Последний закат магического мира

Бум! Крупная дождевая капля сорвалась с ветки и с гулким стуком упала на мраморную плиту. Бум! Бум! Дождливое серое утро навевало тоску. Хагрид поплотнее закутался в тулуп и мрачно посмотрел на небо. Сегодня первокурсникам будет особенно тяжело переправиться к Хогвартсу через озеро. Запретный лес тонул в тумане, и лишь белая гробница великого директора школы да вечный огонь в память о павших были по-прежнему хорошо видны. Словно Дамблдора уважала даже стихия, не смея скрыть могильные плиты туманом. Ещё один год. Хагрид возвращался сюда каждое первое сентября. Пусть директор в школе уже давно сменился, для лесничего Хогвартс по-прежнему был неразрывно связан с Дамблдором. Но с каждым годом эта традиция дарила всё меньше умиротворения. И стоя около гробницы, Хагрид снова слышал какой-то странный шёпот. Как будто где-то за гранью миров незримые сущности также приходили в гости к директору. И тихо-тихо обсуждали ещё один прошедший год. Сколько себя помнил, Хагрид всегда был неразрывно связан с магическим миром. Этот мир когда-то удивлял, особенно в детстве, когда-то пугал, ведь полувеликан застал целых две войны, когда-то восхищал. Живя уже много лет на границе с Запретным лесом, Хагрид привык к самым разным существам и к самым разным звукам. Однако этот шёпот был настолько потусторонним, что вызывал инстинктивное желание оказаться отсюда как можно дальше. "Старею", — с грустью подумал лесник. И взглянув в последний раз на могилу, он ещё плотнее укутался в тулуп и отправился совершать привычный обход территории Хогвартса. Какая бы ни была погода, но к приезду студентов всё должно быть готово.

***

Такого холодного первого сентября в Британии не было уже очень давно. Осень словно сговорилась с прошедшим холодным летом, продолжая череду серых дождливых дней. Солнце в этом году практически не показывало свой лик. Туманный Альбион будто всеми силами старался оправдать это своё название. И бесконечная сырость и туманы стали постоянными жителями острова. Немолодой мужчина, стоя у окна небольшого домика, затерявшегося среди бесконечных холмов Уэльса, тяжело вздохнул. Запах сырости в последние месяцы, кажется, поселился не только в доме. Он словно обосновался прямо в лёгких. И каждый вдох обязательно отдаёт влажностью, сколько не разжигай камин. Даже вещи в доме стали как будто немного сырыми. Иллюзия, конечно, но кончики пальцев постоянно чувствовали влагу на деревянных рамах, кожаной обивке кресла или мягкой ткани одеяла. Ещё одним частым гостем этого всеми забытого края стала гроза. Иногда она заглядывала ежевечерне, принося с собой ярчайшие вспышки молний и оглушительный грохот грома. И ещё воспоминания. Те, которые так хочется вычеркнуть из памяти раз и навсегда. Гроза будила их своим шумом и блеском, выталкивала наружу. И позволяла тонуть в них так же, как мир за окном тонул в её дождях и туманах. Такая погода всегда вызывала тревогу. И в эти моменты на помощь всегда приходил огневиски. Только ему было под силу заставить отступить эту внутреннюю сырость и прогнать страхи. Но в последнее время тревога не исчезала, и мужчина понимал, что дело не в качестве и количестве алкоголя. Изменилось само чувство. Из смутного предчувствия оно начало становится мрачным предвкушением. И только в его силах выяснить, насколько оно оправдано. Убедиться, наверное, в сотый раз, что это просто погода, вернуться в этот одинокий дом и спокойно жить дальше. До тех пор пока снова не покажется что-нибудь пусть даже отдалённо, но напоминающее военные годы.

***

Поезд тронулся, и Гарри пошел рядом с ним по платформе, глядя на худенькое, горящее от возбуждения лицо сына. Он махал вслед и улыбался, хотя вид поезда, уносящего вдаль его дитя, наполнял сердце грустью… — С ним все будет в порядке, — тихо сказала Джинни. Взглянув на нее, Гарри рассеянно опустил руку и прикоснулся к шраму на лбу. — Конечно. Шрам не болел уже девятнадцать лет. Все было хорошо. — Осталось два года, — ещё тише прошептала Джинни. — Два года... — словно эхо повторил Гарри.