Огненные саламандры

Локи неподвижно сидел, смотря на языки пламени в камине. На столе в центре зала лежала Сигюн. Красивая, одетая в голубое платье, с вплетенными в волосы, все еще покрытые инеем, цветами. Они выглядели так нелепо среди затяжной зимы. Сигюн была прекрасна. И она была мертва. Локи смутно осознавал реальность. Все вокруг словно было каким-то неправдивым. Таким, каким не могло оказаться на самом деле. Абсурдным до невозможности. Но вот он здесь: утром они взяли Ванахейм, а в полночь похоронная процессия. Все оказывалось на самом деле именно таким, каким быть не могло. Он не убивался, не плакал, не кричал от гнева и боли. Ему было неоткуда взять пищу для страданий. От него словно ничего не осталось. Он был пуст и потерян. Он не то что бы ни хотел больше жить из-за потери. Он не хотел больше ничего. Ему было плевать, жив он, мертв, кто теперь у власти, кто еще умер. Реальность просто не была больше реальностью. Она была условиями, в которых, Локи вынужден был существовать. - Локи. Тихо произнес за спиной высокий голос. Трикстер не обернулся. Он понятия не имел, зачем Гулльвейг пришла к нему. Но он определенно не хотел, что старуха была сейчас рядом. - Локи, - настойчиво повторила она,- не думала, что ты правда можешь быть таким, как сейчас. Он так и не повернулся к ней. - Знаешь, она ведь не должна умереть, - Гулльвейг села напротив Локи. - Она уже мертва, - произнес трикстер, не поднимая на ведьму взгляда. - Горечь утраты и правда отупляет, - вздохнула ведьма. - Чтобы попасть в Хель, ей нужно сначала перейти мост, по которому все души попадают в чертог смерти. Это процесс не быстрый. - И что? - И что? Ты спрашиваешь меня: и что? Ты ведь знаешь, что пока человек не перешел мост в царство Хель, его можно вытащить. - Это запрещено. К тому же я не знаю, у кого было бы достаточно сил, чтобы это сделать. Я не знаю ни одного настолько способного мага. В теории – это возможно. Но этого не случится. - А что если я могу это сделать? Трикстер изумленно на неё посмотрел. - Да, могу. Могу и сделаю, если ты хочешь этого. Потому что, видишь ли, без твоего согласия и помощи я сделать этого не смогу. Это очень необычная магия. Чтобы вытащить кого-то с того света, нужна очень крепкая духовная связь её с кем-то в мире живых. И не просто связь. Нужно настоящее, горящее желание видеть её в живых. Локи впился в подлокотники кресла. У него появилась надежда. Конечно, это влекло к самым неожиданным последствиям, это было опасно. Но ему было все равно. - Конечно, все не так просто. У медали всегда две стороны. И ты имеешь право отказаться, ведь оставив Сигюн мертвой, ты навсегда избавишь все девять миров от погибели. Гулльвейг встала и подошла ближе к камину, в который все впивался взглядом Локи. - Раг-на-рёк, - медленно, по слогам она произнесла это слово, будто пробуя его на вкус. - Только представь себе, предотвратить такую катастрофу. И ты наконец-то будешь счастлив. Будешь править Ванахеймом. Ты ведь не забыл, что он теперь твой? Будешь спать спокойно по ночам. Очистишь свою душу за все совершенные преступления. Только тебе решать как все случиться, будет Рагнарек или нет. Каждая фраза ведьмы, словно вдребезги разбивалась о его мысли. Он не хотел выбирать. - А ведь когда я пришла сообщить Одину о войне, у меня правда не было никаких корыстных целей. Не было никакой заинтересованности, пока я не увидела её, - она посмотрела на Сигюн. – Я сразу увидела в ней гибель для мира и одновременно спасение для меня. Сначала, конечно, как запасной вариант. - Для тебя? - Именно. Рагнарёк мне не пережить. И я, наверное, единственная, кто мог бы сообщить об этом с такой радостью. Сначала я думала, что меня способно погубить твое пламя, твои огненные саламандры. Но когда я сегодня кинулась в огонь, пожирающий башню Ньерда, то ничего не произошло. Огонь даже не тронул меня. Как будто он наоборот, защищал. А Рагнарёк мне пережить и это точно. Я устала от вечной жизни и постоянной боли, я хочу со всем эти покончить. Навсегда. И Сигюн мне для этого нужна живой. - Ты чудовище, - произнес Локи, поражаясь своему спокойствию. - На себя посмотри. - Немного эгоистично принести в жертву девять миров ради своих интересов. - И это мне говорит тот, кто уже принес их в жертву. - Что ты имеешь в виду? – Локи удивленно приподнял брови. - Не криви душой, мы оба знаем, что ты уже принял решение. Твое благополучие, пусть даже на время, тебе важнее, чем благополучие всех остальных. Я рассказала тебе весь свой план, только потому, что знала, что ты не станешь предотвращать Рагнарек. Не станешь, так как по-настоящему любишь Сигюн. Ты может, себе в этом и не признавался никогда, но это так. За время нашего разговора ты ведь ни разу не подумал, что было бы разумней, оставить все как есть, - старуха впилась в него взглядом. Локи молча смотрел на неё, понимая, что она права. Он знал, что она права относительно всего сказанного. Вопрос выбора в принципе не стоял. Он как капризный маленький ребенок лишь хотел, чтобы все было по его воле. Чтобы Сигюн была рядом, живая, чтобы он мог её любить. Он не мог отказаться от неё. - Видишь, ты не отрицаешь моих слов, - удовлетворенно сказала Гулльвейг. – Что плохого в том, что мой эгоизм поможет твоему? И все будут довольны. «Кроме всех остальных жителей девяти миров – пустяки», - Локи усмехнулся своим мыслям. - Ты совершенно права. Ничего плохого нет в том, чтобы быть счастливыми. Он встал из кресла и подошел к столу в центре зала, на котором мирно лежала Сигюн. С минуту он, не отрываясь, смотрел на её безжизненное лицо, покрытое инеем, затем медленно повернулся к Гулльвейг, ладони были сжаты в кулаки, в зеленых глазах сверкало отчаянье: - Верни мне её. Верни мне её, прошу.