***
Джейн очень любила оставлять Дарью наедине с братом, но каждый раз, почему-то, её страшно мучила совесть. Может, подсознательно, она бы и правда хотела, чтобы они оба нашли счастье друг в друге. Но, если подумать, это самое сумасшедшее, что могло бы произойти в мире. Дарья. Настолько осознанная, с угрожающе огромными возможностями в глупом обществе, травмоопасно умная и тревожная. Тот самый человек, который мог бы перевернуть все мироустройство, знающий, пожалуй, все о науках, истории, литературе и человеческих пороках. Комок сжатых и скрытых в маленьком тельце чувств - триллиона миллиардов миллионов чувств. И Трент. Не понимающий, чего хочет от жизни, безответственный и забытый богом. Бесперспективный рок-музыкант, которого не заботит совсем ничего. Человек, который в пустую потратил лучшие годы своей жизни. Но при этом счастливый - до зависти довольный собой. Казалось бы, совершенно несовместимые, кардинально разные. Тем не менее, что-то общее между ними было. Может, притворное безразличие. К будущему, к происходящему прямо под носом, к другим людям. Когда они находились рядом - молчали или разговаривали о чем-то, что она сама даже не понимала, - их словно совсем не было. Они растворялись в голосах друг друга и теряли нить с реальностью. Пожалуй, они даже неплохо смотрелись вместе. Вероятно, именно Дарья смогла бы вытащить Трента из забытья, и именно Трент смог бы вытащить реальную, живую Дарью из её окаменевшей оболочки. Но было ещё кое-что. Любой из них мог бы окончательно сломать другого. Она была ранимой, а он говорил слишком бездумно. Он всегда панически боялся оступиться, а она никогда не принимала ошибок. Ожидая свой заказ в забегаловке, Джейн слишком много думала о том, что оставила Дарью с братом наедине спустя столько лет. Она слишком ярко вырисовывала картинки происходящего, и из сотни ей нравились разве что парочка. Но она не понимала, чего действительно хочет для них. По дороге до Лондейла Дарья полушёпотом рассказывала ей все, что думает о своих отношениях с Томом. Она ловила её тревожные взгляды на Трента, словно, если он услышит хоть что-то, то сейчас же остановит машину и выкинет её на обочину. Но он как всегда был занят своими мыслями и, даже если бы услышал что-то, то не понял бы, о чем речь. Она говорила о том, как устала, как обманывала себя столько лет и даже о том, что все ещё не может забыть все, что испытывала к её брату. Несомненно, это выбило из колеи, но, почему-то, Джейн была рада услышать такое. Не потому, что все ещё ревновала Тома. Напротив, его было немного жалко. Но что они могли поделать? И теперь она бросила её наедине с призраком прошлого, который оказался вовсе не призраком. Но все-таки домой не спешила.***
Глубокий вдох. Нужно было успокоиться и взять себя в руки. Но ей не хотелось. Наконец-то засор пробило, и она смогла выкинуть из себя все, что так давно терзало грудную клетку. Но этого показалось мало. Утерев слёзы, она до боли закусила губу, убеждая себя очнуться, и отряхнувшись, вернулась в дом. Он стоял, склонившись над раковиной. Капли стекали с его волос по шее, за воротник или падали, шумно ударяясь об алюминий. От каждого такого удара он вздрагивал, но все равно стоял на месте. Она тоже застыла, наблюдая за этой картиной и невольно сжала в кулаках край юбки. Внутри снова заныло. В голове пронеслись самые желанные варианты развития событий, но она понимала, что слишком труслива, чтобы воплотить хоть один. «Дура, хоть один раз,» - убеждала она саму себя и даже сделала пару шагов в его сторону, но от очередного удара капли тут же остановилась. «Не будь такой ничтожной» - она продолжала, едва не ударив себя по щеке. Он вдруг закрыл глаза и прикусил губу - почти также, как она, и, наконец, она решилась. Уверено подошла к нему и, стянув с ручки шкафа полотенце, накинула ему на голову. — Что ты делаешь? - пробормотал он, но она встала на цыпочки и принялась старательно тереть полотенцем его волосы - лишь чтобы он не повернулся, не посмотрел на неё, всю заплаканную и разбитую. Почти минуту, видимо, ошарашенный, он не сопротивлялся. Но затем резко перехвалил её руки и стянул полотенце. — Все, хватит, - он встряхнул головой и, как ни ужасно, все же взглянул на неё, — ты плакала? — Возможно. А есть варианты ответа? — Ладно, задавать этот вопрос было глупо. Ты плакала из-за меня? — Знал бы ты, сколько тысяч раз я плакала из-за тебя, - она хмыкнула, и, осознав, что ляпнула, попыталась выкрутиться, — сказала бы точную цифру, но блокнот с подсчетами остался дома. — Твои забавные резкости в этот раз не помогут. Я расстроил тебя. — Брось, напишу об этом пару строф, и отпустит. Ты же тоже так... - она не договорила, потому что он её одернул - слишком резко для него. — Дарья! Хватит! Давай хоть раз серьезно поговорим. Так не должно быть. — Вот опять это «не должно», - она сломалась, голос её надорвался, и пришлось взглянуть в потолок, чтобы содержать очередной поток слез, — ты поцеловал меня и сказал, что не должен был. Пожалел о сделанном? — Я подумал, что тебе это не нравится. — Думаешь, я бы терпела, если бы мне не нравилось? Боже, ладно, да! Мне не нравится, когда мои чувства настолько сильны, что я превращаюсь в глупую девчонку, которая только и делает, что мечтает о поцелуе с тобой! Да, мне не нравится, когда это наконец происходит спустя столько лет, но от какого-то идиотского порыва жалости, - она затихла. — Это не было порывом. Тем более, жалости, - фыркнул он и опустился на стул. Ей больше не хотелось ничего говорить. Нет, ей хотелось сказать так много, что все это теряло какой-либо смысл. Все вдруг показалось настолько глупым - вся эта ситуация, все её поступки, - да саму себя она посчитала до ужаса глупой. — Знаешь, я покажу, - он поднялся с места и поплёлся к лестнице. Она не пошла следом, лишь проводила его взглядом. Даже это не выбило его из колеи - она завидовала. Он все равно держал себя в руках, хотя она на секунду поверила, что он и сам сорвался. Через минуту он вернулся с потрёпанной, замусоленной тетрадкой - с одной стороны даже красовалось пятно чего-то загадочно мерзкого. — Я писал и все не понимал, о каком чувстве речь. Я что-то чувствовал, а идентифицировать не мог. Сейчас понимаю, что весь мой альбом о тебе. О том, что ты уехала. Все эти гребанные песни о тебе, Дарья. О том неопознанном чувстве, которое ты во мне вызывала...и вызываешь. И, может, никакая это не любовь. Но любовь, вообще-то, дерьмо собачье. Это, - он пару раз для убедительности постучал пальцем по тетрадке в её руках, которую она так и не решилась открыть, — гораздо серьёзнее, чем какая-то там идиотская любовь.***
Джейн подумала, что её слишком долго нет. Наверное, они уже волнуются и собираются ехать за ней. Она сидела за столиком переполненной пиццерии и все ещё ждала свой заказ. Голод утоляла газировка и тревога. На секунду ей даже представилось, что Дарья испугалась и давно убежала домой, оставив Трента в гордом сконфуженном одиночестве. Он ведь и вправду мог так ничего и не понять. А мог понять все, и поднять эту тему. Что тогда случится с Дарьей? Это сведёт её с ума. Джейн всегда было интересно посмотреть, что будет, если они все же построят свои фриковатые отношения. Да, она вполне видела их парочкой. Той, когда ходят на свидания в пиццерию и целуются на липких сидениях раздолбанной тачки. Они бы были очень милой парочкой. Он бы держал её за руку - Джейн знает, он любит это - и ей бы это точно нравилось. Гораздо больше, чем с Томом. Она бы читала ему свои заумные книжки, а он бы благополучно засыпал под них. Он точно перестал бы скрывать, что в концертной программе есть минимум три песни о ней. Она бы написала первую в своей жизни книгу о настоящей, реалистичной любви. Да, они точно были бы счастливы. Может, Дарья даже не стала бы подстраивать Трента под себя. Она улыбнулась себе под нос, когда официант окликнул её. Пицца была готова и, кажется, пора возвращаться.***
Она все смотрела на тетрадь, ладони жгло от того, насколько же много это значило для них обоих. — Так ты откроешь? - не выдержал он. — А ты уверен, что стоит? — Уверен. Открывай. Она послушалась. На первой странице была лишь одна строчка:«Я горю - может, слишком много курю?»
Она никогда не курила, но сейчас точно догорала дотла. Никогда еще не было так больно и сладко одновременно. Разве что от шоколадных конфет и кариеса.***
Мое одиночество признак свободы: Я свободен как дым. Я один. Я один. Я один. Мне в неволю бы. Я один. Я один. Я один. И мне холодно - я на нуле. Я забыт в морозилке - филе. Я останусь один...уходи.
***
— Это не обо мне, - вырвалось. Она разозлилась на себя. Снова. — Да? - он хмыкнул. Почему так самодовольно? — Джейн уехала. Ты остался один. При чем здесь я? — Посмотри дату, Дарья. Она опустила взгляд. Да, это было намного раньше отъезда. Примерно тогда она начала встречаться с Томом. Тогда она начала избегать дом Лейнов. Тогда она потеряла что-то внутри себя. Холод окутал легкие. Теперь она почувствовала себя тем самым забытым филе где-то в глубине морозилки. Тогда она разбила сердце не только Джейн. Но и себе, и Тренту. — Трент? — Да? — Знаешь, я сейчас понимаю, как это глупо. Но мне вдруг так захотелось, чтобы мой дом был там, где ты. — Ты, что, хочешь жить здесь? — Нет. Что? - она на секунду опешила, но стряхнула с себя эту мысль, — я хотела сказать..черт с ним. Прижав тетрадь со стихами Трента к груди, она сделала шаг вперёд и коснулась губами его губ. Пожалуй, он должен был все понять.***
Джейн тихо зашла в дом и не сдержала удивлённый вздох, выпустив из рук давно остывшую пиццу. Голодные и счастливые они уселись за стол. Слова не требовались. Лишь только Джейн мыслено хвалила саму себя, что решила задержаться в забегаловке подольше.