03

      Дороги, переплетения улиц, толпы безликих людей рябили в глазах, освещенные утренним солнцем. Все вокруг было наполнено жизнью, так и бьющей через край. Люди, подпитываемые ей, торопились, с каждым шагом все сильнее, все быстрее ударяя каблуками начищенных туфель о нагретый асфальт пешеходных дорожек. Все имели направление, цель, которую нужно преследовать. Натаниэль же шел вникуда, ведомый лишь изменяющими направления потоками ветра, подобно воздушному змею, упущенному в небо совсем маленьким ребенком. Он просто двигался вперед. И делал это один.       Темнота коридоров, разбавляемая лишь багрово-красными пятнами, некогда даровала спокойствие, манящее забытье и порой кажущееся таким странным ощущение дома. Но постепенно, день за днем, ее ценность сходила на нет, не имея особых на то причин. Часы, недели, месяцы — все превратилось в единую смазанную картинку, не вызывавшую интереса.       Не потеряло ценности только экси. В моменты, когда ноги ступали на поле, Натаниэль мог поклясться, что чувствовал, как жизнь проникает в него, распространяется вместе с воздухом, растворяется в закипающей крови миллиардами мелких пузырьков. Это было равносильно вскипевшему в одно мгновение возбуждению, равносильно пробуждению от глубокого, однообразного сна, забывшегося в ту же секунду, что распахнулись глаза. Тогда, как никогда ранее сильно, он ощущал упоительную сладость свободы от лишних мыслей, груза чужих ожиданий и нужды принимать решения. Он не был Веснински, не был Вороном, не носил вечного номера 3, а просто наслаждался тем, как ноги несут его вперед, как по разгоряченной коже скатываются соленые капли пота и как дыхание постепенно сбивается, превращаясь в смазанную картинку вздохов и выдохов. Понимание того, что та весна — последний сезон в качестве Ворона, пришло не сразу. Оно, не осознанное до конца, долгое время витавшее вокруг расплывчатыми образами, полумыслями, было рядом но вместе с тем до невозможного далеко, за пределами вытянутой руки, способной бы кончиками пальцев ухатиться за самый край и подтянуть ближе. Но и потом, с неожиданным приходом осознания ничего внутри не вздрогнуло, не двинулось вперед в надежде заглотить еще больше эти коридоров, этих людей и их далеких мыслей, не находящих отражения на каменных лицах. Все это было частью жизни, расположившейся на самом рубеже, отходящей в прошлое забираяя с собой все, каждую мелочь, каждого, но только не "3". "Вечно третий".       Сейчас же, идя мимо магазинчиков и булочных, кафетериев и дорогих ресторанов, наслаждаясь тихим гулом окружавших людей, нос улавливал тонкие манящие ароматы кофе, свежей выпечки, специй и парфюмерных лавок. Волосы светились, вспыхивали ярким оранжевым цветом, наделенные вниманием ярких солнечных лучей, и уже спустя минуту гасли, чтобы вновь ярко засиять, когда ослепительный диск покинет границы облака. Натаниэль мягко заправлял их за ухо, по-кошачьи морщил нос, стоило возникнуть чрезмерно яркому запаху, и каждую деталь, каждое уходящее мгновение и сделанный по мощеным улочками шаг он пропускал через себя, давно усвоив одну простую истину: все когда-то заканчивается, рано или поздно.       Перед глазами замаячил перекресток, кишащий машинами, и бледная небольшая фигура, шедшая по пешеходному переходу, тут же бросилась в глаза. Неторопливые ленивые шаги, так и кричавшие, что весь мир подождет, если он того пожелает, искрящиеся на солнце светлые волосы, мотаемые по лицу дуновениями прохладного ветерка, и руки, спрятанные в карманы свободного черного пиджака. — Эндрю? — губы Веснински двинулись, но с них так не слетело и звука. не эндрю на пешеходном переходе позвонил эндрю, молчал в трубку когда нил перезвонил, миниярд сказал, что ошибся номером Первая мысль — лучшая мысль. в момента, когда он решит перезвонить эндрю отказался от фразы все хорошо