Чёртово платье, розовые очки и золотые клыки

             Приехав в обветшалый полуразрушенный квартал, пробившись через мусор, перемешанный с обломками мебели, и поднявшись по ржавой скрипучей лестнице, я никак не ожидал такого. Захлопнулась дверь, отрезав красноватый мрачный свет, тьма с коротким воплем взвихрилась вокруг. Что-то сдвинулось, и, сделав пару неуверенных шагов, я замер.       Казалось, нас за мгновение перенесло в лачугу, затерявшуюся среди заснеженных степей и лесов. За хлипкими стенами ярился и завывал студёный ветер, и ледяной сквозняк ерошил шерстку, заставляя зябко ёжиться. Из мрака выступил большой котёл, подсвечиваемый догорающими углями, и только рядом с ним было относительно тепло.       В котле побулькивала мерзкая, похожая на нефть жижа. Я почти ожидал, что на поверхность всплывет какая-нибудь гадость, но лишь пузырьки, громко лопаясь, выпускали наружу воздух.       Закутанное по глаза в балахон существо, ожидавшее нас, было едва в половину меня ростом. Оно мерзко захихикало и, забавляясь, проскрипело стариковским голосом:       — Вот и славно. Жду вас уже давно, глупые детишки. Вы подготовились? Ритуал не сработает, если хоть один не понимает, на что идёт.       В горле пересохло. Я всегда ставил под сомнение всё в обеих жизнях, но сейчас сомнениям не было места. Мы одновременно кивнули.       Длинной кривой палкой-клюкой существо помешало в котле.       — Сделаем это быстро, нет нужды пытаться впечатлить вас. — И возвысило голос, указав концом той же палки на меня. — Отдаёшь кровь и плоть свою, данную во второй раз?       — Отдаю.       Существо, бормоча, перевело палку на Валентино и отступило в темноту. Только глаза остались тлеть багровым, сверля нас и словно плавая в воздухе.       — Отдаю. — Эхом откликнулся тот. И, широко распахнув пасть, без паузы полез пальцами внутрь, подцепил когтями один из боковых клыков и дёрнул. От раздавшегося хруста меня чуть не вывернуло. Он, похоже, всесторонне изучил данную процедуру, не озаботившись посвятить меня, и оставалось подчиниться и следовать за ним. Я тоже сунулся в рот, менее ловко расшатывая себе клык, и вывернул его. Боль заточенной многозубой вилкой вкрутилась в мозг, рот наполнился кровью.       Валентино смачно харкнул в котел, я повторил. Потом, не ослабляя хватки, он погрузил зуб во вспенившуюся жижу и поболтал там. Я снова повторил, ожидая ещё порцию боли, но не почувствовал ровным счётом ничего. Через мгновение клык живым существом задёргался, пытаясь вывернуться из пальцев.       Жидкость взбугрилась и полыхнула, неверные тени заметались вокруг. Когда мы синхронно вытянули руки из котла, оба клыка чуть светились изнутри, налившись золотом. Я не знал, что это значит, но Валентино со свирепым торжеством уставился в ничего не выражающие глаза напротив.       Изо всех углов невнятно забормотало, ветер взял пронизывающе высокую ноту. Глаза чуть прикрылись и провалились в пустоту, словно за их обладателем распахнулся бездонный колодец.       Будто испугавшись, что я струшу в последний момент, Валентино вцепился в волосы на затылке и резко дёрнул. Голова запрокинулась, рот приоткрылся, и он с силой вкрутил свой клык в дыру между зубов. Из глаз хлынули слёзы, и я не без мстительного удовольствия принялся ощупывать пальцами его дёсны.       Челюсть нещадно ныла, что-то ворочалось там, устраиваясь и пуская корни. Когда я осмелился тронуть языком новообретённый зуб, тот сидел как влитой.       Свет угас, и мы остались одни посреди холодного и гнетущего ничто. Я слепо зашарил в воздухе и схватился за Валентино. Он прекрасно видел даже в этом неправильном месте и, уверенно лавируя, двинулся вперёд.       Протяжно заскулила петлями дверь, и мы вывалились в загаженный переулок. От ошеломляющего холода и мрака тут же остались одни воспоминания, я даже обрадовался пентаграмме, нависшей низко над зданиями. Когда мы сошли по шатким ступеням, Валентино обвил меня двумя руками и низко мурлыкнул:       — Вот ты и попался.       Ответная улыбка была рассеянна и едва заметна. Я попался уже очень давно. И ловил на живца до умопомрачения, исступлённо желая поймать его. Я получил, что хотел, теперь мы не выпустим друг друга из когтей, каким бы ни был финал.       В задумчивости ласково прижавшись к тёплому боку, я сбил шаг и остановился. Задрал голову, чтобы посмотреть на него, и потянулся убрать потёк крови с подбородка. Стёр и задержал палец, заворожённый волшебным изломом его губ.       Как в замедленной съёмке надавив на плечи, я склонил его к себе, с чувством поцеловав, и он страстно отозвался, позволив нам будто впервые пробовать друг друга на вкус. Ощущения неуловимо изменились, но в его глазах, как и прежде, расстилался млечный путь, завораживая и уводя в бесконечность. Как жаль, что нельзя было раствориться и пропасть в этом моменте навсегда.       Чуть отстранившись, я серьёзно произнёс:       — Я люблю тебя.       Он моргнул и уставился на меня, будто видел впервые в жизни. Я ответил спокойным взглядом:       — Ты сказал, нужно что-то, слово или фраза, которая заставит нас задуматься. Что-то, что не будешь говорить просто так. Это подойдет?       Он целую вечность размышлял, а потом медленно кивнул. Мы в мирном безмятежном молчании продолжили путь.       Лишь так я и смог отважиться сказать ему. Ад не место для любви — и забудем об этом.