***
Он сидел рядом, рассматривая любимое, бледное лицо, что непрестанно напряженно хмурилось, резко выделялось на фоне черных подушек. Брови плотно сведены на переносице, потрескавшиеся губы строго поджаты, глаза беспорядочно мечутся под опущенными веками. Создавалось впечатление, что парень должен вот-вот очнуться, пробудиться от терзающего его кошмара. Явить миру такие прекрасные, голубые, как бескрайнее небо, глаза. Но проходил день, второй, третий, неделя, лицо оставалось все таким же напряженным, веки плотно смежены, болезненно зажмурены, будто человек всеми силами пытался продлить свой сон, наотрез отказываясь просыпаться. Виновник этого затянувшегося сна сидел рядом, боясь отойти хоть на минуту. Ю Ян корил себя на все возможные лады, несмотря на то, что в голове еще было слышно тоненький голосок, робко нашептывающий ему: «ты не виноват, ты ехал по правилам», но он был за рулем, а значит, он и есть виновник случившейся аварии. После той недели, что он провел в спальне, засыпая, просыпаясь и снова проваливаясь с липкий, беспокойный сон, Ю Ян решил, что больше так продолжаться не может и собрался начать работать сразу после того, как скатается в магазин, прикупить красок и заказать пару холстов, благо Хуан Вэнь оставил ему свою машину, а сам уехал на такси. Пока он в голове набрасывал список покупок, совершенно внезапно на дорогу вылетела высокая фигура. Ю Ян в тот же миг, как заметил пешехода, дал по тормозам, однако столкновения избежать не удалось. Он был практически уверен, что лишь слегка задел человека, и тот вероятно больше перепугался, чем на самом деле пострадал. И все же Ю Ян как ошпаренный выскочил из машины и подбежал к пострадавшему, откидывая капюшон. Сердце пропустило удар, а после ухнуло в пятки, как если бы ему подрезали ниточки. У Ю Яна подкосились колени, нервно подергивающиеся пальцы пытались нащупать пульс. Лишь убедившись, что пульс стабильный, дыхание ровное, а голова не пробита и крови нигде нет, водитель перетащил раненого на задние сидения машины и на всех парах помчался домой. Повезло еще, что рабочий день был в самом разгаре, и удалось избежать свидетелей. На первом же светофоре еще дрожащими руками Ю Ян набрал номер Хуан Вэня и срывающимся от волнения голосом быстро пересказал историю. По возвращению домой его уже ждал друг, а чуть позже подъехал и врач, который после часового осмотра пациента заключил, что тот не получил никаких серьезных повреждений, однако же на состоянии здоровья сказался сильный стресс, изнуряющий организм уже не одну неделю, потому привести сейчас парня в чувства не представляется возможным. Когда Ли Хуан отдохнет и его организм хоть немного восстановится, он сам придет в сознание без постороннего вмешательства. Пострадавшему необходимы тишина и покой, а по пробуждению плотное питание и несколько лекарств, рецепт для которых врач тут же и выписал. Проводив врача до двери, Хуан Вэнь с горечью наблюдал за своим другом, что сидел на коленях перед кроватью и сжимал руку Ли Хуана, а на лице застыла маска всепоглощающей боли и вины за случившееся. Чтобы сейчас агент не попытался сказать, Ю Ян бы его не услышал, будучи погруженным в самобичевание. Он меньше всего хотел становиться причиной боли Ли Хуана, сделав для этого все, что было в его силах, полностью подавив свои чувства и желания, но тут судьба решила вмешаться в жизни двух в край запутавшихся детей. Чего она хотела этим добиться? Окончательно сбить их с намеченного ей же пути или наоборот, накрепко переплести линии их судеб? Хуан Вэнь бесшумно подошел к другу и положил свою руку на костлявое плечо в знак молчаливой поддержки, не сильно сжав, выводя Ю Яна из клубка размышлений. — Когда он очнется, я все ему расскажу. И будь, что будет, — голос слегка подрагивал, но глаза оставались ясными без единого намека на слезы, — Я чуть не потерял его, а ведь это мог быть не я. Сбил бы его кто другой и бросил бы… и чтобы я делал? — Ю Ян… — Хуан Вень был так удивлен подобной решимости, что не знал, что следует сказать, какими словами подбодрить. — Я не хочу больше его терять! — вскрикнул Ю Ян, плечи его затряслись в немых рыданиях, но не было ни намека на слезы, — Ли Хуан ведь тоже все это время страдал, а я ушел и сделал ему еще больнее! Жизнь ведь не только у меня не сахар, но другие же как-то живут!.. какой же я эгоистичный дурак. Несколько минут понаблюдав за бессильно уронившим голову на кровать другом, Хуан Вэнь покинул комнату и решил молчаливо поддерживать друга, как всегда делал это раньше. Вскоре в холодильнике появилась еда, а на столе лекарства. Дважды в день он приходил в спальню и молча оставлял поднос еды и лекарств для Ю Яна, потом также молча уносил почти пустой поднос. Художник понимал что, когда Ли Хуан очнется, первое время ему понадобиться чужая поддержка и забота, и у Ю Яна должны быть силы, чтобы ее оказать, поэтому он залпом выпивал положенные лекарства, а после впихивал в себя хотя бы ложку еды так, что со стороны это могло даже сойти за пытку. В обычное бы время такой «правильный» режим изменил бы внешний вид художника, но беспричинная тревога, ведь врач объяснил, что с Ли Хуан будет все хорошо, и бессонные ночи еще сильнее выматывали и без того ослабевший организм. Ю Ян пробовал уснуть в кресле, принесенном из гостиной, но из-за непрекращающихся волнений сон не шел. Тогда он попытался расслабиться и порисовать в блокноте, но стоило хоть на секунду отпустить руку спящего парня, как Ю Яна охватывала паника, и он вцеплялся в торчащую из-под одеяла кисть так сильно, что под угрозой смерти нельзя было бы из растащить. Так незаметно пролетела неделя. Хуан Вэнь молчаливой тенью приходил и уходил. Ю Ян бледной тенью сидел у кровати не менее бледного парня и судорожно ловил каждый его вздох. Сегодня Хуан Вэню нужно было уехать в колледж, о чем он не забыл предупредить друга и заодно напомнить ему о еде и лекарствах. Он так и не смог понять, услышал ли его Ю Ян или просто бездумно кивал во время его речи, но остаться и проверить это не было никакой возможности, ведь уже не за горами выпуск. Бессонная неделя не прошла для Ю Яна бесследно. Головная боль, усиливающаяся с каждой минутой, буквально раскалывала свинцовую голову на части, и удерживать ее в вертикальном положении становилось все более сложной задачей. Шея и плечи затекли еще в первый день бездвижного сидения в кресле, и как бы Ю Ян не пытался размять их сидя, заставить кровь нормально циркулировать не получалось. Казалось все силы, что накопились в худом, не знающем отдыха теле, были направлены на подавление тревоги и внутренних беспокойств и совсем иссякли. Легкое тело медленно скатилось с кресла и упало у кровати вязкой лужицей. Голова завалилась на руки, сжимающие чужую холодную кисть. Сознание постепенно уплывало в далекие края, не нанесенные ни на одну карту мира, и вскоре в комнате был слышны только два размеренных дыхания безмятежно спящих людей.***
Ли Хуан проснулся, будучи закутанным по самую шею зимним одеялом в полумраке неизвестно комнаты. Стараясь, вспомнить, как он сюда попал, парень стал копаться в своих последних воспоминаниях, по крохам восстанавливая предшествующие его пробуждению события. Последнее, что удалось более-менее четко вспомнить, это серебристая машина, несущаяся прямо на него, ярко-красный кружок светофора, а потом безжизненная и холодная пустота. Теперь, когда в голове сложилось смутно представление о случившимся, Ли Хуан с облегчением заметил, что он жив и кажется даже не сильно пострадал, потому что тело казалось необычайно легким и нигде не болело и не ныло, разве что только немного затекло после долгого лежания в одной позе, и не без любопытства стал осматривать пространство вокруг себя. С первого же поверхностного взгляда было понятно, что это не больница, слишком мягкая кровать, да и слишком много вокруг черного цвета. Лежал он в просторной комнате на двуспальной кровати, смутно проглядывались очертания окна за шторами из плотной ткани темного, практически черного цвета. Были также видны нечеткие силуэты тумбочки и шкафа. Чувство одиночества здесь было настолько плотным, что его можно было потрогать руками, из-за чего эта огромная комната ощущалась такой холодной, что Ли Хуана била дрожь даже под толстым одеялом. Холод обволакивал его словно кокон везде, кроме левой кисти. Он опустил взгляд на горящую огнем руку, и его брови невольно уползли на лоб, а глаза расширились в удивлении от представшей перед ними картины. Ю Ян, холеный аристократ, мраморная статуя сидел перед кроватью на коленях, волосы были убраны в небрежный пучок на затылке, который уже порядком растрепался, будто бы его хозяин то и дело запускал руку в волосы от досады, под глазами залегли глубокие тени и ярко сияли синяки, скулы так сильно выпирали, что, казалось, стоит прикоснуться — непременно порежешься. То лицо, которым Ли Хуан любовался на выставке и то, что он видел перед собой сейчас, так сильно отличались, будто бы принадлежали двум разным людям. Если там, на балконе, оно не выражало ничего или легкую заинтересованность, то сейчас его прекрасные несмотря ни на что черты были искажены тревогой и усталостью, так глубоко отпечатавшейся на лице, что буквально въелась в каждый миллиметр бледной кожи. Ли Хуан долго боролся с желанием прикоснуться к впалой щеке, никогда еще Ю Ян не был так близко и в то же время так далеко, потому он не мог питать призрачных надежд, что проснувшись от легкого прикосновения или пристального взгляда, Ю Ян не сбежит от него. Ему оставалось лишь недвижно лежать, всячески оттягивая пугающий момент истины, и запоминать каждую черту напряженного даже во сне лица, жадно впитывая образ перед собой, как странник пытается напиться в оазисе пустыни. Понимая, что больше такого шанса может не представиться, Ли Хуан сразу приготовился к худшему и попытался аккуратно извлечь свою руку из крепкой хватки, но стоило слегка ей пошевелить, как мирно покоившаяся поверх кисти голова резко поднялась, а темные глаза как красные точки прицела снайперской винтовки врезались в лицо Ли Хуана, которому остро захотелось взвыть от досады, но в следующую секунду разум наотрез отказался хоть как-то анализировать ситуацию, а тело оцепенело. В темных глазах напротив плескались недоверие, беспокойство, и самое неожиданное… счастье? Через секунду из этих бездонных омутов покатились жемчужины слез, бледные, искусанные губы задрожали, а руки сжались еще сильнее, всеми силами желая удержать попытавшуюся сбежать кисть. Ю Ян не мог больше сдерживать накопившееся за неделю напряжение, все, что так долго копилось еще с той самой выставки, активно рвалось наружу, столь долго удерживаемые слезы не прекращали струиться по щекам и срываться крупными капля с подбородка. — Прости меня… Ли Хуан… про… сти… Я… был… не-не-не прав… прошу… не уходи… не уходи! Дальше парень затараторил так быстро, будто бы от этого зависела его жизнь, но из-за громких и частых всхлипов было невозможно разобрать и без того несвязанную речь. Ли Хуану удалось разобрать всего пару слов, среди которых чаще других проскакивало это пресловутое «прости». Парень перед ним задыхался от слез, тщетно пытался подавить всхлипы, которые так и рвались наружу вместе с этим отвратительным словом, который Ли Хуан хотел бы больше никогда в жизни не слышать. Ли Хуан аккуратно обхватил влажное от слез лицо своими ладонями, чем вынудил без конца извиняющегося парня поднять на него свои темные, бездонные глаза и заглянуть в свои небесно-голубые. Пару секунд он просто вглядывался в широко раскрытые глаза, с болью на сердце отмечая сеточку воспаленных, кое-где полопавшихся капилляров, а затем произнес медленно и четко. — Ты не виноват в аварии. Ли Хуан не мог спокойно смотреть на разворачивающуюся перед ним пытку. Стать причиной душевных терзаний любимого сердцем и душой человека — такого и врагу не пожелаешь. Смотреть на то, как самый дорогой тебе человек убивается из-за произошедшего, в котором больше твоей вины, чем его, наблюдать за бесконечным потоком горячих слез, не будучи в силах остановить его и продолжать просто быть рядом, когда осознание того, что это все происходит по твоей милости, твоей невнимательности, ложиться на тебя могильной плитой, а каждая оброненная слеза обращается очередным гвоздем в крышку твоего гроба — все это просто невыносимо больно, сердце щемило и рвало на части от бессилия. — Нет!.. Я виноват! Во всем виноват только я один!.. Прости… пожалуйста… прости! Ю Ян настолько глубоко погрузился в собственные тревоги и самобичевание, что нисколько не обращал внимание на напряженно поджатые губы Ли Хуана и суровое выражение лица, граничащее с гневом, ведь его слова утешения в упор продолжают игнорировать, пусть и неосознанно. В конце концов он понимал, что какое-то время провалялся без сознания в кровати, но мир ведь на эти дни не замер в ожидании его пробуждения! Солнце несмотря ни на что вставало на востоке и заходило на западе, день сменялся ночью, и жизнь людей вокруг него продолжалась. Ю Ян все это время был вынужден жить и терзаться виной и бессилием, наблюдая за бессознательным Ли Хуаном. Неудивительно, что все чувства, которые художник так долго сдерживал, вырвались и до сих пор вырываются наружу в виде истерики. Чтобы сейчас Ли Хуан не попытался сказать, за обрушившейся лавиной чувств Ю Ян этого просто не услышит. Может, хотя бы действия он еще способен воспринять? Ли Хуану оставалось надеяться только на эту догадку, потому, положив руку на алую, ненормально пышущую жаром щеку своего несносного, но такого чувствительного существа, он легкими поглаживаниями стирал соленые дорожки слез, стараясь успокоить и забрать себе хоть немного боли. Эти незамысловатые размеренные движения продолжались до тех пор, пока слезы окончательно не иссякли вместе с сумбурным потоком слов, и Ю Ян не затих, уронив голову на кровать, как если бы из него вытянули внутренний стержень и выпили все жизненные соки. Несколько минут у него ушло на то, чтобы восстановить сбившееся дыхание и осторожно подняться с пола, не вызвав при этом головокружения. Получалось откровенно плохо. При подъеме его колени задрожали, а затекшие ноги подкосились, из-за чего Ю Ян ощутимо повело в сторону, и он едва не завалился на кровать, в последний момент сумев опереться о ее край руками. Ли Хуан не мог не заметить, с каким трудом парню даются самые простые повседневные действия, и в голубых глазах отразилась явная обеспокоенность, однако ничего сказать он не успел, ведь Ю Ян пулей вылетел из комнаты, по пути все-таки громко приложившись плечом о дверной косяк. Темная комната наполнилась звенящей тишиной, в которой отчетливо слышалось шуршание штор, что слегка колыхались из-за ветерка, пробирающегося в спальню через приоткрытое окно, и звук вращающихся с бешеной скоростью шестеренок в голове едва проснувшегося парня. События одно страннее другого слишком быстро сменяли друг друга, и невозможно было предсказать, что случиться дальше. Потому столь стремительный побег Ю Яна просто ввел Ли Хуана в ступор, а его сознание только-только начало обрабатывать тот факт, что его руки больше не касаются горячей кожи с остро-проступающими под ней скулами, а просто зависли в воздухе пустой комнаты. Пустой. Теперь эта комната и вправду давила на парня губительным и пугающим чувством одиночества, из-за которого в душе его всколыхнулся необъяснимый и необъятный страх. Когда Ли Хуан решительно сбросил с себя тяжелое одеяло и уже опустил ноги на грубый деревянный с четко сформировавшимся в голове намерением догнать вновь сбежавшего без каких-либо объяснений парня, дверь с тихим скрипом петель отворилась, затем послышался щелчок выключателя, вслед за ним комнату озарил холодный свет потолочной прямоугольной лампы старого образца. Теперь гость мог в полной мере оценить обстановку спальни, в которой проснулся, и увиденное его одновременно удручало и пугало. Как вообще можно жить в такой развалюхе, где всей мебели уже лет пятьдесят, а пол так и вовсе травмоопасен! Да то, что Ли Хуан только опустил ноги с кровати и не вогнал себе под кожу пару заноз, уже было чудом сродни второму пришествию! А ведь Ю Ян сидел на нем на коленях, что за глупец, ведь совсем рядом с кроватью было кресло! Разве ж можно настолько не беречь себя!? Тем временем Ю Ян мягкой поступью вплыл в комнату, словно не замечая старческого хрипа половиц, завывания ветра, заблудившегося в щелях старой оконной рамы, скрытой за плотными шторами с, казалось бы, въевшейся в них вековой пылью, заново укрыл вскочившего парня одеялом и поставил сверху поднос на маленьких ножках. После чего подошел к изголовью и аккуратно подложил подушки под спину окаменевшего от удивления Ли Хуана, частое дыхание которого оседало на выпирающих ключицах Ю Яна, но тот либо намеренно не обращал на эту близость внимания, либо и в самом деле не чувствовал интимности момента, так как лицо его по-прежнему было лишено эмоций. Хоть тело Ли Хуана и оцепенело от неожиданно навалившейся на него заботы, глаза холодного как лед цвета неотрывно следили за точно выверенными движениями, а в голове все никак не укладывалось, как парень, что всего несколько минут назад бился в истерике, мог так сильно измениться, будто бы сердце и душа его заледенели. Между тем Ю Ян плавно опустился на край кровати, поднял небольшую пластиковую коробочку с белыми круглыми таблетками и разноцветными продолговатыми пилюлями и протянул ее застывшему статуей имени себя Ли Хуану. — Сначала лекарства, — холодный голос, лишенный эмоций, вывел того из беспамятства, заставив покорно в тишине принять таблетки. Правда пытаться залпом проглотить все было плохой идеей, ведь лекарства ожидаемо застряли в горле. Уверенным движением Ю Ян взял с подноса стакан воды и поднес его к сухим губам Ли Хуана, чуть надавливая, заставляя приоткрыть рот, что парень послушно сделал, однако мочки его ушей невольно заалели. Свободная рука легла на затылок с короткими, как иголки ежика, волосами, и легкими массирующими движениями облегчила процесс питья. С легким стуком пустой стакан опустился на поднос, после чего длинный пальцы соскользнули в прозрачной поверхности, на внутренней стороне которой поблескивали маленькие капельки воды, и легко подцепили палочки и тарелку с едой. Тут до Ли Хуана заторможено дошло, что вот эти самые прекрасные руки, отличающиеся изящностью движение, будут сейчас его кормить. Такая забота не могла не радовать, но также не могла и не смущать. И без того красные уши буквально горели огнем, и немного хриплым голосом Ли Хуан подал робкий протест. — Я сам могу. — Тебе нужен отдых, — палочки уже поднесли к губам ароматно пахнущий рулетик, — не упрямься. Ответ звучал настолько холодно и решительно, что Ли Хуан побоялся спорить и послушно отдался во власть надежных рук. Ситуация, в которую он невольно попал, с каждой секундой смущала его все больше, заставляя кровь приливать уже не только к ушам, но и щекам, тогда как Ю Яну, казалось, было все ни по чем. Поверхностный, пустой взгляд, уверенные движения, правильная осанка, будто бы он снова возвел между собой и миром уходящую в небо стену, как было на выставке, осознание этого сильно расстроило Ли Хуана, а в голове невольно родилось сравнение парня с пугливым зверьком, готовым при первом же признаке опасности рвануть из комнаты. Покончив с едой, Ю Ян плавным движением поднялся с кровати, прихватив с собой поднос с грязной посудой, и отставил его на тумбочку, после чего вернулся в кресло, с которым в последнюю неделю у него образовалась глубокая духовная связь, небрежно закинул ногу на ногу и невозмутимо уставился в ясные глаза, что уже долгое время жадно ловили каждое его движение, вплоть до взмаха ресниц, будто бы в ожидании момента слабости, когда Ю Ян решит сбежать, дабы успеть вовремя его остановить. Но тот сбегать не собирался, деланно расслабленно устроившись в глубоком кресле. После недолгой игры в гляделки Ли Хуан первым разорвал повисшую между ними тишину. — Ты не виноват… — Тебе придется уточнить, в чем конкретно ты не видишь моей вины, — весь вид художника изображал насмешку над ситуацией. — Я ни в чем тебя не виню, — уверенно ответил Ли Хуан. — А может стоило бы! — Ю Ян настойчиво продолжал прятаться за маской, когда едва отступившая истерика ударила с новой силой по расшатанным нервам, — Сколько боли я тебе причинил! По твоему это ничего? Пустяк! Или может тебе изначально было просто плевать? И я сейчас говорю вовсе не об аварии! От неожиданно громкого тона Ли Хуан вздрогнул. Конечно же, он понимал, что этот разговор должен был состояться, но парень вдруг почувствовал себя ужасно уставшим. Все происходило слишком быстро, неожиданная забота резко сменилась необоснованными обвинениями, за которыми на деле скрывался банальный страх. Как и в прошлый раз Ю Ян прыгает с места в карьер, не давая мгновения, чтобы ухватиться за призрачную ниточку надежды. Не позволяя себе надеяться. И этот разговор был обоим в равной степени неприятен, но без него нельзя было расставить все точки над «i». Поэтому Ли Хуан набрал в легкие побольше воздуха и бросился в омут с головой. — Я никогда на тебя не злился. Я искал тебя. — Раньше у меня еще оставались сомнения на этот счет, но теперь понятно, что вы, сударь, мазохист. Просто зачем? Зачем кому-то вроде тебя, мог понадобиться кто-то вроде меня? — Вроде тебя? — непонимающе переспросил Ли Хуан, предпочитая пропускать остроты мимо ушей; Ю Ян всего лишь так защищается. — Да! Такой как я! Такой неправильный, черт подери! — маска хладнокровия дала трещину, и Ю Ян, сам того не замечая, сорвался на крик, — Ты же знал, что это маска! Что все это было лишь игрой на публику! Тот знакомый тебе веселый, беззаботный и дерзкий юноша был лишь прикрытием моего уродства! Может я ошибся, и ты в самом деле настолько слеп, что попросту не видишь перед собой больного человека, которым я на деле являюсь?! Или ты решил посмеяться надо мной?! Тогда давай, вот он настоящий я! Добей уж, чтоб не мучился! Хватит меня изводить! — Я не пытаюсь обмануть тебя. Все те сообщения… каждое слово в них шло от чистого сердца, как и все слова до этого. Я никогда не лгал тебе, не пытался извести тебя… — Тогда зачем? Зачем ты все это устроил?! Зачем пытался сорвать с меня маску?! Что тебе, черт возьми, надо от меня?! — Я хочу, чтобы ты престал меня бояться. Я хочу, чтобы ты увидел себя моими глазами и понял насколько ты на самом деле прекрасный человек. Может ты и видишь себя больным, но я вижу перед собой молодого парня, который закрылся ото всех, потому что раньше люди причинили ему боль. Именно это я увидел за маской и пообещал принять тебя со всем твоим прошлым, со всеми страхами и сомнениями. Но ты сбежал раньше, чем я смог показать тебе искренность своих намерений. Прости. Ли Хуан не срывался на крик, потому что не привык так выражать свои эмоции, опасаясь своей вспышкой ранить человека и лишь усугубить ситуацию, поэтому его слова звучали тихо и надломано, но оставались искренними, так как шли из самых потаенных глубин души, а в его глазах Ю Ян увидел то, от чего сердце неконтролируемо сжималось и испытывало ни с чем не сравнимую боль, но в тоже время он страстно желал увидеть эти чувства: раскаяние и тяжкий груз вины, опустившийся на широкие плечи. Конечно, с его стороны было неправильно желать такое, но как еще он мог поверить словам, которые ничего не стоят, которые может унести простой порыв ветра, разве мог Ли Хуан сейчас сделать хоть что-то, что послужило бы железным доказательством его чистоты намерений? Все, что у них было, это слова и отмеренное им кем-то свыше время. — Тогда и ты… прости меня. Я понимаю, что сказал это уже тысячу раз, но я ни разу не объяснялся. Я прошу прощения за то, что наговорил тебе раньше, и за то, что сбежал, не дав тебе шанса объясниться, за эту проклятую аварию и мое притворство… за всю ту боль, что ты испытал по моей вине, я прошу твоего прощения. Хоть Ю Ян и просил прощения за все оброненные случайно и намеренно слова, он не чувствовал по-настоящему раскаяния, как бы эгоистично это ни было, лишь пережив все это, он ощутил некую связь между ними. Он все еще был твердо убежден в том, что нельзя никого удержать подле себя, что ни один человек не станет так долго терпеть его слабости и капризы, и рано или поздно назовет его больным и ненормальным, и просто уйдет, прихватив с собой его сердце. Но пока Ли Хуан готов его принимать таким, какой он есть, пока в нем все еще живо то желание потешить свою гордость и помочь ненормальному человеку, записав это в список собственных достижений, Ю Ян должен уважать его чувства и отвечать ему той же искренностью, чтобы после, когда их пути разойдутся, ему не пришлось бы ставить это себе в вину. В конечном счете у такого человека, каким он является, всегда должен быть задел на будущее. Хоть в жизни он видит больше плохого и болезненного, чем хорошего, это совсем не значит, что у него нет причин как можно дольше оставаться живым. — Я никогда не смогу тебя простить за это, — тихо ответил Ли Хуан и протянул руку к застывшему с болезненным выражением лица Ю Яну, — ведь я никогда не злился и не обижался на тебя за это. Не сказать, что ты не ранил меня, но… только человек, который тебе небезразличен, действительно способен причинить такую боль… Выходит, я правда люблю тебя. Взгляд голубых глаз был прикован к темным глазам напротив и смог уловить тот краткий момент, когда черные, едва заметные зрачки расширились, заполняя собой радужку, превратившуюся в светло-ореховый ободок. И однажды протянув руку этому недоверчивому и пугливому существу, Ли Хуан уже не мог ее опускать, хоть оба они терзались одинаковым вопросом:«Возможно ли долго и счастливо, как в сказке?»