***
Год второй — Хлопок Второй год — когда она потихоньку привыкает к его юмору. Она все еще продолжает раскрывать для себя его как личность, и он так забавляется этим, рассказывая ей всевозможные истории о своей жизни и только позже раскрывая, какие из них правдивы, а какие — полная чушь. Но для нее все они звучат так, будто принадлежат к последней категории. Ей требуется некоторое время, чтобы понять, что для него это своего рода странное обучение, ища подсказки о том, как много она узнала об обмане. Она все больше умиляется этому после того, как до нее доходит, но она не говорит ему об этом. Вместо этого она работает над некоторыми своими примерами маленькой лжи (ничего серьезного, просто ради забавы) и вскоре обнаруживает, что, хотя его способности распознавать ложь других людей почти никогда не подводят его, у него, кажется, есть проблемы с тем, чтобы понять ее время от времени. Она не знает, что с этим делать. — Я надеялась, что ты не наденешь рубашку с двумя недостающими пуговицами для такой важной встречи с мэрией, — шепчет она ему с разочарованием в голосе, пока они ждут прибытия делегации. На его лице появляется выражение внезапной паники, а взгляд блуждает по рубашке. Все его пуговицы, само собой, на месте. Он закатывает глаза и ухмыляется. — Очко в мою пользу, — говорит она. — Ты ужасная лгунья, Фостер. — Да? Он до сих пор не разгадал ее самую большую ложь.***
Год третий — Кожа На третьем году она узнает о его матери. Вернее, когда он ей позволяет. Долгое, долгое время она задавалась вопросом, как именно он нашел свою область науки (ни одна из его книг никогда не давала ответа на этот вопрос, как и ни один из их разговоров). Только когда она находит его, блуждающего в стороне на каком-то неофициальном мероприятии, она понимает, что он наткнулся на нее, даже не желая этого. Они здесь, чтобы убедить потенциальных инвесторов в великолепии своего бизнеса, но он не выглядит так, как будто у него есть правильное настроение или энергия, чтобы раскрыть очаровательную сторону себя. — Что случилось? — спрашивает она. — Я имею в виду, несмотря на то что ты ненавидишь вечеринки и общую концепцию подобных собраний? Короткая улыбка, которую он дарит ей в ответ, настоящая, но исчезает так быстро и превращается во что-то грустное, что она не может не заволноваться. Она садится рядом с ним и решает ничего не говорить. Они просто сидят в тишине, наблюдая, как другие люди говорят, смеются и лгут. — Это день, когда моя мама покончила с собой, — говорит он некоторое время спустя. Не так-то легко начать разговор, но с ним почти всегда нелегко. Она спокойно слушает его рассказ и смотрит на потрепанную фотографию, которую он в конце концов достает из кожаного бумажника. Она никогда не думала, что он станет носить в кармане сентиментальные фотографии, но, может быть, она просто совсем его не знает.***
Год четвертый — Лен Четвертый год — когда они переезжают в большой офис. Она идет по коридорам, мимо приемной, большого конференц-зала, лаборатории и все еще не может поверить, что все это принадлежит им. Сначала их компания была совсем крошечной, они работали только вдвоем, а теперь у них около дюжины сотрудников и целый этаж в шикарном офисном здании. Он появляется из ниоткуда из-за угла и обнимает ее за плечи, чтобы проводить в свой кабинет. На его лице широкая улыбка: — Мне нужны твои женские прикосновения. Он не имеет в виду буквальное прикосновение — это больше ее чувство эстетики, которое необходимо. — Куда бы ты их повесила? — спрашивает он и достает из коробки огромный холст с изображением собственного лица. Она видит, что их гораздо больше. Только он может быть таким тщеславным и выйти сухим из воды. — Может, в мужском туалет? Чтобы всех отпугнуть? — Это даже не ложь. Его забавляет ее заявление. — Я определенно привлекательнее, чем мужской туалет. — Я не собираюсь это комментировать. Он подходит к большой белой стене небытия и прислоняет к ней одну из фотографий. Она пытается подавить смешок, но в конце концов не имеет другого выбора, кроме как расплыться в широкой, теплой улыбке. Он всегда так на нее действовал, хотела она того или нет. Он смотрит на нее и видит эту улыбку. — Признайся, ты ведь хочешь видеть некоторые из них в своем кабинете, не так ли?***
Год пятый — Дерево Пятый год — когда они работают над своим первым делом о самоубийстве. Он одержим. В каком-то смысле это кажется нездоровым и каким-то опасным. Она видит всю его вину за смерть матери, хотя он не имеет к этому никакого отношения. И все же он, по-видимому, все еще пытается вернуть мертвых. В данном случае — солдата, только что вернувшегося из Афганистана. Она изо всех сил пытается найти тайну в этом деле. Паутина лжи, которая потребовала бы их экспертной работы, но вскоре она понимает, что ее нет. И он тоже это знает. Он пытается предотвратить то, что уже произошло, сражаясь с ветряными мельницами во время урагана. Он не найдет искупления, которое ищет, и, может быть, совсем не хочет. Когда все заканчивается, она приходит к нему в кабинет с бокалом в руках. Она наливает им обоим и садится. — Я думаю, тебе не стоит заниматься подобными делами. — Да, я знаю, что ты об этом думаешь, — отвечает он с легким раздражением. — Постараюсь держаться от них подальше, хорошо? Она кивает и шутит: — Надо было купить тебе деревянный стол, чтобы мы могли по нему постучать. — Я подумаю о следующем ремонте. Она точно знает, что это не последний раз, когда он так одержим самоубийством. Но она хотела бы помочь ему.***
Год шестой — Железо На шестой год от него уходит Зои. На какое-то время он выходит из-под контроля. Она никогда не видела его таким раньше, хотя были и другие моменты, когда она волновалась за него. Но это что-то новенькое. Это так же сильно, как почти все остальное, что есть в нем. Она не может до него достучаться. Что бы она ни делала, он отталкивает ее, отвергает, вторгается в ее личное пространство с гневом, чтобы отпугнуть. Она пробует некоторые из своих методов, чтобы заставить его поговорить с ней, но вскоре понимает, что он стал слишком близок к ней, чтобы это работало. И, возможно, с ним это никогда не срабатывало. В какой-то момент она просто решает, что должна отступить и позволить ему пройти через это самостоятельно. Он явно не хочет ее помощи или дружеского общения, поэтому она просто следит за тем, чтобы он не увлек за собой всю компанию и чтобы сотрудники, на которых он кричит, не уволились. Она разбирает беспорядок, который он оставляет после себя в своем яростном сражении против (как она думает) глубокой боли. Однажды вечером она застает его в кабинете с порезом над глазом и рассеченной губой. Она подходит ближе, чтобы осмотреть повреждения, и в конце концов приносит мокрую марлю, чтобы осторожно смыть кровь. Он позволяет ей, хотя ничего не говорит. Она почти чувствует металлический привкус крови во рту. Это не первый раз, что случилось с тех пор, как они расстались с Зоей; он много дрался, и она уверена, что он на самом деле ищет этих драк и физической боли, которую они приносят. Это может быть маскировка эмоциональной боли, которую он чувствует. — Ты остаешься со мной? — спрашивает он с грустью в голосе и смотрит на нее, ища в ее глазах немного утешения. — Конечно, я здесь. У нее есть все намерения, но она понимает, что не всегда может так легко обещать.***
Год седьмой — Шерсть На седьмом году она впервые думает о нем как о друге. Что странно, потому что кем еще они могли быть все эти годы? Но правда в том, что она никогда раньше не давала четкого определения их отношениям. Конечно, они были деловыми партнерами, коллегами, иногда они брали еду на вынос после долгого рабочего дня или шли на ужин вместе со своими супругами. Они бывали в домах друг друга и, как правило, знают, что происходит в жизни другого. Они смеялись вместе, они плакали, они через многое прошли и видели друг друга в лучшем и худшем. Они знают друг о друге такие вещи — может быть, секреты, — которые мало кто знает. Может быть, это потому, что ее брак с Алеком рушится, и она ищет лучшее определение того, кто они. Может быть, это потому, что ей нужно, чтобы он был именно таким в эти трудные времена: другом. Он осторожно накидывает ей на плечи шерстяное больничное одеяло, прежде чем выйти из комнаты, и еще раз подчеркивает, что ей ничего не стоит пострадать. Затем он пытается перехитрить серийного насильника. Иногда он может быть таким раздражающим и назойливым, но она всегда возвращается к нему и знает, что ее место рядом с ним.***
Год восьмой — Бронза Восьмой год — когда они копаются в своем прошлом. Он раскрывает ее самую большую ложь, сердится и немного разочарован, но в конце концов обнимает ее. Она вздыхает с облегчением. Она не вынесет такой потери. Ни тогда, ни сейчас. Но это не единственное, чем они занимаются. Она помогает ему убрать кое-какие вещи в библиотеке рядом с его кабинетом. В основном, задавая ему такие вопросы, как: «Тебе действительно это все еще нужно?» (он это делает) и «Как ты себя чувствуешь?» (он чувствует «радость» по поводу всех них). Он обвинял ее в том, что она барахольщица, но, очевидно, он тоже. Есть некоторые новые вещи, которые она узнает о нем в процессе. Она и не подозревала, что у него здесь столько книг о фотографии. Он может назвать все части камеры (и делает это только для того, чтобы произвести на нее впечатление) и, по-видимому, был заядлым фотографом, когда был моложе. Затем она замечает медаль в одной из коробок. — Это с тех пор, как ты занимался бегом с препятствиями? — спрашивает она, слегка подмигивая и указывая на медаль. Он вынимает его и проводит пальцем по гравировке. — О нет, это из тех времен, когда я был «Лучшим папой». — На медали действительно изящными буквами надпись: «Лучший папа». Она хихикает. — Но почему она бронзовая? Кто же тогда золотой и серебряный папа? — До сих пор ума не приложу.***
Год девятый — Керамика Девятый год — когда закрадываются сомнения. Сомнения в том, что их дружба все еще так же сильна, как раньше. Сомнения в том, что он вообще видит в ней равноправного партнера. Сомнения в том, что она сможет продолжать в том же духе. Он и раньше сердился на нее, кричал и говорил обидные вещи. Это то, кем он иногда является, и, хотя на самом деле она не ценит эту его сторону, она знает, что это часть его и что в конце концов все всегда сглаживается. Но на этот раз это не мимолетная фаза. Он слишком долго злился, и она каким-то образом чувствует, что это чувство исходит из глубины его души. Он злится на себя, а не на нее, но она — постоянная часть его жизни, на которую он срывается чаще, чем обычно. Она хотела бы спросить его о том, что заставляет его так злиться, прежде чем все разлетится на куски, которые никогда не смогут быть собраны снова в то, чем были раньше. Он остается для нее загадкой даже спустя почти десять лет.***
Год десятый — Олово На десятом году трагедия снова сближает их. Со дня на день все меняется. Не только для нее, но и между ними. Он появляется у нее на пороге чаще, чем обычно, постоянно заглядывает к ней в офис, звонит, когда она работает над делами, и задает тривиальные вопросы, которые на самом деле не требуют звонка. Он приносит ей кофе каждое утро и даже готов поделиться с ней запоздалой банкой печеных бобов (она вежливо отказывается). — Ты должен перестать нянчиться со мной, — говорит она ему в конце концов, — я в порядке и не такая хрупкая, как ты думаешь. Кроме того, это моя работа — нянчиться с тобой. — Ты не очень хорошо справляешься со своей работой, поэтому я взял ее на себя, — заявляет он, и она криво улыбается. — Я думала, тебе не нравится, что я забочусь о тебе. Помнишь, ты как-то назвал это моим «наименее привлекательным качеством». На его лице читается неподдельный стыд, и он на мгновение отворачивается. Затем он снова смотрит ей в глаза и позволяет увидеть все, вместо того чтобы снова спрятаться. — Прости, — говорит он, и она понимает, что он имеет в виду каждый раз, когда причинял ей боль.***
Год одиннадцатый — Сталь На одиннадцатом году она узнает об одном из немногих секретов, оставшихся между ними. Он говорит ей, что давно занимается изучением депрессии и биполярного расстройства. Каждый год ему делают МРТ головного мозга в составе контрольной группы. Ей не нужно, чтобы он говорил ей, что это отчасти дань уважения его матери, а отчасти страх, что с ним тоже что-то не так. Он позволяет ей сопровождать его в больницу на ежегодное обследование. Позволяет сидеть за стеклом и наблюдать, как он выполняет мелкие задания, в то время как его мозговая активность контролируется. Он решает головоломки на экране, проваливает некоторые математические задачи (он действительно ужасно плох в числах), различает слова и смотрит на фотографии известных людей. И на фотографии своих близких. Он дает ей картинку своего мозга, когда смотрит на ее фотографию в грустный день, когда все, к чему она прикасается, идет наперекосяк. «Ты озаряешь мой мозг», — написано на нем, и это, возможно, лучший комплимент, который она когда-либо получала.***
Год двенадцатый — Шелк Двенадцатый год — когда они влюбляются. Вернее, когда они признаются друг другу, что любят друг друга уже очень давно. Никакого большого взрыва или глупых признаний в вечной любви, есть только момент, когда он говорит: «Пошло оно все», и целует ее. Не гром среди ясного неба, но для нее в этом определенно есть элемент неожиданности. На следующее утро она просыпается рядом с ним. Он больше не спит и выглядит так, будто давно не спал. Его глаза изучают ее с такой интенсивностью, что ей становится не по себе. Он так близко, но в то же время внезапно она чувствует себя очень далекой. Не успевает она прошептать доброе утро, как ее мысли разбегаются, а узел под грудиной затягивается. Что, если это была самая большая ошибка, которую они могли совершить? Они будут все портить, ссориться, рассыпаться под давлением отделения работы от личной жизни, ввязываться в эпические драки из-за денег, дел и глупых мелочей — до тех пор пока ни они, ни их компания не выдержат. И тогда у них не будет даже дружбы, потому что они переступили эту черту. Он тоже это знает. Она это знает. Все закончится, даже не начавшись, здесь, в ее собственной постели. Его глаза продолжают смотреть на нее, а губы кривятся в извиняющейся полуулыбке. Она готовится к тому, что он произнесет внятные слова в ответ на ее мрачные мысли. Он вздрагивает, но голос у него мягкий и ласковый. — Я люблю тебя, дорогая, но терпеть не могу шелковые простыни. Я всю ночь не мог уснуть. Как ты можешь все время так спать? Она не ожидала, что это прозвучит из его уст. Она не может перестать смеяться, пока он отбрасывает несколько ненавистных подушек, чтобы быть еще ближе к ней. Когда-нибудь она расскажет ему, как боялась.***
Год тринадцатый — Кружево Тринадцатый год — когда они говорят о свадьбе. Они были на торжестве у одной из подруг Джиллиан, когда возникла эта тема. Уже далеко за полночь, вечеринка медленно рассасывается, и они сидят на безопасном расстоянии от танцпола, наблюдая, как жених и невеста, а также маленькие дети и пожилые мужчины соревнуются в том, у кого лучшие движения. Они оба улыбаются, надеясь, что никто не заставит их опозориться. Он придвигается чуть ближе и небрежно кладет руку на спинку ее стула. — Так что ты думаешь? — О чем? — О свадьбе. Она насторожена и сразу же становится трезвее, чем всего три секунды назад. Это несет в себе потенциальную опасность катастрофы. — Я думаю, что мы пытались и потерпели неудачу, и, возможно, у нас всегда все идет наперекосяк. — Она слегка пожимает плечами, не желая его обидеть. Он, кажется, обдумывает это в своей голове—ужасно долго, целую вечность—и в конце концов улыбается. — Мне нравится. Он вылепляет из фольги, лежащей на столе, кольцо печального вида и надевает ей на палец. — Ты выйдешь за меня замуж, Джиллиан Фостер? — Да, Кэл, — быстро отвечает она и улыбается. Они целуются, чтобы придать событию официальность, и она снова чувствует себя немного пьяной. Все у них не как у людей. Но кольца не снимает. В конце концов, она барахольщица.***
Год четырнадцатый — Слоновая кость Четырнадцатый год — когда они перестают читать друг друга. Слон в комнате. То, о чем они больше никогда не говорят. Она знает, что в конце концов это разрушило его брак, и хотя обстоятельства у них разные, она боится, что однажды это может разрушить и их. Есть причина, по которой «черта» когда-то была установлена между ними давным-давно. Она начинает смотреть на него немного иначе. С любовью, а не с научным интересом. Она больше не чувствует необходимости знать все, что происходит в его голове. Теперь она уже достаточно знает о нем и о его тайне, чтобы чувствовать, что она может просто не сомневаться. Она говорит ему, надеясь, что он тоже сможет отпустить это. Однажды он тоже доверяет ей, берет ее за руки, и она впервые чувствует, что он смотрит на нее, не пытаясь найти что-то более глубокое. — Не только то, что мы так близко, делает тебя моим слепым пятном. Дело в том, что всякий раз, когда я смотрю на тебя, я просто вижу тебя, думая, что я чертовски удачливый ублюдок.***
Год пятнадцатый — Хрусталь Пятнадцатый год — когда они совершают полный оборот. Она небрежно входит в его кабинет с бутылкой «Макаллана» и двумя бокалами в руках. — Сегодня праздник, — объявляет она, садится и наливает им обоим до краев. Он слегка морщится. — Что я забыл? — Сегодня наша годовщина. Он на мгновение задумывается и прищуривает глаза. — Я почти уверен, что мы впервые сделали это в летний месяц. Может быть, в июле. Да, конечно, как будто он не мог вспомнить. Она улыбается. — Не такую годовщину я имею в виду. Прошло пятнадцать лет с тех пор, как ты впервые вошел в мой кабинет в качестве трагического случая. — Да? — просто спрашивает он с серьезным заинтригованным выражением на лице. — Пятнадцать лет — это хрустальная годовщина. — Она постукивает пальцем по хрустальному бокалу в своей руке и делает глоток виски. Он тоже отпивает из своего. — Я не уверен, что мы доберемся до золота, дорогая. Я могу умереть раньше, не обижайся. — Нет, если я тебе не позволю. Он кивает, как школьник. — И ты можешь быть очень убедительной. — Он садится немного прямее и словно делает официальное заявление. — Хорошо, что я забронировал столик в твоем любимом ресторане на наш особенный день. — «Майдан»? Он снова кивает. — Я как знал. — Он шевелит бровями, оставляя ее теряться в догадках, что, черт возьми, это значит, и действительно ли он знал, что этот день для них особенный. — Ладно, я заберу свои вещи. Встретимся у двери через пять минут. Она встает и чувствует, как его взгляд скользит по ее бедрам, следуя за ней, пока она почти не исчезает из виду. Но прежде чем завернуть за угол, она останавливается. Не нужно читать его, чтобы узнать. — Ты ведь не заказывал столик? Он слегка пожимает плечами, даже не смущаясь, что его поймали с поличным. — Нет, но я позвоню им сейчас и заставлю освободить один. Она не сомневается, что у него это получится. Он все еще чувствует себя загадочным, даже после всех этих лет знакомства. Разобрать тайну на отдельные части и понять, что ей нравится, кто он такой в целом, со всеми недостатками, причудами и всеми мелочами, которые делают его самим собой. Но теперь она тоже часть его тайны. Такой, какой она всегда хотела быть. Пожалуй, они были самой длинной аферой друг для друга.