the aurora that is you

Утро было любимой частью дня Минхо. Чаще всего это было так, потому что его будили и приветствовали свежесваренным кофе в холодные дни и айс-кофе в дни, когда летнее солнце нагревало их с Феликсом апартаменты в ту же секунду, как лучи проникали внутрь сквозь окна их спальни. Чаще всего это было так, потому что это были дни, когда они оба были в самом нежном своём состоянии, слишком ленивые, чтобы сделать многое, но уже достаточно бодрые, чтобы быть способными боготворить друг друга так, как они умели лучше всего. Большинство времени Феликс просыпался первым. Он любил вставать как раз вовремя, чтобы посмотреть на рассвет через их огромное окно и понаблюдать за тем, как Минхо ворочается, потому что запах кофе, который младший варил для него, щекотал ему ноздри. Минхо был просто великолепен по утрам, великолепен в целом, но когда золотистые оттенки рассвета падали на его лицо в янтарной тени, Феликс чувствовал возрастающую любовь к своему парню больше всего. Он поставил кружку с жидкой энергией на прикроватный столик Минхо, после сворачиваясь в клубок под одеялом рядом с ним. Голая грудь Минхо была тёплой и буквально представляла из себя обогреватель под простынями и одеялом. Будто по сигналу нос Минхо сморщился, а глаза под веками подёргались, пока их хозяин медленно выходил изо сна, а Феликс проводил подушечками пальцев прямо под его ключицами. — Хей, соня, — нежно позвал его младший, даря нежный поцелуй шее Минхо. Тот улыбнулся в объятия и приподнял голову, чтобы дать Феликсу больше доступа к шее. Его парень прижался к пространству, которое освободили специально для него, блаженно прижимая свои пухлые губы к голой коже шеи старшего. — Утра, — ответил он, голос хриплый из-за прерванного сна. Звук провибрировал на губах Феликса, а тепло распространилось по его телу словно от электрического одеяла. Минхо почувствовал, как воздух покинул рот Феликса, когда тот хихикнул, слишком рано отодвинувшись от его шеи. Именно поэтому он проскулил, обхватив крепкими руками туловище своего парня. — Вернись. Феликс хихикнул, подняв бедро на талию Минхо, чтобы обернуть вокруг него ноги, а затем приподнялся на матрасе, чтобы сжать Минхо между ним и кроватью. После он наклонился; его глаза были закрыты, когда он заключил своего парня в объятиях. Руки танцора нашли талию Феликса — они идеально подходили друг другу, как будто были созданы по образу и подобию. — Я так по тебе скучал, — пробормотал Минхо в их поцелуй. Так было всегда по утрам — медленно, тепло и отчаянно. — Оу, ты не видел меня в своих снах, это так печально, — Феликс щёлкнул языком, прежде чем наклониться ближе к телу своего парня. Минхо игриво шлёпнул по бицепсу младшего, и его мягкий смешок был коротким, потому что Феликс потёрся бёдрами о тесные боксеры, которые закрывали нижнюю половину туловища парня. — Настоящий ты гораздо лучше, — ответил Минхо, прикусив нижнюю губу, когда Феликс нарочно прижал свой стояк к его. — Правда? — Подразнил его младший. Минхо любил его. Больше, чем что-либо в этом мире. В такие моменты их любовь друг к другу увеличивалась; не потому, что он был возбуждён, а потому, что знал, что он в безопасности, что он дома рядом с Феликсом, и нет больше места, где он бы хотел быть, нет больше места, где он чувствовал себя комфортнее. Где он знал, что он там, где и должен быть. — Всегда, — ответил Минхо, прежде чем притянуть парня для глубокого поцелуя, используя язык больше, чем раньше. Глаза Феликса закатились, когда старший провёл рукой по его боку, и он почувствовал покалывание в грудной клетке, ощущение которого спускалось к его члену. Младший выпустил мягкий стон, губы раскрылись, и он перекатил свои бёдра о бёдра Минхо в третий успешный раз. — Так приятно, — выдохнул Феликс. Он откинул голову назад, и Минхо наблюдал за тем, как он трётся об него; рассвет позади него заставлял все фигуры теней разнестись по их общей комнате. Минхо уже было сложно представить времена, когда они жили раздельно, когда утра, проведённые вместе, были самыми удачными моментами их жизней. Может, именно поэтому они так наслаждались утрами — теперь, когда они могли иметь их вместе гораздо чаще, казалось невозможным вернуться к тем временам. — Правда? — Спросил Минхо, он положил руку на бугорок в боксерах Феликса, надавив на его прикрытую тканью длину. — Подожди, — пробормотал Феликс. Он снял боксеры за несколько секунд и потянулся на кровати, чтобы найти в ней смазку и презерватив. Минхо задрожал от волнения, не осознавая то, насколько его хныканье возбуждало его любовника. Несмотря на то, что усталость всё ещё затуманивала его мозг, он был болезненно возбуждён, не мог остановиться, пока не удовлетворит младшего, пока сам не насытится желанием. — Хорошо, — промычал Феликс, убирая растрёпанные после сна волосы Минхо с его лица. Он наклонился, чтобы поцеловать его в лоб, прежде чем подвинуться ниже, проходя руками по мускулистой груди танцора. Феликс был словно бог, который возвышался над ним, он был жутко красивым. Он мог быть воплощением Гелиоса, греческого бога, и олицетворением солнца. Всё, что ему требовалось, это колесница с белыми лошадьми, ореол, и вот он предстал бы богом прямо перед ним. И его веснушки? Блять, его веснушки. Минхо прекрасно понимал, что эти красивые пятнышки были первым, что люди замечали, посмотрев на его парня, а также то, с каким чувством достоинства тот имел их. Веснушки покрывали не только его щёки и нос, но также распростёрлись по его спине, и даже на бёдрах было видно несколько тропинок из них. Сейчас Минхо даже не мог сравнивать их со звёздным небом — они были совершенно особенными в своей красоте, неспособными сравниваться с чем-либо ещё, как ничто, ничто не могло сравниться с абсолютной красотой, которую они несли. Феликс ласкал кожу вокруг грудных мышц Минхо ладонями, а затем провёл ими всё ниже и ниже, пока не достиг резинки его боксеров. Он постучал пальцами по бедру старшего, и тот приподнял таз, позволив парню спустить ткань вниз по его ногам и отбросить боксеры в сторону. Член Минхо лежал у него на животе, и, если бы не утро, он бы смутился тем, как сильно из него течёт на его лобок. — Блять, какой же ты красивый, — простонал Феликс, целуя мясистые бёдра Минхо. Он аккуратно присасывался к коже, достаточно близкой к паху, так, чтобы оставлять небольшие покраснения. — Нет, ты, — прорычал Минхо, его член дёрнулся, и он зажмурился. Он был так чертовски возбуждён, что был готов к тому, чтобы Феликс вошёл в него. Тот заставил его замолчать, раздвинув его ягодицы и проведя языком по отверстию. Он размашисто лизал, задыхаясь, когда Минхо не мог себя контролировать, сжимаясь и разжимаясь внизу. Он был на грани распада и знал, что Феликс соберёт все его кусочки и воссоединит его снова с невероятной лёгкостью. Изящные пальцы блондина толкнулись в Минхо в унисон с рукой, которая проводила вверх и вниз по его члену. Минхо медленно сворачивался под ним, бёдра были под болезненным контролем, пока он пытался держать свои ноги раскрытыми для своего парня. Было бы так легко заманить Феликса под него, чтобы тот побыстрее проявил храбрость. Но это было совсем не то; это было не тем, для чего были созданы утра. Тепло, пришедшее с восходом солнца, обволакивало их в успокаивающую ласку, усиливая чувства, растущие в животе Минхо. Феликс убрал руку с его члена, чтобы выдавить смазку на свои пальцы, что принесло недовольный стон из губ его парня. Феликс успокоил его, утешив свободной рукой, проведя ею по его светлому животу, прежде чем быстро вернуть свои пальцы туда, где они были раньше, — внутрь любовника. Он использовал два пальца, чтобы растянуть его, стеная, пока сам Минхо стонал под ним. Желание возрастало, пока Феликс будто накладывал на них заклинание. — Пожалуйста, Ликс, я хочу тебя. Я нуждаюсь в тебе, — хныкал Минхо, лениво произнося слова. Феликс медленно вытащил из него пальцы, наслаждаясь тем, как он вызывал подрагивание члена старшего. Феликс взял подушку с кровати и одной рукой приподнял бёдра Минхо, чтобы подложить её под них. Так он сможет войти глубже, дав себе больше свободы действий, ведь так он сможет целоваться с парнем, пока они занимаются любовью. Он вскрыл обёртку презерватива и растянул по всей длине члена, опытно смазав его и Минхо. — Хочешь меня? — Его натурально низкий голос так глубоко укоренился в нём, вызывая у Минхо волнение. — Ликс, я блять нуждаюсь в тебе, — выдохнул Минхо, едва ли способный продержаться ещё хоть мгновение. Феликс пристроился к нему, постепенно двигаясь вперёд и упиваясь бесконечными стонами Минхо, пока тот приспосабливался к длине парня. Он чувствовал себя таким полным — физически и метафорически. — Пожалуйста, двигайся, — прошептал он, потерев сонные глаза, когда Феликс начал медленно в него вталкиваться. Они двигались вместе, бёдра младшего толкались по направлению к Минхо, глубоко и жарко. Его член был такой тёплый и мокрый, и Минхо так стонал, что Феликс медленно вышел из него. — Ах, — вскрикнул старший, когда Феликс резко вернул бёдра обратно. Он мог быть грубым, но в то же время таким нежным. Феликс умело управлял своими движениями, потратив годы на то, чтобы узнать, на что больше всего реагировало тело Минхо, узнать, что чувствовалось наиболее волшебным. Минхо словно перенёсся на другой уровень существования; тепло, проходящее по его позвоночнику в вены и в член, было его любимым чувством в мире. Ну, это и поцелуи Феликса на ночь. Феликс поглаживал его щеки, пока толкался в него и наслаждался происходящим. Феликс покрывал поцелуями челюсть Минхо, шепча «красивый, какой же ты красивый», прежде чем покусываниями добраться до его мочки уха. Закрытые глаза старшего были похожи на полумесяцы; Феликс продолжал шептать похвалы ему на ухо, красноречиво проводя пальцами по его грудной клетке. Ты самый красивый человек, которого я когда-либо видел. Ты так прекрасно стонешь. Никто не сможет сравниться с твоей красотой, дорогой, никто. Ресницы Минхо подрагивали, а он сам расплылся в глупой улыбке; его губы были холстом, готовым к тому, чтобы на нём рисовали. Феликс стремился создавать искусство на холсте, двигая губами и целуя Минхо, его темп ускорился, и он чувствовал, что приближается к оргазму. Минхо оторвался от губ парня, чтобы отдышаться, и, когда он посмотрел точно в глаза Феликса, его жгучий взгляд был наполнен невероятной любовью. Глаза его парня были словно стеклянными, пока он продолжал втрахивать Минхо в матрас. Их любовь друг к другу невозможно было описать словами, её можно было понять, только если почувствуешь что-то подобное сам. Минхо разглядывал веснушки Феликса, пытаясь изо всех сил поддерживать с ним зрительный контакт, опасно приближаясь к своему пику. Он откинул голову назад, обернув руки вокруг шеи своего парня и опустив его ближе к себе, чтобы поцеловать. Минхо высунул язык изо рта, совершенно оттраханный, и нелепо облизывал губы Феликса, пока тот раз за разом задевал его простату. — Ликс, я сейчас кончу, — высоко простонал он, чуть ли не умоляя о разрядке. Минхо случайно укусил губу младшего, когда тот коснулся своим членом его простаты. — Кончи, Минхо, кончи для меня, — простонал Феликс, его темп лениво замедлился, потому что его конечности устали, прежде чем достичь конечного пика. Дыхание Минхо выходило из его лёгких медленными порывами, пока Феликс продолжал толкаться в одну и ту же точку, чтобы заставить старшего ощутить удовольствие. Они были пластинкой на повторе, Феликс крутил Минхо идеально, пока всё не завершилось. — Я люблю тебя, — Минхо тяжело дышал, когда оргазм рассеивался по его телу, а затем кончил с непристойными стонами и тяжёлыми, чуть ли не мучительными вздохами. Сперма окрасила его туловище белыми пятнами, а Феликсу было абсолютно на это наплевать — он тёрся грудью об абсолютный липкий беспорядок на коже его любовника. — А я люблю тебя, — прошептал Феликс, замедлив темп, всё ещё толкаясь в Минхо, пока тот находился в своих высоких облаках из удовольствия, ожидая, что вскоре младший присоединится к нему. Это не заняло у него много времени — несколько толчков, и он кончил в Минхо — жар между ними усилился будто порывом ветра. Младший хрипел, случайно обрушившись бёдрами на Минхо, его тело непроизвольно тряслось, пока оргазм взял под контроль его чувства. Он упал на грудь своего любовника, и тела, истекающие потом, скользили друг об друга, когда Феликс наконец вышел из парня. Он завязал презерватив и кинул его в мусорку рядом с кроватью. Затем он свернулся около Минхо после того, как страстно поцеловал его; их губы были совсем рядом, пока они пытались оправиться от ленивого секса, который каким-то образом оказался одним из самых активных за последнее время. Минхо было всё равно, что его кофе остыл и что Феликс попытался украсть несколько глотков из его кружки. Ему было всё равно, что ни один из них не покидал комфорт их большой кровати, несмотря на то, какой беспорядок они натворили. Ему было всё равно, что усталость вернулась к нему в тот момент, когда он сел, и Феликс предложил ему ледяную жидкую энергию, которую он приготовил, проснувшись чуть раньше него. Всё, о чём он заботился, так это о том, чтобы провести утро с любовью всей его жизни, занимаясь любовью и купаясь в лучах солнца. У него была собственная Аврора, собственная утренняя заря, его Феликс. И он был очень этим доволен, ведь он был самым счастливым человеком на Земле. Возможно, во всей вселенной. Всё было невероятно просто.