Драконье

Принцесса рисует не красками — словами-бусинами. Полотно у неё — сама реальность и мысли окружающих её сирот. Лукас вслушивается — сказка времён ещё его детства. И откуда только узнала, непонятно. Принцесса разворачивается, на секунду умолкая, чтобы приветственно махнуть придворному магу. И продолжает, когда один из человеческих детёнышей трогает её за рукав. — …И сказал тогда дракон: «если ты меня не полюбишь по доброй воле, я заставлю тебя это сделать». Дракон был хоть и взрослый, но глупый и заносчивый, от того, что не знал, как с подобными украденной им принцессе обращаться… Лукас фыркает, узнавая историю. «И не надоедает тебе об этом постоянно вспоминать?», — читается в его глазах. Его несносное сокровище улыбается: «Никогда. К тому же, ты был тогда таки~им милым». Милым, ага, как же. Скорее наивным драконёнком, не знавшим, насколько могут быть коварны девушки. Особенно если они принцессы. Особенно, если они наследницы Обелийской короны и воспитывались одним отцом и няней-ведьмой. «Не хмурься, морщинки появятся». «Я идеален, меня ничто не испортит. К тому же, у драконов не бывает морщин!» И драконов не может победить какой-то человечишка. Теоретически. Практически же Лукас до сих пор помнит, как разъярённый император Клод буквально вытер им пол, используя по полной и врождённую магическую силу, и божественный дар. Хотя он мог бы порвать этого смертного на части, но было одно существенно осложняющее обстоятельство — человечишка был отцом его Сокровища. Горячо любимым отцом, за причинённый которому вред принцесса могла отомстить с истинно женским коварством и кровожадностью невовремя вызванного демона. — Не один раз пыталась сбежать принцесса. Не потому что не любила своего глупого дракона, а чтобы жизнь тому мёдом не казалась. Да и долг звал, так же, как и необходимость успокоить отца, каждый день по несколько раз запускавшему поисковое заклятье. «Так это было чтобы помотать мне нервы?!» «А ты что, так и не понял этого?» — по другую сторону связывающего их заклятья воцарилось весёлое молчание. Лукас недовольно сверкнул на свою принцессу глазами, на мгновение принявшими их естественный рубиновый оттенок, и проворчал: «Невыносимая девчонка». «А тебе и не надо меня никуда выносить». «Чем я думал, когда воровал тебя?» «Сердцем?» «Скорее задницей». «Лукас!» И всё-таки, он не променял бы её ни на кого другого.