***
— Чё, тёлка твоя? — спросил Томми, с хрустом надкусив спелое яблоко. Он подкрался так незаметно, что сидящий к нему спиной Аллен вздрогнул и сделал лишний штрих. На обнажённом боку неизвестной красавицы появилась царапина в виде тонкой алой чёрточки. — Нет. — Жалко. Красивая, — Томми вытащил из-под стола табуретку и плюхнулся рядом. — А ты чё на кухне рисуешь? Аллен отметил, что его художественному таланту сделали комплимент. — В моей комнате нет окон. Там всё провоняло растворителем. Томми хмыкнул: — А в моей есть. — Приглашаешь? — Не. Хвастаюсь. — Шутник. — Я? Не. Это Ли шутник или Стив. Я каждый раз от смеха валяюсь, когда он свои пародии показывает. — А на тебя показывал? — Не, по крайней мере, при мне точно. Я не видел. Да и мне насрать. — Почему? Я бы вот посмотрел на свою пародию. Это же интересно. — По-моему, нихрена интересного. Аллен наклонил голову. Его серые с голубыми проблесками глаза хитро блеснули в желтоватом освещении кухни. — Разве не забавно понаблюдать за человеком, который на тебя похож? — За настоящим — да. А пародия — это херня собачья, — ультимативно заявил Томми и вышел. Он вернулся спустя полчаса. Аллен просидел с ним до полуночи, пока Кевин из ближайшей к кухне комнаты не крикнул, что их болтовня мешает ему спать. Тогда Томми глупо захихикал, как настоящий подросток (чего с ним раньше никогда не случалось), и наконец сказал: — Ладно. Я на боковую. Клёво посидели, чувак. Аллен ему улыбнулся, кажется, даже искренне, а потом ещё долго разглядывал в одиночестве уже дописанный портрет незнакомки. Мысли терзали его голову. Томми действительно оказался во многом похож на него самого, и Аллен без всякого удовольствия отмечал, что по этой причине начинает ему сопереживать, тем самым выводя Томми из ранга лабораторных крыс, а также самым наглым образом изменяя собственной привычке не проникаться симпатией к кому бы то ни было. Аллену не хотелось иметь подобных слабостей, однако даже Артур, чьему мнению он, безусловно, доверял, заявил, что это неизбежно. — Когда-то мне тоже казалось предпочтительным полагать, будто я полностью независим от эмоциональной составляющей, — сказал он, привычно сложив пальцы домиком, — однако это оказалось не более чем самообманом, причём весьма и весьма глупым. Осознавать свои чувства и работать над ними куда полезнее, чем стараться их игнорировать. — Я не хочу проблем, — парировал Аллен. Артур надменно оглядел его с ног до головы. — Ты боишься так называемого разбитого сердца. Это глупо. Но я, признаться, удивлён: ты чувствуешь гораздо глубже, чем я полагал. Аллен фыркнул, скрывая за этим жестом свою уязвлённость словами англичанина. — Что ещё скажешь? Колкость Артур проигнорировал, как и подобало истинному джентльмену. — Ничего особенного. Лишь позволю добавить, что он гораздо более юн и подвержен всяким… эмоциональным влияниям. — О ком ты говоришь? Артур не ответил. Конечно, они оба знали, о ком речь.***
— Видишь их? — Томми, остановившийся посреди улицы прямо напротив окна полицейского участка, кивнул на наручники, лежащие на столе по ту сторону стекла. — Я могу из таких за две секунды выбраться. У меня раньше свои были, но я не успел их с собой захватить, когда переезжал. Аллен оценивающе оглядел испещерённые мелкими ожогами вперемешку со следами от шариковой ручки ладони подростка. Да, пожалуй, этот может и выкинуть что-нибудь такое. — Хочешь, проверим? — Ты мне предлагаешь в тюрягу загреметь? — ухмыльнулся Томми. — Я предалагаю тебе постоять здесь и посмотреть, как я всё сделаю, — Аллен схватился за ручку двери и потянул её на себя. Через десять минут он вышел, взял Томми под локоть, отвёл его за угол и только тогда выудил из куртки парочку полицейских наручников. — У меня свои фокусы, — подмигнул Аллен. Томми остался доволен. Он примерил наручники, как браслет, и с видом знатока отметил, что они крепко сидят; впрочем, этим для него лучше. Томми сложил ладонь так, что она стала ýже запястья, после чего свободно стряхнул наручники на асфальт. — Видел? — Неплохо, — согласился, поджав губы, Аллен. — Пойдём, Гудини, отвезу нас домой. Всю дорогу до машины Томми был недоволен тем, что не произвёл на него сильного впечатления. — Ещё я могу выбираться из смирительной рубашки и открывать любые замки без ключа, — буркнул он с заднего сиденья, когда автомобиль притормозил на светофоре. — Зачем тебе это? — спросил Аллен, глядя на него в зеркало. Томми же видел в зеркале только чужие серые глаза с белыми ресницами. — Ха, — резко дёрнул он носом, поплотнее закутываясь в свитер с высоким горлом, — так я тебе и сказал. Мне было надо. Аллен кивнул и не стал задавать вопросов, зная, что они не успеют проехать и квартал, как Томми сам расколется. Он ни с кем не говорил, кроме Аллена, однако потребность в общении не отсутствовала у мальчишки полностью, и, разговорившись однажды, он уже не мог успокоиться, пока не поделится всем, что накопилось. — Раньше отец запирал меня в сарае и связывал мне руки верёвкой, — тихо сказал Томми, будто бы ни к кому не обращаясь. Взгляд его был устремлён на проплывающий за окном скучный городской пейзаж. — У меня даже шрамы остались. Он подался вперёд, чтобы показать след, но на полпути передумал и одёрнул самого себя. В конце концов, Аллен и так слишком много о нём знает. Машина мягко затормозила, свернув к стоянке у какого-то торгового центра, и водитель обернулся через сидение, чтобы встретиться с пассажиром взглядами. Длинные, но редкие белые волосы Аллена закрыли ему половину лица. И тут он сделал вещь, которую никак не ожидал от себя: — Мне очень жаль, — сказал Аллен. — Я знаю, каково это. Меня, конечно, не связывали, но я знаю. Томми едва заметно улыбнулся, и в этот раз его улыбка меньше всего напоминала волчий оскал. Она оказалась внезапно мягкой и совсем уж беспомощной, так что у Аллена от одного взгляда на неё по-дурацки заныло сердце. Минуту они сидели в тишине. Аллен слушал, как в его венах громко стучит кровь. — Значит, ты в курсе, что значит иметь долбанутого на всю голову папашу? — нарушил молчание Томми, прищурив свои необычные желтоватые глаза, чем-то напоминающие кошачьи. — Отчима, — поправил Аллен. — Да всё один чёрт, насрать. Тебя когда-нибудь били по спине шлангом? — О, спроси лучше, когда меня им не били, — Аллен рассмеялся. Томми нахмурился, будто недовольный такой реакцией. — Он тоже видел тот фильм, да? Документалку про пытки? — Не знаю. Наверное. В любом случае, хорошо, что он ими не увлекался, иначе не болтать мне сейчас с тобой, а гнить где-нибудь на кладбище. — И то верно. В тот вечер они зашли в паб и выпили по банке пива. Томми даже произнёс тост: «Пусть наши папаши сдохнут в муках, и мы спляшем на их могиле». Жестяные сосуды весело ударились друг о друга, и парни засмеялись. — Я хочу, чтоб они горели в аду! — добавил Томми уже по дороге домой, валяясь на заднем сиденье машины. Подошвы его кед при этом утыкались прямиком в стекло. — Разве ты верующий? — удивился Аллен. — Не. Но мне бы хотелось, чтобы для таких людей, как мой отец, ад всё-таки существовал.***
На следующий день Томми стало плохо. Дело вряд ли было в алкоголе, скорее, в несвежем сендвиче, который ему продали утром в забегаловке на углу улицы. В любом случае, полоскало его знатно, так что шум стоял на всю квартиру. Эйприл жаловалась, что это просто невозможно, Артур закатывал глаза, Рейджен был недоволен, что из-за суматохи не может уложить Кристин спать, Фил ругался, ожидая, когда освободится туалет. Аллен стоял, прислонившись поясницей к раковине и смотрел на Томми сверху вниз. Аллен был ещё сонный, в пижамных штанах и накинутой сверху полосатой рубашке. Он широко зевнул и в сотый раз покосился на ушедшего с головой в унитаз подростка. — Сейчас я должен дать тебе воды, — вслух подумал Аллен. Томми перестало рвать ровно на время, достаточное, чтобы приподняться и сказать, что ему, собственно, похрену, что с ним собираются делать, лишь бы это помогало. Аллен принял к сведению. Спустя полчаса Томми лежал на кровати в своей комнате и жалобно выл в полоток: — Мне обязательно спать? — Да, — Артур, по просьбе Аллена заглянувший проведать больного, смерил Томми таким взглядом, что последний сию же минуту залез под одеяло с головой. — Вы вернулись домой чёрт знает во сколько, ты не проспал и пяти часов. К тому же, твой организм истощён после пищевого отравления, и я как человек, из всех присутствующих наиболее подкованный в области медицины, — он сделал паузу, убедившись, что никто не собирается с ним спорить, после чего продолжил с удовлетворённым кивком, — настоятельно рекомендую тебе поспать. Если к вечеру не станет лучше — зайди ко мне. Счастливо оставаться. Артур откланялся в дверях и вышел. Томми, ворчливо передразнивая его британский акцент, закутался в одеяло, хмуро отвернувшись к стене. Аллен продолжал сидеть на приставленной к кровати табуретке, в обычное время выполняющей, видимо, роль прикроватной тумбы. — Ты так и будешь здесь торчать? — поинтересовался Томми. — Пожалуй буду на случай, если ты опять решишь нажраться просрочки. Аллен услышал, как Томми приглушённо бурчит в подушку, и улыбнулся. По крайней мере, этот мальчишка не пытается его прогонять. Хороший знак. Через тридцать минут Томми уже спал, по-детски посвистывая носом. Аллен не удержался от того, чтобы поправить упавшие ему на глаза русые волосы. Ну конечно его первоначальный план идёт к чёрту. Чтобы просто втереться в доверие, необязательно охранять чужой сон. Аллен несколько обречённо вздохнул, прекрасно при этом осознавая, что внутри своей головы уже давно сделал выводы: ему нравится всё, что происходит и между ними, и с ним самим. Наручники, украденные Алленом из полицейского участка, оказались аккуратно повешенными за цепочку на гвоздь, специально вбитый в стену над рабочим столом Томми. Заметив это, Аллен улыбнулся, но тут же обругал себя за сантименты.***
Они рисовали, с трудом втиснув два мольберта в крохотную комнатку Томми. Это было взаимно выгодным мероприятием: Аллен получил возможность не завонять всё своё жилище красками и растворителем, а Томми взамен получил холст и нормальные краски. Все были довольны, хотя Томми немного нервничал. — Блин, я же налажаю, — сказал он, пялясь на девственно белое полотно, — серьёзно. Боюсь нарисовать какую-нибудь хрень. — Раньше же не боялся, — хмыкнул Аллен. — Раньше я рисовал на всяком говне, а тут — материалы. — Да к чёрту материалы. Как ты сказал в тюрьме для несовершеннолетних? «Насрать мне на вашу государственную собственность»? Томми самодовольно улыбнулся: — Именно так я сказал. Только это не государственная собственность, а твоя. — Это что-то меняет? — Аллен приподнял белёсые брови. — Немного. Через минуту он отложил карандаш в сторону: — Я не понимаю, почему ты со мной возишься. — В смысле? — Ты катаешь меня на своей тачке, даже если тебе никуда не надо, крадёшь наручники из полицейского участка, сидишь рядом, когда я сплю, даёшь краски… Ты не похож на добряка. Знаешь, я поначалу думал, что ты полный говнюк. — Ты не ошибся, — улыбнулся Аллен. — Нет, я серьёзно! — Томми выглядел взволнованным. — Я хочу понять, в чём дело. Аллен бесхитростно пожал плечами. Ложь иногда приносила ему выгоду, но в этом случае врать было ни к чему. Он просверлил Томми насквозь усталым взглядом серых глаз. — Ты мне нравишься, — сказал он. Томми вспыхнул, как будто по его волосам пробежал электрический заряд, весь покраснел до кончиков ушей и вдруг рассердился: — Твою мать! Я что, похож на придурка? Кончай выделываться, Аллен, я не с Ли разговариваю. Ты решил втянуть меня в какое-то говно? Что тебе нужно? Толкнуть наркотики? Взломать сейф? А?! Он подскочил, схватив Аллена за вытянувшийся воротник свитера, и, судя по занесённому для удара кулаку, приготовился бить. Аллен посмотрел на него удивительно спокойно и только покачал головой: — Брось, малыш, не нужно устраивать здесь драку, если ты не хочешь, чтобы нас обоих выставили на улицу. Довод был до безобразия разумным. Томми нехотя опустил руку и плюхнулся обратно на свой табурет. Волосы ссыпались ему на глаза. Он измученно выдохнул. — Чёрт, Аллен, я понятия не имею, нахрена я тебе понадобился и зачем все эти пляски с бубном. Если что-то нужно, ты мог бы просто мне врезать. Томми оглянулся, и в его зыбких янтарных глазах Аллен прочёл страх. Он выдержал длинную паузу, проверяя, кто первым отведёт взгляд, однако этого так и не произошло. Аллену пришлось заговорить: — Я ответил на твой вопрос. Хотя ты боишься, что это не может быть правдой. — Нихрена я не боюсь. — Слушай, — Аллен наклонил голову, так что его длинные волосы едва не окунулись в размешанную на палитре краску, — ты можешь мне не верить, если хочешь. Пару месяцев назад я бы и сам не поверил. — Ещё бы, — фыркнул Томми. Аллен внимательно посмотрел на его ощетинившуюся фигурку: — Ты зря сердишься. Я ведь не уточнил, как именно ты мне нравишься. Тут Томми отшатнулся от него вместе с табуреткой, густо-густо покраснев: — Вот же ж… чёрт! Ты извращенец! — Во-первых, я придерживаюсь воздержания. Во-вторых, я всё ещё не сказал, как. Ты сам себе это придумал. — Ничего я не придумывал! Это всё ты и вообще!.. Это неправильно. Томми закусал губы и нервно заходил туда-сюда по комнате. Аллен не спешил его останавливать, но внимательно наблюдал за перемещениями, параллельно обдумывая вещь, которую собирался сказать. — Слушай, Томми, — окликнул он наконец. Подросток нехотя обернулся, — это всё идиотская история. Наверное, мы неправильно друг друга поняли. Нам нужно сесть и успокоиться. Давай поговорим о другом? Знаешь, недавно у меня возникло одно интересное соображение. Томми минуту колебался в проходе между столом и кроватью, но в конце концов, заметив перемену в лице Аллена, повёлся и решил, что этот неловкий разговор действительно в прошлом. Он снова упал на табуретку, закинул лодыжку одной ноги на колено другой, после чего посмотрел на Аллена в упор: — Ну? Чё за хрень? — он ожидал ответа. Аллен же, видя его заинтересованность, буднично брякнул, делая вид, что его эта мысль не так уж сильно беспокоит: — Левше и правше очень удобно держаться за руки, — сказал он. — Когда у левши занята правая рука, а у правши — левая, ведущие руки остаются свободными и можно делать ими что хочешь. Согласен? Томми сглотнул слюну и хрипло выдавил: — Наверное. А ты… проверял? — Пока нет. Никак не могу найти левшу. — Нас в одной этой квартире двадцать два человека, идиот, — буркнул Томми. Аллен улыбнулся, вместо ответа вытянув вбок свою длинную и тонкую руку с бумажной белой кожей, через которую было хорошо видно переплетения синих вен. Ладонь повисла в воздухе как бы сама по себе, словно этот жест ни к кому вовсе и не был обращён. Аллен взял в привычную правую руку карандаш и принялся делать набросок. Он ждал. Скоро в его узкую ладонь скользнула другая — твёрдая, загорелая и вся в мелких ожогах. Она также оставила на белой коже пятно зелёной краски. Губы Аллена тронула лёгкая улыбка, но он не позволил себе отвлекаться, только краем глаза заметил, как Томми начинает притрагиваться к холсту зажатой в левой руке кистью. — Пожалуй, правда ничё, — вполголоса признался Томми спустя четверть часа. Они всё ещё не разняли к тому времени рук. Аллен удовлетворённо кивнул, сжав пальцы покрепче. Вряд ли они вообще скоро разнимут их.