Ромашки цветут в январе

      В тот же день Хаджиме забрал из больницы Нагито, а Адам дал ему наставления по домашнему лечению.       —Итак...Вам нужно аккуратно обрезать эти цветы, желательно, под корень. Комаэде может быть немного больно, но вскоре они сами начнут вянуть и полностью выйдут. Кашель, не сильный, но неприятный, с лепестками, все ещё может у него иногда быть, так как ещё не все семена вышли из него. Думаю, примерно через месяц-полтора он полностью вылечится. От ростков могут остаться небольшие шрамы...Это уже никак не исправить. Ещё есть кое-какие лекарства, вот рецепт. Можете купить их в аптеке.       —Адам, я вам искренне благодарен за всё, что вы сделали для нас. Давайте встретимся где-то через неделю? Мы вам обязательно позвоним!       —С радостью увижу вас ещё раз!       По приходу домой к Хаджиме, в котором, кстати говоря, Комаэда ни разу не был, началось время телячьих нежностей. Конечно, белобрысый был ещё слаб, но соблазн сжать его в своих объятиях был слишком велик. Впрочем, наш беловолосый друг был не против.       Все эти дни шатен думал насчёт лечения. Ему хотелось, чтобы возлюбленный поскорее выздоровел, но тот не хотел принимать лекарства и обрабатывать раны. Кроме этого, он просто переодеваться перед Хинатой боялся, что озадачивало того.       В один день Хаджиме все же удалось уговорить своего парня начать лечение, хоть и с горем пополам. Нагито снял свою футболку, под которой скрывались многочисленные ромашки, примятые к коже. Выглядело это даже красиво, но обладателю их приносило в своё время большую боль.       Хаджиме начал со спины. В его руках были маленькие ножницы, которыми он должен был срезать соцветия, и маленький ватный диск, смоченный перекисью. Каждая ранка обрабатывалась с особой нежностью, и нежные поцелуи в голую спину следовали после каждого пореза. От этого по бледной коже каждый раз шли мурашки.       —Это так отвратительно...—прошептал беловолосый, пряча лицо в руки.       —Отвратительно?..—Хаджиме на миг прекратил своё дело и посмотрел на Нагито.—Хэй, что случилось?       —Эти шрамы. Они...такие отвратительные и не красивые. —словно сквозь слёзы прошептал Нагито. Видно было, что он испытывает отвращение к себе и своему телу.       —Нагито, это вовсе не так...—Хината обнял со спины Комаэду и поцеловал его в щеку.—даже если они и выглядят некрасиво, я не перестану любить тебя. И сделаю так, чтобы и ты полюбил себя.       Хината спустился к спине и нежно поцеловал каждый шрам, продолжая говорить белобрысому разные приятные вещи. Тот тихо дышал и иногда вздрагивал от приятных прикосновений.       —Х-Хаджиме...—парень прерывисто вздохнул и повернулся лицом, немного покрасневшим, к шатену и, посмотрев пару секунд, повалил его на спину. Затуманенный взгляд, и Нагито медленно, словно боясь спугнуть, поцеловал юношу в горячие уста, неловко и неумело наминая их. Пару секунд удивленный Хината пытался привыкнуть ко всему, но после влился в поцелуй, мягко сплетая языки и отвечая на поцелуй. Одна его рука держала талию беловолосого, друга придерживала за волосы, наслаждаясь их необыкновенной мягкостью.       В комнате стало душно, словно температуру повысили до тридцати градусов. Шатен успел перевернуть под себя полураздетого белобрысого, не разрывая и так долгий поцелуй. Но пришлось отстраниться.       —Х-Хаджиме...-хрипло от вожделения пролепетал Комаэда, хватаясь за футболку названного и притягивая ближе к себе. Весь его вид говорил о сильном желании, а рука норовила снять футболку и с накаченного тела. Зеленоглазый облегчил ему эту задачу.       Загорелая рука легла на бледный торс, и огромная разница между цветом их кожи стала на лицо. Длинные пальцы проводили по впалому животу, выбивая из нижнего сдержанные выдохи. Они заставляли Хаджиме продолжать начатое.       Горячее дыхание опалило кожу, после чего язык прикоснулся к набухшей бусинке соска. Обильно смочив ее слюной, юноша несильно прикусил её, оттянул и скрутил. То же самое было сделано со вторым соском. Рваные вздохи, больше похожие на стоны, все чаще были слышны из уст Комаэды, тело все сильнее извивалось от таких приятных прикосновений. Он уже не мог сдерживать себя и лишь поскуливал, произонося имя верхнего.       Хаджиме слишком возбудился, чтобы продолжать мучать как и тело Комаэды, горевшее желанием, так и себя. В поисках чего-то, похожего на смазку, парень наткнулся на масло для рук. В принципе, оно могло подойти по консистенции.       За всё время ласок, осуществляемых Хинатой, вся лишняя одежда была давно снята, и только серые боксеры с незамысловатым принтом скрывали вид от Хаджиме. Вскоре и они были откинуты куда-то на пол.       Единственное, что пугало Хаджиме, это то, что оба они были девственниками. Страх сделать больно сковывал Хаджиме, но видя то, как его умоляет Нагито... Все просмотренные им порно ( да, он их смотрел, но не надо его за это гнобить, как будто вы таким не занимались) начали создавать, скажем так, краткую инструкцию по дальнейшим действиям. Хаджиме приступил к растяжке.       Смазав пару пальцев жидкостью, шатен приподнял торс юноши, закинув одну из его ног себе на плечо. Тот лишь громко вздыхал и просил продолжить. Рукой раздвинув ноги Комаэды и предупредив его, юноша вошёл одним пальцем. До его ушей донёсся болезненный стон. Бледное тело задрожало от новизны и непринятия новых ощущений. Темноволосый извинялся, начиная двигать пальцами внутри Нагито, пока тот хныкал и сжимал в кулаках простынь.       Вскоре добавился второй палец, благодаря которому Хината нащупал приятную точку внутри Комаэды. В один момент скулёж перерос в громкий стон, явно не болезненный. Хаджиме старался двигаться именно туда, и с каждым разом стоны раздавались все слаще, лаская слух шатена. Податливое тельце юнца уже само насаживалось от нетерпения, а Нагито умоляюще хныкал.       Минут через десять с растяжкой было покончено. Хината заметил, как брови Нагито едва заметно сдвинулись к переносице, делая его похожим на злого ребёнка. Это заставило загорелого улыбнуться.       Сняв с себя уже сильно натирающие джинсы, Хината размазал импровизированный лубрикант по всей длине органа. При виде этого Нагито с вожделением сглотнул слюну и устроился поудобнее на месте. Шатен навис над парнем, приставив головку к отверстию.       —Нагито, я...       —Да входи уже, придурок.—пробурчал Нагито, смущенно отворачиваясь с покрасневшим лицом.       Хината прыснул, но все же исполнил просьбу, войдя где-то на одну треть. Нагито часто задышал под ним. Давая полминуты, чтобы привыкнуть, Хината начал делать плавные толчки, создавая определённый темп. По комнате мгновенно начали разноситься пошлые хлопки и звучные стоны.       —Х-Хаджиме...—простонал Нагито, моля тем самым Хинату ускорить темп.       Едва различимое поскрипывание кровати, ахи, вздохи и стоны—все слилось в единую страстную симфонию звуков и движений, которая не выходила за пределы этой комнаты и была предназначена лишь для двух друзей. Страсть и желание сейчас управляли ими, и только потом, когда соседи попросят их заниматься этим тише, чувство стыда проснётся в них. Но это будет потом.       —А-ах, Хаджиме!..-изворотливое тело в последний раз выгибается, а на впалом животе появляется белая вязкая жидкость. Через пару секунд внутрь кончает и Хината.       Уставший шатен ложится рядом с парнем, беря подбородок того в свои руки и нежно целуя губы. Нагито устало отвечает на поцелуй, покусывая губу и глядя на возлюбленного.       —Смотри...—Хаджиме заметил, что на кровати осыпались много лепестков. Видимо, такой способ лечения тоже существовал.       Нагито лишь усмехнулся. Обвив руками шею темноволосого, он прошептал ему на ухо:       —Если лечиться, то только так...       Темные занавески скрыли от посторонних глаз двух счастливых юнош, засыпающих в тёплых объятиях друг друга. Блин луны, словно маленькое озерцо на карте, осыпанное ещё более маленькими водоемами—звёздами, светил на ночном небе ярким пятном, рябящим в глазах у беспокойных горожан, не желающих спать в столь позднее время. И только тихие признания в любви лишь разрушают идиллию полуночной тишины.