Когда Чак пришел в себя, щеку ему холодил влажный песок, над головой шумели под ночным ветром высокие деревья, пахло сосновой смолой и водой. Осторожно перевернувшись на спину, он провел по грязному пиджаку слабыми руками, с трудом выковырял из кармана телефон и нажал на нем тревожную кнопку. Его мутило, перед глазами все плыло, выговорить жалкое «Помогите» он смог только с третьего раза, после чего выронил телефон и стал погружаться в обморочную муть. Но его так и не сдохшая писательская натура успела все же подумать о том, как сейчас ему подходит то, первое выражение — «пришел в себя». Потому что он действительно наконец-то пришел — в себя; пусть в себе и было как в доме после долгого проживания там неопрятного бомжа. Но Чаку Ширли все-таки вернули себя, свое тело, и даже какие-то клочки воспоминаний остались после того, как постоялец наконец свалил.
Вторично он очнулся в больнице. Получив через некоторое время в свое распоряжение телефон, он нашел старый номер своего агента — они не общались уже лет десять, но Линда была чертовски отзывчивой женщиной, и Чак этим беззастенчиво воспользовался. Она прилетела в Ванкувер через пару дней, оформила ему выписку из больницы, перевезла в Огайо, в старый его полузаброшенный дом, где все пропахло тленом и пылью еще с первого апокалипсиса. Чак рассказал Линде сказочку о том, что переехал в канадскую глухомань для написания нового романа, и о якобы нападении грабителей. Линда посочувствовала, новость о романе восприняла благожелательно, помогла нанять уборщиков и уехала обратно в свой Вермонт.
А Чак и вправду сел писать новый роман. Он не знал других способов справляться со своей жизнью — только писать. Слава бо… — нет, Чак даже в мыслях теперь не мог этого произнести, — ну, пусть будет «к счастью». Короче, счета Чака Ширли, известного писателя, автора серии книг о приключениях братьев-охотников на сверхъестественных тварей, к счастью, оказались нетронутыми. Бог такой мелочью, видимо, пренебрегал. Так что жизнь потекла своим неторопливым чередом.
Про Винчестеров, ангелов, демонов и прочее сверхъестественное Чак вспоминать не желал. Вместе с исчезновением ослепляющего присутствия Бога из него улетучился и пророческий дар — вот и славненько. Если он вообще был, этот дар.
Не было ничего, — остервенело думал Чак, колотя по клавиатуре ноута, — все бред и алкогольные галлюцинации.
Пить он, кстати, тоже бросил. Да и врачи прозрачно намекнули, что после инсульта — нежелательно.
Примерно через полтора года книга его вышла. Не то, чтобы роман о писателе-алкоголике имел оглушительный успех — но все же потихоньку распродавался. На читательскую конференцию в Остин его отправила Линда. Отсидев душный августовский день в кондиционированном зальчике местного клуба любителей книг, подписав не слишком большое количество суперобложек со своей физиономией на внутреннем сгибе, Чак отправился прогуляться. Район, где располагался клуб, был окраинный, зеленый.
Проходя мимо одноэтажного дома в классическом стиле «синее крыльцо, белый заборчик и зеленая лужайка», Чак вдруг услышал:
— Дин! Дин, иди сюда.
Волоски на шее у него встали дыбом. Он медленно обернулся — через лужайку широко шагал высокий мужчина, догоняя ковылявшего впереди карапуза в джинсовом комбинезончике. Карапуз вперевалку, но резво бежал за кудлатой собакой.
Чак почувствовал, как что-то гулко лопнуло у него в голове. В наступившем беззвучии он увидел, как мужчина, подхватив наконец ребенка на руки, поворачивается к нему, Чаку Ширли; как рука мужчины непроизвольно дергается назад, за спину; как, остановив себя, мужчина, не сводя с него, Чака Ширли, бритвенного прищура чуть раскосых глаз, передает не глядя ребенка вышедшей из дома молодой женщине… а потом звук вернули, и Чак услышал слова, произнесенные тихо, но с вымораживающей угрозой:
— Что. Тебе. Надо?
Сэм Винчестер уже стоял рядом, нависая над Чаком всей своей двухметровой фигурой.
Чак сглотнул. Он мало что помнил из того, что происходило с ним — с его телом — за последние десять лет. Иногда он думал, что это и впрямь были алкогольные галлюцинации. А иногда — ночью, проснувшись от кошмара, — он снова ощущал себя погребенным в глубинах собственного сознания червяком, над которым нависает чудовищная глыба божественного присутствия, угрожая погасить слабо тлеющий огонек Чаковой души просто неудачно повернувшись.
Что-то такое, наверное, отразилось на его лице, потому что Сэм Винчестер мигнул и, вглядевшись пристальнее, спросил:
— Это… Чак, это ты? Ты жив, что ли?
***
Ему все же поплохело — не до обморока, но почти. Очухался он уже в гостиной домика с синим крыльцом. Сэм поставил перед ним кружку с чаем, пахнущим мятой, и сел в кресло напротив дивана, на котором примостился Чак.
Отхлебнув горячего, Чак неловко сказал:
— Ты не думай, я вас не искал вовсе. Это просто случайность, — он поднял на Сэма глаза, отметив вдруг, как постарел младший Винчестер, как побило ему виски сединой и углубились резко складки у крыльев носа. Чак отхлебнул еще и обвел комнату рассеянным взглядом. Отметив лежащие на столе юридические справочники, он бодро спросил: — А ты, я вижу, вернулся к обычной жизни? Семья, ребенок, доучиваешься на юриста?
Сэм медленно кивнул.
Воодушевившись, Чак продолжил светскую беседу:
— А Дин тоже здесь осел? Чем он сейчас занимается? Тоже жени… — он поперхнулся, остановившись взглядом на закаменевшем лице Сэма. Вид у младшего Винчестера был такой, словно Чак опять ковыряется острой сталью в его теле, наживую, садистки проворачивая в плече нож.
Да, эту сцену Чак помнил. Хотя предпочел бы забыть.
— Извини, — хрипло сказал он Сэму, когда голос к нему вернулся. — Я не знал.
Он все понял, конечно. И не нуждался ни в каких подробных объяснениях.
Но Сэм заговорил.
Чак ушел из дома Винчестера наутро. Всю ночь он, сидя на диване как приклеенный, слушал Сэма Винчестера. Слушал его рассказ, его плач, глотал остывший чай, потом виски, все из той же кружки, — потом снова слушал. Про десять последних лет жизни братьев Винчестеров. Про два года жизни Сэма Винчестера — без Дина. Про то, как умер Бог. Про то, как умер Дин. Сэм говорил и говорил, не в силах остановиться — словно гнойник прорвало. Никто не нарушал их уединения в гостиной. Ребенок спал, женщина — няня? жена? — тоже не появлялась. На рассвете Сэм заснул прямо в кресле, на полуслове, тихом и хриплом, — уткнулся в мягкое изголовье опухшим красным лицом и вырубился. Чак встал, с трудом разогнув онемевшие от долгого сидения ноги, вырвал листок из своего блокнота, написал на нем номер своего телефона и положил на журнальный столик рядом с креслом, придавив пустой кружкой.
И ушел.
***
Он вернулся домой через три дня. Были ещё дела в издательстве, он провел за ними пару дней, и только потом улетел к себе в Огайо, в свой Крипкес Холлоу. Приехал домой поздно вечером, с единственным желанием — упасть в кровать и заснуть мертвым сном.
Проворочавшись в постели пару часов, он встал, включил настольную лампу и ноут, сел за стол и открыл на экране окно «Scrivener». Потаращился на пустую белизну, потом медленно настукал на клавиатуре:
Карвер Эдлунд.
«Продолжай»
А затем добавил ниже, курсивом:
Посвящается Дину и Сэму Винчестерам.
Спасибо.
Простите.
