Notes

В мастерской стоял чудаковатый запах. Он не бил в нос и не раздражал рецепторы, если вдохнуть через рот, как неприятный парфюм или новый едкий состав Питера, разбитый неделю назад. В воздухе повисла травяная нота. Слева от Тони послышался смешок и резкий, свистящий вдох странного воздуха через нос. – Мистер Старк. Тони слабо кивнул, выказывая знак внимания к говорящему, продолжая неотрывно смотреть на белое пятно рабочего стола: оно с ним уже не первый год, многое видало из под чертежей и гор мусора, но вот в чём шутка – не стирается. – Мы нарушаем закон, – просипел Питер и кинул указывающий взгляд на тонкую белую полосочку на столе. Колумбийскую белую полосочку, на сколько помнил Старк. – Я знаю. – Мы оба это знали когда закидывались, ты же помнишь, да? – повисло где-то в голове последней мыслью и мозг снова затопило блаженной пустотой. – Тогда почему мы продолжаем это? Старк быстро растёр руками лицо и повернул наконец голову на Питера. А действительно, почему? Если покопаться на задворках памяти, можно было чётко проследить момент поучающих лекций Тони, позже выходящих в слова «Уж лучше ты пробуешь эту дрянь со мной, примешь для себя этот ценный опыт и притворишься будто ты двухлетка которая не знает про такую штуку как наркотики.», а затем и тонкие белые полосочки на столе. Но это лишь причина их «пробы», а продолжения? Может потому что Старк выгорел? Устал от гор холодного металла под рукой и километра наработок, от игр в дочки-матери со Мстителями и Поттс, от трясущихся рук и общества что видит яркую обложку, а загляни они чуть дальше – уйдут, как модели из спальни под утро, «целуя» жалостливым взглядом и больше никогда не пересекаясь. Ведь он же Символ надежды. Гений. Идол и бог во плоти, и в многомиллионном костюме. Экспонат с табличкой «руки прочь». А может, потому что так сложилось. Ну, а что? У Тони с вселенной особые отношения. Старк никогда не был фаталистом. Да он даже богов себе не ставил – хочешь добиться чего-то - встань с коленок, сплюнь всё что тебе «милосердно дала» жизнь и начни работать. Но всё же иногда у Тони закрадывалась мысль, что он выключил в комнате свет, в надежде что его не найдут, а по итогу его держат за руку и параллельно подъебывают. Как там это называют любители решающего все проблемы дядюшки на небе? Карма? Ему глубоко плевать, но учитывая сколько «камней» у него разбросано в жизни о которые он не раз разбивался, подобные мысли бывают засиживаются в голове до утра. Гений усмехается и, кажется, знает ответ на вопрос Паучка. – Потому что вселенная сука. Питер хмыкает и захватывает его руку в плен своих, переплетая пальцы. Ребёнок, но Старк млеет. – Резонно. После очередного резкого вздоха, тишина затапливает пространство. А Тони... Ну, что он может противопоставить глазам напротив? Смотрит, молчит и позволяет чему-то приторно-сладкому заполнять грудную клетку. Да, вся его жизнь была одной большой несуразицей со взлётами до звёзд перед глазами и такими камнями на пути, что казалось всё, конец, занавес. Но вот он Питер – милый мальчик, сидит со своей лёгкой-играющей улыбкой и смотрит на испорченного гения как на последнее хорошее в его юношеском мирке. Вот он – Питер Паркер – который никогда не давил и не принуждал идти спать, просто говорил открыто что волнуется, а не вуалировал это всё угрозами. Вот он – Паучок – невозможный со своим оптимизмом и краснеющими щеками от комплиментов. Вот он – ребёнок который рано вырос, гений нового поколения, мальчик-катастрофа. Человек, который забрался к Тони в голову и куда-то глубже. Человек, который стал белым, как на том самом столе, нестираемым пятном среди всего дерьма жизни. И Тони сбережёт его. Тишина сливается с чём-то травянистым в воздухе, создавая драгоценный покой на жалкие пару-тройку часов.