По футбольному полю бежит, шатаясь из-за недавнего удара в голову, небрежно смахивающий стекающий со слипшихся волос пот игрок. Он мчится к заветному мячу, не сдерживая раздражённого крика и неровного дыхания. На его пылающее жаром лицо устремлён взгляд вратаря, готового не пропустить удар. Публика затаилась. Мужчины и женщины на трибунах больно теребят свои кофты, измазанные краской руки. Они подскакивают, как прокажённые, при каждом отступе футболиста от намеченной траектории. Он чувствует это, и оттого биение его сердца ещё более шумно раздаётся в ушах. Страх подвести верных фанатов сковывает мысли, но не ступни. Он, хотя и опоясанный испугом, ускоряется. Прыжок, ещё один и…
– Го-о-ол!!!
Влад, всплеснув руками, подпрыгнул и едва не сбил телевизор со стойки. Юноша подкинул вверх шарф и случайным образом завязал его на люстре. Он, ликуя, прыгнул в объятия Григория, своего однокурсника. Молодой человек сморщился и растянулся на диване сильнее, вытянув руку с телефоном вверх и даже не стараясь выбраться из-под упавшего на него тела.
– Гриша, да выпусти уже свою Лоуренс. Она же старушка, – студент встал с дивана и восторженно продолжил: – Если уж так нравится, то на сестру свою гляди. Она очень похожа на эту твою актриску.
Григорий вздрогнул и, нахмурившись как ребёнок, которому не купили давно желанную игрушку, дёрнул плечом так, что Владик, находящийся близко, пошатнулся. Влад, не омрачённый безразличием друга к футболу, быстро забыл свои слова и продолжил в эйфории кричать в поддержку любимой команды, в то время как сам Григорий, отфыркиваясь, думал о прошедшей неделе, а в особенности о прошлой ночи, и проклинал себя за свои изъяны, за свою болезнь, за свои слабости.
Его сестра, Альбина, действительно некоторыми внешними чертами напоминала любимую актрису Григория – Дженнифер Лоуренс. Альбина была такая же высокая и местами мужественно плотная; её шея была так же непропорционально широка, но так же, однако, гармонировала со всем телом. Она замечательно сочеталась с широкими плечами, с приятно мясистыми руками и с покатистой грудью. Девушка, как и артистка, была круглолица и светлокожа. Её губы – не пухлые и не тонкие – почти всегда поджаты так, будто Альбина скрывает что-то совершенно личное, что-то постыдное для разговора за столом.
Бывало, Григорий подходил к сестре и пробовал узнать объект её раздумий, а она, в первые секунды наигранно томно вздыхая и медленно покачивая лохматой головой из стороны в сторону, спустя минуту-две сосредоточенного слежения со стороны Григория со смехом исчезала. Выглядело нелепо, когда двадцатитрёхлетняя студентка серьёзного высшего учреждения хохотала как при просмотре комедии и размахивала широкими пятками, убегая от напрягшегося восемнадцатилетнего брата. Она весело заливалась в соседней, своей, комнате, а Григорий не мог избавиться от пунцовой краски, покрывшей пятнами щёки и шею с пульсирующими венами. Дыхание отчего-то сбивалось, а сердце, казалось, отплясывает кадриль. Взволновала ли его такая пугающая схожесть Альбины с Лоуренс, когда она улыбалась белыми зубами, слегка запачкавшимися яркой помадой, или нечто иное?
В прошедшее воскресенье родители Альбины и Григория сообщили детям, что их командировка проходит без потрясений и поводов беспокоиться. Они отсутствовали уже две недели и планировали ещё три пробыть в дальневосточном городе, куда были направлены начальством. Не то чтобы это расстраивало Григория и Альбину, почувствовавших полную свободу действий, но это определённо беспокоило юношу. Его сомнамбулизм, что в народе – лунатизм, долго преследовавший в раннем детстве и прекратившийся к десяти годам, появился вновь. В беспамятстве Григорий мог не только ходить, но и выполнять привычные для времени пробуждения дела: убираться, готовить, заглядывать в комнату Альбины… Он обо всём забывал, но заботливые родители каждое утро рассказывали о путешествиях сына. Мать с отцом по очереди дежурили у кровати ребёнка, чтобы присматривать за ним и в экстренном случае помочь не покалечить себя или других. Альбина подшучивала над Григорием в попытках поддержать его, но он лучше бы провалился под землю, чем выслушивал шутки о том, как он ненароком может забрести в её спальню и уснуть на её постели.
С отъездом родителей Григорий чаще подлавливал себя на вызывающих дрожь мыслях. Чем больше он находился наедине с Альбиной, опасно похожей на женщину, которой подросток с более юных лет мечтал овладеть, тем страшней, пьянящей становилось притяжение к родной сестре. В паху дьявольски тянуло, а в не слишком накачанной груди загорались искры возбуждения, когда Альбина, очевидно замечавшая тяжёлое дыхание Григория при её появлении, как бы случайно касалась нарощенными острыми ноготками выступающий подбородок молодого человека. «Что я себе надумываю! Позор, позорище! Она моя старшая сестра, мой авторитет, мой учитель… мой кумир, моя мечта… Было бы проще, будь она похожа на Квазимодо… но она такая красивая! Как волнующе она прикрывает глаза и поднимает голову, когда слушает музыку! Как чудно она приоткрывает губы, когда звучит припев! Как соблазнительно оттопыриваются её колени, когда она расставляет ноги…». Григорий отгонял от себя возникающие глупости, но во снах видел, как сидит на её кровати, как целует её локти, по привычке вытащенные из-под одеяла. Видел во сне и то, как Альбина удивляется, но не подаёт виду. «А сон ли это?..». Покрываясь холодным потом, он допускал, что это то, что он забывает из-за своего лунатизма.
Он не ошибался. Альбине, несколько ночей продумавшей, льстило влечение Григория, практически невинного, едва созревшего, крепкого для юноши его возраста. Альбине нравились неосознанные им приходы ещё и потому, что Григорий отчасти напоминал ей своего бывшего воздыхателя. Её лишь отчасти смущали ночные ласки, ограничивающиеся, к её сожалению, лишь поцелуями рук. Она и сама хотела дотронуться до него, но останавливалась, боясь разбудить брата.
Неделю спустя после отбытия родителей Альбину посетила школьная подруга Лариса. Григорий знал, что Альбина собирается мерить бельё, подаренное ей бывшей одноклассницей. Он хотел успеть подглядеть за сестрой, представив на её месте, что было нетрудно, ту самую актрису, но опоздал. Он подбежал, когда Альбина уже натянула свою футболку и жаловалась Ларисе на своего прошлого возлюбленного. Он слышал разговор не с начала:
– …Лара, у меня не было уже три месяца. Три! Ларочка, это невыносимо! А тут он ходит, ходит... А ещё как похож на Лёшку! У меня ноги подгибаются, когда он после душа выходит. Лёшка, гад, не появляется, а Гриша будто везде…
– В каком смысле? – ухмылялась Лариса.
– Я просыпаюсь – он за стеной, я засыпаю – он рядом. Ты ведь знаешь, что он снова лунатить начал? Ко мне уже четыре дня ходит, шею гладит, руки целует… Это стыдно, но я изнываю по ласке. Я, если честно, была готова отдаться ему, но не хотела разбудить. Лунатики должны пробуждаться строго самостоятельно, без стороннего вмешательства, иначе не избежать катастрофы.
– Тебя смущает только это? Не то, что вы родные? – Лариса говорила без упрёка, а с искренней заинтересованностью.
– Это тоже, но… меньше. Он похож на Лёшу. Только сравни их! Я не могу, Ларисочка, я хочу его. Вижу, что он тоже.
– Не ходил бы, если бы не хотел. Ты писала, он увлёкся какой-то актрисой?
– Лоуренс. Всю комнату завесил плакатами с ней.
– Теперь ясно. Он видит в ней тебя. Как интересно получается: вы друг для друга похожи на тех, из-за кого по ночам занимаете ванные, – хихикнула Лариса. Альбина закатила глаза и с улыбкой ударила подругу в плечо.
Григорий на цыпочках отошёл от комнаты. Зайдя в свою, он со стуком упал в кресло и провёл ладонями по лицу так, словно вытирал его от воды. «Как она… меня… Господи, хватит, хватит. Я безмозглый болван. Чёртов лунатик! Я ведь даже ничего не помню… Хуже ли это того, что я хочу потрогать свою сестру как трогал Райку из тридцать восьмой школы? Или хуже того, что я приходил к ней, а ей это, похоже, нравилось?..». Юноша отрешённо смотрел в потолок, а в его голову навязчиво пролезали картинки того, каким могло бы быть продолжение, если бы Альбина не страшилась потревожить его сон.
Он расстегнул ширинку на джинсах и прикрыл глаза, продолжая действовать на ощупь. Григорий отчётливо видел, как Альбина прогибается под его настойчивыми поцелуями чуть ниже её мягкого живота. Представлял, как толкает себя ближе, возбуждая вздохи Альбины, а тем временем в жизни рука его поступательно двигалась то вверх, то вниз, наращивая темпы по мере раскрепощения фантазий. Он касался себя и был не в силах остановиться. Обволакивающее тепло расходилось по всему натянутому, как струна, телу; мелкий и частый озноб разбредался по воспалённой от вожделения коже. Григорий, запрокидывая голову от эйфории, шевелил пальцами быстрее, не желая долго мучиться в похоти. «Чем скорее закончу, тем скорее она выветрится из головы».
***
Альбина тупо глядела в стену, укрывшись по пояс одеялом. «Что же я наговорила сегодня Лариске? Что же я, совсем дура? Хоть и дура, но правду рассказала. Лёшка, что ты натворил! Гриша сегодня, наверное, опять придёт. Пусть приходит! Брат и брат, что с того? Зато безопасно. Лёша, какая же ты скотина!». Ей стало жарко. Она, беспокойно повертевшись и, в конце концов, раскрывшись полностью, оголила туловище. Она не любила носить ночное бельё или пижамы, поэтому всегда ложилась обнажённой. «Что бы с ним было, если бы он знал об этом?». Девушка согнула полные ноги в коленях и, смочив два правых пальца слюной, обхватила ими упругий левый сосок. Тихо ахнув, она повторила действия с другой рукой. Альбина лежала со скрещенными руками и разведёнными ногами, которые время от времени приподнимала или отодвигала от себя.
Минуло всего три минуты. Григорий вошёл с открытыми, но стеклянными глазами. Он смотрел так, будто вовсе слеп. Забывшись, Альбина вздрогнула и нехотя оторвала от сосков пальцы. Возбуждение проходило сквозь неё, как проходит ток по проводам. Григорий коснулся потной ладонью до её живота. Отчего-то сегодня он гладил сестру настойчивее, увереннее. Она поддавалась его решимости, но интуитивно сжимала ляжки.
Григорий привстал и, садясь у пяток Альбины, обхватил её ступни. Она замерла, следя, как твёрдая рука развела её ноги, заскользила под колено, потом – выше. Цепкие и влажные пальцы медленными движениями огладили внутреннюю сторону бедра. Альбина, думая о бывшем Лёше, раскрыла бёдра шире, приподнимая их, но рука брата не двигалась дальше, будто он осознанно выставил границы. Без всякого осмысления Альбина увела кисть книзу и, накрыв своей ладонью ладонь Григория, коснулась себя в более откровенных местах. В её возбуждённых мыслях проносилось необузданное желание того, чтобы Григорий убрал руку. Она хотела почувствовать его мягкие губы, горячий язык, заставляющий извиваться, как лесная змея, внутри себя. Постанывая от гнетущего ожидания, она совмещала свои движения с руками брата, покачивая бёдрами от раздражающего жара; глазами Альбина неотрывно следила за своими и чужими пальцами, преющими от сырости и тепла. Касания выбивали из девушки тихий, смешанный с дыханием стон. Закрыв глаза полностью, она всецело отдавалась ощущениям, накрывающим волнами резким покалываниям. Альбина вновь сжала ладонью грудь, стараясь усилить наслаждение. Между бёдер неспешно и ровно двигались пальцы Григория, но ей хотелось большего. Она бредила, воображая неритмичные рваные толчки, учащающиеся сообразно её стону. «Просыпайся же!», – взмолилась студентка.
Словно услышав, Григорий остановился, вызвав недовольный всхлип сестры. Он протёр глаза и замер, поднеся намоченные пальцы к носу. Юноша, опустив взгляд на голую охающую Альбину, округлил серые глаза до размера самой крупной монеты. Григорий собирался извиниться и выскочить прочь из комнаты, но как только он приоткрыл рот и начал робко спускаться, Альбина, задыхаясь, прижала к своим губам указательный палец. Она приподнялась и схватила брата за плечи, непокрытые ночной рубашкой.
– Я хочу тебя.
Прошептала Альбина в уста Григория, от чего он судорожно выдохнул. Девушка надавила на брата руками и корпусом опустилась на него. Он отодвинулся к краю кровати, давая сестре простор на собственном теле. «Нечего ждать», – промчалось в её голове. Студентка стянула с Григория пижамные брюки и с блаженным протяжным стоном устроилась на их место. Она, передвигая ладони Григория в нужное ей положение, задавала ритм. Альбина змеилась и ёрзала на недавнем выпускнике с неистощимым вожделением. Он подчинялся её правилам и, закатывая глаза, упивался узостью.
Молодой человек с силой сжал пальцы на талии сестры и затрясся в сладостной неге. Обессиленно и расслабленно он закинул руки за голову.
– Ты эгоист, Лёш.. Гриша.
Он откликнулся на тихое возмущение. Альбина, лежавшая на спине, выглядывала из-за своей груди и подзывала брата к себе указательным перстом, шире раздвигая колени.
– Только о себе подумал.
Григорий, освободившись от режущего давления, внезапно застыдился произошедшего и уже ощущал себя некомфортно без одежды в компании также раздетой сестры. Но делать, решил он, нечего. Не оставлять же её в таком состоянии одну?
Юноша сел на пол, пододвигая к себе тело Альбины. Обхватив её пятки, он положил колени на свои плечи. Девушка сбивчиво дышала, поглядывая то на брата, то в потолок. Он поцеловал внутреннюю часть её левого бедра, массируя правое большим пальцем. Кончиком длинного шершавого языка Григорий нащупал место, от касания которого Альбина поджала губы и выгнула грудь. Молодой человек надавливал на чувствительную точку то с напором, то мягче, как бы дразня Альбину в отместку за её провокации ранее. Он смачивал язык и продолжал ублажать сестру до тех пор, пока она не дёрнулась несколько раз, больно потянув собственные волосы.
***
«Снова забили!», – радовался Владик, снося на своём пути любимые вазы мамы и кружки отца. Он с улыбкой цокнул, повернув голову на Григория, прятавшегося в углу с телефоном.
