Осколки бутылочных стёкол

Кеше всегда нравилось заполнять сопутствующую документацию. Описывать опыты, инвентаризировать... Это немножко напоминало попытки задокументировать его кулинарные эксперименты. Поэтому щелчок дверного замка привел его в чувство не сразу — Кеша осознал, что какой-то звук был, но до него не сразу дошло, какой именно. — Ну здравствуйте, товарищ, — раздался голос проверяющего инспектора. Кеша вздрогнул — так это напомнило пресловутое «здорово, отец». — Зд-здравствуйте. — Здравствуйте, здравствуйте. Кеша покосился на дверь, потом на нежданного гостя и всё-таки решил переспросить: — А з-зачем вы дверку-то замк... Закрыли? — За надом, — лаконично и слегка грубо ответил проверяющий, подходя к его рабочему столу. — Сильно заняты, Иннокентий Николаевич? Кеша отодвинул журнал и вздохнул. Никак в этом институте поработать не дают, то проверки, то стажёры и Лёшки всякие мешают… — Н-нет, совсем нет. — Что-то вы все работаете и работаете, — сказал проверяющий, — согласно нормам гигиены труда, отдыхать тоже надо. Проверяющий остановился рядом с Кешей и оперся бедром о стол. Кеша нервно поправил очки ладонью. — А вы, с-собственно... Имя-отчество ваше... — Аркадий Модестович, — излишне любезным тоном ответил Проверяющий. — Арк-аркадий, — Кеша сглотнул, — а как бы вы посоветовали, ну... Отдыхать? — Как хорошо, что вы спросили! Аркадий приблизился ещё на шаг, и Кеша посмотрел на него снизу вверх. Горячие ладони легли на плечи, мягко сдавливая. Кеша расслабился, прикрыл глаза, позволяя сладким мурашкам от массирующих прикосновений разбежаться по всему телу. — Приятно же? — вкрадчиво спросил Аркадий. — М-м, — согласно промычал Кеша, не открывая глаз. — Сейчас будет ещё приятнее. Горячие губы вдруг накрыли губы Кеши, тот распахнул глаза... И рот. Аркадий тут же скользнул туда языком, не опуская рук с плеч. Расслабленность не уходила; Кеша вновь прикрыл глаза, чуть запрокинув голову, чтобы целовать было удобнее. В конце концов, ему редко выпадала возможность нацеловаться всласть — Особа не горела желанием отвечать на его поцелуи, а робкие намёки от Зиночки... Ну, девушки есть девушки, с ними осторожно надо, нежно. Не так горячо и с напором, как сейчас его целовал Аркадий. — Приятно? — выдохнул Аркадий ему в губы, спускаясь ладонями ниже и распуская узел галстука. Кеша открыл глаза и начал расстегивать пуговицы на рубашке. — Очень. Аркадий улыбнулся — облегчённо, на взгляд Кеши, но оно и понятно — это в Катамарановске чуть ли не большая часть населения была гомосексуальной или хотя бы бисексуальной (научную работу под его руководством в прошлом году писал стажёр Вася), а во всём остальном Союзе царили совсем другие настроения. Полы рубашки распахнулись, галстук полетел куда-то в сторону дивана. Аркадий жадно огладил худую кешину грудь, надавил пальцами на соски. — Т-теперь ты, — Кеша обвел взглядом Аркадия, намекая на то, что ему надо раздеться. — Не сейчас. Кешу грубо вздёрнули на ноги. Аркадий рванул ремень, быстро стащил с него штаны вместе с трусами и толкнул к столу. Кеша послушно оперся локтями, выгибая спину. Сзади раздался громкий стон, и по ягодице прилетел звонкий шлепок. — Ай! — вскрикнул Кеша, но возражать дальше не стал — зашуршала одежда, звякнул ремень... На задницу легли горячие ладони, развели ягодицы в стороны, и Кеша зажмурился — без смазки никому не нравилось, потом ещё заживать, составчики всякие придумывать, мази... К нему прикоснулось что-то тёплое и бархатисто-влажное, проехалось вдоль ложбинки между ягодиц до мошонки. Кеша ахнул, вцепившись в край стола, и обернулся. Аркадий, блаженно зажмурившись, разлизывал его. Приятно было до разъезжающихся коленей — язык настойчиво толкался, расслаблял, и Кеша лёг грудью на стол, расставляя ноги. По коже бегали сладкие мурашки, хотелось подаваться навстречу и раскрываться сильнее, откровеннее. Кеша глубоко, тяжело дышал, полируя ладонями лакированное дерево, и, зажмурившись, прислушивался к ощущениям. Ему было хорошо, как никогда раньше. — Т-ты что там дел… Вытворяешь такое? Аркадий звонко чмокнул его в ягодицу. — Нравится мой способ отдыхать, Иннокентий Николаевич? — Нр-равится, — неожиданно для самого себя с рыком в голосе ответил Кеша. Аркадий громко сплюнул и надавил пальцами на анус. Кеша вжался лбом в предплечье. Мышцы упруго тянулись, раскрываясь. Гладкость ногтевых пластин проехалась по нежным стенкам, не царапая, предельно аккуратно. — Какой тугой… Кеша вздохнул, подался задом на пальцы. Его растягивали, быстро и методично. Немногие решались так действовать — в действиях умелых рук чувствовался опыт. Язык скользнул между пальцев, и Кеша вздрогнул, резко выдохнув. Сзади раздался короткий смешок, а потом Аркадий проник языком глубоко внутрь, размашисто вылизывая стенки. Кеше было мокро и сладко, колени подкашивались. — Пожалуйста! — выдохнул он, не выдерживая эту восхитительную пытку. Пауза, влажный поцелуй в ягодицу. — Что — пожалуйста, Иннокентий Николаевич? Голос был хрипловатым и ласковым. Кешу повело — он был заведён, но сейчас его действительно повело. — Пожалуйста, — слова давались с трудом, язык еле ворочался, — пожалуйста, выеби меня. Грубость слетела с губ, невероятно уместная в полутьме кабинета. Аркадий убрал руки и шлёпнул ладонью по поджавшейся ягодице. — Сейчас. Кеша, закусив большой палец, ждал, прислушиваясь к звукам: шуршание, звяканье пряжки ремня, треск чего-то… — Преимущество быть проверяющим, — хлопнула о кожу резина, как при натягивании перчаток, — в том, что найденное при проверке можно изъять в пользу государства. А чем я не государство?.. Кеша не успел спросить — что-то тёплое и влажное коснулось ануса, слишком жидкое, чтобы быть плотью… И только тогда, когда в него ещё раз проникли пальцы, размазывая это внутри, Кеша понял. Член вошёл легко, будто нож в масло, и Кеша всерьёз чувствовал себя этим самым маслом. Глубоко, легко — хорошо растянутые мышцы жадно принимали горячую плоть. Кеша слепо потянулся назад, наощупь нашёл чужую ягодицу и, вцепившись пальцами, вдвинул в себя. Аркадий зашипел, но уже оказался внутри — и не смог остановиться. Кеша подставлялся под грубые, резкие толчки, крепко держась за край стола, и постанывал в голос. В какой-то момент Аркадий схватил его за волосы, дёрнул, и Кеша приподнялся — прямо в тесные, обжигающие объятия. — Какой ты, — вымученно простонал Аркадий, вбиваясь безжалостно, но так хорошо, — какой же ты… Кеша чуть выгнулся, напрягся, чувствуя, как член проезжается, кажется, по самим нервам. Аркадий, будто прочитав его мысли, ускорился, и Кеша вскрикнул, когда удовольствие прорвало последний барьер и накрыло его неудержимой лавиной. Будто сквозь вату, набитую в уши, он услышал влажные хлюпающие звуки и обернулся. Аркадий, опершись об его бок, додрачивал себе с зажмуренными глазами. — Аркадий, — позвал его Кеша, и, когда увидел замлевшие глаза, высунул язык, сдвинувшись на столе так, чтоб достать. Сперма, толчком вышедшая из отверстия уретры, упала на его язык тяжёлыми каплями. Аркадий застонал, и Кеша посмотрел на него своим самым нежным взглядом. Облизнулся. — Хороший у вас способ отдыхать, Аркадий Модестович. Наблюдать главного и центрального человека совершенно обессловленным было ничуть не хуже, чем секс.