Затухло пламя и остался только пепел

Филипп имел малое представление о том, что ждёт его по плану сегодняшнего вечера. Приглашение было отправлено не на его имя, а вольноприсутствующие тут только лишь на словах. Конверт с витиеватым вензель грел грудь под рубашкой, но раз вас не зовут, то нужно сделать так, чтобы вообще появление не вызвало вопросов. Он любил удивлять, но не меньше любил удивляться и заранее не смотреть, но вполне предполагал, и когда его бесцеремонно потянули за рукав со словами «Его величество прибыл, сейчас начнётся!» лишь развернул надоедливую даму за плечо с характерным хлопком и небольшим усердием. По мере расползания его искренней и мягкой улыбки на лице, дама инстинктивно сводила плечи в попытке скинуть его тяжёлую ладонь, уже издавая какой-то сдавленный всхлип попросила перестать, стало быть… Ему, в отличие от некоторых, повторять дважды не надо. Он глубоко моргнул, качнув головой, разметав по плечам небрежно волны тёмных кудрей. До появления этой спутницы одного графа, который свято верил и божился, что Де Левуазье знает, вполне себе было прилично: пили белое вино и обсуждали каким-то смехом разделения Габсбургов на испанское и австро-венгерское крылья, но он не наследницей ренессанса — Étagère, чтобы на него вешались, как одежда на крючок изо всех сил стараясь вызвать, эмоции у спутника и натолкнуться на конфликт. От собеседницы Филипп отмахнулся, показав свой характер, а с мужчиной, без слов понял намёк, дошли до просторной залы. Оттанцевав пару дежурных, Филипп решил взять небольшой перерыв, дабы лишний раз не тревожить нанесённый бережно слой белил, и эта процессия была весьма кстати, как и легкие взмахи веера. Он оправил рюши на рукавах. Разминулись с мужчиной в дверях, как бы невзначай молодой человек решил потеряться, и бесцеремонно, не глядя, опустился в кресла первого ряда, нагло ногу на ногу закидывая. Успел только глянуть, что кресла королевские пустуют, но пожал плечами, оттягивая ворот рубашки с пышным жабо. Расположился более чем привольно, вольготно только метнул взгляд в сторону, — почувствовал однозначно лёгкое сметение, может даже неловкость попервой, но видом своим никак не выказал, расплываясь в легкой улыбке и взглядом заинтересованным слегка одарив и смерив. — Добрый вечер, Ваше Величество, — он учтиво кивнул, манерно имитируя поклон. — Ваше Преосвященство, — в кивке прикрыл глаза уважительно, из любопытства хотел было спросить, отчего не на своём благородном месте, но ответ нашёлся спешно и скоро, он один. Ни королевы, ни фаворита. — Отчего один вы и невеселы? Сегодня обещали нечто грандиозное, очень бы хотелось, чтобы это подняло вам настроение и вы одарили сиё место вашей солнечной улыбкой. Людовик повернулся к Филиппу, окинул его любопытным взглядом, кивнул, улыбнулся рассеянно. Что за наглец, что к нему с беседой лезет? Почему не представили? Или представляли, а он забыл, как обычно. Впрочем, симпатичный, вряд ли бы забыл. Левуазье ухмыльнулся лукаво на промелькнувшую потерянностью, в глаза глядя, косясь на кардинал с присущим любопытством. Он принял полуоборотное положение, наиболее ему удобное. Бесед он избегать не планировал, своего положения так глупо упускать, когда судьба ему благоволит? Абсурд и глупость! Началось представление. Пастухи и пастушки порхали по сцене, и Людовик даже засмотрелся на кого-то, но интерес быстро пропал. По одну руку от него сидел слишком таинственный кардинал, молчавший изнурительно, а по другую не менее привлекательный незнакомец, поэтому происходящее на сцене ему наскучило. Король ёрзал и отвлекался, отчего распорядитель, наблюдавший за реакцией монарха из угла, нервничал и был близок к обмороку. — Ну же, Ришелье, — не выдержал Людовик, — выкладывайте, с чем вы пришли. — С сущей безделицей, Ваше Величество, — приятно улыбнулся кардинал. — Вы ведь помните о бале в городской ратуше? — Конечно, — ответил Людовик незамедлительно, пытаясь понять, к чему кардинал клонит. — Не тяните же. — И ваша августейшая супруга обожает балы. Было бы прекрасно, если бы Её Величество порадовали Вас и всех подданных, надев на этот бал алмазные подвески, которые вы подарили ей. — А что с этими подвесками, кардинал? — спросил Людовик. — О, Ваше Величество, об этом вы узнаете в день бала, — ответил Ришелье уклончиво. Старый лис. — На этом я должен откланяться, а вам, Ваше Величество, советую избегать сомнительных знакомств. — Сомнительных в каком отношении? — Во всех, Ваше Величество, — многозначительно ответил Ришелье и посмотрел на Филиппа сродни холодной презрительности. После его ухода Людовик совсем потерял интерес к танцам. Он снова посмотрел на Филиппа. «А ведь не зря кардинал предостерёг от знакомства с ним, видимо, очень приятный молодой человек», — подумал Людовик. — Как вам эти феи? По-моему, тощи и неуклюжи, — сказал Людовик, поворачиваясь к Филиппу. Левуазье на сцену смотрел равнодушно, периодически сменяя позы на более удобные, но и то лишь от безделия. Стук нервный его каблуков раздавался среди первых рядов дурным знаменем. Он закатывал светлые глаза или улыбался снисходительно, лицо его было довольно спокойным. Сейчас же поставил вторую ногу на колено и периодически болтал, демонстрируя степень скуки. Ему был гораздо интереснее повод нахождения здесь кардинала, а положение более чем позволяло это дело подслушать и что-то содержательное вычленить. «Подвески? А чего не так с этими подвесками? Кардинал, да о такой глупости… Не об этих ли делах говорил? И про знакомства… Не просто так это, во Франции просто так ничего не делается» обернулся в поиске нужного сероглазого, верно, сейчас насмешливого взгляда, но решил, что после, со всем разберётся после. И он уверен, что тот об этом знал ещё до этого. У него предчувствия на подобные тёмные дела. Наверняка узрел, что рядом с кардиналом и Королем по воле случая уселся. Ощущение, что он не понял чего-то главного. А с королевой на его памяти последнее, что было, это свидание с герцогом Бэкингемом после чего в страну он стал не ездок… Зря он, верно, ищет скрытый смысл… Чтобы лицо не терзала эмоция растерянности и задумчивости, он горделиво улыбнулся, в легкой отрешенности толкнув язык за щеку и незаметно для себя накручивал на узловатые пальцы смольные кудри в попытке вновь обратить своё внимание на сцену. Когда кардинал ушёл, стало не то, чтобы спокойнее, но мысль о том, что король знает гораздо меньше не делала погоды, нужно было просто расслабиться… Хоть и никогда он не питал тонкой любви к искусству. На вопрос Его Величества сначала подумал, что ослышался и ему показалось, но он спокойно перевёл взгляд со сцены на него и обратно, удостоверившись, подвинулся слегка в левую сторону, дабы не слишком громко разглагольствовать. — В самом деле, это ещё на пастушках было видно, — согласился Левуазье, если бы его попросили охарактеризовать в нескольких словах, то сказал бы, что из подручных, наскоро, хотели удивить и как лучше, а вообщем-то как всегда. — Деревянные, движения весьма чопорные, непластичные, — он мягко взмахнул рукой пародируя происходящее на сцене. — А по правде, не вызывает никаких чувств, я не внимаю и не люблю искусства, Ваше Величество: театр, представления, все это искаженная жизнь, вранье ради развлечения. Так ещё чаще и криво слепленное, если уж о скульптуре, — молодой человек уронил наглый смешок, беззлобный, отмечая что, пожалуй, если бы пошёл на сиё представление один, так совсем бы покинул уже к этому моменту, но пока лишь мог улыбаться и окидывать излишне цепким и проницательным взглядом короля. Людовик, который обожал балет и театр, слушал Филиппа с чуть приподнятой бровью. Ему обычно говорили о любви к искусству, ибо все стремились разделять увлечения короля хотя бы на словах. — Но в Лувре бывают достойные представления, больше меня закулисье привлекает и сам процесс постановки, нежели результат… На репетициях бывает лучше, а в жизни нет права на ошибку или долгой репетиции. Он был достаточно прям и не имел желания как-то королю врать, так что пусть знает, что слова тоже ценны, хотя бы в своей откровенности. Ну и, конечно, противоборствующая позиция привлекает внимание. — Что же, сударь, закулисье Лувра я бы показал вам с удовольствием как-нибудь при случае, — сказал Людовик, закусив на секунду нижнюю губу острыми белыми зубами. — Это представление, увы, не эталон, надеюсь, Марлезонский балет меня порадует, — ему вспомнились непонятные слова кардинала о подвесках, и он добавил с усмешкой, — или не порадует. — Должен, — пожал плечами Левуазье роняя смешок в такт, будто слышал чужие мысли. — ежели нет, — он немного дернул бровь вверх, опуская подбородок на тыльную сторону ладони. — так они совсем плохо знают ваши вкусы и это просто возмутительное неуважение, если короля порадовать нечем. Королевский взгляд наткнулся на красное с золотом пятно — это приближался Пьер в вызывающе ярком наряде. Людовик поморщился — порой Пьер наряжался словно тропический попугай. «Не долго же обижался», — не без злорадства подумал Людовик. — А вот кажется обладатель одного из изумрудных кресел, — закатил глаза Филипп с недовольством, этого человека не знал, разумеется, лично, но в лицо, - да, иначе для чего существовали разносчики новостей и газет. Отметил, как поморщился король, поэтому со смешком позволил себе комментарий. — фу, какая безвкусица… Так ныне модно, может, в Испании? Ткань испанская… Тореадор, — вывод сделал колкий, не опускаясь до банальных оскорблений, хотя вопросы вились в простой «Что это за пугало? В таких нарядах на ярмарках в России с медведем плясать», скорее сам себя, смешок уронив, думая, что устроит такой здесь точно бои. Филипп с жалостью и снисхождением глядел на приближающийся объект недоумевая, неужели у короля так плох вкус?... Людовик же наклонился к почти к самому лицу Филиппа и сказал: — Закулисье будет ждать вас… Назовите лишь своё имя. На устах Филиппа расцвела преприятнейшая и довольная улыбка, но не лишённая какой-то не присущей ему царственной барственности. Филиппу жест понравился, до этого предпочитал изредка кидая взгляды чуть снизу вверх, он мягко повернул голову, почти касаясь носом кончика носа Людовика, верно, желая смутить, порыв свой не объяснил бы, но после, наклонившись к уху произнёс: — Филипп Де Левуазье, Ваше Величество… Буду ждать с таким же нетерпением. Молодой человек отстранился плавно, неспешно с улыбкой довольной откидываясь на спинку стула все также вальяжно.