***
Спустя ещё какое-то время Америка задавался вопросом: «Как долго это будет продолжаться?». Прошло уже так много времени, а не было никаких намёков на изменение его состояния, хотя Джонс перебрал в голове все варианты того, почему это с ним случилось, но вразумительного ответа достичь так и не смог. От чувства безнадёжности хотелось уже лезть на стены и выть от тоски и отчаяния, вот только, ха-ха, не мог он этого сделать. В один из своих визитов, Россия предложил ему немного подождать, сказал, что такое входит в разряд вещей, которые могут пройти сами с течением времени. Америка старался ему верить, и почему-то его успокаивали такие моменты, когда Брагинский сидел рядом с ним на диване, так близко, как никогда раньше не было, иногда брал за руку и умиротворённым голосом старался утешить. И это было единственное, что действительно радовало Альфреда в эти дни. Как бы странно это ни было, его радовало то, что они с Россией вели себя друг с другом не как вечные соперники, а как обычные приятели. Но тут же портило настроение то, что Америке так о многом хотелось поговорить с Иваном, узнать его лучше, даже что-то рассказать о себе, но… Да, судьба-злодейка, та ещё шутница. Когда… если к Джонсу вновь вернётся возможность говорить, у России больше не будет поводов приходить к нему, быть рядом и утешать его, и всё вернётся на круги своя. Они вновь будут на собраниях одаривать друг друга злобными оскалами и как можно чаще утверждать, что они не испытывают ничего, кроме ненависти друг к другу. Но сейчас Америка решил воспользоваться своим положением в немного корыстных целях. А именно, он хотел хотя бы ненадолго забыть о ненависти и попытаться увидеть в вечном противнике того единственного, кто решил ему помочь, хотя сам он из гордости никогда бы не стал просить о помощи. Брагинский же вроде бы тоже был не против такого времяпровождения. Его забавлял и умилял такой по-домашнему растрёпанный и добродушный Альфред, каким он мог быть только рядом с самыми близкими. Вряд ли Америка считал его таковым, но то, что он вёл себя так открыто и естественно, Россию даже как-то умиротворяло. Не было никакого желания хоть как-то его обидеть или задеть. Да, были какие-то издёвочки, но они были несерьёзные. Он даже как-то раз не сдержался и похвалил Джонса за то, что тот, наконец, взял себя в руки и навёл порядок в доме, а тот от гордости разве что грудь колесом не выпятил. Из-за таких забавных реакций на обыденные вещи Иван всё никак не мог отнестись к Америке серьёзно, называя его ребёнком, из-за чего Альфред частенько выходил из себя. Особенно в те моменты, когда Россия начинал заниматься рукоприкладством. Нет-нет, он не бил Америку, даже мыслей таких не имел, а только по-ребячески лохматил ему волосы, из-за чего Джонс впадал в приступ бешенства, начиная махать на него руками как ветряная мельница, что Брагинского всегда смешило. Была ещё одна причина, по которой Америка ждал очередного прихода России. Ну, помимо того, что тот рассказывал ему очередные забавные моменты с собраний, стимулировал его хорошее настроение и помогал с работой, которая Ивану нафиг не сдалась на самом деле. Альфред ожидал очередного кулинарного эксперимента. Каждый визит России к Америке сопровождался очередной готовкой. Хоть он и заставлял Джонса помогать ему с готовкой, но Брагинский никогда не жаловался, а сам Америка нашёл дополнительное применение своему блокноту, где стал записывать рецепты. Хотя правильнее сказать, записывал просто, как нужно готовить то или иное блюдо, в каком количестве и порядке класть ингредиенты, сколько по времени держать на огне и тому подобное. Хотя некоторые блюда, наподобие щей, вгоняли Альфреда в ступор, заставляя со странным лицом сидеть над тарелкой, но, в конечном счёте, он всё равно благодарил Россию за очередной обед и признавал, что блюдо было вкусным. Но не всегда же всё должно происходить по сценарию Ивана. Поэтому иногда Америка предлагал попробовать то, что нравится ему самому. Нет, речь идёт не о продуктах, да и Джонс знал, что Россия гамбургер не съест даже под угрозой расстрела. Как-то раз, чтобы развеяться, Америка предложил ему сыграть с ним в приставку. Вот только Брагинский вежливо отказался, сказав, что он «старомоден для подобных развлечений», и согласился просто побыть зрителем. Но даже такой ответ порадовал Альфреда, ведь у него давно не было зрителей. Пусть он и не мог комментировать и объяснять процесс игры, но ему всё равно было приятно, что кто-то посмотрит на него в тот момент, когда он занимается одним из любимых дел. Вот только Россия не ожидал, что процесс игры затянется так надолго, и в итоге он попросту заснул, сидя на диване, а проснулся от того, что его беспардонно тыкали пальцем в щёку. Тогда впервые за все визиты Иван подумал о том, что повёл себя крайне беспечно. Если посчитать по календарю, такие вот не обязующие ни к чему визиты России продолжались на протяжении целого месяца. А Америка в свою очередь уже даже не скрывал того, что он рад этим визитам, поэтому встречал Брагинского с самой искренней улыбкой. Ощущая странную ответственность за это неуёмное создание, Россия раза два-три в неделю появлялся дома у Джонса, чтобы проверить его состояние. Всё ли хорошо с его здоровьем. Правда эта часть заботы раздражала Америку, потому что чаще всего Иван проявлял её таким образом, что ерошил ему волосы. Также он проверял, следит ли Америка за порядком, однако каждый раз улыбка до ушей и чуть ли не испускающийся свет от гордости говорили России, что-таки да, следит. А вот по части правильного питания были перебои, потому что раз через раз Брагинский обнаруживал то там, то тут упаковку из-под чипсов, косясь на неё так, будто это её вина, что она тут оказалась, а Альфред только каждый раз невинно пожимал плечами в своё оправдание. Также Россия старался во всех подробностях рассказывать всю достоверную информацию о происходящем в Европе. Чаще всего это происходило за посиделками за чаем/кофе. Да, исключительно ради Ивана Америка заставил себя сходить в магазин и купить чай для него, чтобы чаще иметь повод посидеть за столом вдвоём. Но новости из-за океана вгоняли Джонса в уныние. Его совершенно не удивило, что европейские страны забыли о нём. Ведь им его отсутствие только на руку. Внимательно слушая очередной рассказ о том, что Кёркленд решил вновь укрепить торговые связи с Хондой, пока Америка ему не особо мешает и «не ставит палки в колёса», Альфред сам не замечал, каким расстроенным взглядом смотрит на собственное отражение в кружке с кофе. Неужели он настолько всем осточертел?.. Хотя… может быть и не всем. Но это и было самым странным. Взять хотя бы эти посиделки за столом с Россией. Ведь было так странно осознавать, что Брагинский здесь, у него дома. Не Англия, не Канада, не даже Франция или Германия, а именно Россия. И со временем Америка уже с уверенностью смог признать самому себе, что привык к Ивану. И Джонс был рад тому, что хотя бы он не забывает о нём. Хотя правильнее сказать «именно» он.***
Время шло совершенно незаметно. Никто не успел заметить, как прошёл целый месяц, и уже наступил следующий. Никто. Разве что кроме Америки. Он вёл подсчёт не только дням, а даже часам. Ведь его незавидная участь для него была хуже любой пытки. Всё это время, весь этот грёбаный месяц он не мог произнести ни звука! Его это злило, раздражало и вызывало обиду на весь свет. Но конкретно ему не давали покоя мысли о том, кто этот человек, который решил его терзать таким изощрённым способом. Какую обиду он держал на него и как смог наложить заклинание на страну. Ведь Альфреду всегда казалось, что магии не существует, а Англия, Норвегия и Румыния – всего лишь странные случайности и исключения из правил, умеющие творить всякую абракадабру. И сейчас Америка был уверен, что никто из перечисленных не имеет отношения к его состоянию. Первый сам предложил ему помощь, но не смог побороть сильное заклятие, а двое других… Им просто нет смысла этого делать. Размышляя о своей нелёгкой судьбинушке, Джонс сегодня, как и все дни до этого, находился у себя дома. Сейчас он расположился на кухне и сидел на стуле у окна, подперев голову рукой, пристроенной на узком подоконнике. Глядя на улицу, Америка с тоской наблюдал, как быстро перекрасилась аллея в осенние цвета, попестрела, порыжела и наполнилась странным очарованием, неся на ветру напоминания о грядущем Хэллоуине. Отведя взгляд от окна, чтобы ещё больше не травить себе душу, Альфред осмотрел своего гостя. Для него уже это стало вполне привычным зрелищем, наблюдать за Россией, который что-то шаманил у плиты, довольно улыбаясь, в итоге знакомя Америку с очередным блюдом с кухни той или иной страны. Именно благодаря кулинарным способностям Брагинского Джонс узнал, насколько всё-таки тот многонациональная страна. «Уже второй месяц пошёл, как я не могу говорить…» – тяжело вздохнул Америка, опустив голову лбом на сложенные на подоконнике руки. – «Кто-то всерьёз от всей души ненавидит меня, раз до сих пор эффект этого "проклятья" не спал» Выдохнув куда-то в пол, Альфред слегка повернул голову и одним глазом вновь посмотрел на Россию. С самого начала Америка терялся в догадках, он просто не понимал происходящего, но в итоге принял его как должное. Однако иногда мысли всё-таки не давали ему покоя, суетясь и бегая в голове как тараканчики в поисках укрытия, так же желая спрятаться в закромах сознания, вот только они были слишком навязчивыми, заставляя акцентировать на них внимание. «Почему он так себя ведёт? Почему проявляет заботу? Почему я стал с такой лёгкостью принимать заботу от него?» – размышляя, Джонс выпрямился на стуле, но тут же скуксился, разглядывая широкую спину Ивана. – «Мы ведь знаем друг друга не одно десятилетие, и единственное, что мне хотелось сделать в его присутствии, это поскорее сбежать. А сейчас…» – уставился на Россию беззастенчивым взглядом, скользнув чуть ниже спины, а когда тот обернулся, видимо, почувствовав этот взгляд, Америка вздрогнул, стараясь отвернуться, не привлекая внимания. – «Сейчас у меня возникает странное желание обнять его…» — Америка, ты в супе предпочитаешь овощи обжаренные или просто сваренные? – неожиданно спросил Брагинский, всё с той же беззаботной улыбкой вертя между пальцев ложку, которой недавно перемешивал ингредиенты в кастрюле. «А есть какая-то разница?» – Альфред лишь пожал плечами и в недоумении немного склонил голову на бок. Россия удивлённо приподнял брови. — Ладно, – как ни в чём не бывало, вновь улыбнулся Иван и отвернулся к плите. – Тогда сделаю так, как я привык готовить. Готовка всегда увлекала Россию, поэтому он быстро забыл о странном поведении Америки и, взяв со стола тарелку с нарезанными овощами, высыпал их на сковороду, принявшись перемешивать деревянной лопаткой, совершенно не замечая происходящего вокруг. К слову, под этим имелось ввиду, что он не заметил, как Джонс продолжил наблюдать за ним с каким-то расстроенным выражением лица. Америка никогда не думал, что испытает нечто подобное по отношению к Брагинскому. Их отношения всегда были натянутыми, а то и откровенно враждебными, особенно в прошлом веке. Однако из всех союзников и якобы друзей, сейчас в его доме, когда Альфреду так нужна была поддержка и компания, оказался именно Россия. Он ничего не просил взамен. Он просто был рядом и говорил. А Америка его молча слушал. Спустя столько времени, Иван уже научился угадывать мысли Джонса по его настроению и мимике, поэтому тот блокнотом пользовался крайне редко, только когда нужно было сказать что-то, что нельзя выразить эмоциями. За всё это время ему даже никто СМСки не прислал и не спросил, как у него дела, или, быть может, ему помощь нужна. Где тот же Германия, который твердит, что Америка для него важный стратегический союзник? Где Англия, который до сих пор пытается его контролировать, называя это заботой? Где Франция, который всегда обещал ему поддержку и помощь? Где Канада, родной брат, самый близкий из всех? Или даже Япония, с которым у Альфреда неожиданно завязались дружеские отношения на почве схожих интересов? Где они все? Хоть бы маякнули, что ещё помнят о нём… И в итоге здесь рядом с ним Россия. С которым он когда-то дружил, а потом долгое время соперничал и даже воевал, пусть и не вступая в открытую конфронтацию, боясь зайти слишком далеко, тем самым поставив на грань собственное существование, да и всего мира в целом. Он действительно боялся его, но никогда этого не показывал. Однако сейчас что-то изменилось, и Америка не испытывал страха, а было только больно от осознания. От понимания, что вокруг него сплошная фальшь, и только Брагинский всегда был честен, даже порой говоря грубо и прямо в лоб, но он никогда не обманывал. Решив проверить свою теорию, Джонс осторожно опустил ноги на пол, после чего нервно сглотнул. Если план провалится, в дополнение к отсутствию голоса ему добавится как минимум сотрясение, а как максимум пара сломанных костей. Или пара десятков. Совершенно не догадываясь о ведущихся внутренних монологах и терзаниях Америки, Россия с тем же беззаботным выражением лица продолжил готовку, перемешивая овощи на сковороде, как вдруг неожиданно вздрогнул, уставившись потрясённым взглядом куда-то вперёд. Как оказалось, к нему со спины незаметно подкрался Альфред и прижался к нему, обнимая за грудь, уткнувшись лицом в спину. Иван не любил, когда к нему подкрадывались со спины, и в обычной ситуации тот смертник, что рискнул бы провести такой манёвр, отправился бы в полёт в ближайшую стенку от удара с локтя. Но не в этот раз… Россия приобрёл какой-то расстроенный вид и опустил взгляд, прикрыв глаза. Как же всё-таки до такого дошло, что Америка без опаски прикасается к нему, а он сам позволяет ему это, не желая причинять в ответ боль?.. Вздохнув, Брагинский положил на стол лопатку и, ненавязчиво выпутавшись из объятий, развернулся лицом к Джонсу. От его хмурого выражения лица Америка аж невольно дёрнулся, ощутив, как по спине прошёлся холодок. Зря он это сделал… Явно Россия остался не в восторге, и сейчас он ему прочитает какую-нибудь нотацию, в лучшем случае, а в худшем просто молча как следует вмажет. И будет прав. Какое он имел право? С чего вдруг решил, что что-то изменилось? Зачем внушил себе надежду на лучшее? Альфред уже хотел зажмуриться, чтобы приготовиться либо к громким возмущениям, либо к целенаправленному удару прямиком в переносицу, вот только… Совершенно неожиданно он ощутил, что его одной рукой обняли за талию, прижимая к чужому телу, а второй рукой погладили по голове, прижимая её к плечу. Изумлённо распахнув глаза, Америка уставился в пустоту, не веря в происходящее. Иван только что сам обнял его. Ярко доминируя, но и фиг с этим! Главное то, что он ответил взаимностью. Зажмурившись, Джонс ненавязчиво провёл ладонями по плечам России, осторожно обнимая его в ответ и уткнувшись лицом ему в плечо. — Как я и говорил… – тихонько прошептал ему на ухо Брагинский, поглаживая одной ладонью по светло-русым волосам. – Совсем, как ребёнок. Услышав это, в этот раз Америка даже не стал возмущаться и лишь усмехнулся, приоткрыв глаза. Сжав пальцами свитер на спине России и плотнее прижавшись к его телу, впитывая исходящее тепло, Альфред наслаждался этим мгновением и вновь закрыл глаза, глубоко вдыхая, при этом ощущая приятный запах, исходящий от одежды Ивана. Конечно же Россия не упустил этого из виду. Он почти сразу, как стал его навещать, заметил, что Америке действительно не хватает внимания. Его абсурдное и бредовое поведение на собраниях, показное пижонство и провокационная манера общения – это просто способ привлечь к себе внимание, не самый удачный, но Джонс иначе просто не умеет, ведь никто его этому не учил, а Артур оказался на редкость паршивым наставником относительно манер. Но сейчас, когда Брагинский стал его единственным собеседником и компаньоном, Россия увидел, насколько в действительности Америка одинок, и насколько сильно его желание, чтобы был рядом тот, кто смог бы его терпеть и заботиться о нём. О таком взрослом ребёнке со своими заскоками и тараканами в голове. Увидел, насколько он может быть привязчив и наивен, принимая одно чувство за совершенно другое. Решив не развивать эту мысль дальше, боясь зайти слишком далеко, Иван просто улыбнулся и взял Альфреда за плечи, отстраняя от себя. — Не стоит злоупотреблять моим радушием, – предупреждающе, но с улыбкой сказал Россия, вновь взяв лопатку со стола. – К тому же овощи подгорят. Если не хочешь суп с привкусом угля, позволь мне доделать начатое. Америка немного капризно шмыгнул носом, но Брагинского всё же отпустил, отступив на шаг, а тот вновь повернулся к плите, взяв сковородку и принявшись высыпать овощи в кипящую кастрюлю. — Подожди минут десять, и всё будет готово, – слегка обернувшись, предупредил Россия и, посмотрев на наручные часы, вздрогнул. – Вот те раз. Это уже не обед, а ужин будет, – Иван виновато обернулся к Джонсу, который всё так и стоял рядом, отведя взгляд. – Извини, что так задержался. Америку всего аж покоробило от услышанного извинения, но больше Россию заинтересовало то, что он слегка покраснел и достал из заднего кармана джинсов блокнот, начав что-то писать. Брагинский искренне удивился этому и посмотрел на протянутый в его сторону блокнот.«Тебе не нужно извиняться. Ты вообще ничего мне не должен, и мне неловко, что ты что-то делаешь именно для меня. Спасибо… за заботу»
Россия усмехнулся. — Не переживай об этом, – беззаботно отмахнулся Иван, но увиденное всё равно взял на заметку. – Если бы я сам этого не хотел, меня бы здесь не было. «Верю на слово», – криво улыбнулся Альфред. Пока ужин доваривался, Россия молчал и не поднимал никаких тем, хотя обычно, чтобы создать атмосферу, он рассказывал что-нибудь такое, что заинтересует или же развеселит Америку. Но не в этот раз. Его тревожило происходящее. Мельком оглядываясь на Джонса, вновь усевшегося у окна и глядящего на улицу каким-то странным взглядом, Брагинский подумал о том, что нужно со всем этим как можно скорее заканчивать, или случится непоправимое. Почему-то сейчас Россия начал дорожить тем, что приобрёл за счёт потери Америки. И это и было самым подлым. После того, как ужин был готов, Иван снова стал улыбаться своей стандартной улыбкой, вызвав тем самым у Альфреда странное чувство тревоги, которое он постарался запрятать как можно глубже далеко и надолго. Они поели в привычной домашней атмосфере, Россия вернулся к своему привычному образу, снова начав рассказывать какую-то историю из прошлого, которую Америка слушал чуть ли не с придыханием, один раз даже замерев с открытым ртом и зависшей ложкой в руке, что рассмешило Брагинского. Что и следовало ожидать, Джонс театрально надулся и сделал вид, что игнорирует Россию, но тот быстро смог вернуть себе расположение Америки, искренне извинившись. Убрав после ужина посуду в раковину, собравшись её уже помыть, Иван заметил, что на кухню из гостиной вернулся Альфред, неловко ныкая за спиной какую-то коробку с диском. Выразительно выгнув бровь в вопросительном жесте, Россия с подозрением уставился на довольно улыбающегося Америку, который гордо демонстрировал ту самую коробку. — Ты… хочешь, чтобы я посмотрел с тобой фильм? – недоверчиво уточнил Брагинский. Джонс в ответ согласно закивал. Россия вздохнул и присмотрелся к названию фильма и обложке, после чего раздражённо приподнял одну бровь, посмотрев Америке в глаза. — Очередной ужастик? – устало поинтересовался Иван, однако не смог удержаться и усмехнулся, заметив, что Альфред с дрожью согласно кивнул. – Зачем ты вообще смотришь ужасы, если боишься? Америка ответить не мог, да и, по правде говоря, не хотел отвечать даже возможным способом, поэтому решил надавить на жалость, состроив щенячьи глазки в купе с обиженным взглядом и надутыми губами. Россия невольно поморщился, сам не понимая, почему ему так сложно противиться этому взгляду, ведь будь такая ситуация хотя бы месяц назад, он бы без раздумий сказал чёткое безапелляционное «нет». Но теперь… — Я не люблю американские фильмы ужасов, – с издевательской улыбкой сказал Брагинский, отведя взгляд и благодаря этому не увидев, как у Джонса вытянулось лицо от возмущения, однако Россия тут же продолжил. – Но российские я не люблю ещё больше. Опустив взгляд на наручные часы, на которых было ближе к шести вечера, Иван ненадолго задумался, но в итоге снисходительно вздохнул. — Ладно. Америка довольно заулыбался, разве что на месте от счастья не подпрыгнул, и кинулся в комнату, готовиться к просмотру. Россия же мельком глянул на посуду в раковине, но, мстительно улыбнувшись, решил оставить её в качестве бонуса Альфреду. Неспешно направившись следом в гостиную, Брагинский постарался сохранить на лице улыбку, хотя мысленно просто разрывался от внутренних противоречий. Больше он не даст никаких поблажек. Хватит идти на поводу собственного эгоизма. Пора с этим кончать. Просмотр фильма выдался весьма неоднозначным. Как они уже привыкли за этот месяц, сначала они сели по разные стороны дивана. Ага, сначала. Потом, спустя двадцать минут фильма, Америка добыл где-то одеяло и закутался в него аж до макушки, с ногами забравшись на диван. Ладно бы этим всё кончилось. Спустя ещё десять минут Россия почувствовал, что к нему подползли сбоку и сначала осторожно стиснули рукав свитера. Дальше – больше. Как только в фильме началось основное действие, Джонс уже просто вцепился в руку Ивана и прижался к нему как можно плотнее, при этом не покидая своего укрытия в одеяле и весьма ощутимо трясясь от страха. Россия же периодически кидал на Америку непонимающие взгляды, но даже слова не сказал и со скучающим лицом смотрел в экран, откинувшись на диван, положив свободную руку на его спинку. В очередной раз переведя взгляд на Альфреда, он увидел, как тот трясётся и стучит зубами. Это было так странно. И непривычно. Америка лишь иногда ощутимо вздрагивал, но от него не исходило никаких звуков, разве что кроме стука зубов об зубы. Невольно Брагинский вспомнил, как они однажды по инициативе Джонса устроили марафон по просмотру фильмов ужасов разных стран. От него тогда воплей было больше, чем от Италии. Пусть Америка был уже взрослым и внешне, и по возрасту, но всё равно во многом вёл себя как ребёнок. И эта черта в нём почему-то нравилась России. Поддавшись непонятному порыву, Иван освободил стиснутую руку и ей же обнял Альфреда за плечи, прижав его к себе. Сам Америка не обратил внимания на этот жест, поглощённый происходящим на экране, поэтому просто рефлекторно вцепился в Россию, чуть ли не на колени к тому забравшись. А тот учтиво промолчал, решив ничего не говорить и хотя бы ради приличия досмотреть фильм. Как только фильм кончился, и начались финальные титры, Джонс облегчённо выдохнул, высунув голову из одеяла, только сейчас осознав, что ему очень жарко. Но не только из-за одеяла, но и из-за того, в каком положении он сам себя обнаружил, невольно покраснев. А Брагинский до последнего делал вид, что не заметил этого, блаженно потянулся и зевнул. — Да уж. Это было невероятно скучно, – прокомментировал Россия. Услышав это, Америка быстро забыл о смущении и перевёл на него возмущённый взгляд, сердито нахмурив брови, но тут же перестал хмуриться, увидев, что Россия улыбается своей естественной улыбкой. «Зачем же ты тогда остался?..» – с разочарованием подумал Альфред. — Ну, хотя бы немного отдохнул, – словно бы услышав мысленный вопрос, ответил Иван, повторно потянувшись. Только сейчас отстранившись, Америка отвёл мрачный взгляд, сняв очки и положив их на журнальный столик, и, несмотря на духоту, плотнее закутался в одеяло, словно пытался отгородиться от внешнего мира. «А ведь ты добрее, чем хочешь казаться», – задумавшись, Джонс сильно нахмурился и зажмурился. – «Ты всё это время навещал меня, хотя в этом не было необходимости. Ты сам сказал, что здесь по собственному желанию. Ты помогал мне по работе, хоть и не должен был. И когда я спросил тебя "зачем?", ты ускользнул от ответа, сказав, что так поступил бы каждый. Но в итоге так поступил только ты», – Америка украдкой слегка перевёл взгляд на Россию, увидев, что он сонно потирает глаза. – «Интересно. Я когда-нибудь говорил тебе что-то приятное? До этого случая… Хоть что-то, кроме гадостей?..» – отвернувшись, Альфред расстроено прикрыл глаза и нахмурил брови. – «Если нет, то мне так жаль. Ведь вполне может быть, что у меня больше не будет такой возможности… А ведь я так многое хочу тебе сказать…» — Что ж, – всего одна фраза прервала мысленный поток Америки, а Брагинский посмотрел на наручные часы. – Мне пора собираться. Задержался я у тебя сегодня. Другого шанса может не быть. Россия захотел подняться с дивана, как вдруг у него на шее неожиданно повис Джонс, крепко обхватив руками и обнимая, что его удивило. Ещё большим поводом для удивления стало то, что Америка подтянулся ближе и уткнулся лицом в шею Ивана, зарывшись в шарф. Альфред не видел, какие сейчас эмоции отразились на лице России, но сам Брагинский мог с уверенностью сказать, что его это напугало, потому и парализовало на какое-то время, заставив замереть, как кролик перед удавом. «От него так приятно пахнет…» – скользнув ладонями по шее России, Америка взялся за его шарф и глубоко вдохнул, ощущая ставшие такими знакомыми запахи. – «Почему меня это так сводит с ума? Пахнет мылом… полевыми цветами… и морозом», – Джонс слегка приоткрыл глаза, но не рискнул поднять взгляд. – «Почему от него пахнет морозом? У него же не везде холодно. А ещё я знаю, что он любит лето», – неожиданно Америка улыбнулся, представив Ивана с цветами подсолнухов. – «И любит поля подсолнухов. Мои подсолнухи…» Совладав, наконец, с собой, Россия немного нервно засмеялся. — Америка, я, конечно, добрый, но не настолько, чтобы позволять снимать с меня шарф, – Брагинский взял Альфреда за плечи в попытке отстранить от себя. – Так что прекращай. Внимать его словам и требованиям Америка не собирался, поэтому только плотнее прижался к нему, кончиком носа проведя по оголённому участку шеи, из-за чего Россия окончательно перестал улыбаться, осознав всю серьёзность происходящего. «Почему, когда я стал тянуться к тебе, ты отталкиваешь меня?» – не сдержавшись, Джонс губами провёл по челюсти Ивана рядом с ухом. – «Почему, когда я так хочу быть ближе, ты пытаешься отдалиться?» — Америка, не надо, – строго произнёс Россия. «Что "не надо"?» – придвинувшись ещё ближе, Альфред провёл одной ладонью по волосам Брагинского. – «Я никогда так не хотел кого-либо. Никогда и никого, понимаешь? И ты говоришь "не надо"?» — Альфред. Америка вздрогнул, широко распахнув глаза и потрясённо уставившись в пустоту. «Он никогда не называл меня по имени», – Джонс рискнул поднять взгляд и увидел в глазах России непроницаемость. — Не нужно тянуться ко мне, – отрицательно покачав головой, хмуро и серьёзно сказал Иван. – Ты думаешь, я здесь, чтобы чего-то добиться от тебя? Думаешь, по доброте душевной всё делаю? На самом деле я здесь из-за угрызений совести. Америка непонимающе уставился на него, а Россия лишь отвёл взгляд, не вынеся больше смотреть в эти чистые голубые глаза и видеть, какие там плещутся эмоции. Страх, негодование, обида, потерянность… «Что ты имеешь в виду? Почему ты не хочешь смотреть мне в глаза?» – требуя ответа, Альфред сильнее сжал пальцами шарф Брагинского, притягивая его самого ближе к себе. – «Что ты скрываешь?» Вопрос слишком отчётливо выделялся в нервных движениях рук Америки, что Россия уже не смог терпеть и решил, что должен ответить, за что был ответственен. — Что бы ты сделал, Америка, если бы узнал, что это по моей вине ты лишился права голоса? – посмотрев прямо в глаза Джонса, с хмурым выражением спросил Иван. Америка потрясённо замер, считая, что он ослышался, или Россия просто шутит, вот только с таким выражением лица не шутят. «В каком смысле?..» – Альфред шокировано уставился точно в почему-то именно сейчас очень холодные фиалковые глаза, отпустив шарф, позволив рукам безвольно соскользнуть вниз. – «Что это значит? Это шутка?..» Брагинский тяжело вздохнул и устало провёл ладонью по лицу, понимая, что придётся рассказать всё от начала и до конца. Больше скрывать правду не получится. Да и не хочет он больше этого делать. — На крайнем собрании, перед тем, как с тобой всё это случилось, ты сильно задел меня за живое, нелестно высказавшись о моей политике, – начал Россия, строго посмотрев, как Америка задумчиво нахмурился. – Ты этого можешь даже не помнить, ведь для тебя это в порядке вещей. А я не подал виду, что меня это оскорбило. Ничего необычного. Просто в этот раз у меня кончилось терпение.