Я думал, что ты попал, пока не заблудился в твоих глазах

Я частенько стал засиживаться в своей комнате, упорно делая вид, что слова и цифры из учебника от долгого их рассматривая становятся понятнее. Конечно, это вовсе не являлось правдой, но Реборн почему-то молчал, пристально следя за мной со своего кресла, недавно заменившего ставший ненужным гамак. Уф, я честно пытаюсь вспомнить хоть что-то из слов учителя или репетитора, зарываясь руками в торчащие волосы, но цель не становится ближе, а взгляд, сверлящий спину, не пропадает. — Реборн! — против воли голос соскакивает и выкрик получается с нотками обвинения, а не просьбы помочь, как планировалось изначально. Ой, знаю я, чем это закончится… — Да, Ничкемный Тсуна? — как всегда незаметно оказавшись возле стола, аркобалено заглядывает в тетрадку, отвешивая мне несильный щелбан, от которого я только хмурюсь, но не смотрю на мужчину. — Подставь эту формулу, — осторожно поднимаю глаза, замечая подчеркнутую карандашом формулу, показавшуюся знакомой. Улыбка сама наползает на лицо, когда я оборачиваюсь, сталкиваясь с прищуренным взглядом чёрных глаз. — Спасибо! — нельзя медлить, домашнее задание само себя не сделает, даже если делать его необязательно. Не знаю из-за чего, но на вторую неделю безвылазного сидения дома, в частности комнаты, и игры, и запасы манги истощились, перестав привлекать к себе столько внимания, чтобы не замечать наступления ночи или утра. А может дело не в затворничестве, а во взрослении? Второй год старшей школы, почти наступившее совершеннолетие… Как-то не весело звучит. Но, суть не в этом. Просиживать дни просто пялясь в стену мне надоело уже через два часа после начала занятия этим, уборка все также не разжигала желания помогать с делами по дому, а друзья, не раз пытавшиеся прорваться сквозь несколько уровней защиты дома Савад: забор—входная дверь—Савада Нана—лестница, ведущая прямиком в ад всех, кроме меня, ока-сан и Реборна—Рокудо Мукуро собственной нескромной персоной—Аркобалено Солнца — терялись на фоне собственных мыслей. Как-то так я и докатился до того, что добровольно открыл учебник на последней пройденной теме, решаясь на героический поступок — разбор примеров и правил. Репетитор, что не странно, оказался доволен проявлением инициативы от меня, но помощи от него было меньше, чем от кактуса в магазине через дорогу! Не объясняет, не предлагает помощь, не проверяет, только сидит, закинув ногу на ногу, да пялится из-под шляпы на мои мучения! Ещё раз, как я докатился до этого? Ведь в средней школе я был совсем другим — слабым мальчишкой, способным только бегать за соком для старшеклассников и неприлично глазеть на богиню школы — Сасагаву Киоко. Если подумать, неприятности начались ещё до появления вездесущего малыша в костюме. За месяц до этого учителя грозились оставить меня на второй год, а за две недели я лежал дома с неспадающей температурой. А если вспомнить день до резкого поворота жизни… Я же тогда слетел с велосипеда, расшибив колени в кровь, но на утро уже ничего не было. А потом становилось хуже. Коротышка менял мою устоявшуюся жизнь себе в угоду, действуя по приказу Девятого, конечно, но если вспомнить с каким маньячным блеском в глазах он доставал пистолет — станет ясно, что рад был не меньше, чем если бы ему пообещали вот прям сейчас снять проклятие Аркобалено. Битва с Мукуро, Занзасом, Бьякураном, Шимон и Деймоном Спейдом, командами проклятых младенцев и Вендиче… Брр, лучше не вспоминать, а на деле — давно прошедшие и кажущиеся сейчас простыми события. Точно, это время так влияет! — О чем задумался, Тсуна? — редко когда я слышу свое имя без оскорбительных приставок не от друзей, но Реборн ведь тоже… — О том, что ты — моя главная проблема и головная боль аж с четырнадцати. Я потратил на тебя лучшие годы своей жизни, — невольно вздыхаю, снова убирая бережно хранимые воспоминания в дальний уголок подсознания, откуда их не достанет и всемогущий Туман. — Оя, как нехорошо получается, — вздрагиваю, ощущая руки на плечах и пояснице, — мою должность отдали какому-то коротышке~ — мурлычет Мукуро, заставляя оглянуться на него, улавливая искреннюю обиду в разноцветных глазах. Вот снова он говорит не то, что хочет! Как же с ними сложно! — Ты был занят очень важным делом, — напоминает мужчина, смыкая объятия и прижимаясь всем корпусом, сверля соперника испепеляющим взглядом. Что там ему отвечает Рокудо, я уже не обращаю внимания, погружаясь в воспоминания, согреваемый теплом двух тел. Туманник всегда был немногословен, проявив чудеса красноречия только в первую битву. Но чтобы понять это и то, что глаза выдают любого человека, мне потребовалось потратить столько времени и нервных клеток, что на голове, кажется, при желании можно найти пару седых прядей. Неудивительно, что Скуало ходит с такой копной — поживи с Занзасом пару лет и искать придётся не седину, а натуральный цвет. Разговоры. Как бы они не были важны, иллюзионист их игнорировал, прячась за иллюзиями, преследуя меня везде, что подсказывала Гиперинтуиция. Реборн ничем не отличался, только не прятался, прямо заявляя, что не собирается «общаться» с «учеником». Но как они смотрели… Все знают о легендарных глазах Неба, таких же глубоких, как сам небосвод или морское дно. С уверенностью заявляю, что автор этого высказывания никогда не смотрел в глаза хранителя Тумана во время помутнения или глаза Солнца, потерявшего Небо не однажды. Я тону в излишне холодных, резких, губительных глазах, стараясь опускать взгляд в пол, замечая этих двоих. Действиями они не отличались: один напоминал про захват тела, другой — про становление боссом Вонголы. Словно ими руководила идея фикс, без которой существование перестанет быть необходимым. В том, что я прав, я убедился вскоре после фразы «ну захвати, интереса ради». Но они постоянно требовали прикосновений, подарков, внимания, комплиментов, доказательств. Через три месяца их внимание стало удушающим. Стоит ли упоминать, что Реборн за четверть часа сообщил Вонголе о пропаже наследника, а сильнейшая семья ещё через столько же времени напала на мои следы? Я даже думал одно время намеренно привязать их к себе, заставляя помешаться на мне, моем пламени, моем внимании, моем голосе, заставляя принадлежать мне. Однако получилось с точностью, да наоборот. Я попал. Окончательно, бесповоротно, без шансов на побег. Над душой словно повесили табличку «занят», чтобы чужие руки не могли касаться острых плеч. Чтобы я принадлежал лишь им. Черт, как, как до этого дошло? Почему я не помню, когда они слетели с катушек, а я позволил им это, отказываясь от мира за дверьми уютного, но иллюзорного дома Савад? Я отчаянно хватаюсь пальцами за выступы, края, цепляюсь за жизнь, за разум, сохраняю остатки личности. Я тону, не зная, как спасти себя, не зная как сбежать. А они смотрят с хищными усмешками, грубо подцепляют подбородок пальцами, приближаются и шепчут: «ты попал». Попал. Хотел объять необъятное, удержать неудержимое. Полюбить ненавистное. Но, сейчас не время напоминать о личных границах. Мукуро и Реборн синхронно хмыкают, убирая руки с моего подрагивающего от холода (странно, что я вообще умудрился замёрзнуть) торса, заходя с разных сторон и обдавая уши тихим шелестящим шопотом. — Ты попал, больше точно не сбежишь, — видимо, припоминают ту попытку побега от гиперопеки… Ну, а если ещё на секундочку отвлечься от ненасытных мафиози и припомнить, кто они на самом деле? Ведь и Мукуро, и Реборн убивали и не раз. Ведь от их рук люди валились на землю, не имея сил встать и возможности вернуться к своим. Ведь Туманник не раз сам опускался до самого Ада, заставляя всех думать, что вот в этот раз точно умер. Ведь они ходят со Смертью за ручку на прогулки с полной уверенностью, что вернутся к своему маленькому Небу. Ведь дуло пистолета, защищающего меня, однажды может сменить цель и тогда, я уверен, пуля будет настоящая и кровь, пачкающая серебристую поверхность трезубца, не окажется иллюзией-шуткой. Однажды они передумают и я умру от их рук? Я распахивая глаза и понимаю, что колотит меня не от холода, а от страха, паники. В горле застыл ком, поэтому выходят только хрипы, но настроение этих двоих только больше подскакивает. В глазах и на руках зажигается пламя: тонешь сам — топи другого. Аркобалено все же дёргается, встревоженно окликая меня по имени, как умеет только он: без заботы, тепла, но с поддержкой. Мерзко. Мерзко. Мерзко! Туманник выпускает волну пламени, но оно трещит и рассыпается пылью от столкновения с моим, более концентрированным. Мерзко. Мерзко. Мерзко! Только отпечатки тёплых губ на щеках отрезвляют и пламя решительно угасает. Что… Произошло? Смотрю по сторонам, натыкаясь на безмолвные взгляды так и застывших Рокудо и Реборна. Кажется, они в неменьшем шоке. Что ж. Пора и заканчивать театр. Я отвожу свой, как говорят, творящий чудеса взгляд, не имея сил тонуть в двух омутах. Я проиграл. — Ты попал, — напоминают они в один голос. А я киваю. Я попал, заблудился в чужих глазах, перестав воспринимать окружающий мир. Да, это моя и только моя проблема. Я попал… Но кто сказал, что я против?~