Лилия долин

С днём святого Валентина вас, мои дорогие! Я ещё раз перебрал свои пожитки, делая поклажу как можно более компактной, мысленно произнёс: «Простите, но мне нужнее», обращаясь к покойным жителям деревеньки, и сделал шаг за порог домика. День явно уже перевалил за середину, местное серебристо-розовое солнышко начало клониться к горизонту, так что следовало поспешить. Интуиция бурчала, что задерживаться больше не стоит, что мне нужно непременно уйти, что стоит солнцу сесть, начнётся что-то непонятное и страшное. Почему я так задержался? Так всё просто. Когда я увидел стервятников, пирующих над колодцем… их было так много, что колодец издали казался покрытым непонятной шевелящейся массой, я понял, что просто так уйти не смогу. Поэтому я разогнал недовольных падальщиков, бросая в них камни, и, отыскав в одном из домиков лопату, стал засыпать колодец. И не успокоился, пока его не закрыла плотная земляная шапка, которую я ещё и утрамбовал от души. А потом, повинуясь какому-то наитию, сорвал несколько охапок голубых цветов с белыми звёздчатыми серединками и положил их на земляной холм. Завянут, конечно, но хоть как-то не обозначить место упокоения целой деревни я не мог. Потому и задержался. Так что теперь я на хорошей скорости уходил по пыльной дороге от бывшей деревни через аккуратно возделанные поля к темнеющему вдалеке лесу. Лес оказался не так близко, как мне казалось, так что, когда я наконец-то достиг его, уже смеркалось. Но стоило только мне оказаться под защитой могучих лесных великанов, как меня тут же охватило спокойствие. Умом я понимал, что могу встретить много всякого-разного, но лес странным образом дарил мне ощущение безопасности. Однако интуиция продолжала потихоньку зудеть, что от поселения лучше отойти подальше. Вот я и шёл, пока совсем не стемнело. Всё так же — быстрым шагом, в хорошем темпе и почти не уставая. В лесу было тихо — только шелестели кроны да пересвистывались друг с другом беззаботные пичуги, яркостью оперения могущие поспорить с тропическими попугаями. И вдруг к этой тишине примешались посторонние звуки — скрип колёс, свист бича, топот копыт и разговоры. Я насторожился. Можно было, конечно, в лучших традициях некоторых отмороженных попаданцев броситься за помощью в стиле: «Дяденька, дайте попить, а то так есть хочется, аж переночевать негде…», и совершенно случайно оказавшийся в лесу добрый и мудрый дяденька… впрочем, я был согласен и на тётеньку… непременно поможет. А ещё он окажется магом, у которого есть артефакт-переводчик и настоящий волшебный посох. Маг с ходу назовёт лесного найдёныша Избранным, с полпинка обучит магии и вдохновит на освобождение здешнего мира из оков Вселенского Зла. И пойдёт себе совершать великие подвиги очередной Марти-Сьюшный герой, которому тут же, не отходя от кассы, подберут меч по руке и бронетрусы по размеру. Ага, щазз… То, что я уже успел пережить в этом мире, отбило у меня желание лишний раз высовываться и доверять посторонним незнакомцам. И вообще — добрые волшебники — товар штучный, не во всяком мире встречающийся, а голова у меня одна. И вообще — чего я хочу? Вернуться домой? Возможно, да только та же самая интуиция упрямо твердила, что вернуться никак не получится. Дома меня наверняка уже успели отпеть и похоронить, так что цель у меня теперь одна — более или менее комфортно устроиться в этом мире, избегая разнообразных заварушек. Только вот какие у меня перспективы? Не в лесу же поселяться, какая-никакая социализация нужна по любому. Но я здесь один, языка не знаю, местных реалий тоже и не доверяю никому. М-даа, ситуация. Между тем звуки стали громче, и я быстренько свинтил с дороги, спрятавшись под деревом, нижние ветки которого свисали практически до земли, так что с дороги меня точно никто не заметит. И стал ждать. Благо, ждать пришлось недолго, но увиденное меня не порадовало. Сначала на дороге показалось двое всадников, ехавших на кошмарных гибридах лошади и крокодила. Серьёзно, тонкие ноги и быстрая рысь у этих милых зверюшек явно были от лошади, а вот вытянутая треугольная морда с заметными зубками принадлежали, скорее, крокодилу. Кошмарные зверюги. Следом за всадниками ещё два крокодиломордых жутика тащили богато украшенный резьбой возок, в нём восседал немолодой седобородый мужчина в чёрных одеждах с золотой цепью и какой-то висюлькой на шее. Взгляд пассажира возка был холодным и презрительным. Шишка какая-нибудь местная? За возком катили ещё две повозки. Такие простецкие деревянные телеги. В первой сидело несколько девушек и молодых женщин, довольно симпатичных с виду. И явно их на эту прогулку везли без согласия — уж больно вид у них был понурый. Да и ошейники на шеях не оставляли простора для фантазий. Рабыни… Угу, значит, есть в этом мире и более развитые народы, дошедшие уже и до рабовладельческого строя. Во второй повозке теснились несколько симпатичных парнишек в возрасте от четырнадцати до шестнадцати лет. В отличие от девушек, парни ехали полуголыми, и не только в ошейниках, но и в ручных кандалах. А может, и в ножных — у тележки был высокий бортик. Похоже, это были особо ценные невольники, которых рассчитывали продать подороже, поскольку все остальные топали следом. За второй повозкой тянулась недлинная вереница скованных мужчин постарше, тоже не страдавших избытком одежды. Караван замыкали ещё несколько всадников — охрана… Я вздохнул. Рабов было жаль, судя по их лицам, они прекрасно знали, что их не ждёт ничего хорошего, но помочь им я не мог. Разве что героически сложить голову в стычке со стражей или (что вероятнее) пополнить собой ряды невольников. И то и другое категорически меня не устраивало, так что, вздохнув о несовершенстве мира, я просто проводил караван долгим взглядом. На моё счастье, охранники каравана меня не заметили, так что я переждал ещё немного под деревом и выбрался на дорогу. И понял, что скоро стемнеет совсем, а я ещё недостаточно далеко отошёл от разоренного поселения. Поэтому я ускорил шаг, попутно оглядывая окрестности на предмет ночного пристанища. По мере того, как темнело, лес стал наполняться куда менее приятными звуками. Стихло птичье пение, откуда-то стало доноситься глухое уханье, странное щёлканье и непонятные завывания. Так что мысль о пристанище стала совсем уж актуальной. На адреналине я отпахал ещё километра три и наконец заметил старое дерево с удобно изогнувшимися толстыми ветвями, сходящимися на порядочной высоте в небольшую развилку. Я решительно кивнул сам себе, без особых усилий взобрался на дерево и устроился на толстых ветвях даже с некоторым удобством. И тут же пала просто чернильная тьма — ни ночного светила тебе, ни звёзд. Я ощупью нашёл в мешке лепёшку и головку сыра, вяло пожевал и то и другое, запил водой из фляги и, закутавшись поплотнее в плащ, стал прислушиваться к звукам ночного леса. И сам не заметил, как задремал. Только вот сон выдался странный… В своём сне я словно парил в голубой пустоте, заполненной мягкими, как пух, кучевыми облаками. Просто парить мне вскорости надоело, так что я попробовал, так сказать, управляемый полёт. И у меня получилось! Минут пять я с восторженным гиканьем летал в пустоте, огибая облака, а потом просто приземлился на одно из них. С детства известное знание, что облака — это не что иное, как концентрированный водяной пар, не сработало — я словно врезался в кучу мягкой шелковистой ваты и растянулся на облаке в позе морской звезды, попутно лениво подумав, мол, какая-то чепуха снится, совсем в детство впал. — Да неужели, Кирюша? — раздался откуда-то сбоку насмешливый голос. — А я думал — тебе понравилось! Я медленно повернул голову в сторону источника звука и увидел, что рядом со мной, практически на расстоянии вытянутой руки, сидит симпатичный молодой парень с длинными белыми волосами и яркими серебристыми глазами. Хорошенький — просто картинка, да и одеждой практически не обременён. Бедра парня были как-то замысловато завёрнуты в серебристую, искрящуюся словно первый снежок, ткань, и… и всё. Верхняя часть тела поражала рельефной мускулатурой и практически античным совершенством, точёные щиколотки и узкие ступни вполне могли вызвать нескромные мечтания даже у закоренелого натурала, а я таковым не являлся от слова «совсем». Ну да, вот тут начинается каминг-аут. Я всегда был мальчиком умным, и то, что природа здорово пошутила надо мной, заставив играть не за ту команду, понял довольно рано. Понятное дело, что в нашем посёлке такое не приветствовалось, и даже малейший намёк на истинное положение дел мог отправить меня на больничную койку после наставлений о том, как нужно Родину любить, от нормальных правильных пацанов. В принципе, за такое и прибить могли, были случаи. Это вам не толерантная Москва с европеизированным Петербургом, тут всё просто, по принципу: «Жил-был гей, сам виноват»… Так что я изо всех сил поддерживал светлый образ правильного парня, даже, вон, с Ленкой замутил. Но после того, как она выбрала другого, особо не расстроился, и обижаться мне за неё не на что было. Женщины всегда чувствуют, когда их не любят, а мне после армии капитальная отмазка была — по бывшей возлюбленной, коварно бросившей солдата, страдаю. Эх, если бы не эта дурацкая молния, и не это треклятое попадание… Я, можно сказать, только жить начинал, и тут такой облом. — Согласен, — вздохнул парень, — облом знатный. Извини. — Ты что, — взъярился я, — мысли мои читаешь? И вообще, ты кто такой? Чего тебе надо-то? — Фууу, как грубо, — отвечает эта зараза капризным голосом. — А я тут тебе помочь намылился. — Намылился — помогай! — фыркнул я. Красавчик снова капризно скривился: — Правду в твоём мире говорят: можно вывезти девушку из деревни, но нельзя вывести деревню из девушки. С парнями, похоже, та же история. И тут я не выдержал. Жуткое напряжение, в котором я пребывал с момента своего попадания, прорвалось, оформилось в слова и попёрло на волю. Да как попёрло… Его Величество Пётр Алексеевич со своим загибом мог нервно курить в сторонке. Я очень подробно описал, кем считаю своего нежданного собеседника, ненавязчиво прошёлся по его семейным связям и сексуальным пристрастиям, а также закончил всё подробным пожеланием — где, с кем, как и сколько раз. Парень внимал моему сольному выступлению, капризное выражение исчезло с его красивого лица, уступив место восхищению, потом в руках у него возникли перо и свиток, и он принялся записывать особо экспрессивные выражения. Поняв, что с этим троллем мне не тягаться, я махнул рукой и замолчал. — Хм, — неожиданно вполне спокойно сказал парень. — Злишься, значит. Имеешь право. Ты здесь оказался в каком-то смысле из-за меня. Это я тебя призвал. — И на фига? — мрачно спросил я. — Я в борцы со вселенским Злом не рвусь. И подвиги совершать, бряцая доспехами и прочим барахлом, не собираюсь. И вообще, вернул бы ты меня назад — у меня свои планы на жизнь были… — Нельзя, — вздохнул парень. — В твоей реальности тебя уже похоронить успели. — Ёрш твою медь! — выругался я и врезал кулаком по облаку. Кулак ожидаемо провалился в мягкую вату, а парень сочувственно сказал: — Ну, извини… Но у меня, понимаешь, выхода другого не было. Убили меня. Вот и пришлось послать Зов, чтобы получить временное пристанище. Увы, но подходящим пристанищем оказался ты. Я закашлялся: — Чего? Так это ты сейчас в моей голове обретаешься? А ну, кыш! — Не в голове, — вздохнул парень, — здесь. И постучал меня по бицепсу. Аккурат там, где красовалось нежданно-негаданно возникшее украшение. — Лилия? — удивился я. — Майтели, — поправил меня парень. — В нашем мире этот цветок называется Майтели. И это моё имя. Я не собираюсь захватывать тело, поверь. Мы вообще сможем общаться только во сне. Я прошу тебя только об одном — доставь меня моей маме. Она сможет меня оживить. — Бред какой-то… — покачал головой я. — Как — оживить? Если от тебя осталась только душа? — Просто, — пожал плечами парень. — Мама создаст новое тело, и моя душа перейдёт в него. Всё. А тебя она вознаградит за помощь. Очень хорошо вознаградит — я у мамы единственный сын. Она даст тебе всё, что ты пожелаешь, если ты доставишь мою душу к ней. — Кхм… И кто у нас мама, я стесняюсь спросить? — поинтересовался я. — Здешняя богиня? Парень… то есть Майтели покачал головой: — Нет. Если мыслить категориями вашего мира — она могущественная волшебница. Но не богиня, нет… — Ясно, — вздохнул я. — Прости, но кто тебя убил? И за что? — Враги, — кротко ответил Майтели. — Чтобы навредить моей матери. Видишь ли, я вынужден был скрываться среди этих людей. То тело, в котором ты находишься сейчас — это моё тело, изменённое Зовом. Но мне оно уже не принадлежит, потому что я умер. Так что пользуйся… И хорошо, что теперь ты не похож на меня. Но мне непременно нужно… Нужно снова стать живым. Если я погибну окончательно, то и мир погибнет вместе со мной… — Это ещё почему? — удивился я. — Ну… так получилось, — опустил бесстыжие глазки Майтели. — Прости, но я не могу сейчас тебе рассказать всего. И не потому, что не хочу — когда ты доставишь меня к моей матери, она с радостью объяснит тебе всё. А я сейчас не могу с тобой делиться сокровенными тайнами этого мира — иначе исчезну окончательно. — Брр… — покачал я головой. — Мутный ты какой-то, Майтели… Наговорил турусы на колёсах, а толком ничего не объяснил. А я очень не люблю, чтобы меня использовали втёмную. И вообще — а если я тебя просто… пошлю? — Куда? — недоумённо захлопал глазками красавчик, вовсю демонстрируя длинные ресницы. — На небо, — проворчал я. — За звёздочкой, конечно… Ладно, шучу, если я просто откажусь от твоего, несомненно, почётного поручения? И просто решу прижиться в этом мире и как-нибудь устроить свою судьбу, а? — Не выйдет, — грустно ответил Майтели. — Я не смогу тебя покинуть и найти другого, кто сможет исполнить мою просьбу. Видишь ли, я перед смертью слишком много силы вложил в Зов, и сейчас мы в одной лодке. Кроме того, если враги моей матери догадаются, что я сумел ускользнуть от смерти, они будут искать меня. Ну, и тебя, конечно, они прекрасно знают, что я мог избежать смерти только таким образом. И когда они найдут нас с тобой… а они найдут, возможностей у них хватит, иначе я бы с тобой тут не разговаривал… Тогда тебя ждёт ужасная смерть. Воистину ужасная, поверь. — Вот же… — высказался я, добавив очередную матерную тираду. — Это ж надо было так вляпаться! Ты никого другого своим Зовом выдернуть не мог? — Видишь ли, нужен не кто попало, нужен подходящий… носитель. В этом мире таковых нет, иначе враги моей матери поостереглись бы меня убивать. Они надеялись убить меня окончательно, но не знали, что у меня хватит силы послать Зов в другие миры. Прости. Так получилось. И это чудо опустило глаза, в уголках которых заблестели непролитые слёзы. Ужас как трогательно. Сейчас сам расплачусь. И что с этим чудом делать прикажете? Избавиться от него невозможно, скрываться, проводя всю жизнь в лесах, нереально. Вернуться тоже нельзя. Попробовать выполнить его просьбу? Во всяком случае, если я её выполню, у меня есть шанс оказаться на вершине здешней пищевой цепочки, а не шагать в ошейнике, глотая дорожную пыль, как давешние бедолаги-рабы. Я мрачно посмотрел на нахохлившегося парня и не менее мрачно спросил: — Значит, говоришь, твоя матушка — могущественная волшебница? Майтели закивал. — То есть в этом мире есть магия? Снова кивок и вопрос: — А в твоём — нет, что ли? — Разумеется, нет, — отозвался я. — У нас про магию только в книгах пишут. Фантастика там, сказки… — Да быть того не может! — вскинулся парень. — Не будь в тебе магии, я бы тебя сюда не вытащил! Я в ответ только плечами пожал. Ещё и магия. Пиздец просто. Между тем Майтели сделал какой-то странный жест и улыбнулся. — Ф-фуу… — выдохнул он. — А я уж было испугался. Есть в тебе магия, есть! Я только плечами пожал. Никакой особой радости от этого я не испытывал. Но раз уж попала собака в колесо — пищи, но беги. — Скажи, — спросил я, — а твоя матушка сможет вернуть меня домой? Если бы он сейчас сказал, что матушка сможет всё, я бы точно послал его подальше. Но Майтели только вздохнул: — Нет. Извини. Зов — это необратимо. В своём мире ты умер. Я ещё немного помолчал, обдумывая грядущие перспективы. Пока выходило так, что соглашаться лучше, чем не соглашаться. Увы, но мне от этого Майтели никуда не деться. Пока я его не доставлю прямиком к матушке. Вот и пусть разбирается со своим чадом. Выпорет как следует, например, сразу после воскрешения. А меня, надеюсь, эта странная семейка оставит в покое. — Ладно, — проворчал я. — Я согласен доставить тебя к твоей матери. Только я в этом мире чужой, языка не знаю, обычаев не понимаю и вообще — пятая спица в колеснице. Учти, что я скорее шею себе сверну, чем смогу выполнить твою просьбу. Майтели, услышав моё согласие, тут же приободрился и заявил, что всё поправимо. — Кое-какие знания я тебе вложу, — заявил он, — знание языка… трёх языков — тоже. На это моей силы хватит. Дорога тебе, правда, предстоит дальняя… — Хорошо, если не с казённым домом в конце… — проворчал я и, натолкнувшись на непонимающий взгляд Майтели, вздохнул: — Шучу я, шучу… Что дальше? — Следующей ночью расскажу, — быстро сказал Майтели. — Утро уже. И у тебя гости. — Какие ещё гос… — рассердился я… и проснулся. И тут же убедился, что пребываю там, где и заснул — на развилке ветвей толстого дерева. — Уфф, — пробурчал я. — Приснится ж такое. — Урр!!! Вауфф!!! — раздалось снизу. Я взглянул вниз… и похолодел. Под деревом сидели три здоровенных зверюги, очень сильно напоминавшие волков моего мира. Небольшие отличия в виде чешуйчатых хвостов и общих впечатляющих размеров можно было опустить. В принципе, эти твари могли бы показаться даже симпатичными. На экране телевизора, в передаче про дикую природу и под успокаивающий голос Николая Николаевича Дроздова. А здесь, на поляне посреди леса, они выглядели просто устрашающе. Особенно когда один из них — чёрный, как смоль, с лоснящейся шерстью — зевнул, небрежно показав огромные белоснежные клыки и синий, как у чау-чау, раздвоенный язык. Если честно, мне показалось, что зверь надо мной просто издевается. — Шли бы вы отсюда, а? — неуверенно произнёс я. — Я невкусный, честно. «Волки» смерили меня ехидными взглядами, и я понял, что в моей калорийности они не сомневаются. И готовы подождать, пока эта самая калорийность сама не упадёт им в руки. Потрясающе. Мне всё больше нравится этот мир.