Год Дракона

      — Вечно вы как дети малые, ничего поручить нельзя! Хорошо, что Кюби унюхал ее и выскочил вам навстречу, иначе даже нам с сестрицей вместе взятым не выпросить бы ее обратно у синигами! Ну, чего стоишь? Руки ей три, не видишь — закоченела вся! Наградили боги помощничком!       От такого сварливого ворчания воскрес бы даже мертвый, и Тихиро начала приходить в себя. Кто-то с остервенением разминал ей колени и икры, а теперь ко всему прочему чьи-то руки в бархатных перчатках принялись деловито массировать ее левую кисть. Девушка открыла глаза и с непривычки вздрогнула, хотя вспомнила, едва вернувшись сюда, насколько громадными были головы у старых сестриц-близнецов и как жутко смотрелись на корявых, искаженных артритом и унизанных перстнями пальцах длиннющие когти, выкрашенные алым лаком.       — Бабушка Дзениба! — прошептала Тихиро и перевела взгляд на пристроившегося к ним сбоку Каонаси — он-то и тер ей руку, пытаясь разогнать стылую кровь по жилам. Грехи замаливал, видимо, перед хозяйкой-колдуньей. — Неужели мы добрались?!       — Как же, добрались бы вы, если бы не Девятихвостый! Повезло тебе, что твой человеческий дух еще не весь вышел, пока вы до станции шлепали, Сусаноо доморощенные! Уж скачущий фонарь бы вас точно не заприметил таких… бестелесных…       — А сейчас?       — Ха! Сейчас! Сейчас я в тебя липовый отвар влила, вот этим остолопом приготовленный и мной заговоренный! — выпучивая и без того громадные глаза, проронила старуха. — Ну хорош уже, хорош ее тискать! Увлекся, ты смотри!       Безликий тут же опустил ручонки, ставшие за ненадобностью просто коротенькими отростками, и отступил от кресла с полулежащей там девушкой.       — А что, девочка, в твоем мире мужчины тоже все такие же растяпы? — засмеялась Дзениба и жестом велела Каонаси уйти. Уходить он не стал, просто сделал еще шаг назад и растаял в воздухе. — Подросла ты, прямо не узнать! Такая красавица! И амулет мой, я смотрю, не снимаешь, носишь! Молодец!       Тихиро невольно пощупала ослабевшую резинку в волосах и, раздвинув две пряди хвостика, натянула ее плотнее на затылок. Дзениба поставила ей на колени тарелку с домашней выпечкой:       — На-ка, пожуй, а то все еще просвечиваешь.       — Бабушка, а вы можете мне объяснить, что происходит с Ни… с Хаку? Почему он стал таким… раздражительным?       — Ох, детка, тут такое творится, что меньше всего у нас мыслей о твоем Хаку. Думаю, не лишне о том сестрицу мою незабвенную спросить: могла и она чего-нибудь намутить с учеником своим, когда он стал к тебе проситься. С нее станется. Она мстительная и ревнивая.       Печенье комом застряло в горле, глаза загорелись от слез:       — Так что, теперь его нельзя вернуть, прежнего?       Дзениба усмехнулась и, плюхнувшись в любимое кресло, взялась за спицы:       — Ну как же нельзя. Всё можно. Да не за просто так. Заслужить надо счастье свое! — она покачала в воздухе спицей с тремя провязанными рядами. — Побороться за него!       Тихиро с готовностью подскочила:       — Как?! Скажите — как?!       — Сиди! Сиди! Ишь ты, распрыгалась! Не всё так быстро. Случилось тут кое-что, и Юбаба клянется, что не прикладывала к тому руку. Свиньи — это да, ее шуточки. А тут другая напасть, и не под силу ей такое устроить. Да ты уже, Каонаси говорит, успела увидать сама!       — Каонаси — говорит?! — изумленно переспросила девушка.       — Ну, знаешь, за столько лет мы с ним научились понимать друг друга и без слов. Ладно, Безликий, выходи, нечего таиться. Все равно знаю, что ты там уши навострил, да и голодный небось с дороги не меньше нее. Иди, налей себе и нам чаю.       Шагнувший из стены Каонаси, оправдываясь, пожал плечами и соорудил на маске выражение «я тут ни при чем», но старуха ему не поверила, отмахнулась, а когда он поставил перед ними на столик поднос с пиалами, указала сесть и не маячить. Бродяга присел и, как заметила Тихиро, подвинулся поближе к ней.       — Значит, это вы были старым нищим Тэтсуо, — сказала девушка, разглядывая безучастный овал его маски. — Но как же вы успели проскочить вслед за Хаку в его машину, что я вас не заметила?       На этот раз маска отобразила ту степень невинности, на какую не был бы способен даже кающийся Кот в Сапогах из знаменитого мультика. Дзениба покачала гигантской головой:       — Вы уж потом о своих делах посплетничаете. Сейчас о важном надо. Значит, индюшечью эпидемию ты уже видела…       — Да я чуть сама не заразилась! Если бы не он, точно стала бы индюшкой! — Тихиро благодарно коснулась руки Каонаси, а он, не то балуясь, не то от смущения, манерно оттопырил мизинец, когда подносил свою пиалу к пасти под маской. Пасть тоже приоткрылась как-то изысканно-незаметно, однако еле сдерживаемая на губах улыбка выдала истинное настроение Безликого. Он был рад искренней эмоции гостьи из другого мира. Впрочем, он вообще любил коллекционировать эмоции других существ, чтобы искусно им потом подражать, ведь не мог же, в самом деле, дух алчности, призрак, ничто (или нечто), испытывать настоящие чувства, доступные живым.       Все трое рассмеялись. Впервые за это время Тихиро ощутила себя уютно, как будто наконец оказалась в своем настоящем доме. Так, словно все эти годы пребывала в шкуре самого Безликого: «У тебя есть дом, родители?» — «Дом — нет! Мне грустно, грустно! Сэн — нужна!» — а теперь, как когда-то он с ее помощью, набрела на милую сердцу пристань. Во всяком случае, забрезжила надежда, что здесь ей помогут. Дзениба почесала спицей под собранными в шишак седыми волосами на макушке и продолжила рассказ:       — Так вот, деточка, вся беда в том, что никто не знает, откуда просочилась к нам эта мерзость и как с нею бороться. Она не загрязняет воду и воздух, не сжигает и не топит, никого не разоряет, не делает богатым и не убивает. Но все, кто соприкасаются с нею, неизбежно утрачивают разум. Они готовы отдать всё, лишь бы с утра до вечера перебегать с места на место — туда, где снова и снова вспыхивают эти непонятные миражи на стенах и где летают письмена, которые они научились клевать и считают деликатесом. И так их становится все больше и больше в нашем мире. Сестрица поначалу смеялась, мол, не одной свининой теперь питаться дорогим гостям из мира синигами, а теперь уже и ей не до смеха. Есть идея, что помочь нам можешь ты… или любой другой житель твоего мира. Но уж коль скоро ты бывала тут и…       — Постойте! Подождите! — невежливо перебила ее изумленная девушка. — Но как же я вам помогу? Я ведь и сама подвержена этой болезни, у меня даже из рук уже начинали расти индюшечьи перья, и я едва не бросилась выковыривать иероглифы из газеты! Каонаси не даст соврать! Правда же, Каонаси?       Он растерялся, взглянул на Дзенибу, и Тихиро почудилось, что в глазных прорезях маски блеснул лиловый огонек живых зрачков.       — Ничего, — снисходительно откликнулась старуха, а сама при этом поглядела на старинные часы, идущие в обратную сторону. — Зато теперь ты проучена и уже знаешь, что нельзя ни смотреть на эти миражи, ни прислушиваться к тому, о чем там бубнят. Это Кюби вычитал в древних манускриптах. Уж я не знаю, как он это нашел, спроси у него при встрече. Но он уверен, что не лжет предсказание: помочь нам может только человек. Настоящий человек. И звать сюда для проверки кого-то другого, чтобы узнать, способен ли он на это, мы не имеем времени. Те, кого Юбаба отпустила вслед за тобой и твоими родителями, ненадежны: раз превратились в скот однажды, то запросто превратятся в него и снова — чем старше, тем беззащитнее перед хворью. Понимаешь меня, деточка? Ну да Девятихвостый объяснит тебе это лучше меня. Он скоро приедет сюда.       Дзениба отложила вязание, поднялась, покряхтывая, из кресла и зашаркала к комоду. Ее когтистые лапы извлекли из глубины выдвинувшегося ящика знакомый футляр. К ярким бликам от камней на перстнях добавилось сияние золотой печати, за которой целую вечность назад охотилась Юбаба, подсылая к сестре-близнецу дракона Хаку.       — Необходим тройственный договор, скрепленный вот этой самой печатью, устанавливающей равную меру ответственности всех участников: Кюби как представителя властительницы Инари, Юбабы и мою. Мы сделаемся союзниками и должны будем оказывать друг другу всестороннюю поддержку во время борьбы с индюшечьим мором. На время перемирия ни о каких междоусобных распрях не будет и речи. Инари не возражает и уже наделила Девятихвостого полномочиями поставить подпись под магическим штемпелем. Я, как ты понимаешь, не менее заинтересованное лицо. Но остается еще Юбаба, а с ней возникнут трудности. Всё как обычно. И тебе придется побыть дипломатом, Сэн. Ты же понимаешь, о чем я?       — Мне надо будет уговорить ее поставить свое имя под печатью?       — Для начала — хотя бы отбросить глупую гордыню и навестить родную сестру в ее уединенном жилище. К тому же я так давно не видела любимого племянника, что успела по нему соскучиться. А уж когда она сюда прибудет, мы и побеседуем о насущном. Так что же, ты согласна?       — А разве у меня есть выбор?       Дзениба как-то непонятно посмотрела на притихшего со своей пиалой Безликого и повела бровью:       — Ну… выбор есть всегда. Да вот и Девятихвостый пожаловал!       Дверь распахнулась, будто от сквозняка…