Aggressive Fashion 2.0

Юстасс Чёрт тебя дери Кид. Не могу поверить, что пишу тебе письмо, с другой стороны, всё логично. Мог ли кто-то настолько яркий, полный чистой энергии жизни, не привлечь моё внимание? Мог. К счастью, ты оказался глубоким и приятным человеком, а ведь кто знал, кто знал… Оказываю тебе честь, что необычно, это знак моей признательности, привязанности, особого расположения, даже уважения. Рука сама взялась за перо, так сложилось, что нет лучшего метода выразить мысли, чем долгое и обстоятельное письмо. Заслужить письмо — это что-то особенное, думаю, ты догадываешься, но хочется подчеркнуть. Письмо — это место откровенности. Так что читай внимательно. Вскоре я вновь поеду в экспедицию, и, может, в этот раз дождусь, что смерть явится ко мне в белом покрове метели или пустой тишины предрассветного леса. Может, её лицо будет похоже на тень, а, может, это будет вспышка мучительной боли. Никто не знает заранее, и мне тоже не хотелось бы знать, но хотелось бы насладиться этим моментом, всё рассмотреть — я так долго представлял себе смерть и пытался угадать, какой она будет для меня. Если бы мог, я бы рассказал тебе после. Забавное противоречие, ведь ты так наполнен жизнью, она пышет в тебе, как костёр в ночь Ивана Купала, как буйное море, и всё же хочется тебе рассказать. Кажется, что ты понимаешь эту часть меня, эту тягу к смерти. Может, дело как раз в том, что жизни так много в тебе, может, ты тоже устал от жизни, сам того не понимая. Это ничего, большинство не понимает. Если бы я мог, рассказал бы тебе, но с той стороны тяжело добраться назад и обрести понятную живым форму. Хотел бы взглянуть и на твою смерть: наверняка, она была бы буйной и шумной, и мир бы отреагировал как-то, лишившись такой важной части себя. Если мне не получится умереть, я, наверное, вернусь в город, но вряд ли буду связываться с тобой или с Апу. Может, я соберу вещи и отправлюсь дальше, впрочем, это не имеет много смысла. Больше верю, что сделаю новый альбом, запишу его в той студии, где мы делали второй, такая прелестная мрачная студия, едва окупающая себя. Сейчас это кажется лучшим местом для такой истории. Музыка так хорошо впитывает чувства и особенно боль, хорошо, что, даже если мир лишится каждой своей краски и каждой призрачной надежды на смысл, музыка останется и наполнит его вновь чем-то своим, чем-то особенным, чем-то тонким и даже пронзительным. Немного жалею, что не позвал тебя послушать свою музыку, что мы так и не добрались до совместного проекта. Кажется, что в тебе есть что-то первобытное, естественное и даже сверхъестественное: при отсутствии образования так тонко слышать музыку, так тонко её чувствовать. Быть может, талант, быть может, призвание. Быть может, я себя обманываю, и разочарование от совместной работы было бы размером со вселенную. Теперь уже не узнать, разве что гаданием, но там столько вводных, столько условий… Увы, не во всех вещах в мире можно положиться на карты. Насколько было бы проще, если бы карты давали все ответы, и как скучна с этим была бы жизнь. Быть может, тебе кажется, что я отхожу от темы и не говорю ничего существенного. Это не так. Я предупредил: читай внимательно, я пишу буквально самую суть. Нити мироздания тянутся и сплетаются, и кто-то видит это более ясно, чем другие, но никто не может их распутать или переплести иначе. Ты понимаешь, о чём я? Вряд ли. Ты не из тех, кто видит хитросплетения судьбы, даже не тот, кто может их почувствовать. Но ты выглядишь, как человек, который хорошо понимает других людей. Может, потому и письмо. Я писал письмо и Апу, но это больше для себя.Чтобы всё организовать и сделать понятным. Видишь ли, эмоции не понятны, пока не проговорены, и я не из тех, кто говорит об эмоциях. По крайней мере, не вслух. Удивительный талант, которым не владею ни я, ни Апу, а ты нет-нет да бросишь в речи про любовь или злость, про страсть, про нежность, про сплетение каких-то сложных материй, которые не понимаешь. Разве это не удивительно? Так просто и в то же время так… необычно: выражать чувства в бытовых словах, не в великих словах, не в лирике, не в странных художественных образах. Приземлять чувства до здесь и сейчас, придавить их ботинком и хорошенько рассмотреть, и отпустить, отряхнув. Стыдно было бы признаться, что я завидую, впрочем, это письмо, оно не терпит лжи и лукавства. Я хотел бы тоже уметь отпускать свои чувства. Но как бремя судьбы, я несу их с собой, куда бы ни отправился. Это было так разочаровывающе, так тяжело — осознать, что от них не спрятаться ни в тайге, ни в пустыне, и среди живительной природной пустоты ты остаёшься наедине со всем тем, чего избегаешь. И не получаешь даже избавления. Как сложится твоя жизнь дальше? Сохраните ли вы связь с Апу? Случится ли, что мир содрогнётся под твоим открытием, изобретением, созданием? Случится ли, что ты раскроешь весь свой потенциал, или так и будешь держаться в топях сложных отношений с людьми? Есть вещи и важнее отношений с людьми, ты знаешь… Или так мне хочется думать. Может, столько раздражения и увлечения и родилось к тебе, потому что ты кричишь своим поведением, что люди — это важно, люди — это приоритет, какой толк жить без связки с другими? Я ведь живу как-то и стремлюсь к чистой, болезненной смерти, что за ирония… Было бы интересно взглянуть на других твоих людей, не только Апу. Между прочим, забавно, как Апу стал твоим человеком, а рядом со мной, конечно, был только собой. Потому что мне не нужно, чтобы люди принадлежали мне или разделяли себя со мной. Все эти жесты, мелкие детали, за которые цепляется глаз… То, как ты его обнимаешь, а он расслабляется в твоих руках, все эти договорённости без слов, только взглядом и изгибом бровей, и, может, нелепым звуком. Как Апу смотрит на тебя, как никогда не смотрел на меня. Я не пытаюсь обесценить, у нас были свои ценные связи, но это точно что-то другое. Когда Апу смотрит на тебя, он почти слышно просит контакта, что до меня… Он держался в стороне, он делал только осторожное предложение, и это было правильно, это было удобно. Я и не думал, что можно иначе, что он может иначе, что, может я… Нет, конечно, это не для меня. Какие другие твои люди? Те, о которых ты бросаешь пару слов, а потом смеёшься так, словно случилось что-то хорошее, те, имена которых наполнены нежностью, когда звучат твоим голосом. Что они сделали для тебя, и что ты сделал для них, и как так вышло, что вы сошлись в этой идее делить себя друг с другом, и как вы понимаете друг друга… Как вообще люди понимают друг друга и выстраивают такую близость? Опять же, стыдно признать, но опять же, письмо не терпит уклонений от правды… Думаю, близость с людьми — просто не моя область, я всегда думал так о себе, я всегда говорил так о себе, я жил с этой мыслью, словно она безусловная константа. И всё же… Люди имеют значение, люди рядом со мной, Апу, который отправился со мной даже в далёкую холодную экспедицию, сам того не желая, его навязчивый образ, теперь ещё твой образ… Кажется, что я могу увидеть и услышать тебя, если на минуту сосредоточусь, закрою глаза и представлю тебя сидящим напротив. Как обычно в кофейне, пока ты болтаешь обо всякой ерунде и травишь байки. С этой нелепой улыбкой на лице, с острым взглядом и пышущей энергией жизни за спиной. Что ты за проблема, Юстасс Кид… Когда я впервые тебя увидел, конечно, не мог предположить, что всё так обернётся. Кто мог бы увидеть в тебе человека, который укажет мне на мои слепые зоны? Мне? Я никогда не встречал людей, которые превосходили бы меня. Они могли быть лучше в какой-то области, но в целом нам не стоило тягаться друг с другом, им не стоило тягаться со мной — они не могли пошатнуть мою уверенность даже чуть-чуть. Не секрет, что я очень уверен в себе. И потом появляешься ты, никогда не говорящий прямо, что я где-то не прав, но это и не нужно, это читается между строк, это так отчётливо слышится в том, как ты говоришь о важном… Апу никогда так явно не показывал, что хочет быть понятым, и оказалось, что, если давать сигнал более прямо, более прямо же хочется на него отвечать. Вот моя главная мудрость, которую я получил от общения с тобой. Нужно быть честнее. Может, нужно быть даже откровеннее. Иногда нужно давать себе возможность говорить обо всех этих… процессах. Пока выглядит невозможным, но кто знает: когда впервые притрагиваешься к струнам, тоже кажется, что играть не получится. Когда впервые делаешь расклад таро, тоже ничего не понятно. Если только я не умру в своей новой поездке, я обещаю попробовать. Тебе, конечно, об этом не узнать. Это письмо, конечно, никуда не годится, и я его не отправлю, придётся писать другое. Более содержательное, более… Не про меня. Думаю, что пока я просто не готов к такому. Но придётся что-то сказать на прощанье, было бы нечестно оставить тебя вот так, с пустотой на месте моего нежелания делиться собственными мыслями. Очевидно, что ты заслуживаешь лучшего. Очевидно даже, что я не сожгу это письмо сразу, как делаю обычно, думаю, что возьму его с собой в лес и, может, почитаю ещё пару раз. Может, всё обретёт ясность. Чудовищно осознавать, как сильно я цепляюсь за нашу связь, она подвешенная и хрупкая, как полупрозрачная паутинка на захламлённом чердаке. Не говорю прощай, ведь это почти шутка над собой. Не могу и ничего пожелать, ведь чёрт его знает, что тебе нужно на самом деле. Выходит, не могу попрощаться и как-то завершить то, что мы успели пережить. Придётся оставить исповедь в таком виде. Может, следующее письмо будет лучше…