Покоряя Олимп

— Будь хорошим мальчиком для меня, — говорит Эрис, ласково поглаживая земледельца по щеке. Какое-то время он смотрит ей в глаза, зачарованный, а потом оставляет плуг и уходит с поля. Довольная Эрис идет за ним след в след бесшумными легкими шажками, точно летит. Эрис — крылатый черный вихрь. Дома у земледельца — жена и дети. Эрис дрожит в предвкушении, кусает губы и блестит глазами. Земледелец разбивает жене голову молотком и сворачивает шеи маленьким сыновьям. Эрис хохочет, глядя на их искаженные ужасом мертвые лица, пачкает руки в крови убитой женщины и лижет ладони. Потом она отпускает разум земледельца, позволяя ему полюбоваться на содеянное. Осознав, что сделал, он воет, как раненое животное, мечется от одного неостывшего трупа к другому. Эрис блаженно улыбается — она на пике наслаждения. Жертва её дурмана корчится от невыносимой душевной боли, давится рыданиями над своими мертвыми детьми и женой, и его боль питает богиню раздора как влага пересушенную землю — Эрис вбирает её в себя жадно. Она всегда выбирает благополучные семьи — разрушать их куда веселее. И боль их в сто крат объемнее, питательнее. Но Эрис всегда мало. Афина ненавидит её за это. А поскольку ненависть Афины возводит удовольствие Эрис до уровня оргазмического, разрушать она чаще всего приходит в её земли. Ей физически необходимо видеть гнев в серо-голубых глазах, любоваться преображенным слепой яростью лицом. Сжатые челюсти, побелевшие костяшки сомкнутых на древке копья пальцев — Афина становится напряженной как струна, каменной, точно статуя. Эрис радуется, точно маленькая девочка, ей хочется хохотать и хлопать в ладоши, хочется танцевать, потому что ярость сдержанной Афины для неё как родник для измученного жаждой путника, и Эрис черпает из него жадно, ощущая себя как никогда живой. Она подпрыгивает, чтобы повиснуть у Афины на шее, и прижимается к её сжатым губам своими багряными, искусанными до крови в приступах нервического перевозбуждения. Афина не отвечает никогда, сжимает руку на горле и отстраняет от себя. Маленькая Эрис дергается в её железной хватке, не доставая ногами до земли, открывая рот как выброшенная на берег рыба. Маленькая Эрис — большая катастрофа, и жадные до крови псы под её кожей довольно скалятся, рычат, требуя больше. Больше боли, больше ненависти. Они раздирают её когтями изнутри и воют, прося выпустить наружу пожирающий их огонь, её нескончаемую лихорадку. Афина ломает ей шею, и Эрис падает на землю искалеченной куклой. Паллада хотела бы разорвать её на части, содрать с неё кожу живьем, вытянуть жилы, удобрить обугленную землю сожженных ей деревень её поганой черной кровью. Эрис принесла столько боли людям, о благополучии которых она пеклась, что Афину потряхивает от ненависти. Эрис всегда разрушает жизни тех, кто заслужил меньше всего, обходя стороной достойных кары, и от этой несправедливости, от этой бессмысленной жестокости богини раздора, направленной на сиюминутное удовлетворение жажды крови, Афине хочется стереть её в порошок. Но поддаться своей злобе — значит уступить Эрис. Убить её — проиграть. Поэтому Афина титаническим усилием воли давит внутреннюю бурю и отступает от живой катастрофы с по-детски невинным лицом, позволяя той вернуть свернутую шею на место и подняться с земли. Афина уходит, а Эрис смеется истерически, хохочет надрывно, почти плачет, захлебываясь рвущимся наружу огнем, нестерпимой болью. Она знает, что однажды сможет вывести Афину из себя окончательно. И тогда — тогда Паллада разорвет её на части, смешает с пылью под своими ногами и сплюнет презрительно. И огонь больше не будет сжигать Эрис изнутри, псы не будут скрестись о ребра, разгрызая внутренности, оглушая воем. Боль закончится. Придет покой.