Словно не было войны

      Едва ли Чуя нервничал меньше Фамии. Ребёнок сжал в кулачках свои шортики и пристально смотрел в далёкий пол аэропорта. Отчего-то он переживал, что может не понравится гостье.       Несмотря на возраст, Фамия многое понимание. Для него это тоже впервые…       Знакомство с родственниками.       Всё его сверстники, если и не по именам, но визуально знали своих тетушек и дядюшек, бабушек и дедушек. Родителей. Наверняка Фамия не раз задумался: почему он не знает и такую ли роль в этом играет болезнь отца? Потому, поняв, что сегодня они будут есть мороженое с красивой тётей сначала обрадовался, а после начал беспокоиться.       Стараясь не нагнетать сильнее, Чуя придал своему лицу уверенности и потрепал ребёнка по голове.       — Всё будет нормально, Фамия, — Накахара говорил это и себе, — Ане-сан очень хотела познакомиться с тобой. И поесть мороженного.       Кивок головой служил единственным сигналом, что Фамия его слушает.       — А Федя, — тихо начал мальчик, — Федя не расстроился, что мы без него едим мороженное? Я бы расстроился.       — Да, расстроиться, — не врет Чуя, — очень. Но ты же помнишь, что Федор не любит больших скоплений людей? К тому же в последние дни он много работает и сильно нервничает, ему нужно передохнуть.       — Это все работа, — прошептал ребенок, — из-за неё увеличивается количество смертей, — заключил он и выдохнул как-то слишком серьезно для своего возраста, — не хочу работать, когда вырасту. И папа тоже не будет работать.       — И что мы с тобой будем делать?       Чуя понемногу удалось выудить ребенка из потока угрюмых мыслей и тот слегка повернул голову.       — Как что? Ты будешь играть! Или рисовать, или лепить глиняные горшки. Ты же болеешь, тебе нужно искусство, а не работа! — тут же завелся Фамия, — А я буду тебе помогать, а ещё сидеть в штабе и управлять чем-нибудь.       — Чем?       — Не знаю. Может быть фабрикой глиняных горшков? Ты будешь делать, а я продавать. Это называется семейное дело.       — Но это же тоже работа.       — Нет! Мистер Киммел сказал, что можно получать деньги с искусства. Но это все равно искусство. Потому тебе можно.       Закончил мальчик и кивнул головой. В его детском взоре читалась уверенность в своей правоте и более того — виднелись чёткие мысли, что свои выводы он непременно донёс до собеседника.       Чуя лишь улыбнулся. Пусть Фамия никогда не повзрослеет.       Немного покачав ногами, Фамия все-таки вернулся к прошлым размышлениям. Он сжимал в руке отцовскую и совершенно не глядел по сторонам, хотя обычно новое место вызвало в нём любопытство. Особенно, если это общественный транспорт. А аэропорт очень даже общественное место.       Оконными путями Кое настояла на встрече в аэропорту, а не в парке, как того желал Накахара. Опасения голосили, что здесь есть место злому умыслу, что не составит труда запихнуть человека в самолёт. Но рационализм доходчиво напоминал, что и для Озаки это риск. Ведь, кто знает, что перед камерой не поставили спектакль. Если образ живого Чуи Накахары это афера, то Кое просто обронит «не он» и тут же сядет обратно в самолёт.       Чуя глянул на сына.       Если такое произойдет и Кое усомниться, то Фамия будет не просто расстроен, а разбит. Брать его с собой было не лучшей идеей, но именно он общался с Ане-сан и получил приглашение. Мальчика впервые позвали на мороженное. Позвал человек, которого он уже считает своей родней.       — Фамия, — ребенок поднял голову, — что бы ни случилось сегодня, помни, что я люблю тебя. Не позволяй ещё незнакомому человеку задеть тебя, хорошо? — Фамия начал было возражать, что это его первая тетушка, — У тебя есть тётушка Лили и она будет в восторге, если ты позовешь её на мороженое.       — Но Лили — подруга!       — Друзья — это тоже родственники, Фамия. Просто мы их выбираем сами, вот и все.       Мальчик немного помолчал.       — Я хочу поесть с Лили мороженное.       Накахара улыбнулся.       — Позвоним ей вечером?       — Да. Вечером.       Вот. Кто-то уже по бодрее.       На часах только перевалило за обед. Должно быть Кое пришлось вылетать рано утром. Используй она общественные рейсы, то можно было бы предположить, что так выгодней. Но членам мафии ни к чему эти заморочки, если дело не в миссии под прикрытием разумеется. Для перелётов из точки в точку у них есть частные самолёты.       Нужно посидеть в зоне ожидания и все. Все произойдет само. Это подливает масла. Остаётся только торчать здесь в томлении и ожидать то ли чуда, то ли ужаса. Но если он начнет открыто нервничать, то волну подхватит и Фамия.       Мальчик поднялся и приснился не спеша прохаживаться рядом.       — Устал?       Не ответив, Фамия облокотился на отцовские колени. А после лег щекой. Детское нетерпение брало своё. Чуя потрепал сына по голове пока мальчик перекатывался с пятки на носок. Он резко выпрямился. И тут же присел на корточки.       Быстро приняв решение, Чуя поднялся сам. Пару кругов вокруг не будут лишними.       Из-за блуждания по залу ожидания Накахара пропустил момент, когда в поле видимости мелькнул силуэт. Знакомый. Отчасти знакомый. Кое явно заметила его первая, именно из-за взгляда Чуя обернулся сам. Отголосок прошлого подметил чужую слежку раньше, чем Чуя смог это осознать.       Впрочем, сейчас он мало о чем мог достойным образом думать. Раньше выезжая за пределы страны Кое Озаки подбирала наряд исходя из культурных особенностей и цели миссии. Разумеется, если речь идет об открытом представительстве порта, то женщина не изменяла себе и своей любви к традиционным нарядам. Но сейчас вид Озаки, кажется, Чуе противоречивым. Он совсем не подходит для аэропорта, но оправдан целью. Образ Ане-сан в знакомом амплуа сдавливал горло, вид её прямой подступи, что застыла в каком-то уязвимом откровении правды… Ставшие немного старше черты лица. Старшими, но не потерявшими точности и элегантности.       Такой Чуя помнил Ане-сан.       Такой она и замерла за пять шагов.       Наверное, Кое до последнего подвергала мысль и цель своего приезда сомнениям.       Фамия встрепенулся.       Он бросил быстрый взгляд на женщину и, густо покраснев, уткнуться в отцовскую штанину. У мальчика были свои способы справится с новыми для него чувствами.       По инерции Накахара положил на чужую макушку руку.       И сделал неуверенный шаг до Кое, ставшей для него сейчас отдельным миром. Шаг, словно развеял что-то во взоре женщины, она более нежно, открыто посмотрела в голубые глаза и за короткое мгновение оказалась рядом.       Чуя помнил это чувство. Когда-то Ане-сан так же прижала его к себе, укрывая шёлковых рукавами. Когда-то… В его жизни было место этому.       — До последнего, — тихо прошептала Кое, — до последнего я боялась верить.       Её голос, звучащий на грани слышимости, был для Чуи, словно маяком, спасательным кругом в этом океане нахлынувших мыслей. Руки подрагивали, но Накахара будто маленький ребенок прижался к Кое, ужасаясь, как он мог жить без этого.       Ведь это… Тепло.       Чуя не расслышал, что сказала Озаки, когда заглянула в его лицо, взяв в ладони. Её вид был размыт, а щеки почему-то стали мокрыми. Ее руки… Боже Чуя знал, как сильны они и как по материнскому нежны.       Чуя помнит её уроки.       Помнит её наставления.       Помнит… Саму Кое Озаки.       Это ощущение так ново. Помнить. Знать человека перед собою. Пускай и обрывочно, но точно говорить, какое место она занимала в его жизни. Какое место занимала Кое Озаки.       Спокойный и холодный взгляд ее глаз сейчас с детским неверием и материнским беспокойством оглядывал человека перед собой.       Чуя ощутил невероятный голод до знакомого лика, что так же не отводил взгляд, пока не ощутил копошение в районе своих ног. Это Фамия решил, что уже готов к ведению разговора. За взглядом Накахары проследила Кое и так же посмотрела на ребенка, приветливо улыбнувшись. Такого внимания было достаточно, что бы мальчик снова смутился и спрятался.       — Долетели спокойно?       Кое улыбнулась.       — Из всех вещей, что ты мог мне сказать спустя столько лет, ты спрашиваешь это, — журит его Озаки, — Да. Спокойно.       Спокойно, не считая ужас вечного размышления о цели поездки. Спокойно.       — Чуя, — для Кое это имя звучит так непривычно. Вернее, сам факт обращения к человеку с этим именем, — прости.       Слово слетает с её губ тихо, но твердо. Накахара отчётливо слышит его и не понимает, в чем лежит исток просьбы женщины. Что именно она ставит себе в вину. На мгновение становиться страшно. Чуя хорошо помнит, кто это женщина, что стоит перед ним. Так и не успев спросить, следит за взглядом Озаки, что чиркнул по его лицу и перетек в сторону.       Что ж… Встреча с Дазаем в тот день подтолкнула колесо событий. Но именно Чуя стал крутить его дальше, создавая из маленького комочка большой снежный ком. Фамия любит делать такие зимой. Да и вообще играться в снеге.       — Ты подросла.       Верно. Чуя смотрит на черты лица девушки, но мозг выдает застывшие в памяти образы ещё совсем девчушки. Юной. Внезапно стало тяжело от сравнения. Столько лет прошло для этих людей, из чьей жизни он исчез…       Не сдержала ли Кое обещание и рассказала о поездке или же Фамия под «девочкой» имел в виду Кеку Идзуми, Чуя решил узнать позже. Сегодня, но позже. У них ещё будет время поговорить.       Чуя ощущал необходимость что-то сказать. Но не мог подобрать слов. Он помнил Идзуми ещё ребёнком, её макушка доставала до груди. Как подобает воспитаннице Кое и члену Порта, Кека была сильна и элегантна. Но отчего Накахара так ясно помнит, как переплетал Идзуми волосы тихими вечерами в доме Кое. И отчего сейчас пальцы тёмного цветка подрагивают. Чуя помнит, как та едва заметно кивала ему головой, когда между Портом и Агентством отношения складывались не очень и как подбежала, когда перемирие было признано постоянным.       Кека тогда подбежала к нему, стиснув пиджак и неловко прижалась, истосковавшись по человеку, которого считала членом своей семьи.       Прямо как сейчас. * * *       Идзуми молчала, лишь спустя некоторое время подняла взгляд. И в одном взгляде, в одной позе читалось намного больше, чем можно было сказать.       Чуя положил ладонь на макушку уже давно не девочки.       Фамия вновь завозился. Ему не нравилось, когда его игнорирую. И похоже, что передышка пошла ему на пользу, поскольку, ребенок прекратил прятаться и очень даже конкретно обозначил свое присутствте. Он взглянул на Кеку без смущения, только уши немного покраснели. Его голубые глаза внимательно бегали по женщине, получая в ответ спокойный и взрослый взгляд девушки, который не был лишён интереса.       Фамия встрепенулся, воодушевленно потянул родителя за штанину и прошептал:       — Это моя тётя?       Однако, Чуя не успел ответить, лишь услышал смех Озаки. Та опустилась перед ребёнком.       — Да, — улыбнулась она, — я твоя тётя, Фамия.       Мальчишка засиял сильнее.       — Правда? Папа у меня такая красивая тетушка! И от неё вкусно пахнет. От тёти Джима пахнет сигаретами, а от моей тётушки чаем! Вам нравиться яблоки? А пудинг готовить умеете?       — Фамия…       — Ничего страшного, Чуя, — остановила его Кое и, не сводя глаз с Фамии, указала на Идзуми, — мне должно представить тебе, это Кека, и вы виделись, когда мы разговаривали с тобой по видео. Помнишь?       Мальчик благодушно кивнул. Явно изнывал от нетерпения узнать, кто же это.       Кое на мгновение задумалась, но Идзуми, опередив её, присела перед ребёнком на корточки и мгновенно выдала.       — Я буду твоей старшей сестрой. * * *       Знай Кека, что последует после её заявления, то, возможно, подумала бы еще раз. Или вообще поменяла бы стратегию и представилась по другому. Хотя, признаться, Накахара не видит протестов со стороны девочки.       — А это витрина!       Фамия, вдохновлённый фактом существования не просто тёти, а целой старшей сестры, схватил ту за руку и отказывался по сей момент отпускать, проводя экскурсию по доступным местам.       — Витрина нужны что бы показывать, что есть внутри! Потому там все красиво. У тебя есть любимая витрина?       Появление Озаки Кое взбудоражило. А наличие старшей сестры прямым словом вызвало бурю.       Дорога до парка заняла время, все повороты и улочки Кека держала ребенка за руку, а сам ребенок ответственно предупреждал о лужах и трещинах.       — Надеюсь, он не утомит ее, — Накахара кивнул головой на парочку, когда Фамия делился открытием, как работают качели и как на них нужно качаться.       Пускай Идзуми и не была самой эмоциональностью, но по ней не скажешь, что ситуация вызывает дискомфорт. Наоборот, она казалась довольно и радостной в компании ребенка       А Чуя был счастлив…       — Ты не выглядишь несчастным.       Чуя был счастлив потому что рядом была Ане-сан, человек, которого он помнил и который знал и помнил его.       — А должен?       — Дазай многое говорил после звонка, — фыркнула она, а после пожала плечами, — впрочем, он всегда много болтал.       Было что-то чарующие в том, что бы говорить с Озаки сейчас вот так вот просто.       На столике летнего кафе в чайной паре душистый отвар, совсем не такой как они пили раньше, но все равно чай. Совместный чай.       — Мне любопытно, что он сказал тебе при встрече, — шепнула Кое с тихим смешком, — не поверю, что правду.       — Ничего дельного, — бросив быстрый взгляд на Кое, вновь повернулся в сторону площадки, где парочка крутилась вокруг небольшого веревочного парка, — Дазай был на грани истерики в тот вечер.       Без выдоха и сочувствия, только покачав чашкой Ане-сан пояснила:       — После… Твоего исчезновения слишком частая картина, — опустив взгляд на край чашки, Озаки чуть покачала посудой, добавляя с плохо скрываемой тревогой и сочувствием, — боюсь представить, что творилось в его и без того больной голове.       Чуя промолчал, сжав губы в тонкую полоску.       Как бы ему не хотелось назвать Осаму «больным» едва ли найдется пример грамотного подбора слов при встрече с погибшим. А его голова и без таких потрясений страшное место.       — Будешь?.. — начал было Чуя и осекся, он посмотрел на собеседницу, что так же с родительской улыбкой смотрела, как Идзуми показывает Фамие на цветы, пока тот слишком активно кивает. У Чуи возник страх, что голова ребенка просто оторваться, — считаешь, нам стоит вернуться?       — Да, — тут же ответила Кое, — это мое желание, Чуя и я не стану скрывать или отрицать этого. Но я не смею уговаривать и воздействовать на тебя или на твоего сына.       Фамия пытается забраться на карусель.       — Если ты счастлив здесь, — улыбнулась та, — и если ты думаешь, что это правильно…       Её безупречная железная осанка слегка исказилась, плечи немного опустились будто под грузом. Слова дались ей не легко, но Чуе показалось будто бы на неё возложено что-то большее, чем простое признание.       — К тому же здесь ты выглядишь спокойней, — что-то повисло в воздухе невысказанным, — в последние дни ты был… Внутри тебя было столько переживаний… И как мне видится паники.       Последнее Кое принесла с заминкой. Чуя нахмурился. Что бы Озаки не имела в виду, говорить ей не хотелось. Но не упоминать вовсе было неправильно. Накахара прикрыл глаза, пытаясь взвесил, стоит ли открыть эту рану.       — Что ты имеешь в виду?       Стоит.       Кое улыбнулась.       — Вот сейчас я узнаю твой взгляд. Готовый ко всему, напористый и острый.       Поставив наполовину выпитую чашку на стол, она некоторое время молчала, подбирая слова.       — Дазай не знает об этом. Он не входил в твою квартиру. Но я была, — акцентировала Кое и поспешила пояснить, — некоторые из дел были не закончены, ты часто брал работу на дом, — Озаки прикрыла глаза, — В общей сложности около семи. Около семи чемоданов и дорожных сумок. Они были разбросаны по всему дому, может быть две из них заполнены наполовину. В остальных накинуты какие-то вещи. Явно без сильного разбора.       Чуя приподнял бровь.       — Я часто путешествовал?        — Они готовились не для командировки. Организацию поездки со стороны берёт на себя Порт. Последнее годы ты, Чуя, все чаще прибегал к готовым небольшим чемоданам, если они требовались.       Теперь Накахара примерно понял причину непонимания Кое.       — Наличие дорожных сумок я объяснила жаждой порядка. Возможно, будущим ремонтом? — она не добро и печально улыбнулась, — Да и пачки купюр разной валюты и номинала, разбросанные по углам квартиры можно списать на запасливость. А закрытые наглухо окна, заваленные хламом — подозрения падают на перестановку, верно?       К столу подбежал Фамия и попросил попить.       — Но ты никогда не питал к таким вещам страсти, — стоило ребенку с Кекой отойти, Кое взяла тон тише, её пальцы слегка дрогнули, — В салфетках, да черт с ними, и без, Чуя, едва тронутая еда. Где-то ещё в упаковке, где-то раскрыта. Надкушенная моти в ящике, упаковка в шкафу, недоеденное тофу под кроватью.       Запасы. Со слов Кое это были горы не скоропортящейся продукции. В ящиках, под столом… В безумных количествах.       — Если бы я не знала тебя, то решила бы, что это квартира параноика, Чуя.       Параноика. Он бы и сам так подумал. Откровения Ане-сан звучали реальными.       — Не знаю от чего ты мучился и чего мог опасался. Я почти не видела тебя в то время, да и когда удавалось пересечься не обратила внимание был ли какой-то знак.       Чуя опустил голову, стараясь привести мысли в порядок. Новая информация от Озаки вытеснила все предположения. И Накахара вдруг услышал ясные, но пугающие слова в собственной голове.       — Хочешь сказать, — взгляд Кое уже был готов поймать чужой и поддержать, — я… То что сейчас… это могло быть моим осознанным желанием?       Кое не выглядела шокированной. Она будто бы уже допускала такую возможность, когда начинала свой рассказ.       — Я лишь хочу сказать, что никто не знает того Чую Накахару, что был с нами до инцидента. Из-за работы и сложности операции, к которой мы готовились, нелюдимость списывалась на тяжёлую подготовку.       Значит…       Чуя посмотрел на Фамию, что вновь крутился с Кекой у качелей. Ни одна живая душа не знала об этом. Ни о Фамие. Ни о том, что творилось в квартире. Никто.       Зато, кажется, все были посвящены в их отношения с Дазаем. А вернее в то непонятное нечто, что они из себя представляли.       — Кто-нибудь ещё знает, где я?       Ответ Озаки уже давала. Но Чуя решил, что необходимо спросить ещё раз.       — Я привезла её с собой только потому что Идзуми стала свидетелем, — поймав взгляд голубых глаз кое кивнула, — Нарочным. Но кроме нас никто.       — Хорошо.       Обронил Чуя, уставившись на детскую площадку. Неужели последние месяцы жизни Чуя Накахара из Йокогамы проводил в страхе? * * *       Часы клонились к вечеру, когда более юные убежали вперёд к пруду, пока старшие вели неспешные разговоры. Тонкие фразы все больше и больше открывая свет на знакомых из прошлого.       — Нам с Фамией пора возвращаться.       Ещё немного и Федор потеряет терпение. Он и так был не в восторге от уловки. Тянуть дальше нельзя, сегодня нужно рассказать о многом… О новом… О старом… О забытом…       — Я останусь в городе до завтра, если ты захочешь поговорить. Мне жаль, что я не видела, что происходило тогда, Чуя. Но я хочу сделать все возможное, что бы быть рядом сейчас, если ты позволишь.       Кое была готова к любому ответу и любому вердикту, любым словам. Фамия. Ему ведь не помешает тётушка? Он был сегодня так счастлив. Особенно от факт существования сестры. Заставлять его забыть все это будет чудовищным поступком.       С детской площадки послышался крик. Озаки среагировала мгновенно и спустя доли секунды перед ними открылась картина, которую Чуя ожидал увидеть в подростковые годы своего сына.       Фамия буквально колошматил какого-то мальчишку более старшего возраста, зарывая того в песок. Рядом металась Идзуми, не зная, что предпринять и как правильно поступить.       Такое поведение было не свойственно Фамие. Можно сказать это была его первая агрессивная драка. Слишком жестокая по мнению Чуи и яростная для его ребенка, что привык решать конфликты словом.       Не став лезть без разбора, Накахара поднял сына за шкурку, снимая с напуганного таким напором чужого ребенка. Фамия попытался напоследок заехать тому по носу ботинком.       Он что-то вопил, не обращая внимание на родителя, пока тот не щёлкнул по носу. А как увидел, то подарил ему еще больше поводов для отцовского беспокойства — просто шмыгнул носом. От подобного Чуя оторопел и тут же взял мальчика на руки, глядя на пострадавшего, что все еще лежал на земле. Чудо, что к ним еще не прибежала чужая мать с разбирательствами.       Ребенок не долго находился на руках, стоило Идзуми подойти с желанием внести пару слов ясности, сынишка потянулся уже к ней.       Поставить на ноги чужого мальчика не составило труда, отряхнув его от земли, Чуя спросил.       — Цел?       И сразу после.       — Что случилось?       От Фамии ответа сейчас не дождешься.       — Я… Я не, — мальчик снова взглянул, — я не хотел!.. Простите!..       Последнее об бросил Кеке и тут же скрылся. В сторону юбки идущей навстречу леди. Чуя выдохнул, поднимаясь с карточек. * * *       — Он сказал, — Фамия сидел на заднем сидении такси, перебирая и теребя ремень, — сказал, что Кека похода на фарфоровую куклу из мультика.       И шмыгнул. Неизвестно, считал ли тот мальчик это комплиментом, оскорблением или же данность, но слова его Фамия воспринял, как второе.       — И ты решил не спросить, а позвать играть в агрессивные куличи для каннибалов?       — У меня только появилась сестра, — пробубнил мальчик, — вдруг она расстроится? Ведь я не смогу как брат Лили оттаскать за шкварник! Рози говорит, что сравнение для леди может быть неприятно.       И опустил голову. Кажется, его действительно беспокоило, что Кека могла недостойно о нём подумать.       — Кека-чан сама разнервничалась от твоей драки, — нет стал усиливать Чуя, — да и я тоже. Фамия бить других детей…       А что он скажет? Что нельзя? Фамия же явно заступиться хотел. Да и примеров в его детским взоре хватает. Вон брат Лили и правда таскал Николая за шкварник за малейшую провинность. И сам Чуя однажды ненароком подал пример.       — В следующий раз спроси, что другой мальчик имел в виду. Быть может он хотел сделать комплимент?       На это Фамия затих, позволяя отцу проводить нехитрые ободряющие манипуляции с его волосами.       Хотел бы Чуя сказать сыну, что еще немного и они будут дома. Получат угрюмый взгляд от Фёдора и овощную запеканку. Хотел, но маякнувший телефон не позволил вгонять мальчика в заблуждение. * * *       Интересно. Чуя склонил голову. Ему было интересно, действительно любопытно: был ли этот мужчина когда-то так же настырен и обеспокоен, как сейчас при любой встрече. Наверное, нет? Что-то в его манерах смахивает на подростковую неуверенность и детский трепет. Наверное, да? Когда-то же Осаму тоже был подростком?        Поискав в памяти образ болезненного Дазая, Чуя проигнорировал предложение присесть. Ему хватит и двух минут на волнующий вопрос, ответ на который он знал.       Знал, но легче от него не становилось.       — Ты видел меня последние месяцы?       Чуе пришлось буквально прервать мужчину, что расспрашивал о прошедшей прогулке. Наблюдал-таки, гадина, а сам недавно кичился праведностью и чистотой помыслов. Стал бы такой человек прятаться под кустами?       Услышать такой вопрос Дазай не планировал, как и спокойный тон. Накахара давно понял, что дурная голова Осаму чувствует себя лучше, если он, Чуя, агрессирует, идёт на эмоциях. Может это метод Дазая получить наказание за случившееся? А возможно ложная, но в его глазах привычная манера поведения даёт ощущение контроля. Веру, что что-то можно вернуть.       — Так видел? — повторил Чуя, наблюдая, как едва ощутимо меняется положение тела у Осаму. Кто-то явно не хочет говорит об этом, — Во мне… Было что-то отличное?       Он не видел. Чуя знает это. Наверняка он не знает. Даже если и был рядом.       — Ты отказывался встречаться со мной. Перестал дымить…       Уголки губ Чуи приподнялись.       — Только это? Не мало? Может было что-то еще? Или ты просто решил, что разговоры излишни?       — Нет, я… Ты игнорировал меня, Чуя…       — Не помню, что бы мое безразличие или незаинтересованность тебя коробили, — предположил Чуя, — хочешь расскажу, что происходило? Ты видя, что я больше не хочу играть в то нечто, что ты так отчаянно пытаешься выдать за отношения, решаешь не трогать. Просто и легко. Решаешь, что все разрешится само, да и по факту тебя не сильно беспокоило мое отсутствие в твоей жизни.       — Чуя…       — Три месяца, — выдохнул Чуя, — Подумай, Дазай, как легко и непринужденно, оказывается, можно спрятать срок? Беременность такой пусть.       Впрочем, это не важно. Фамия существовал уже тогда, Чуя не мог не знать о положении своего организма, а беременность это не простуда, скрыть её занимая пост в Мафии задача со звёздочкой.       — А ты не думал, что я сам мог выбрать такую жизнь, Дазай?       Со стороны могло показаться, что Осаму остался беспристрастным. Но Накахара видел насколько тот напуган.       — Уйти. Ты не общался со мной последние месяцы, верно? Так откуда тебе знать, что я не мог?       — Я знаю тебя, Чуя, — уверенно заявил Осаму, — исчезновение не похоже на тебя.       — Что если об этом знали, — Чуя постучал кончиком пальца по столешнице, — но не ты.       Чуть дёрнул головой, Накахара забил очередной гвоздь в крышку гроба.       — Быть может Мори отпустил меня? А? Дазай?       Признаться, Чуя нарочно произнес это шепотом. Кое сказала, что Огай, — прошлый босс Портовой Мафии, — мёртв. Навряд ли Осаму проводил допрос почти покойнику. Он не может быть уверен, что Мори не знал о ситуации больше, чем выдавал. Как и Чуя.       Но Дазай так уверенно заявлял о своём знании, что Чуя ощутил почти болезненное желание его осадить.