***
Хатаке Какаши просто невыносим! Максимально непунктуальный извращенец, видно, считающий, что задержаться на очередной миссии будет хорошей идеей. Словно нарочно желающий потрепать нервишки голубоглазого, зная, что для него его отсутствие — весьма веский повод упиться своими параноидальным мыслями и переживаниями. Одна миссия однажды уже отняла у него сенсея на полтора года, сколько ещё ему придётся ждать этого бесстыдника?! Его голова раскалывалась под гнётом медленно тянущегося вечера, который ему было суждено проводить в одиночестве в доме Хатаке. Они давно уже съехались, обжившись подальше от суеты деревни. Уж лучше так, чем жить порознь с вечной потребностью оказаться рядом. Одно не радовало — в последнее время их словно нарочно разводят по разным сторонам всякого рода обязанности и долг перед деревней. Наруто всё понимает, но не в этот раз. Почему нельзя было послать его вместе с сенсеем? Почему он здесь, бессилен и вынужден ждать, а его любимый мужчина, возможно, умирает на поле боя. Конечно же он не верил в это. Техники и опыт Какаши-сенсня были достойны восхищения. Что-что, а смерть уж точно не посмеет забрать у него его возлюбленного, когда он только-только обрёл покой под его руками и учащённым дыханием. Вот бы и сейчас почувствовать его возле своего уха, помёрзшего из-за вечерней прохлады, что веяла из открытого окна. Наруто сидит в кресле напротив, не отводя глаз от мирно покачивающихся деревьев. Он заворожён, но в себе. Не даёт себе повода забыть об ожидании. У Какаши есть весьма странная привычка заходить в дом через открытое окно. И пускай мальчишке это кажется странным, окна он не закрывал. Даже сейчас, когда холод был поводом, его рука не поднималась сделать это. Любая секунда могла стать роковой. Казалось, вот-вот — и за листьями деревьев мелькнёт от природы чистый пепельный. По рукам Наруто кротко скользнут муражки, холодные щёки побледнеют, сонные глаза моментально распахнутся… Взбодриться бы ему не помешало, но просто встать с такого удобного кресла казалось невыносимой пыткой. Он ждал так послушно, так усердно, что сам не заметил, как на него стала накатывать усталость. Раньше такого не было… Он ложился спать поздно и просыпался, когда вздумается. Ну, или под крики Сакуры-чан о том, что он опять опаздывает на миссию. Но с появлением в его жизни столь стабильного человека, он сам не заметил, как подстроился под образ жизни другого. Примерно в это время они уже ужинали. Немного дурачились, спорили, почему овощи — это бесполезные продукты. В этих спорах Наруто всегда проигрывал. А потом ложились спать. Какаши закрывал окна и шторы, прежде чем прилечь рядом, а потом отдавался в тёплые объятия мурчащего ему на ушко парня, который засыпал словно по одному велению мыслей мужчины. Такой спокойный и послушный. Редкое явление, завораживающее своей уникальностью. Восьмое чудо света, перед которым у Какаши замирало дыхание. Наруто отдал бы всё, чтобы почувствовать сейчас на своей млеющей коже его сухие тёплые губы. Вдохнул бы запах ели и упился бы уставшим учителем, пускай даже тот будет валиться с ног после тяжёлой миссии. Попытался бы надышаться им и, снова не сумев, уткнулся бы в ключицу холодным ровным носом, лепеча какие-то глупости о том, какой учитель дурачок. Какой учитель глупый и безответственный по отношению к его чувствам. А тот бы гладил его бедро и целовал бы пальцы рук. Подхватил бы на руки, чутко опустил в кровать и… — «Чёрт, это уже не воспоминания…» Наруто прикусил губу, понимая, что всё, что он может представить дальше, лишь фантазия. Между ними никогда не было настолько горячо, чтобы Наруто остался доволен полностью. Его лишали такого необходимого. Лишали полной отдачи и возможности быть облюбленным. Несмотря на единственный печальный опыт, близость виделась ему чем-то волшебным. Книги, журналы, рассказы сверстников… Даже собственная реакция возбуждения. Всё это послужило поводом думать об интиме, как о чём-то приятном, правильном, нужном. Когда Какаши был так необходим, Наруто просто ныл в отчаянии. Ему как будто мстили за то, что он отказался от учителя на полтора года. Иногда он даже допускал мысли, что Какаши и вовсе не хотел его, но малейшая наблюдательность давала понять, что он очень сильно ошибается. Тогда почему его мужчина хочет его и не действует? Парень осознавал смутно… Лишь догадывался, что виной всему трусость и чувство вины за прошлое. Пускай так. Но ведь он сам в себе уверен на все сто! Он не из тех, кто привык бездействовать и отказываться от своих желаний. Кто угодно, но не Наруто. В светлой головушке, откинувшейся на спинку кресла, стали всплывать неловкие воспоминания. Утренние стояки, очертания напряжённого члена мужчины под его задницей, случайные столкновения лица парня и бедра мужчины, очень приближенно к паху, стоны, язык Хатаке рядом с его ухом, слишком затянувшиеся ласки, так и не перешедшие в нечто большее. — «И как мы только умудрились ни разу не переспать за столько времени?» Этот вопрос действительно не давал покоя! Факт воздержания поражал. Особенно если брать в расчёт извращённую сущность сенсея, который ни раз вышёптывал ему на ухо опошленные намерения, так и не воспроизведённые в действия. И в чём тогда смысл?! Ему было мало млеть от обещаний. Единожды Узумаки кончил от одних только ласк, так и не сумев в этом признаться этому довольному садисту. Это было не так давно, и если честно, то ему так всё это надоело. Организм, чёрт возьми, требовал любимого человека! Страдальчески тосковал по его рукам на своей талии. — «Только вернитесь… Только вернитесь, и больше Вы не отвертитесь, Какаши-сенсей!» Это действительно обидно. Злость мальчика за опоздание с миссии перетекала в недовольство воздержанием и обрывалась на мыслях, безжалостно прожигающих его нутро. Не удовлетворённое, взбудораженное и взволнованное нутро. Отуманенное сознание ещё кое-как боролось с накатывающим сном, но тело предательски отказывало, растекаясь по такому удобному креслу, словно плавленый сырок. Наруто не хотел уснуть в тревоге и возбуждении. Он хотел сделать это вместе с учителем обиженно искусав его шею за все свои лишние часы мучений. Где же он?.. Уже плохо различая размытые силуэты в потёмках открытого окна, мальчик тихонько скулит себе под нос адресованные сенсею жалобы. Веки тяжко ноют, медленно перекрывая голубым глазам картину происходящего вокруг, и он сдаётся, как ребёнок. Слабый, капризный и брошенный ребёнок. Ненавидит это чувство. Ненавидит хотеть его больше всего на свете и не получать. Наруто позволяет себе лёгкий полудрём, позабыв об остывающем ужине и не сдержавшись перед мокрым завлекающим сном, ставшим продолжением его фантазий. Оставшись лежать на кресле у открытого окна, он машинально сжимал бёдра и позволял себе тихое мычание с периодическим повторением имени учителя. Со стороны посмотришь, не поймёшь: то ли проклинает его, то ли умоляет о чём-то. Сон был настолько реалистичным, что его тело реагировало на каждое надуманное прикосновение. Вплоть до момента, пока уши парня не вспыхнули от горячего дыхания над ними и контрастно холодного носа, очерчивающего своим кончиком его раковину. Это было реально… — «Ч-что?!» Парень весь продрог, нескромно выдыхая свою обескураженность тихим полустоном. Резкость его реакции, кажется, не смутила наглеца, что его побеспокоил и скорее даже… Рассмешила? За спиной послышался сдержанный низкий смешок, очень хорошо знакомый блондину. Большие холодные ладони сжали и без того покрывшиеся мурашками плечи. Помёрзшие пальцы прошлись по загривку, заставляя напрячь расслабленные мышцы. Он смотрит в уже закрытое окно, точно зная, кто нежит его кожу издевательскими ледяными прикосновениями. Он млеет и дрожит, стискивая зубы и поджимая под себя голые пальцы стоп. Явился чёрт… — Почему ещё не в постели, малыш? Наруто так бесит и одновременно успокаивает этот размеренный тенор, нежно лившийся под приятное трение чужого носа о его макушку. Он так хотел разозлиться на него, но теперь лишь жмурится в растерянности, оставляя большую часть своих претензий в немом режиме. Язык не поворачивается злиться на него. Он ведь переживал. — Причина этого сейчас прямо за моей спиной… Хатаке шумно выдыхает, слыша недовольное бормотание. Очерчивает взглядом силуэт напряжённого мальчишки и прикрывает глаза, терпеливо и сдержанно мыча в ответ: — Прости. Я бы не опоздал, если бы не Сакура. Спешил к тебе, как мог. Ему правда жаль, что эта девка переключилась на него сразу после изгнания Саске из деревни. Правда жаль, что, чтобы отшить её в своей манере, не обидев, пришлось потратить немного времени. Наруто знал, что розововолосая в припрыжку бегала за его любимым, но не придавал этому значения. Он же знает, как Какаши горит им… Как ему плевать на всех вокруг, кроме него. Но когда настырность напарницы доставляет им обоим неудобства, Наруто не согласен с этим мириться. — Сказал ей? О нас… — Нет. — Значит, я скажу. — Не стоит. Она больше не потревожит. Никогда. Парнишка скорчил гримасу раздражения, шмыгнул носом и сложил руки на груди. Сквозь здравый смысл протискивалась ревность, показать которую не мог. Лишний раз заставлять Какаши чувствовать себя виноватым не хотел… Не мудрено, что ещё и на колени перед ним увалится. — Значит, хорошо… — Ты злишься? — Нет. Мужчина читал его по малейшему неровному вздоху. С Наруто всегда было просто. У него всё на лице написано. И не только на лице. Он уверен, парень сильно сдерживается. Дует щёки и противоречиво мечется между тем, как поступить. Какаши знает, замечает накал в юном теле, но делает вид, что не обратил внимание. Обещает себе запомнить этом момент и оставить его на потом, когда он останется наедине с собой. А сейчас лишь старается не усугубить ситуацию.Как жаль, что у него это так плохо получается.
С его стороны так наивно предполагать, что успокоить соскучившегося юношу ему под силу. Но что ещё ему оставалось? Пока Наруто быстро приходил в состояние бодрости, он мечтал отключиться под тяжестью его чертовски горячего тела на своей груди. Жизнь бы отдал за поцелуй и прощение за испорченный вечер… Но не решался даже перебить стоящую между ними тишину. Давненько он не ощущал такой тревоги и волнения. Когда Наруто резко замолкает, это действительно пугает и настораживает. Его говорливость нравилась мужчине куда больше. В этом он всегда узнавал своего Наруто, полнящегося жизнью и энергией. Но в этот раз всё было по-другому. Оба знали, что сейчас что-то произойдёт, но не решались произнести ни слова. Какаши замер в своих махинациях, Наруто запрокинул голову в недовольстве и недоумении, наконец, нарушив тишину. Сколько же можно терпеть это… — Ты знаешь, как сильно я тебя люблю? — Знаю. — Я волновался и… — Очень сильно, я знаю. Парень поджимает губы, резко скидывая со своих плечи чужие руки и подрываясь с кресла, неожиданно бойко и уверенно. — Да нет же! Я так скучаю по тебе, блин! Он преодолевает расстояние в два шага и с прямой угрозой в глазах набрасывается на уставшего сенсея, который от неожиданности даже пошатнулся. Обескураженные чёрные глаза невинно моргают и уходят куда-то в сторону. Наивно прячутся от правды, слышать которую так чертовски опасно! — В последнее время тебя невыносимо мало. Ты уходишь, и с каждым разом я хочу к тебе всё больше. Хочу тебя всё чаще! Наруто кусал локти, метался, справлялся в одиночку с тем, в чём должен был признаться ещё давно. Это ведь не стыдно. Зачем усложнять себе жизнь принципами и нелепым воздержанием, которое обоим только во вред? Узумаки взбудоражен и не скрывает этого. С такой прямой мольбой смотрит на сенсея, который снова напялил свою нелепую маску и скрывается от него, считая, что так будет правильно! Он нетерпеливо снимает её, обвивает руками чужую шею и привстаёт на носочки, чтобы с большим удобством уткнуться в более-менее тёплую шею. Родной запах пробивает на блаженную слабость. Парень истекает по своему мужчине, а Хатаке просто идиот. Хатаке знает, что может не стерпеть. Забыться и всё разрушить. Ему кажется, что всё это не по-настоящему. Не может быть желание его ученика таким сильным и трепетным. Это всё либо его галлюцинация, либо детская прихоть. Думать так будто проще. Но тяга к судорожному дыханию юноши на своей коже всё равно подводит. Последний год был вне всяких сомнений лучшим в его жизни, но за это время он стал тем ещё мастером спорта в рукопашном сексе. Это тяжело, но лучше, чем всё потерять. — Наруто, не надо… Тон, умоляющий и тихий, звучит для парня, как провокация. Ещё как надо! Надо наконец заканчивать с этим, иначе в один момент Наруто будет кончать от одного присутствия мужчины, а Хатаке сотрёт руки в кровь. Наруто прижимается своим стояком к чужому бедру и чувствует поблизости ответное возбуждение. Наконец-то этот холодный мужчина тает для него… — Пожалуйста… Пожалуйста, я умоляю, я больше так не могу. Шёпот мальчика плавит. Заставляет чувствовать себя нужным, незаменимым, востребованным. Этими словами Наруто вручал ему власть, о которой мог очень пожалеть в последствии. — Ты хоть представляешь, о чём просишь? Какаши не уверен до сих пор, пускай это и было очевидно. О него трутся, прижимаются, умоляют. Одним словом, провоцируют всеми возможными методами. А он — слабак перед таким покладистым мальчишкой. Таким текущим, возбуждённым и красивым. Он сглатывает, зная, что не устоит. Кладёт свои руки на изящную талию под объёмной футболкой и мысленно раздевает парня, периодически напоминая себе, что он должен держать себя в руках. Должен, но не обязан, так ведь говорят? Он мог бы сотворить с ним столько грязи… Вжимать в постель, пока не выжмет из этого точёного тела все соки. Пока этот провокатор не сорвёт голос, выкрикивая его имя. Только нужно ли это ему самому?.. Такому светлому, непорочному парню. Нужно ли? — Какаши… Кажется, он слышит, но не слушает. Его имя слетало с губ блондина слишком непринуждённо и достаточно двусмысленно. Сейчас в этом парне эротики больше, чем во всех его книгах вместе взятых. Он ещё никогда не был так близок к тому, чтобы наплевать на своё обещание. Трение стояка о его штанину, собственный член, тесно мешающий сконцентрироваться и что-то невероятно пошлое, адресованное в его сторону… — Трахни меня. Звучит, как сон, как сказка, как некий сюжет из его книжонок, после которого главные герои срываются друг на друга, как последние животные, погрязшие в инстинктах и плотских утехах. Хатаке кусает губы чуть не в кровь, крепко сжимая чужое бедро и прижимая мальца ещё ближе к себе. Его тяжёлое дыхание ложится на хрупкие плечи блондина. Он знает, что поступает правильно. Даёт ему ещё один шанс исправиться и отступить. — Повтори. Не выговаривает, а шипит. Зарывается ладонью в мягкую копну волос и с силой оттягивает её назад, надеясь услышать правильный ответ. Заранее поощряет поцелуями в шею, но слышит только то, что полностью развязывает ему руки. — Какаши-сенсей, прошу, трахните меня наконец-то. Я безумно хочу Вас. Называть его на «Вы», когда они наедине, — запретный приём. Но Наруто решил использовать его именно сейчас. Он замер в руках мужчины, подчиняясь и полностью отдавая себе в этом отчёт. Закатывая глаза от чутких ласк, но продолжал настаивать на своём. Он всегда был упрямым и умел выводить из себя. Что уж говорить о его способностях, когда он такой открытый для него. Бери и властвуй. Как нехуй делать! — Я хочу принять Вас полностью. Почувствовать Вашу любовь в полной мере. Сделать Вам приятно… Я хочу. Уже очень давно хочу! Хочет. Желает. Всем нутром. Душой и телом. Какаши видит, слышит, ощущает и больше не может отрицать. Он заблуждался, думая, что время всё исправит. Что время — это именно то, что было нужно их отношениям, чтобы точно ничего не загубить. Ответ был так близок. Хранился глубоко внутри голубых глаз. Всё ещё самых прекрасных. Всё ещё ангельских, невзирая на отъявленное желание быть выебаным. Ему так идёт эта похоть во взгляде. Чертовски идёт послушание и отчаянная дрожь на честных губах. Он не узнаёт в этом парне того мальчика, что был несколько лет назад. Тот мальчик был ребёнком, не знающим, что значит упиться жгучей страстью. Сейчас же перед ним созревший сладкий плод, мечтающий быть съеденным. Жалеющий познать всё то, что Хатаке хотел и мог ему дать. — Я обещаю сделать это нежно… Сквозь зубы бормотал мужчина, не веря, что решился взять принадлежащее ему по праву. Согласие — по-настоящему прекрасная вещь. Слышать его так отчётливо было экстазом для чутких ушей ниндзя. Всю усталость как рукой сняло. Мышцы словно и не ныли, голова не раскалывалась. Кто такая эта ваша Сакура, он сейчас уже не вспомнит. Ночь, похоть и два горящих друг другом человека. Наруто хотел и мог называть это любовью. Какаши безмолвно соглашался, завлекая возлюбленного в чуткий влажный поцелуй. Глубокий, неравноправный, требовательный. Мужчина словно спрашивал с мальчишки за его грязные слова. И как было не стыдно произносить их своему сенсею? Тому, кто помнит мальчика ещё совсем крошечным котёнком. Комочком радости и неусидчивого сумасшествия. Теперь он стал тем, кто сводил с ума… И знал ведь это. Прекрасно знал, что так влияет на Хатаке, и нагло, очень нагло пользовался. Наруто — сильный мальчик, но не в руках своего сенсея. Когда его бёдра так ноют и изнемогают, когда чужой шустрый язык так умел с ним, вспоминать о своём превосходстве в некоторых аспектах жизни не приходится. Какаши подхватывает под колени разгорячённое тело, жёстко разрывая поцелуй. Направляется к кровати и небрежно опускает свою жертву на идеально заправленную до этого момента постель. Он всегда был до одури педантичен, но видно, на подобные моменты его аккуратность не распространялась. Ничего вокруг не видит, кроме мнущегося, ёрзающего и с какого-то чёрта ещё одетого блондина. Без стыда пялится и упивается моментом. — Это ты называешь «нежно», милый? — Не нравится? — Ох нет, прошу, только не останавливайся. Эх, Наруто-Наруто, божий одуванчик… Да если бы Какаши и хотел, то уже вряд ли смог бы остановиться. Несколько движений поспособствовали избавлению от собственной одежды. Этот жилет и водолазка на нём только мешали мальчику восхищённо вздыхать при виде обнажённого торса сенсея в тусклом свете настольной лампы неподалёку, которую оба благополучно забыли выключить. И к чёрту, так ведь даже лучше! Легче контролировать процесс. Жадность до тел друг друга их поработит, но до того они успеют насладиться волшебством их первого раза. Оба и сполна. Сильные руки ловко сорвали с выгибающегося парня футболку и примкнули к изгибам хорошо очерченной талии. С возрастом блондин стал ещё более фигуристым и сексуальным. Крепкие мышцы подтянутого живота и груди завлекали пройтись языком по каждой впадинке и отметке идеального тела. Как бы ни звучало парадоксально, чем меньше одежды оставалось на Узумаки, тем жарче становилось его неприспособленному дрожащему телу. Он не видел в своём партнёре угрозы. Не видел в нём того человека, который сделал с ним ужасные вещи три года назад. Его насильник исчез навсегда ещё давно. А перед ним его избранник, которому он позволит многое и никогда не пожалеет. Парня окутывали нежные касания, без остановки ложащиеся поцелуями на его нежную кожу. Покрывали шею, хорошо выраженные ключицы задевали твёрдые соски, сменяясь ласками чуть более мокрыми. Всё это вызывало только трепет и доверие. Отзывчивость его тела вводила мужчину в мандраж, придавала уверенности и разжигала лишь большее вожделение. Он и представить не мог, как сильно его ученик может возлюбить своего учителя. — Ох, да, прошу, скорее! Шершавый язык Хатаке так тщательно вылизывал крошечные розовые выпуклости. Идеальные, горячие, непозволительно возбуждённые. Под ним ныли, содрогались, млели и под этим натиском он необратимо слабел. Давая волю своей единственной слабости. Пока мальчишка не в силах сдерживать свои постанывания, мольбы, он не в силах перестать смотреть на его слишком милое лицо. Любоваться им и продолжать ублажать — всё, что было нужно для счастья. — Клянусь, я сведу тебя с ума. Опускаясь ниже, мужчина задел носом твёрдый бугорок под уже малость влажным нижним бельём. Значит, слова о том, что по нему текут, были действительно значимыми. Малыш с ним очень честен. Он это ценит. Представляет, как стыдливо Узумаки заливается краской, но не сдерживается, чтобы не убедиться. Смотрит на него так беспристрастно и стягивает нижнее бельё с восхитительных бёдер. Быстро запрокидывает стройные ноги и возвращает их в прежнее положение, малость раздвигая и пристраиваясь между. Медлить сейчас будет преступлением. Как он может заставлять ждать своего любимого ученика? Берёт в рот горячую влажную головку и увлечённо посасывает, удивляясь такой шустрости его мальчика. Губы только-только скользнули по длине к основанию, а Наруто уже заполошился, словно вот-вот и кончит, как самая несчастная жертва пубертата. Заёрзал, застонал, пытаясь ухватиться за не спасающие простыни и, кажется, что-то сказать. — К-какаши, н-нен… блядь, не надо! Я сейчас просто!.. Узумаки схватил мужчину за волосы стараясь предотвратить последствия своей несдержанности, но уже через пару ласковых махинаций с его членом горячо и порывисто излился с истошным стоном. Не сумел продержаться и минуты в адском пекле чужого рта. Ему никогда не было так приятно от собственной руки или клона. — Прости, боже… Прозвучало так неискренне в контексте такого явного довольства происходящим. Но Какаши всё понимает. Не медля сглатывая вязкую сперму, разлившуюся по языку и с наслаждением облизывает губы. Знает, как приятно ощущать покорность, и готов без труда проявить её в такой прекрасный момент. Наруто кажется ему сладким, даже приторным. Частое употребление этого наркотика точно приведёт к неумолимой зависимости. Переизбыток дофамина и окситоцина сведёт его в могилу, и это будет самая ахуенная смерть на свете. — А если не прощу? Провокационный вопрос звучит пугающе. Мало что понимающий, пытающийся отдышаться парень не мог в полной мере понять, что значит эта ухмылка и приподнятые брови. Онемев в ожидании, он стиснул зубы и пытался поджать подрагивающие колени, но безуспешно. — Тогда вытяни из меня извинения, которых будет достаточно… Как пожелаешь. Вседозволенность — это так прекрасно. Какаши расплывается в ухмылке и с садистским удовольствием сжимает чужие бёдра. Чуть ли не рыча, впивается взглядом в мягкие черты выпирающих тазобедренных костей. Опускается, покусывает бледноватую кожу около них и трётся щекой о всё ещё твердый стояк своего младшенького. — Ты не представляешь, как сильно я тебя люблю… Одно порывистое движение, и Наруто оказывается вжатым в кровать, уже лёжа на животе. Какаши перевернул его с такой лёгкостью, что Наруто и не понял, когда картинка перед глазами сменилась с расплывчатого образа его мужчины на некоторую темень и невнятные очертания мятой ткани одеяла. Смотреть на Какаши было приятнее, но в таком положении он был ещё более беззащитен и слаб. Узумаки чувствует сильную руку на своей спине, приходящуюся по его позвоночнику. Слышит звук падения чего-то очень лёгкого на пол и предполагает, что это была нижняя часть одежды мужчины. Хочет повернуть голову, но замирает в момент, когда шею с затылка перехватывает строгая ладонь. — Не двигайся. Тон не звучал холодно, но вызывал табун мурашек. Сглотнув, младший сильно стиснул свои потные ладони, нетерпеливо ожидая дальнейших указаний от своего сенсея. Он ведь прилежный ученик, покладистый. Глядишь, не будет так мычать и рыпаться, и по головушке погладят. Хатаке нависает над парнем, довольный и взбешённый одновременно. Он чувствовал, как пульсация собственного члена расходилась по всему телу болевыми судорогами. Сердце билось, как умалишённое, а он отчаянно терпел, предвкушая избавление от всех мучений. Уже совсем скоро. — Приподними-ка свою потрясающую задницу, милый. Приглушённый шёпот, горячо разившийся у уха, взбудоражил и въелся в самое сознание. Наруто всё осознал и понял с первого раза, расторопно выгнулся и стал на колени, задрав свой зад как можно выше по чужой указке. Такая поза его до безумия смутила и возбуждала одновременно. Зажмурив глаза, он сразу же стал морально готовить себя к тому, что по началу может быть больно. Без этого никуда, но разве эта боль сравнится с тем восхитительным осознанием, что они наконец могут заняться сексом и на него больше не смотрят, как на ребёнка? Какаши обещал быть нежным. Опять предать свои слова будет просто богохульством по отношению к ангелочку. К великому сожалению, смазки под рукой не было за счёт неожиданности всего происходящего, но разве они не справятся без неё? Тихо рыкнув себе под нос, Какаши быстро сообразил, что делать, а Наруто только поджал губы в вынужденном ожидании. Секунда, и Хатаке сминает в руках округлые мягкие ягодицы, попутно их раздвигая и любуясь чудесной задницей парня. Вряд ли Узумаки представляет, насколько его тело горячее и манящее. Он обязательно расскажет ему, когда заполнит этого провокатора собой до краёв, но сначала… — Расслабься. Мужчина льнёт языком к плотно сжатому колечку мышц, стараясь создать меж упругими ягодицами более влажную среду. На слюну он точно не поскупится, ведь она так и текла при виде потного, тяжело дышащего блондина, скулящего от его неожиданных ласк. Наруто правда ошеломили эти ощущения. Заставили вспыхнуть, дёрнуться, почти что подорваться на локти. Только Хатаке усмирил его позывы, продолжив протискивать кончик языка внутрь, попутно раздвигая и растягивая слегка напряжённого мальчика. Это было ожидаемо, но он надеялся, что вскоре сможет добиться полного раскрепощения своего партнёра. Какаши был внимателен, интенсивен. Входил языком всё глубже, обволакивал горячие стеночки узкого отверстия и упорно не хотел сдаваться. Душу из него вылижет под сопровождения чертовски мотивирующих стонов и криков его имени. — Какаши… Какаши-сенсей! Ши… Звучание этих вздохов провоцировало, восхищало и мучало. Наруто, отвлечённый на новые ощущения, совсем не понимал, что с ним делают, но точно знал, что ему это очень нравится. Дрожащие локти прекратили любые попытки удержаться. Он упал и расслабился, как и было велено. Наконец смог принять тот факт, что под Хатаке ему точно не о чем переживать. — Это слишком… В изнеможении протянул парень, когда язык его учителя забрался так глубоко, как только можно, и без терзаний совести вытворял там всё, что заблагорассудится. Но всё же после его слов отстранился, мокро причмокивая у входа мальчика. — Слишком? — Слишком ахуенно. Хатаке резко шлёпает по заднице сорванца, возмущённо приподнимая брови. А тот в ответ тихонько вскрикивает и дует щёки на заслуженное наказание. Такие грязные слова из ротика его безвинного мальчишки просто ошеломили учителя. Стоит преподать ему потом урок культуры речи. Поставив на колени, например… — Следи за языком. — Так же прекрасно, как это делаете Вы, точно не выйдет. — Научишься. Мужчина ухмыляется, поглаживая покрасневшую от удара ягодицу. У них ведь всё только начинается. И именно в его силах сделать всё, чтобы Наруто сошёл с ума от близости с ним, нуждаясь в ней, как в чём-то жизненно необходимом. Жизнь покажется райским сном, если всё будет именно так. Какаши уверен в себе, но всё равно на нервах. Оставляет поцелуй на копчике парня и попутно выпрямляется, пристраиваясь членом меж чужих упругих ягодиц. Медленно проскальзывает вверх и вниз, пока лишь задевая расслабленное колечко мышц. Проводит ладонями по изгибам талии юноши, чувствует смирение, похоть и тяжесть возбуждения обоих. — Не волнуйся, солнышко… А солнышко невнятно, скомкано скулило. Кажется, кивая и обнимая впереди лежащую подушку. — Всё будет хорошо. Он обещает, скрипит зубами и наконец позволяет себе вжаться головкой в мокрое местечко. Растягивать удовольствие уже нет сил. Он очень надеялся, что малыш не испугается в последний момент, но действовал решительно, аккуратно вводя сочившуюся твёрдую головку внутрь. Проскользнула хорошо, но явно доставила дискомфорт, который отразился тихим мычанием в подушку. Прикусив губу, мужчина на секунду остановился, следя, чтобы всё не вышло из-под контроля. Он думал, что стоит помедлить ещё, но вдруг услышал истошную мольбу. — Чёрт, да войди ты уже полностью! — Не спеши, малыш. Тебе может стать неприятно. Узумаки с хныканьем выдохнул, решив послушаться более опытного мужчину. Он задыхался и мечтал почувствовать его полностью. Хатаке это льстит, но не до такой степени, чтобы поверить в безболезненность анального секса с нетренированным мальчишкой. Он аккуратно протискивался глубже, придерживая хорошо очерченные бёдра и заглядываясь на прекрасные сведённые лопатки на крепкой спине. Наруто держался умничкой, проронив лишь парочку сомнительных стонов, которые Хатаке обозначал, как болезненные. Но уже через несколько секунд полностью введённый член поспособствовал облегчённому тяжёлому вздоху. Кажется, всё шло более чем прекрасно. Какаши расслабился, дав волю бесподобным ощущениям. Так тесно, что даже малость больно. Но влажность и жар затмевали собой все незначительные помехи. Не говоря уже об осознании, что он может быть с тем, кого лелеял и мечтал любить несколько лет. Когда Наруто стал дышать чуть-чуть ровнее, это было расценено за готовность продолжать. Постепенными, неторопливыми движениями Хатаке входил в парня, нестабильно подрагивающего от скользящей по простате головки. Сначала зашуганный мальчик не понял, что происходило с его телом, но после более уверенных движений своего мужчины растаял, не сдерживая голоса. Какаши, казалось, нашёл все его чувствительные места и запустил необратимый процесс влюблённости в их совместный интим. Каждый толчок отдавался сладостной негой в плоском животе. Парень закатывал глаза, пуская слюни по уголкам губ. До хруста костей выгибался под руками учителя и стонал, забыв о всех приличиях. Наконец мужчина обомлел и мог позволить себе сорваться. Он стал слегка грубее, но всё ещё придерживался ранее поставленной цели: главное — сделать приятно Наруто. Уже потом его собственные желания. Оба наслаждались друг другом, без доли стеснения проявляя это. Хатаке и сам, совсем неровно громко задышал, благодаря бога и своего ангелочка за его существование в его жалкой жизни. Склонился над парнем, примкнув грудью к спине и впопыхах нашел его руки, накрыв их своими и крепко сжав. В перерывах между попытками не задохнуться в любимом, целовал его шею, загривок и плечи, обжигая и без того горячую кожу. — Боже, ты бесподобен, Нару… Какие-то минуты мучений были преодолены, и теперь только наслаждение окутывало двух грешников, томящихся в тёплых объятиях ночи. Пошлые, влюблённые, не знающие морали и ценностей. Без лишней мысли — они пусты. Всё, что в них осталась, — тяга друг к другу и неумолимое вожделение тел. Потерявшись во времени, они стали счастливы. Хатаке наконец-то получил желаемое и, достигнув пика своего порочного чувства, излился глубоко в своего юного любовника. Порывисто, грубовато, с неистовым облегчением. Наруто последовал его примеру после последнего уверенного толчка, от которого он забыл, как дышать. Хватая воздух ртом, весь продрог и мгновенно ослаб, избавившись от всей накопившейся тяжести своего грязного желания. Даже тяжесть тела не могла затмить этой лёгкости в душе. Эта ночь подарила им пламя, против которого не хотелось бороться. Они приняли как данность эту возможность и уже никогда не пожалеют об этом. Оба устали. Так сильно устали, но они безусловно самые счастливые люди на Земле. Мужчина медленно вытащил удовлетворённую плоть из парня и, придерживая его мокрое лишённое сил тело, бережно уложил на кровать, попутно переворачивая на спину. Картина маслом: запыхавшийся, покрасневший, с мокрыми губами и невообразимо пошлыми глазами… Его ученик. — Видел бы ты себя, солнышко. Но и для Наруто было открытием увидеть такое лицо своего сенсея. Томное, довольное, даже слегка садистское. — Взаимно, сенсей. Из последних сил съязвил парень, довольно заваливая мужчину рядом с собой. Мокрые простыни, мокрые тела, сперма, всё ещё вытекающая из задницы парня и взаимопонимание, достигшее пика. Теперь они смотрят друг на друга по-другому. Видят нечто большее, чем саму любовь. Видят единение. Всегда и навечно. Казалось, даже сердце у них билось одно на двоих и уже просто не тянуло бодрствующего состояния. — Я счастлив. Что ты позволил мне. — Ох, брось. Это было чудесно… Стоило сделать это намного раньше. — Я боялся снова потерять тебя… — Это невозможно. Уже нет.Уже никогда.