Хроники Эдмории. Дары аймасов (книга вторая)

— Ты заставил меня солгать, — Лаэт-Луг смотрел на брата, хмуря чело. — И мне это не нравится. Маг пришёл к Лиссан-Таану, едва небо окрасили первые лучи поднимавшего солнца, застав того за занятием кил нарамом — позволявшего привести дух в спокойствие, а тело к максимальному контролю воли. Лиссан-Таан обнажённый по пояс, сидел на полу у окна, скрестив ноги и уперев ладони в центр диафрагмы. Глаза эльфа были закрыты, но сосредоточенности он не терял. Его губы растянула слабая улыбка — визит старшего братца был предсказуем. — Я лгать тебя не просил, — указал он на очевидное. — Потому, имею право сделать предположение, что ты сделал это для себя. — Вот как? — Джаверель поджал губы. — Ты решил это за меня? — Ты в своё время сделал тот же выбор, — Лиссан-Таан больше не улыбался. — Решил за себя и за меня, что нам будет лучшим расстаться. И ушёл, оставив меня одного, на расправу прихвостням королевы. — Я ушёл, намереваясь покончить с собственной жизнью… — А должен был продолжить жить! — оборвал младший из братьев, открыв глаза — внутри чёрных зрачков полыхнул гнев. — И заботиться о том, кто нуждался в тебе и зависел от тебя! — Я был растоптан горем. — Признаешь свою слабость, брат? — Как и ошибку, что совершил, — покаянно признал он. — Я не должен был оставлять тебя одного. Лиссан-Таан усмехнулся. Его извинения больше для него ничего не значили. Прошло то время, когда он ждал их и был готов простить. — Не должен был, — подтвердил он, поднимаясь на ноги, — но ты это сделал, — продолжил, отвернувшись к рубашке лежавшей на стуле. — И прошлого нам обоим уже не изменить. Джаверель с трудом удержал тихий возглас, уставившись на спину брата — плечи и лопатки Лиссан-Таана прорезали крест на крест грубые шрамы. Он носил на себе следы жестокой мести королевы — знаки, которыми метили предателей. Такие же получил бы и сам Джаверель, не покинь он королевство светлых. Что пометить могли и его брата, совсем ещё сущее дитя, Лаэт-Луг и не предполагал. — Брат… — он шагнул к нему, потянув руку к его плечу, но Лиссан-Таан отступил в сторону, укрывая шрамы под рубашкой. Рука Лаэт-Луга опала вниз. — Ты мне должен, братец, — младший развернулся к нему лицом — холодным, жёстким. — И потому, будешь молчать о нашей… маленькой тайне родственной связи. Джаверель поднял голову. — Зачем ты пришёл в крепость? Что задумала королева? — Не допустить гибели мира, чего же ещё? — И каким же образом? — Остановить приход Творцов. Джаверель поднял бровь и Лиссан-Таан пояснил: — Если они придут, братец, и займут тела-сосуды, Творцы развяжут войну, что оставит от нашего мира одно пепелище. Лицо мага прорябило судорогой и Лиссан-Таан сбросил показную невозмутимость. — Ты что-то знаешь, — сказал он, сощурившись. — Ты слышал пророчество из уст нашего отца, но есть ещё что-то, о чём ты не желаешь говорить. Сосуд… — выдал он прозорливо. — Отец говорил, что оба сосуда притянет к месту прихода Творцов. Они здесь? — Я не говорил этого… — сухо выронил Джаверель. — Их нужно уничтожить, — резко оборвал его Лиссан-Таан. — Пока их не занял носитель, тела смертны. Не станет сосудов и Творцам путь в Эдморию будет закрыт. — От нашего отца я подобного не слышал. Лишь то, что Творцы уже приходили в наш мир. — Всегда в теле сосуда, братец. Даже высшим силам приходится соблюдать правила, установленные самой вселенной и её создателем. Появится в мире в своей истинной оболочке, они не могут. Им необходимо вместилище и рабы, что подготовят их приход. Не стал ли ты одним из них, Джаверель? — Нет, — с отвращением отверг он. — Тогда помоги мне выполнить задание королевы и очистить имя нашей семьи! — Очистить от чего? — От позора, что навлёк на него наш неразумный отец. Джаверель, сомкнув губы, отступил от брата. — Будь наш отец жив, ты не посмел бы сказать о нём подобного. Я обязан вызвать тебя на бой, брат, за оскорбление его памяти. Но делать этого не стану. Лиссан-Таан усмехнулся, поиграв мышцами плеч. — Ты принял мудрое решение, — насмешливо выдал он. — Бой со мной тебе не выиграть. Спорить с ним Джаверель не стал. Пусть пребывает в уверенности, что он слаб. Придёт время и он удивит братца, сменившего лагерь и предавшего семью. Пора было самом себе простить долги перед прошлым. Маг покинул спальню не произнеся больше ни слова. Выйдя в коридор, Джаверель едва не столкнулся нос к носу с управляющим. Джодас Валента спешил к лестнице, неся в руках стопку белых льняных простыней. — К нам прибыли высокие гости, — сообщил Валента. — Жрицы из храма. — За телом своей настоятельницы, — догадался маг. О гибели Аловенны Весеннерожденной они сообщили в храм Света накануне, воспользовавшись шаром связи. — Княгиня велит тебе явиться на встречу. — Явлюсь, — маг кивнул. — Лишь одену более подобающие одежды. Управляющий покинул его, оставив Джавереля в глубоких раздумьях. Лиссан-Таан лгал, указав на своих спутников, как на исполнителей воли королевы. Подосланным убийцей был его брат и Джаверель совершил ошибку, согласившись с тем, чтобы его соплеменники остались в крепости. Но теперь отступать было поздно. С заговорщиков он глаз не спустит, а понадобится — поднимет руку и на родную кровь. С этими мыслями, маг направился к своим покоям. Сменив одежды, добавив к длиннополому чёрному камзолу синюю, траурную для светлых ленту, Лаэт-Луг спустился в зал господского дома. Тело Аловенны Весеннерожденной покоилось на установленном рядом с креслом лорда помосте, укрытое зелёным шелком, в окружении белых лилий. Рядом с помостом замерли пять фигур — трое принадлежали к жрицам храма Света, оставшимися двумя были княгиня и Нэн. Шестого наблюдателя за происходящим действом, маг сперва почувствовал, а уже затем заприметил. Дэйлан стоял в тёмном углу, сложив руки на груди и лишь пошевелил бровью, заметив брошенный на него остроухим взгляд. Лаэт-Луг, соблюдая присущее горестному моменту выражение лица, встал рядом с Сао. Княгиня, мягко пожав его руку, вновь устремила невидящий взгляд в сторону гостей. Жрицы были одеты в белые балахоны, обшитые синей лентой по вороту и подолу. Все трое прятали руки в широких рукавах. Всего этого Эмили не видела, но мерцающий свет, бурлившей в них магической силы разгонял тьму, стоявшую перед её внутренним взором, подобно трём маякам. Кашлянув в кулак, привлекая к себе внимание, Джаверель выступил вперед. — Княгиня и мы все, скорбим вместе с вами, маорэй сан, — уважительно произнёс он в сторону жриц. — И если потребуется, готовы рассказать за что отдала свою жизнь Аловенна Весеннерожденная. Жрицы синхронно повернули головы на звук его голоса, но капюшон спустила лишь одна из них, открыв обманчиво молодое прекрасное лицо с застывшей во взгляде скорбью. — Нам известно за что отдала свою жизнь настоятельница нашего храма, — мелодично произнесла она. — Теперь эта ноша легла на мои плечи, — жрица повернула голову к помосту. — Последним повелением нашей госпожи, было помогать крепости. Жаль, что Аловенна не позволила нам встать рядом, взяв на себя непосильную ношу и расплатившись за свою смелость собственной жизнью. Я — Маэрэль Лунный свет, — представилась жрица. — И я готова ответить на ваши вопросы, как только будет закончена погребальная церемония. — Мы организуем перенос тела… — начала Нэн, но жрица оборвала её взмахом руки. — В этом нет необходимости, двуликая. Мы займёмся этим сами. После, я вернусь, чтобы продолжить служение своей наставницы. — Пальцы светлой с нежностью скользнули по холодной кисти покойницы. — Аловенна не верила в пророчества, доверяла лишь своему сердцу. Я последую по её пути. Три жрицы разделились и встали вокруг помоста. Маэрэль потянула из-за ворота балахона свисавший с тонкой цепочки янтарный кулон. Короткое заклятье и жриц укрыло яркое марево открывшегося перехода. Через мгновение свечение исчезло, а вместе с ним и эльфийки с телом. Джаверель опустил руку, ему пришлось защитить глаза, чтобы выдержать свет магического перехода. Рядом материализовался Эстег-Руа. — Не думал, что они всё ещё работают, — пробормотал Джаверель. Подобными амулетами обладал далеко не каждый маг, а в теперешнем мире, когда бунтовал едва ли не каждый магический артефакт, использовать подобную силу мог лишь тот, кто был весьма уверен в себе. — Никогда не слышал о жрице, носившей имя Маэрэль. И уж тем более о том, что бы та взяла себе второе имя Ночи. — К добру это или к худу? — Нэн интересовал иной вопрос. — Помощь светлых жриц. Они потеряли одну из своих и всё равно намерены продолжать помогать нам. — Мои силы не безграничны, — признал Джаверель, — так что помощь жриц Света нам не помешает. Я должен нечто показать вам, давно рассказать надо было, да всё не решался, — завершил светлый. — Мне нужно было осмыслить увиденное, но к едином выводу я так и не пришёл. — И что же ты скрыл от нас? — спросил вампир. — Лучше покажу, — уклонился от прямого ответа маг. — Разговор слишком долгим будет. Появившуюся на узкой тропе компанию, Фрогос встретил сидя на деревянной колоде под стеной своего дома. Полукровка, уложив на колени секиру, полировал лезвие точильным камнем. Завидев пожаловавшую к нему процессию, он без спешки отложил точильный камень и, отставив секиру к стене, поднялся. Задавать вопросов не стал. Понял по лицу эльфа зачем пожаловали гости дорогие и молча отворил дверь в дом. Джаверель вошёл первым, за ним последовали Нэн с Эмили и Эстег-Руа. Фрогос прикрыл за ними дверь. Вытянув из кармана прозрачный шар, маг пробормотал заклинание. Шар, поднявшись над его ладонью, послал пучки света гулять по стенам. — Где она? — спросил эльф у хозяина жилища. Фрогос кашлянул в кулак и из соседней комнатушки вышла подросток-оркиня, одетая в короткую набедренную повязку. Маленькие ещё неразвитые груди, скрывало широкое ожерелье собранное из коралловых бусин. Светлый отступил в сторону, открывая обзор на оркиню. — И… кто это? — с недоумением спросила Нэн. — Младенец, которого мы нашли в горах. — Это невозможно, — пробормотал Эстег-Руа с изумлением рассматривая оркиню. — Возможно, — мрачно возразил эльф, — если перед нами сосуд Творца. Эмили выступила вперёд, безошибочно протянув руку к оркине — малышка не пошевелились, когда прохладные пальцы коснулись её подбородка, поднимая остроскулое личико вверх. — В ней нет… свечения, — в голос княгини скользнула растерянность. — О чём ты говоришь? — Дэйлан уложил руку на эфес меча. От оркини не веяло опасностью, но все его инстинкты вопили о том, что им следовало оставить странное дитя в покое. — Я вижу свечение жизни в каждом из вас, — княгиня не отрывала руки от лица оркини. — И у каждого есть сердцевина. — Душа, — выронила Нэн, — наши легенды говорят, что такими видели всех разумных существ маги сурра. — Но у неё такой сердцевины нет. — Что не говорит о том, что она зло, — пророкотал за их спинами Фрогос. — Зачем нужны сосуды? — Эмили, выпустив подбородок оркини, развернулась к Джаверелю. В её сознании всплыли последние слова Аловенны: «Сосуды не должны быть заполнены…» Жаль большего светлая сказать не успела. Маг издал долгий выдох. — Чтобы войти в наш мир и начать войну за право владеть всем мирозданием, братьям-Творцам нужны сосуды. Мой отец был летописцем королевского двора, — нехотя продолжил он, — в его обязанности входило изучение древних архивов в поисках верного толкования пророчества найденного Аллариусом и если верить тому, что ему удалось добыть из вороха старых свитков — сосуды появляются там, где вскоре объявятся и Творцы. Только в телах сосудов они способны войти в наш мир, именно потому сосуды лишены души. И… возможно, что единственная возможность предотвратить их приход — это уничтожить вместилище, — завершил уныло. — Невинное дитя? — вскинулся Фрогос с рыком. — Не позволю! — Никто никого убивать не станет, — Эмили, останавливая его порыв, подняла тонкую руку. — Вначале, мы сложим в единое всё, что нам известно и лишь потом примем решение. А пока… сосуд будет пребывать под твоей опекой, Фрогос. Охраняй её пуще собственного глаза. Никто в крепости не должен знать о ней. — Особенно наши светлые гости, — встрял Джаверель. Нэн бросила на мага прищуренный взгляд, но вопросов задавать не стала. Покинув дом полукровки, они отправились в обратный путь, когда со стороны ворот раздался протяжный звук горна. — Кого это ещё несёт нелёгкая? — Эстег-Руа нахмурился, весь обращаясь вслух. Обострённое восприятие в купе с толикой магии донесла до его ушей ржание лошадей и нетерпеливый призыв впустить путников в крепость. Выйдя на мощенный двор, они остановились, следя за теми как медленно ползут в стороны тяжёлые створки. Напротив замерла дюжина дружинников крепости с копьями наперевес во главе с Гроссауром. Гном поднял руку и вращение механизма врат остановили, оставив створки в таком положении, чтобы внутрь всадники могли въехать лишь следуя друг за другом. Первым внутрь вошёл вороной жеребец, несущий в седле широкоплечего крепкого мужчину с заплетенными в косу тёмными волосами. Следом появился мул с рыжеволосым бородатым седоком, чью голову покрывал колпак, который часто носили моряки. Но взгляд всей четвёрки прикипел к третьему всаднику, с головы до ног закутанному в плащ. Въехав во двор, всадник гнедой кобылки неторопливо стянул с головы капюшон, рассыпав по узким плечам густые рыжие кудри. Взгляд зелёных будто хвоя глаз мгновенно отыскал замершую за спинами дружины четвёрку. Саведжа Руа, улыбаясь, склоняя голову в не слишком почтительном поклоне. — Надо же… — Нэн покачала головой, глядя на всадницу. — А смелости ей не занимать. — Такой всегда была, — угрюмо буркнул Эстег-Руа, следя за тем, как Саведжа покидает седло, вслед за своими спутниками. — Но её приезд весьма ко времени, — признал Джаверель. — Гнать не будем. — Пока она снова не попытается вертеть нами, — весомо вставила Белая Волчица. — Она попытается, — пообещал Дэйлан сквозь зубы, — будь уверена в этом, двуликая. Не дожидаясь, пока гости приблизятся, вампир, развернувшись, направился к господскому дому.