***
Психиатрическая больница «Всё в порядке» не находилась в глухом лесу или где-то на отшибе — до неё реально было доехать на машине и почти реально — на автобусе. Сама она в принципе рушила собой стереотипы, навязанные фильмами-ужастиками: нежный голубой цвет фасада, много окон (хоть и с отвинченными ручками и с прочными белыми решётками, крепящиеся к фасаду). Здесь не воют маньяки в смирительных рубашках (хотя рубашек у них действительно завались), нормальные светлые палаты и тому прочее. Конечно, отсутствие вилок и ножей в столовой накладывают определённые трудности, но больница в принципе была лучше, чем его собственная квартира. Тем более сейчас. Арсений припарковал машину на парковке, сверкнув служебным пропуском перед шлагбаумом и, вывалившись из неё, заторопился к главному корпусу, решив срезать путь по одной из винтообразных дорожек, пересекающих пустующий прибольничный парк. Хотя редкость гуляющих вполне себе объяснима — родные больных не очень хотят, чтобы кто-то узнал о их болезни, поэтому и светить лицом им не рекомендуется. Намётанным взглядом Попов не без улыбки заметил сверкающий объектив камеры, не пролезающей через прутья ограды. Репортёры, пытающие уличить какое-нибудь богатое лицо. Иногда Арсений представлял, что это — папарацци, и следят за ним, Арсом. И он не обычный замученный врач, а настоящая звезда, модель, актёр… Иногда он даже гримасничал в камеру или махал им рукой. Это было забавно. На стойке охраны Позов тихо флиртовал с Катей — девушкой, отвечающей за камеры. Это был невысокий человек с коротко стриженными волосами и постоянной щетиной на круглом лице. Его прямоугольные очки сверкали так счастливо, что мужчина не удержался: — Позов, ты, вообще-то, женат! — Гаркнул Арс ему в ухо, подкравшись как можно более незаметно. — Не суть важно, что на Кате, но всё же… Катя в окружении мониторов смущённо хлопала глазами. По глазам Димы можно было прочитать «и это говорит мне тот, кого бросили без предупреждения и который блевал с похмелья в туалете, плачась Диме в шесть часов утра», но слова эти так и не были произнесены, поскольку Позов — настоящий друг. Настоящий друг съездил начатой историей болезни Арсу по лицу и вернулся к прерванному занятию. Попов направился в ординаторскую, по пути размышляя, какого хрена их больница называется «всё в порядке», если охранник здесь хрупкая девушка, за сильными препаратами следит подозрительно-весёлый казах, а врачи… А врачи — Арсении Поповы. Хотя есть кадры и похлеще… Из ординаторской слышался привычный ор ссохшегося от переизбытка желчи в организме главврача любимейшей психушки — Павла Алексеевича Воли. Это был жилистый человек, чья смерть хранилась на конце иглы, игла в яйце, а яйцо — хуй знает где. Ну хороший человек, в общем. Если смотреть издали. И не приглядываться. — Тебе честно сказать или социально-приемлемо, ты, жертва клинического кретинизма?! Как тебя к пациентам пускать — тебя ж как за родного примут, идиотина! Что за херь ты прописал Матвиенко из 7 палаты?! Отвечай! Попов присоединился к шоу: все с интересом смотрели, как Воля клевал подопечного интерна своим длинным тонким носом. У паренька от страха глаза сошлись в кучку и расходиться не желали. Не отрывая от данной сцены глаз, Арс подошёл к своему шкафчику, нацепив на себя больничный халат. — Г…Глиатилин…** — Прозвучало, как мольба Богам о помощи. Но даже Боги не хотели связываться с Волей. На его матах держался весь мир больницы, а работало всё лишь на тяге от его пиздюлей. Арса унижающие тирады Павла Алексеевича успокаивали. Они вытесняли все мысли или воспоминания о тишине квартиры, куда ему придётся рано или поздно вернуться. Хорошо, что сегодня он остаётся на ночную смену. А Паша нет. — Этот неудавшийся, но неунывающий суицидник не нуждается в препарате, который прописывают в травмпункте для людей с черепно-мозговой! А тебе, предчувствие у меня такое, ой как пригодится! Остальные интерны, уже получившие люлей, старались всеми силами перейти из твёрдого состояния в газообразное и испарится, но инстинкт самосохранения пригвоздил подошвы их тапочек к полу. — Но Нурлан Алибекович сказал… Арсений тихо подумал «ОООО», подивясь уму парниши. Валить всё на главного заведующего всеми препаратами — первое правило, что должен выучить работник в больнице «всё в порядке», потому что этот выходец степного племени смотрел на всех сверху-вниз (хотя то, что смотрел ещё неточно, потому что один хрен по нему поймёшь, может, он вообще спит) и плевать он хотел, главврач перед ним или заваренный доширак. Его пикировки с Волей можно было записывать на диктофон и продавать Соболеву для прожарок. — А если он тебе скажет дать от социофобии глицина, ты тоже послушаешься? Этот Чонгук из БТС разве что мой стул не стебал! — Попов всегда удивлялся, почему Нурлан до сих пор работал в больнице, но ответом на это было очень скрытое уважение Паши к достойному сопернику. А ещё он лично перепробовал все психотропы и знал их, как родные. Воля выдохнул, и, отпустив интерна, которого до этого тряс за шкирку, наехал уже на сидящих зрителей. Парнишка, не веря своему счастью, стёк на дрожащих ногах на пол. — А вы поди смотрели и ржали, да?! Давно вас не заставляли картотеку перебирать? Взгляды собравшихся (ночной смены, что ещё не ушла, и смену утренней, что ещё осоловело заливало в глаза кофе) разом переместились на другие предметы — на кожаные мягкие диваны, на кулер, на импровизированную кухоньку с чашками и печеньками. На несколько столов с компьютерами и полки со справочным материалом в перемешку с художественной литературой и журналами, которые помогают скоротать время на ночном дежурстве. Было видно, как Воля высасывает энергию из воздуха, чтобы обрушиться новым потоком словесной кислоты, поэтому Арсений, прикрывшись историей болезни, выскользнул за дверь. Пора бы и пациентом заняться.***
Антон кричал, стоя у перевёрнутой койки. Схватившись за отросшие русые волосы и запрокинув голову к потолку, он орал благим матом на весь коридор. На его исхудавшем без еды бледном лице необыкновенно-сильно выделялись горящие зелёные глаза. Они горели нездоровым, яростным огнём. — СУКА, КОНЧЕНАЯ МРАЗЬ! Длинные тонкие пальцы, с которых едва-едва не спадало бесчисленное количество колец, схватили валяющуюся подушку и с силой швырнули её об стену. От удара, который шёл будто не от руки, а от всего тела, задралась мешковатая чёрная футболка, обнажая молочно-белую кожу с выпирающей косточкой таза. И ещё раз. И ещё раз. Антон будто видел вместо этой подушки кинжал, топор, копьё, которое он запускает в лицо этого предателя. — Я НОРМАЛЬНЫЙ, НОРМАЛЬНЫЙ!!! — Кричал он, отстраненно замечая, как надорванные связки отзываются хрипом в глотке. Рассматривает убитую в хлам подушку, из которой вот-вот полезет набивка. Силы будто покидают его — он садится на борт перевёрнутой кровати, тяжело дыша. Поворачивается спиной к стене, к образу отцовского лица. Он даже не сказал, куда они едут. Он просто ушёл. Будто Шастун — щенок, которого достаточно привязать во время прогулки к скамейке и уйти навсегда, свято веря, что с ним всё будет хорошо… — Я… Всё же со мной хорошо… Всё нормально… Я здоровый… — По впалым щекам блеснули слёзы, неожиданно обжёгшие кожу. За всем этим театром с необыкновенной жадностью смотрел Арсений. Он не дурак, чтобы подходить к человеку в столь неконтролируемом состоянии. В руках он сжимал историю болезни, где ужаснейшим почерком Позова были записаны слова отца пациента, которые, опуская большинство умных терминов, сообщали примерно следующее: "Точное количество приступов неизвестно, пациент поступил на лечение после самого последнего, что произошёл три дня назад. Многовероятно, манифестного характера***, но спровоцировавший фактор неизвестен. Сильное колебание эмоционального и физиологического состояния. Возможно развитие соматопсихиатрической деперсонализации. Зафиксирован период активной деятельности и продолжительного чувства эйфории, что резко сменился на состояние упадка и недомогания. Бессонница, параноидальное настроение, отказ от еды и контакта с внешней средой. " Ещё утром Арсений сокрушался, что его реальность, его серый мир стал на одного человека меньше. Зелёные глаза заметили его фигуру, стоящую за дверью с небольшим квадратиком стекла, из которого просматривалась вся комната палаты. Но вот теперь в ней появился новый пациент. "...чудовища не пришли — я прождал их целую ночь..." - в голове неожиданно запульсировали строчки из утренней песни. Попов в странном волнении открыл дверь, не отрывая взгляда от высокого, нескладного и очень худого тела, сведённого тревогой. Чудовища не пришли... Новый человек в его маленьком мире, где помещалась лишь грязная плита, тесная ванная, постель и больница. Я прождал их... — Ну здравствуй… Целую ночь. Антон А. Шастун. 19.04.02 г. Палата №8.