Нисхождение богов

      Какаши зашел в дом. Сразу за прихожей была единственная комната — все трое находились здесь. Девушки спали друг возле друга, вытянувшись прямо на полу. Возле другой стороны, опершись спиной о стену, дремал Шикамару. Хатаке посмотрел на это и молча вышел. Он не раз и не два ночевал в компании других, самых разных людей на самых разных миссиях, и каждый из этих раз вызывал в нём чувство дискомфорта. Дети еще куда ни шло, от них исходила атмосфера некой беззаботности и легкости, безобидности, но кто-то старше, другой человек со своими мыслями, своей аурой, некой долей опасностей, что он несет в себе, даже дыхание — всё это изводило его. Какаши никогда не спал на самом деле, когда находился с другими. Его сон был весьма поверхностным и чутким. То ли это пережиток войны, где даже в компании друзей мог прятаться враг, то ли тот факт, что за всю свою жизнь он не мог по-настоящему положиться на кого-то, привыкнуть к другому человеку. Наверное, последними близкими к этому людьми были его отец и собственная команда с Четвертым во главе. Все мертвы. Он жив. Не потому ли, что ни разу не позволил себе расслабиться в присутствии другого? Ощущение доверия и открытость — меч, способный пронзить глубже и намного больнее любой физической боли. Высшая степень доверия, что носит название любви — так вообще хуже всякого яда. Он ценит свою никчемную жизнь и не принимает яды. Ему не раз и не два приходилось наблюдать, как это чувство уничтожало личности и жизни. Желание кого-то защитить, желание кого-то удовлетворить, оправдать чьи-то ожидания — ничего глупее он и представить для себя не мог. Пусть другие и говорят, что в этом их счастье, пусть удовлетворяются этим чувством, называя себя целостными, становясь частью других. Его не интересовали подобные заблуждения. Занятие сексом никогда не влекло за собой никакое подобие чувств, как бы ему ни нравилась женщина внешне или даже как человек. Удовлетворение физиологических потребностей никоим образом не вязалось с его собственным ощущением удовлетворенности происходящим, жизнью или чем бы то ни было еще. Понимание того, что эта девушка заинтересовалась им вместо Саске совсем не радовало также. Это было слишком обременительно, особенно в тот момент, когда он наконец обрёл свободу от связей, мучавших его столько лет. Ожидания, обещания, просьбы, которые другие взваливали на его плечи — он только-только выбрался из этого дерьма и вновь вернул всё свое духовное равновесие, как эта подлая скотина по имени жизнь снова окунула его в чьи-то чувства и ожидания, словно в мутную глубоководную реку, даже не по его воле, просто потому что некая тварь захватила над ним власть. Это тоже неимоверно раздражало. Ты столько лет кормил и взращивал это тело, себя, свои силы, ради того, чтобы какая-то непонятная херня заползла к тебе во внутренности и начала управлять всем, как своей куклой? Если уж взялся за управление, то используй данное вовсю, если не по силам справиться со всем, то не берись вообще — такой была позиция Хатаке, но, видимо, это нечто не особо её разделяло, желая потрахать чужую ученицу, только потому что та показалась ему красивой, вкусной, занимательной, или особо удобной для того, чтобы совать в неё «свой» член.       «Блядь… — Какаши расправил плечи и закинул голову вверх. — Даже порно читать не хочется. Кажется, в этот раз я крупно влип во всё это болото», — размышления не были совсем уж безосновательны, мужчина и в самом деле чувствовал себя так, словно по шею находился в грязной и вонючей вязкой жиже. Этот монстр позволил ему вынырнуть лишь на мгновение, и Хатаке почти что кожей своей головы чувствовал нависшую над ним ладонь, готовую снова толкнуть его вниз и топить, уничтожать, пока он окончательно не сдастся и не исчезнет. То болото разъедало его существо, безболезненно и тем крайне опасно.       Что он мог сделать для того, чтобы смотреть на этот мир, не думая о том, что может просто бесследно испариться в любой момент?       Раньше мужчина тоже думал об этом, особенно часто чувствуя, как на ниточке держится его жизнь, но раз за разом, он почему-то хватался за неё из последних сил, и та на глазах превращалась в крепкий канат, снова удерживая его в реальности. Смерть без сожалений — внезапна, к которой не нужно готовиться. Не было ничего лучше смерти в битве. Воин на то и сражается, чтобы почувствовать в себе бурлящую агонию существования, совсем не ради призрачного удовлетворения от победы. Чувство восхищения происходящим растворяется только в процессе, точно занятие сексом, влечет кульминацией, но без пройденного пути та теряет свою ценность, так и здесь. В пылу битвы закипает кровь, просыпаются эмоции, гонимые адреналином, чувства заостряются до предела, а потом приходит спокойствие, ни с чем не сравнимое ощущение принятия реальности. В движении жизнь приобретает свою определенность и насыщенность, особенно, когда ты скользишь вдоль острых лезвий, способных помочь испустить тебе дух в любую удобную секунду, может, небрежно выпустив кишки наружу или перерезав глотку — значения не имело. Жизнь в сражении, и сражения — его жизнь, сражения — его смерть, но в борьбе с ней он чувствовал себя по-настоящему живым.       Мужчина уже сросся со своими тенями, что мало не погубили его после первых убийств. Это было так давно. Лишение жизней других было неизбежным для него, необходимо для выживания, но его естество просто не принимало этого. Зачем созданное природой тело отрицало её законы, точно дитя отвергающее свою мать, что даровала ему шанс на существование? Его легкие, желудок, конечности — все сотрясалось в шоке. Как глупо. После скольких он перестал считать? Ста, трёх сотен, тысячи? Если поверить во всякие глупости, то складывается впечатление, что он просто был одним из подручных Идзанами или Ямы, которые легкомысленно переложили на него свои обязанности. Кажется, боги почему-то посчитали его привлекательным для исполнения своих поручений. А он ведь даже не Учиха, которым поколениями благоволила богиня. Или, может, ненавидела? Ожидающая его бесчестная и пустая смерть, как для всех его должностей, выглядит такой смехотворной. Тошнотворной. Этот мир до безумия справедлив. Слеп в своей правде, и собаку ждет собачья смерть.       Под вѐками была только темнота. Растекалась по его пальцам, клокотала в сердце. Душила его своими холодными задеревеневшими конечностями. В такие моменты хотелось особенно сильно почувствовать себя живым, либо стать частью чьего-то надгробного камня.       — Сенсей? — короткий скользящий звук и голос, мало что не дрожащий, особенно совращающий своей звонкой и прозрачной чистотой.       Мужчина повернул голову в сторону девушки с абсолютно равнодушным лицом.       — Заходи, — низко и тихо прозвучал голос Какаши.       Тело девушки прошило возбуждением от его тона. Руки машинально задвинули дверь.       «Так очевидно. Она не может насытиться, попробовав нечто извращенное».       Сакура сделала шаг навстречу и остановилась, будто проверяя его реакцию.       — Зачем ты пришла в этот раз? — глухо прозвучал его голос. Мужчина опустил руки и оперся ими в пол. Он прекрасно знал ответ.       Харуно молчала, неотрывно смотря на него. Какаши понимал, почему девушка продолжает смотреть и ничего не говорит, и хоть это не могло продолжаться вечно, но он тоже отлично умел играть на чужих нервах или чувствах, даже если и не любил прибегать к подобному. Слишком обременительно. Как бы он хотел, чтобы они никогда не сближались. Чтобы он не спал с ней, чтобы не чувствовал себя должным, виноватым перед ней. Чтобы она, в конце концов, не влюбилась в него. Да и разве можно влюбиться в монстра? Это болезнь. Ей нужно чувствовать привязанность к кому-то. В этом смысл её существования. Ей нужно кого-то преследовать, чтобы двигаться вперед. Такое даже язык не повернется называть той всеми воспеваемой «любовью». Неуверенность в себе, неудовлетворённость собой, которую она пытается заполнить другими.       «Но чем глубже ты пытаешься запихнуть в себя это, тем явственнее оно становится для других. Чем сильнее ты пытаешься овладеть кем-то, тем быстрее и дальше он попытается уйти. Таковы люди, ты сама такая же. Уходишь от Наруто, тянешься к Саске, но тот отворачивается от тебя. Как в этой цепочке оказался я? Я даже не управлял своим телом, можно мне поблажечку?» — мысленно спрашивал Какаши.       Хорошо, что еще был шанс всё исправить (испортить). В этом он преуспевал лучше всех.       Сакура подошла к мужчине вплотную, естественно, не слыша, о чем думает Хатаке. Какаши большим пальцем поднял повязку со своего сокрытого глаза и, склонив голову набок, безразлично уставился на Харуно, подперев висок левой рукой. Осмотрел её тело с пяток до макушки.       «Похоже выбора нет», — подтвердил он, видя, что здравым рассудком перед ним и не пахнет.       — Весело, Сакура, — сухим тоном начал Хатаке. — Мы, вроде как, поговорили, ты, вроде как, получила то, что хотела, так что же ты здесь… — глаза Хатаке расширились в удивлении. Мягкие губы прикоснулись к его сквозь маску, когда девушка внезапно наклонилась к мужчине.       — Вроде как, — томно заговорила она, отстранившись.       Лицо Шестого стало крайне серьёзным. Видно было, даже без особого освещения, даже с маской на лице, со всей скрытностью натуры, что тот злится.       Он поднялся, став вмиг выше девушки и заложил руки в карманы, сдерживаясь.       «У меня, конечно, всякое бывало, но чтобы вот так приставали девочки-подростки, еще и мои ученицы, — это точно впервые», — раздраженно подумал Какаши.       — Я хочу, чтобы вы…       — Замолчи, — он резко зажал её рот рукой. — Мы явно уже поговорили достаточно, Сакура, и разобрались с этим. Я не намерен иметь с тобой никаких романтических отношений. Тебе ясно? — настойчиво спросил Хатаке.       Харуно молчала. Какаши убрал руку.       — Но как же тот монстр внутри вас? Не похоже, что он думает так же. Что тогда предлагаете мне делать, если вы выглядите одинаково?       Мужчина двинул нижней челюстью, напрягая скулы.       — Ты пыталась здраво посмотреть на вещи? Это не моя вина, я не должен отвечать за то, что сделал он, понимаешь это? Даже если и выглядит также, он — это не я. Моя вина лишь в том, что я не смог контролировать себя, так как моё сознание, мой дух, моя чакра — всё было придушено этим существом, — предельно четко пояснил Хатаке спокойным голосом.       — Как я могу вам верить, ведь нет никаких убедительных доводов на этот счет, — настаивала она на своем, не желая принимать действительность.       Какаши тяжело выдохнул: «За что мне всё это? Я согрешил, я — виноват, да?»       — В какой момент ты вообще захотела с ним что-то иметь? Разве ты не боялась его? Разве не считала монстром? Я сам видел, в каком ужасе ты находилась. Так как же так быстро поменялось твоё мнение? Раньше тебя заставляли, а теперь сама просишься? У тебя гордость есть вообще или хотя бы банальное чувство самоуважения?       — Хах, — криво усмехнулась Харуно. — Странно, что именно вы говорите мне это сейчас.       Какаши почувствовал острый укол вины из-за её слов.       — И что ты хочешь от меня? — выпрямился он.       — Вас.       — Ты не слышала, что я говорил? — задал риторический вопрос мужчина.       «Как об стенку горох. Помешалась или как?»       — Слышала, но понимать, что вы больше не обращаете на меня никакого внимания после всего, что было — это достаточно больно, — криво усмехнулась Харуно, — и весьма ущемляет ту самую мою гордость, о которой вы говорите. В один момент тебя желает восхитительный мужчина, а в другой — называет ошибкой и отворачивается. Не думали, что я тоже человек и имею чувства?       — Очень хорошо. А у меня значит их нет, и я не могу поступать так, как считаю нужным? Очень удобно, Сакура. Ты со всеми людьми предпочитаешь вести себя так эгоцентрично, или только со мной? Думаешь, если я хорошо к тебе отношусь, то мной можно помыкать, как тебе будет угодно? Я был лучшего мнения о тебе, Сакура.       — Я пытаюсь измениться, хорошо? И я не помыкаю вами, я просто пытаюсь… — она замолкла так же внезапно, как и заговорила. — Я хочу… «…просто хочу быть кем-то любимой».       «Кажется, я окончательно всё испортила…» — слишком поздно осознала девушка.       — Ты ошибаешься, Сакура. Ошибаешься во всем, — он взял её подбородок пальцами и посмотрел в глаза. В темноте завертелся алый цветок шарингана. — Забудь обо всем, что было между нами после нападения монстров. Работа — единственное, что имеет значение сейчас, Сакура. Иди спать.       «Нужно было сделать так с самого начала. Стереть все воспоминания к чертовой матери».       Какаши отпустил её лицо и сразу же исчез. Харуно стояла, тупо уставившись в одну точку перед собой, а потом молча развернулась и последовала в другую комнату. На пустом, как у куклы, лице девушки виднелись тонкие дорожки от влаги. Она легла и мгновенно уснула, закрыв глаза.       «Это больше не могло так продолжаться. В итоге её чувства стали бы помехой для всех предстоящих миссий, сделало бы её невнимательной… Она сама поставила бы под угрозу и свою жизнь, и наши. Так лучше, пусть всё закончится… — Хатаке поднял голову к тусклой луне, что пряталась за полупрозрачными облаками. — Я хочу, чтобы это прекратилось, пока снова не умер кто-то дорогой мне».       «Глупый-глупый мужчина. Ты не видишь истины. Вам не победить, вас ждет только уничтожение, — мужчина застыл в глубоком ступоре. Голос в его голове звучал так ясно и так чуждо, что кожа невольно покрылась мурашками от ужаса. Он сошел с ума? — Снова всё портишь. Как можно раз за разом совершать всю ту же тупую ошибку? Мало близких ты закопал своими руками? Хочешь уничтожить и её? Как думаешь много ли ты знаешь о том, как шаринган подействует на неё? Не думаешь, что твоя куколка в какой-то момент может треснуть, не выдержав такой «чуткой» заботы? Что станет с ней, когда она вернет свои воспоминания? Что будет, когда иллюзия исчезнет? Ты всё портишь. Думаешь, сможет выдержать её ненависть? А девчонка то была права — ты всего лишь жалкий трус, неспособный взять на себя ответственность даже за одну девушку. Кто додумался тебе доверить судьбу целой нации? Оно и не странно, что вы на грани истребления с таким-то правителем. Жалкий, не способный принять правды… Но не волнуйся, я сделаю так, что ты своими глазами увидишь, что делаешь. Я дам тебе ту власть, которой ты заслуживаешь. Приготовься!» — крайне мрачно прозвучал тон.       Когда голос стих, Какаши наконец смог нормально мыслить.       «Что случится? Что ты сделаешь? Что ты знаешь? Кто стоит за всем этим? — вопросы звучали друг за другом, но не было даже малейшего намека, на то, что буквально только что там находился еще один собеседник. Никто не собирался отзываться. — Почему он отвечал только Сакуре?»       Два часа прошли настолько быстро, насколько это только возможно. Никто не чувствовал себя особо отдохнувшим, но по крайней мере это было немного лучше, чем прежде.       Сакуру разбудила Ино. Вместе с Харуно проснулась просто адская головная боль. Девушка держалась рукой за голову, думая, что там кто-то просверлил сквозные дыры, пока она спала, и её мозг был намерен сбежать прямо через эти отверстия.       — Двигайся, Сакура, через пять минут выдвигаемся.       — К чему такая спешка? — устало спросила Харуно, боясь даже повернуть лицо к подруге, чтобы не усилить боль.       — Уже забыла, что за нами гонятся монстры?       Сакура вздохнула и молча поднялась. — «Когда эти бесконечные войны наконец закончатся? С прошлой не прошло даже пяти лет. Нет больше ни дома, ни надежды на быстрое окончание. Я не хочу снова видеть всё это». — Она потерла лоб и, приложив к нему ладонь, вылечила головную боль, а потом растерла кистями свое лицо. — «Как же я устала, хотя это только начало… Когда этот чокнутый мир наконец рухнет, и всё уже закончится? Зачем спасать то, что сами божества решили уничтожить?» — Харуно задумалась. — «Божества? Что значат эти «божества»? Если Кагуя считается прародительницей Мудреца Шести Путей, а он сам — богом?..» — голову снова прорезала боль, и девушка мгновенно скривилась. — «Что это такое?..» — она тупо последовала за другими на улицу, снова леча себя.       Какаши, что удивительно, не выглядел помятым, как его юные подопечные, а казался бодрее всех, хоть и спал меньше других, от слова совсем.       — Ничего не забыли? — отважные шиноби, слишком похожие на сонных мух, молча отрицательно замотали головами. — Тогда выдвигаемся.       Снаружи всё еще стояла темная ночь, но медлить дольше было слишком опасно. Команда из четырёх человек направилась к оговоренному месту встречи.       Хатаке бежал впереди, за ним Шикамару, Ино, Сакура и замыкал строй Сай. Все двигались молча, следуя за мужчиной во главе.       Харуно молча смотрела себе под ноги, задумавшись.       «А что случилось с моими родителями? Они живы вообще? — внезапно голову девушки осенила мысль. — Они же спаслись, правда? Или я осталась совсем одна в этом мире? Кроме них, у меня ведь больше нет никого… — в её сердце закрался холодящий кровь ужас. Куноичи сильно ударила ладонями по щекам, приводя себя в чувства. — Нельзя думать о плохом! Мои родители в порядке, я верю в это! Мы спасём учителя, а потом и всех жителей деревни, и всё снова наладится. Главное, ведь не дом, а люди, что его создают».       На звук обернулась Яманака, непонимающе посмотрев на Сакуру.       — Что с тобой?       — Всё хорошо, не обращай внимания, Свинина, — улыбнулась Харуно.       — Даже и не думала, Лобастая, просто ты слишком шумная, — фыркнула девушка и развернулась обратно.       Сай молча смотрел на хрупкую спину куноичи впереди себя. Та казалась предельно ровной и изящной, но он чувствовал, что от неё исходил дух настоящего шиноби, способного выдержать любые невзгоды и преграды на своем пути.