Парад печальных лиц

Две пары глаз смотрели вдаль. Взгляды стремились за занавешенное окно, ввысь, куда-то, куда не достать руками, куда человек пока не имеет права забираться, но куда смотреть ещё не запрещено. Настя любила такие тихие ночи, когда Влад не уходил после вечерних чаепитий скитаться по тихой городской пустоши, когда Влад не стремился закрыться за фальшивым смехом и шутками только-только открывшись в своём спокойствие, когда брат лежал рядом с ней на полу в каких-то немыслимых позах (Настя задавалась вопросом – не акробат ли её брат? Про акробата она не знала, но в циркаче была уверена), и они, словно два птенчика, выброшенные из гнезда судьбой-кукушкой, держались за ручки. Они с братом. Они. С братом. Она зажмурилась, хотела замотать головой, но быстро отказалась от этой идеи – Влад бы не оценил внезапные потуги на самобичевание. Они не похожи – повторяла она из раза в раз, когда они – брошенные птенчики – держались за ручки на полу возле окна, и смотрели туда, куда человек ещё не успел пробраться, не успел освоить. Они не похожи. У Влада глаза цвета летней зелени, Настя убедилась в этом, когда они в прошлом месяце лежали уже не на полу, а на траве где-то в деревне за городом, когда мама уговорила дядю Диму отвезти их на свежий воздух – и Влада обязательно прихватить с собой, он же совсем уже серым стал в этом городе! Влад тогда лежал на боку, туловище валялось на его серой огромной толстовке – какую-то тряпку он всунул только Насте, чтобы не замаралась, себе ничего так и не взял – и теперь он остался только в чёрной футболке. Ему было холодно, Настя это прекрасно видела по бегающим мурашкам на его теле, но она не смела сказать что-то ему – в такие моменты они всегда молчали, поглощенные чем-то свыше, чем-то, к чему глаза стремились. Точнее, стремились только глаза Влада: Настя то и дело спускалась с внеземного к человеческому - к Владу. К тому, как его русые волосы разметались по земле и к тому, как его глаза сливались с летней зеленью, тусклой в свете ночи. И они все ещё держались за ручки. Насте казалось, если Влад не будет так крепко и бережно держать её, то она перестанет быть на этой земле, её заберёт что-то, что человек ещё знает, что-то, что тянет её глаза к себе. У того, на кого Влад не похож, глаза были цвета той земли, на которой Влад тогда лежал. Эти глаза, что застыли в памяти, казалось, на целую вечность, были такими родными – и впрямь, как родная земля – такими глубокими, почти доходящие до черноты при определённом ракурсе. Они не становились от этого злыми, нет. Настя видела в них только доброту и любовь. Но они были. Настя каждый раз напоминала – был, были, было, – а Влад есть, он здесь и сейчас, он держит её за руку, чтобы она не уходила от всего людского, он держит её, чтобы она продолжала лежать на полу вместе с ним каждый месяц, как ритуал, как незамысловатая, но самая важная традиция в их жизни. Как-то раз такой ночью Влад случайно обмолвился: "Перестаньте пытаться увидеть во мне не меня" – и тут же замолк, и ушёл через несколько минут, не выдержав сам свою же фразу. А Насте стало так тошно-тошно-тошно, так стыдно, и так больно, словно он одной своей фразой передал ей свои эмоции. Перестаньте? Настя видела мать Влада только несколько коротких раз, но она всегда улавливала её взгляд, которым она смотрела на сына. Её глаза не были цвета летней зелени, они были тускнеющей осенней травой, и смотрели в глаза своего ребёнка в жажде увидеть не яркую зелень, а небо, что было в глазах его отца. Не солнечное, нет-нет, небо в глазах его отца напоминало пасмурное утро. Такое, когда солнца не было уже больше недели, а дожди все лили и лили, словно пытаясь сбросить на город весь запас земной воды. Настя смотрела на эту жажду в материнских глазах, смотрящих на её брата, и ей снова становилось тошно-тошно, потому что, почему-то абсолютно все забывали Влада, и почему-то все пытались приписать ему чужие имена, и чужие глаза. — Влад. — внезапно, но все ещё тихо, не желая нарушать их ночную идиллию, вымолвила она. Приподнялась на локтях, развернулась к его лицу, продолжая держать его широкую ладонь. — Ты Влад. Серьёзность в её глазах и нелепость её фразы заставили Влада рассмеяться. — О, спасибо, что дала мне имя, а то я все семнадцать лет ходил какой-то безымянный. — Дурила ты, — она приблизилась и щёлкнула его по лбу, на что Влад тихо фыркнул и повёл носом, словно котёнок. Настя обвила себя их скрепленными ладонями и вновь легла, упираясь спиной в его грудь. — Свое имя я никогда не забуду. — его голос, тихий и вкрадчивый. Такой редкий. — Ага, я тоже. — ответ лишь в мыслях. Две пары глаз смотрели вдаль.