает он, и теперь его глаза так широко раскрыты, что Лиам бросает быстрый взгляд вокруг, чтобы увидеть, что его так напугало. — Для меня? — Еще одна быстрая судорога ресниц, и его свободная рука медленно обвивает мизинец Лиама. Чего он теперь хочет от его мизинца, Лиам не понимает. Одной руки было недостаточно? — Они полюбят тебя, я обещаю. Лиам знает, что Тео верит в это. Потому что у Тео есть вкус и здравый смысл, он любит Лиама и не может представить, что кто-то может не чувствовать того же. Но правда в том, что по каким-то невероятно непонятным причинам многие люди, которые не являются Тео, на самом деле не любят Лиама. Многие вообще-то ненавидят его. Не то чтобы Лиаму было до этого дело, потому что он ужасно счастлив ненавидеть людей в ответ, но все же. — Ты не знаешь это, — бормочет Лиам, опуская глаза и предлагая Тео прекрасный повод напасть на него снова, что тот и делает, мягко прикусывая губы. — Нет, я знаю, потому что они любят меня, и как только они поймут, как сильно я счастлив с тобой, они полюбят тебя. Лиаму нравится, как это звучит. Делать Тео счастливым и быть любимым — приятные вещи, которые он определенно заслужил. Он кусает губы, обдумывая. Глаза Тео снова широко раскрыты. — Перестань. — Что? — Штуку с глазами. Это странно. Тео ухмыляется, еще больше расширяя глаза и даже умудряясь заставить их блестеть, как будто он вот-вот заплачет. — Это работает. — Нет. Прекрати. Я пойду, ладно? — пыхтит Лиам. — Потому что я хочу быть любимым, не из-за твоих глаз. Я пойду и сделаю тебя счастливым, и они полюбят меня. Таков план. — Это надежный план, — Тео кивает, победно улыбаясь. — Ты счастлив, когда скачешь на моем члене, — размышляет Лиам, и улыбка Тео исчезает. — О боже. — В смысле… боже нет. Я просто. Типа… что я делаю, чтобы сделать тебя счастливым? Я должен подарить тебе что-то перед ними? Может, я куплю тебе комбинезон с единорогом? Боже, я ненавижу эти вещи, пожалуйста, не покупай мне это. Я терпеть не могу людей, которые их носят, куда они собираются идти в таком виде? И как писать? Так глупо и непрактично, но все продолжают их покупать только для того, чтобы сделать фото и быть смешными в инстаграме. Вот откуда ты знаешь, что они на самом деле не смешные в реальной жизни, фальшивые лжецы. Так какой же ты хочешь? Мне купить тебе единорога или что-нибудь покруче, например жука, если они их вообще делают, держу пари, что нет, жуки недостаточно дурацкие для одеж… — Лиам. — Тео освобождает свои руки, чтобы положить их на шею Лиама. — Просто будь собой. Так ты делаешь меня счастливым, — говорит он, глядя прямо в глаза Лиаму. И Лиам чувствует, как волна жара внезапно охватывает его шею и уши. — Так что перестань нервничать. И, кстати, мне нравится пингвин, — добавляет он, улыбаясь. — Я не нервничаю. Ты нервничаешь. Я крут, как и всегда. Тео поднимает брови, соблазнительно раскрывая руки: — Я так понимаю, успокаивающих объятий ты не хочешь? — Ну, лично я вообще нет, но я не буду отказывать тебе в объятиях, если тебе нужно успокоиться, Теодор, — Лиам хороший парень, поэтому он тянется к Тео и обхватывает его талию как коала, глубоко вдыхая его запах и даря ему успокаивающие объятия, в которых он, по-видимому, нуждается. — Вот. Черт возьми, просто успокойся, хорошо? Это всего лишь твои родители, а не трагедия. Не то чтобы они буквально создали тебя, господи. А теперь иди, хватит преувеличивать. Я приду через секунду. Тео, который также обвился вокруг Лиама, как большая коала, сделанная из клея, никуда не уходит. — Не думаю, что я успокоился. Лиам терпеливо вздыхает и закрывает глаза, прижимаясь к груди Тео и слушая спокойное биение его сердца, ну, а что еще он может сделать, если его парень вдруг решил быть грустным и прилипчивым? Ему просто придется терпеть эти бесконечные объятия, вот что. — Теперь я в порядке? — наконец-то спрашивает Тео, зарываясь носом в шею Лиама, и тот кивает. — Я подожду тебя внизу. Захвати Скотта, мама любит собак. Лиам не понимает, почему он должен приносить гигантскую сосиску женщине, которая любит собак, но он сделает это. Вот только дверь все это время была открыта, и как только Тео уходит, у Лиама есть всего две секунды, чтобы понять, что Скотта нигде нет, прежде чем сверху раздается яростный лай. И не важно, что скажут эти придурки, если бы Лиам не схватил Скотта, их глупый питбуль был бы разорван на несколько маленьких частей. — Какой хороший мальчик, — Лиам гладит его, как только они возвращаются в квартиру, теплая гордость наполняет его грудь. Мейсон всегда говорит, что он не должен вознаграждать пса за агрессивность, но это была собака Нолана и Бретта, которую Скотт только что пытался убить, поэтому Лиам дает ему печенье. — Теперь мы разберемся с этой чихуахуа Монро.***
У Лиама все было под контролем, а потом она ухмыльнулась и сказала «ты уверен, сынок?», после того, как он представился, и его мозг снова отключился. Тео был там и держал его за руку, поэтому пока что Лиам не выпрыгнул из окна. Но он сидит за столом с родителями своего парня и понятия не имеет, как их зовут, потому что он так сильно паниковал из-за рукопожатия и не мог одновременно слушать, что они говорят. — Выглядит вкусно, милый, — тепло улыбается Тео не-его-мама, пока тот ставит на стол не-курицу, потому что Лиам ее сжег. А затем она бросает на него взгляд, вероятно, потому что Лиам не может точно вспомнить, сколько времени прошло с тех пор, как он в последний раз открыл рот. Вероятно, когда он сказал я Лиам после того, как Тео сказал это Лиам, показывая им, как выглядит идеально слаженная пара. Отец Тео также смотрит на него, и Лиам на секунду задумывается об окне в ванной, а потом вспоминает план: Тео, счастливый, любимый. Он справится. — Теодор, любовь моя, я почти забыл, — вместо того, чтобы сотрудничать и сделать счастливое лицо, Тео отвечает на необычайно сладкий голос Лиама пристальным хмурым взглядом. — Я принес тебе этот цветок, который нашел сегодня, потому что как только я его увидел, сразу вспомнил твою улыбку. Она такая же ослепляющая, не так ли? Лиам достает из кармана красивый цветок, который он сорвал из горшка миссис Дженкинс, как он всегда делает, когда думает, что был с ней слишком мил. А это происходит буквально каждый божий день. И как только он собирается положить цветок на стол и впечатлить всех тем, что он чертовски великолепный и заботливый парень, Скотт прыгает и вырывает цветок из его рук. Родители Тео выглядят впечатленными, когда Скотт яростно трясет головой и измельчает цветок на мелкие кусочки, вот и все. — Таксы рождаются… — мудаками, — охотниками. Охотятся все время. Видите, они вот так качают головами, чтобы убедиться, что они сломают жертве шею. Очень эффективно, очень профессионально, ни у одного цветка не было бы шанса. — Лиам даже не выдумывает: он уже был в ситуации, когда ему нужно было хвастаться породой своей собаки, так что он точно знает, о чем говорит. И он не произвел впечатление на родителей Тео. — То, что они низкие и длинные, помогает им легко проникать в логово барсуков, так что да, в нашем доме нет барсуков именно по этой причине. Скотт бы не позволил. И это прекрасно, потому что барсуки могут быть действительно опасными, переносить болезни, кусать глаза и все такое. — Лиам прочищает горло, оглядываясь, чтобы увидеть, насколько они впечатлены. — Из-за соображений безопасности у всех должны быть таксы. Если бы у меня был сын, я бы никогда не позволил ему жить в доме без таксы, это очень безответственно. По статистике число смертей от нападения барсуков вдвое больше, чем от автомобильных аварий. Но не волнуйтесь, Теодор в безопасности. Скотт бывает здесь так часто и охраняет и эту квартиру тоже. Тишина длится достаточно долго, чтобы заставить Лиама подумать о том, были ли статистические данные понятными, но потом не-его-мама поворачивается к Тео, тепло улыбается и говорит: — Он очаровательный. — Конечно, — подтверждает Лиам, улыбаясь. — Он ужасно милый и почти никогда не какает внутри. — Я думаю, она имела в виду тебя, Лиам, — хихикает Тео, и Лиам краснеет. — О… О, да… Нет, я, естественно, не какаю внутри. Я бы никогда. Никогда. Это было всего раз, и то потому, что я заблудился в лесу, так что. В смысле, дважды, ладно, но во второй раз… — Он какает внутри, — Тео очень твердо прерывает его, глядя на родителей, и этот ужин должен был пройти совсем не так. Лиам надеется, что глобальное потепление ускорится и убьет все формы жизни на планете. — Он просто нервничает, потому что вы здесь. — Я не нервничаю. Я крут. Я разговариваю, — горько отвечает Лиам, быстро ища в памяти подходящий разговор для ужина с родителями своего парня. Он видел столько фильмов, это не может быть так сложно. — Итак, каковы ваши намерения относительно моего парня? — небрежно спрашивает он, и широко раскрытые глаза Тео сразу же сообщают ему, что это была ошибка. Он кашляет, чтобы скрыть то, что только что сказал. — То есть, чем вы зарабатываете на жизнь? Ваши планы на будущее? — Черт, черт, черт. — Если вы меня извините, мне нужно пойти в ванную, где я занимаюсь своими делами, как мы все только что подтвердили. Увидимся через минуту. — Лиам, я клянусь, если ты хотя бы подумаешь подойти к окн… ох, черт возьми! Дверь распахивается, и внезапно Тео хватает его за лодыжку, не давая выпрыгнуть в окно. — Отпусти! Серьезно, мне жаль, но мне нужно идти. Я нужен Мэйсону. Я чувствую это, у нас с ним глубокая свя… — Спускайся! Лиам не может поверить, что его не уважают даже в середине спортивного представления, такого как прыжок в окно, и только потому что он мудрый и падает прямо в объятия Тео, он не ломает шею. — Перестань выпрыгивать из моего окна, — рычит Тео, прежде чем закрыть глаза и глубоко вздохнуть. — Слушай, прости, что не предупредил тебя, хорошо? Я не знал, что они придут, но тебе не нужно волноваться, они никогда не говорили мне, с кем встречаться, когда я был в старшей школе. И я уверен, они не станут делать это сейчас. Они уже полностью любят тебя, я же вижу. — Нет, не любят. Они думают, я какаю снаружи! — Лиам нетерпеливо качает головой, потому что Тео однажды одурачил его своими глупыми красивыми глазами, но теперь, когда Лиам столкнулся лицом к лицу с опасностью, он не попадется на это опять. — Я не хочу видеться с твоими родителями, Теодор, мы встречаемся два месяца, еще слишком рано. Я не должен был узнать твоих родителей до того, как мы повстречаемся год! Это неправильно, я даже не должен был знать их имена или фак… — Ты не знаешь их имена, — фыркает Тео, скрещивая руки и заставляя Лиама ахнуть от обвинения. — Не думай, что я не узнаю твое я жму твою руку, но не слушаю тебя лицо, солнышко. Рот Лиама открывается в шоке, прежде чем он может прийти в себя от возмущения: — Что. За. Черт, — он с негодованием подчеркивает каждое слово. — Я знаю их имена. Он смотрит на Тео, но тот скептически поднимает бровь, совершенно не обращая внимания на кинжалы, брошенные в его сторону: — О, правда? Напомни, как зовут мою маму? — О, так ты не знаешь, как зовут твоих родителей? — победоносно восклицает Лиам. — Вау, просто вау. Знаешь, как это звучит, Теодор? Не помнить имени собственной матери? Звучит как твоя проблема. Не проблема Лиама, который даже не хотел с ней встречаться. Слышишь разницу? Твоя проблема, не Ли… — Лиам, потому что он чрезвычайно терпелив и великодушен, снова повторяет, чтобы сделать разницу совершенно ясной. Губы Тео внезапно начинают терять цвет от того, как сильно он прижимает их друг к другу, а затем он бормочет очень пассивно-агрессивное хорошо, когда отпускает Лиама из своих рук. — Какого че… — Хочешь идти, иди, — холодно говорит он, подталкивая его к открытому окну. — О боже мой, ты выбрасываешь меня из окна? Неужели меня убивают прямо сейчас? — Лиам с детства знал, что не доживет до старости, но погибнуть от руки своей единственной радости в жизни — не то, что он ожидал. — Я не выбрасываю тебя. — Конечно, Тео был бы тем человеком, который заботился бы о семантике, совершая убийство, конечно. — Я помогаю тебе, ты же сам хотел… — Помогите, кто-нибудь помогите, мой парень пытается убить меня! — Лиам не собирается сдаваться без боя, и поэтому он начинает извиваться и просить о помощи сам не зная кого, так как все в этом здании получат огромное удовольствие от его ухода. — Мистер Дитон, кто-нибудь! Меня выталкивают из окна прямо в объятья смерти! Я не могу платить за квартиру, если я буду мер… — Ты серьезно? — Тео продолжает держать его спиной к стене возле окна, но в конце концов он перестает пытаться вытолкнуть его, и Лиам тоже расслабляется, потому что он ничего не имеет против того, чтобы мускулистые руки Тео держали его. Это довольно мило на самом деле. — Там примерно пять футов*, ты уже это делал. — Это не значит, что ты можешь заставить меня выпрыгнуть, когда хочешь, ясно? — слегка фыркает Лиам. — Я делаю это только на своих условиях. — Я думал, ты хочешь. Лиам ничего не хотел больше, чем прыгнуть во внутренний двор Тео и сбежать в безопасность своей квартиры без чьих-либо родителей, но теперь, когда Тео так активно побуждал его сделать это, это больше не вариант. — Ну, я не хочу, — говорит он сердито. Тео смотрит на него в ответ, и они молча смотрят друг на друга достаточно долго, и Лиам задается вопросом, почему его спина все еще прижата к холодной стене, а руки все еще лежат на широких плечах Тео — для равновесия, вот почему — или когда именно он так крепко обхватил парня ногами за талию. — У нас сейчас будет злой секс? — шепотом интересуется Лиам. Потому что если нет, то что они делают? — Мои родители в гостиной, — говорит Тео через мгновение, глядя на него так, как будто злой секс был такой абсурдной и вырванной из контекста мыслью, и он не мог поместить обе свои руки буквально в любое другое место, кроме ягодиц Лиама, чтобы поддержать его. — Наверняка слышали, как ты кричал как банши, что я убиваю тебя — И правда, — кивает Лиам, не скрывая разочарования. Быть трахнутым у стены сделало бы этот день намного лучше. — И они не пришли спасти меня. Говорил же, я им не нравлюсь. Тео закатывает глаза, но его бредовая настойчивость, что его родители действительно любят Лиама по неизвестным причинам, умирает на его губах, потому что голос Нолана звучит снаружи. — ЭЙ, МЫ СНИМАЕМ, ДАВАЙ УЖЕ! ТЫ ОБЕЩАЛ НАМ ШОУ! ВЫТОЛКНИ ЕГО! Лиам сразу же рычит, хватаясь за косяк и высовываясь из окна. — ДА ПОШЕЛ ТЫ! — приветствует он придурков, глядя на их глупые лица, смеющиеся над ним с балкона двумя этажами выше. — Лузер, давай! Видео станет вирусным, если он умрет, падая с первого этажа! — И все-таки, учитывая все обстоятельства, это довольно высоко для него. Лиаму так много нужно ответить на это, но он внезапно чувствует, как большая часть его тела вываливается из окна, когда Тео яростно высовывает голову, а ноги Лиама все еще обхватывают его для равновесия. — ЭЙ, ЗАТКНИСЬ, ТЫ НИЖЕ ЧЕМ О… черт, Лиам! Лиам так счастлив и горд видеть, как Тео теряет хладнокровие и, наконец, присоединяется к нему в войне против этих полных идиотов, так что он почти не замечает, насколько сильно он вылез из окна, ненадежно свисая с неустойчивого тела Тео. Трава холодная и щекочет ему шею, пока Лиам смотрит на далекие звезды, раскинувшись на смертном одре. — Лиам, эй, ты в порядке? — Лицо Тео — приятное препятствие для вспышек, которые продолжают мерцать перед глазами, а затем слышен приглушенный смех. — Прости, я слишком сильно наклонился и… — Ты сказал Нолану, что я выше него, — вздыхает Лиам почти плача, сжимая руку Тео. — Я так сильно тебя люблю. Теперь я хочу, чтобы ты отомстил за меня, Теодор. Тебе нужно собрать всю боль от моей смерти и обернуть ее против них. Мэйсон поможет тебе, у него есть катан… — Да ладно, тут буквально пять футов, и ты даже не ударился головой, Лиам, перестань. Я просто пытался быть милым, а теперь вставай! — Оказалось, что Тео держал его за руку не для того, чтобы показать свою любовь и разделить с ним последний момент жизни Лиама на Земле. И перед тем, как Лиам заканчивает свое последнее желание, он уже стоит на ногах. — Я только что выпал из здания, — хмуро указывает он на тот случай, если его парень вдруг решит отреагировать соответствующим образом, но Тео продолжает вести его к двери, не оглядываясь. — Слушай, я упал по вине этих мудаков. Мы должны заставить их выпасть из окна. Это справедливо. Это расплата. — Это убийство, они живут на третьем этаже. — Нет, это не убийство. Это их выбор жить там, мы не заставляли их. — Мы не будем убивать соседей, — говорит Тео, потому что он просто такой скучный и всегда портит настроение. Затем его взгляд колеблется между его квартирой и лестницей. — Ты действительно хочешь уйти? Лиам хочет это больше, чем дракона. — Ты разозлишься, если я уйду? — спрашивает он, потому что какой смысл иметь дракона, если Тео злится на него? — Нет. — Это не похоже на ложь, так что Лиам делает шаг к лестнице, а затем оглядывается, нерешительно смотря в лицо Тео. — Ты расстроишься, если я уйду? Тео мягко фыркает и качает головой, улыбаясь. — Нет. Я постараюсь придумать, как объяснить родителям, что ты не готов встретиться с ними после того, как ты встретился с ними. — Могу я развстретить** их? — с надеждой спрашивает Лиам. — Например, мы скажем, что это было шуткой и я просто твой сосед Лиам, а потом они встретят твоего настоящего парня Ларри через два года, когда он будет готов. — И что случится, когда они придут через два года познакомиться с Ларри и снова увидят тебя? — Ты просто представишь им своего нового парня, — пожимает плечами Лиам, немного нахмурившись. Он уже ненавидит нового парня Тео. Затем он замечает смущенные глаза Тео и хмурится. — Или я буду твоим парнем через два года? Тео выглядит ошеломленным. Некоторое время он молча смотрит на Лиама, прежде чем снова открыть рот, его голос тихий и слабый: — Ты не будешь? Лиам моргает: — Я не знаю. Я буду? — Почему бы и нет? — Тон Тео внезапно становится любопытным, и Лиам начинает незаметно раскачиваться на месте, без особой причины. — Я не знаю, я не предсказываю будущее. — Что значит ты не знаешь? Ты бросишь меня и даже не знаешь, почему? — срывается Тео громким шепотом, и это поразительно, исключая ту часть, где он бредит. Во-первых, Лиам знает почему именно: он знал это с того момента, как Тео начал петь Last Christmas пятнадцать раз в день. Но ему даже не нужна причина, потому что он не собирается бросать Тео. — О бой мог, Теодор, я не собираюсь расставаться с тобой, я просто сказал! — Сказал что? — Два года — большой срок, — Лиам пожимает плечами. — Я, наверное, умру через два года. — Хорошо, представим, что ты не умрешь мистическим образом в двадцать два, ты все еще будешь со мной? Или все это — мы — просто чтобы потратить твое время? — Если я не умру, тогда… слушай, перестань винить меня, окей? — Лиам не имеет понятия почему они вдруг ссорятся, но он знает, что он собирается выйти победителем. — Ты не знаешь будущее тоже. Может, это ты бросишь меня, кто знает? Может ты устанешь от шерсти Скотта на своих простынях и… — Я не устал! — протестует Тео, выглядя очень усталым. — Я просто влюбляюсь в тебя сильнее и сильнее с каждым годом, и если мы расстанемся, то по твоей вине, не моей. — Моей вине? Ого. Я так не думаю. Ты определенно расстанешься со мной из-за чего-то типа Лиам, ты снова съел мою драгоценную сырую картошку? — Ты ел ее и сегодня тоже, я видел. А еще ты сжег курицу. — Лиам, ты сжег курицу и мою любовь к тебе, все кончено, я больше не хочу тебя видеть. — Ладно, первое — перестань говорить как старушка. И второе — я не брошу тебя даже — даже — если ты сожжешь дом. — Тео, кажется, убежден, что это было очень злобно, Лиам видит это по его глазам, поэтому он решает быть еще злее. — Я не брошу тебя, даже если ты сожжешь… Мэйсона. Тео моргает. Лиам жалеет о сказанном. — Не сжигай Мэйсона, пожалуйста, он мой единственный друг. — Зачем мне вообще… не важно. Так мы все еще вместе через два года, не важно пироманьяки мы или нет? — Получается так, да, — кивает Лиам, все еще твердо убежденный, что он умрет раньше. В любом случае у него, наверное, внутреннее кровотечение из-за падения. Он будет удивлен, если завтра проснется и увидит восход солнца. — Так ты больше не собираешься развидеть моих родителей? — Неа, я бы выглядел глупо через два года, — разумно качает головой Лиам. — Мне пришлось бы надеть маску и сменить имя на Ларри, а я ненавижу каждого Ларри, чтоб ты знал, серьезно, ты когда-нибудь встречал Ларри, который был бы таким же веселым, как… Рот Лиама внезапно атакуется чужим языком. На секунду ему становится очень страшно. — Я люблю тебя, — невероятно счастливо улыбается Тео, отодвигаясь. — Да, да, любишь. — Лиам даже не собирается притворяться, что знает, что происходит сейчас. — А теперь скажи, где торт. — Я не испек торт. — Какого черта, Теодор, твои родители пришли на ужин, а ты даже торт не испек? Что не так с тобой? Нам надо расстаться.***
Родители Тео не спрашивают, почему они исчезли в ванной, а вернулись через десять минут через главную дверь. И Лиам очень за это благодарен. Он подозревает, что его рассказ о том, как сильный порыв ветра вытолкнул его из окна, заставив Тео прыгнуть за ним, чтобы спасти, потерял бы всю свою привлекательность, если бы сказал об этом вслух.***
Лиам побеждает. Родители Тео на самом деле милые, они улыбаются и милы с ним, но это война, и он побеждает. Раньше они поймали его беззащитным, но это больше не повторится. Никакой больше паники, спасибо большое. Тем более теперь в этом нет смысла, потому что Тео никогда с ним не расстанется, даже если Лиам сожжет дом. Лучшая часть — Тео не уточнил какой дом. Так что эти два придурка живут взаймы теперь. — Теодор, будь добр, принеси немного соли, раз уж ты на кухне. Эти картофелины на вкус как воздух. — Вообще-то нет, они великолепны как и все, что готовит Тео, но Лиаму нужно показать маме Тео, насколько ему комфортно прямо сейчас. Она продолжает говорить с ним слишком мягким голосом, как будто он был напуганным оленем, готовым подпрыгнуть и сбежать при каждом внезапном движении или слишком громком шуме, и Лиам не может позволить этой женщине думать, что у нее есть такая власть над ним только потому, что она заставила его выпрыгнуть из окна. Как будто это было большое дело. Придурок и еще один придурок заставили его выпрыгнуть из гораздо более высокого окна два месяца назад, и у них нет никакой власти над ним, они просто отвратительно возбуждены и эластичны. — Да, я уверен, что они теряют весь свой аромат, когда готовятся, чудак, — бормочет Тео, снова исчезая на кухне. Он потратил на это половину ужина, постоянно проверяя, как там другое блюдо. Должно быть, он думает, что попал в МастерШеф или что-то такое. — Он никому не позволял так себя называть с самого детства. — Лиам вздрагивает от неожиданности. Он не заметил, как мать Тео уставилась на него. Это, вероятно, не поможет с ситуацией с неиспуганным оленем — Даже мне, он говорил, что это имя подходит только для плюшевого мишки, — она качает головой с нежной улыбкой. — Но я не могла не заметить… он тебе это позволяет. Лиам не сказал бы, что Тео принимает это, но это хороший повод покрасоваться, поэтому он самодовольно улыбается. — Конечно, я могу называть его как захочу, и и ему это понравится только потому, что это делаю я. Смотри. Эй, Теофрог! — Извини меня? — голова Тео появляется в дверном проеме, его глаза метают кинжалы. Лиам невинно улыбается: — Я люблю тебя. Недовольный взгляд мгновенно тает в обожающей улыбке. — Я тоже тебя люблю. Тео снова исчезает на кухне полностью счастливый, и Лиам бросает красноречивый взгляд на его маму. Твой сын теперь мой, и ты ничего не можешь с этим поделать. Он пытается общаться с ней глазами, но она, кажется, ничего не имеет против. Лиам действительно хотел бы услышать ее имя.***
— И как же вы двое сошлись? — Я спел ему серенаду перед всеми нашими соседями, с гитарой и всем прочим. — Лиам уже собирался открыть рот и выиграть немного времени, чтобы решить, как ответить на это, но Тео должен сразу же перейти к неловкой части, не так ли. — Я встал на колени, это было самое романтичное событие, которое когда-либо происходило в этом здании. — Лиам в этом не сомневается. — Он был потрясен. — Меня ударил яблоком псих, который живет на третьем этаже, — тут же замечает Лиам. — Наверное, поднялся переполох или что-то в этом роде. — Ему понравилось, — игнорирует его Тео. — Он любит, когда я пою. Вот как он влюбился в меня, он слышал, как я пел каждое утро на балконе. — Да, это… так и было. — Все было не так. — Слышал его пение каждое утро, правда. Не мог игнорировать такой голос. — Он хорош, не правда ли? — О боже, она не знает. Значит, они действительно глухие. — Да, он… он… — Лиам правда пытается соврать, но он не может заставить себя сказать это. — Ну, он любит петь. Губы отца Тео делают то же самое, что делают губы Тео, когда он пытается сдержать смешок: прижимаются друг к другу так сильно, что исчезают, и Лиам не сомневается, он знает. Он не глухой, он знает, и он знает, что Лиам тоже знает, но он не может ничего сказать, потому что мама не знает. — Когда он не услышал мое пение утром, он пришел умолять меня спеть снова. — Тео так радуется тому факту, что Лиам не может разоблачить его ужасное пение перед родителями. — Я не умолял. — Он настолько сильно любит мой голос, что готов платить за него. — Ни разу не дал ему ни единого доллара. — Он предложил мне двадцать пять долларов за то, чтобы я пел каждое утро. Вот так я сразу понял, что он ужасно сильно влюбился в меня. — Все было совсем не так, я… он влюбился в меня первым. Я угрожал ему, и он сразу же поделился своими учетными данными Netflix и едой. Он накрыл меня едой в какой-то странной попытке ухаживания. — Он купил мне торт, — нежно улыбается Тео. — Он сделал мне такой же! — Он хорошо готовит, правда? — не похоже, чтобы мама Тео была слишком довольна этим, что странно, потому что минуту назад она казалась такой гордой совершенно отсутствующими певческими способностями ее сына, и можно подумать, она была бы рада его настоящим способностям, но, очевидно, нет. — Я несколько месяцев оплачивала его уроки кулинарии, когда ему было восемнадцать. И думала, что после стольких лет, потраченных на приготовление ему еды, я заслуживаю только самого лучшего: того, чтобы мой сын наконец приготовит для меня несколько вкусных блюд, — она улыбается Тео, и Лиам никогда не видел более злобной улыбки. — Не прошло и двух недель после окончания кулинарных курсов, как он съехал. — Я выпустился, это не было намеренно… — Две недели, — жестоко отрезает она, и Тео замолкает, виновато склонив голову. — В любом случае я рада, что хоть кто-то наслаждается кулинарными занятиями стоимостью в триста долларов, — добавляет она, и на этот раз ее улыбка кажется искренней и менее убийственной, когда она поворачивается к Лиаму. — Он брал уроки? — повторяет Лиам потрясенно, с тяжелым обвинением в голосе, когда смотрит в избегающие глаза Тео. — О боже, Лиам, как ты не можешь знать, как нарезать овощи, это же элементарно! И ты научился этому всего лишь вчера! — Я знал это и раньше, ладно? — Милый, ты даже не мог нормально подогреть пиццу. Тео сильно краснеет, и Лиам безмолвно вздыхает. Его жизнь — одна сплошная ложь.***
И потому что Лиам лучший парень, он издевается над Тео всего лишь полчаса.***
— Знаешь. — Тео отвел своего отца в ванную, чтобы тот посмотрел душ (Я поскользнулся и сломал его плечом сказал он. Дело было не в плече и не в том, что Тео поскользнулся — Лиам знает, он был там). Мама Тео смотрит на Лиама с грустной, тоскующей улыбкой. — Ты бы понравился Таре. Она всегда жаловалась, что мы не объединяемся с ней, когда она смеется над Тео. Хотя она сделала это в основном из-за его ужасного пения. — Лиам думает, что ему бы тоже понравилась Тара. Кажется, только у нее из всей семьи есть уши. — И я не могу винить ее, — хихикает мама Тео, морщинки в уголках ее глаз становятся глубже, когда она с удивлением смотрит в сторону ванной и понижает голос. — Не говори Тео, что я сказала это, я не хочу ранить его чувства, но он действительно ужасно поет. Не то чтобы ты знал, милый: любовь глуха. Лиам об этом может только мечтать.***
В конце концов за родителями Тео приезжает такси. — Я был рад познакомиться, миссис Рейкен. — О, не надо формальностей, Лиам. — Да, конечно, тогда, — Лиам откашливается. Черт. — Был рад познакомиться. — Они скоро узнают, что он облажался. — … мам, — он подмигивает, и колокола славы немедленно звучат в его ушах, когда он стоит там, выглядя умным и забавным, а не как кто-то, кто просто не знает имен людей, с которыми он провел весь ужин. Она смеется, качая головой, и Лиам почти ошеломлен своей собственной силой: у него уже есть собственные шутки с матерью его парня, выкуси, вселенная! Он смотрит на Тео, чтобы узнать, готов ли тот взять его на Триумфальную экскурсию по дому на своих плечах, чтобы отпраздновать с ним, но тот занят тем, что обнимает своего отца на прощание, так что воображаемые колокольчики подойдут. Он сделал это. Он пережил еще один день на Земле. Дверь за родителями закрывается, и парни стоят там, уставившись на нее в течение нескольких секунд, прежде чем Лиам рискует взглянуть в сторону Тео. Это может произойти в любую секунду, и он не сможет это остановить. Они любят его, и он уже слышит как я говорил тебе вылетает изо рта Тео. Это неизбежно. Тишина растягивается на часы, пока Тео не делает глубокий вздох, и Лиам видит, как его губы медленно движутся. Начинается. Последняя атака на сегодняшний день — самая худшая — я говорил те… — Laaast Christmas… О, черт возьми! — I gave you my heart, but the very n… — Любовь никогда не была глуха, и Лиам молниеносно прижимает Тео спиной к стене и затыкает умирающую кошку в его рту своим языком. Время снова вытрахать Рождественский дух. — Господи, Ли, — хихикает Тео, когда Лиам агрессивно проходится губами по его шее и подбородку. — Рождественские песни действительно возбуждают тебя, не так ли?