Ромашки цветут в январе

      ,,Ты должен встать.,,       ,,Почему ты не можешь пересилить себя? Хах. Ты просто жалок.,,       ,,Ты не смог защитить его, и кто ты теперь? Кому ты нужен?,,       Три. Три дня, проведённые в бессоннице, ненависти к себе, пустоте, в окружении мира, ставшим ненужным и бесполезным, телефонных звонков и сообщений, которым не суждено было оказаться прочитанными и отвеченными. Это были худшие три дня в жизни Хаджиме. Это были дни осознания смерти Нагито, в которой шатен винил только себя, и дни переосознания своей жизни. Были бы с ним сейчас родители, они бы наверняка ужаснулись. Но, к сожалению или счастью, они жили в другом городе. Хината слишком рано повзрослел и стал самостоятельным, слишком рано...       Огромные синяки от недосыпа, засаленная голова, безэмоциональный взгляд, исхудавшее тело— вот новый облик Хаджиме, которому не хватало сил не то, чтобы пойти и приготовить себе еды, но и сделать элементарные движения, которые способен сделать был даже ребёнок: поднять руку, ногу, встать с кровати, иногда даже открыть глаза.       Но единственное, что с ним не изменилось с того дня, так это полное принятие на себя вины за все произошедшее.       Но ничего не вечно. Видимо, сама Госпожа Фортуна повернулась к Хаджиме в тот день, либо случилось самое настоящее чудо. По-другому это описать просто не возможно.        Шёл четвёртый день заточения в четырёх стенах Хаджиме самим собой. Казалось, он даже забыл, как белый свет выглядит, забыл о друзьях. Только мертвый облик все время был перед глазами.       Очередной звонок, который отдался по кровати вибрированием, потревожил Хаджиме, но сил, чтобы встать, у него не было. На удивление звонок был долгим, но Хината и пальцем не пошевельнул, закрыв глаза от неприятно режущего звука телефонного рингтона. Абонент был уж слишком настойчив: даже после долгого игнорирования от Хаджиме он не потерял терпения и набрал номер ещё раз, но на этот раз шатен ответил, лишь бы от него отстали.       —Алло?—сухо спросил он, ожидая ответа. На том конце трубки послышался знакомый голос.       —Хаджиме Хината, это вы, верно? Я Адам, тот самый медбрат, помните? У меня для вас хорошие новости. Мы смогли спасти Нагито!       Реакция последовала мгновенно. Хаджиме, словно мигом наполнившийся адреналином, сел на кровать, совершенно позабыв о том, что с ним происходило тремя днями ранее. Его глаза заблестели, а рот открылся в шоке. Ещё секунд тридцать он пытался подобрать слова, чтобы ответить звонившему.       —На самом деле...Скорее всего, это благодаря вам он сейчас жив. Мы его вытащили из того состояния, проделали небольшие операции, но ему ещё некоторое время надо будет побыть в больнице, а потом полечиться дома. Когда он очнулся, первое, что он сказал, было ваше имя. Я думаю, что если вы сейчас приедете, то он будет рад вас видеть.       —Адам... Адам! Я уже бегу. Буду минут через десять. Спасибо вам огромное, до свидания!       Надежда, прежде потерянная где-то на богом забытых улочках совсем не района Хаджиме, запылала в его сердце с новой страстью, давая сил и заряжая, словно батарейку, прежде убитого зеленоглазого подростка. Даже не переодеваясь, Хаджиме выбежал в том, чем было—то есть в рубашке и порванных джинсах четырёхдневной давности— на улицу, вновь расталкивая ни в чем не повинных прохожих и спеша к уже знакомому зданию.       —Хината-кун, вы так бы... —Нагито! Где он? Он там же?       —Да, он там.       Хаджиме, должно быть, распугал весь персонал больницы, но все-таки добрался до палаты. Адам едва поспевал за ним.       —Нагито!       —Хаджиме?.. Хаджиме!       Комаэда сидел в той же больничной рубашке, что и была на нем три дня назад, все ещё болезненно бледный, но теперь его глаза сияли, движения были точны и направлены и выглядел он более живым. Даже то, что он мог самостоятельно сидеть было уже большой победой. Шатен подбежал к больному и крепко обнял его, то смеясь, то плача, то благословляя всех, то громко ругаясь.       —Нагито, я так боялся тебя потерять...       —Хаджиме, я... —Заткнись. Просто заткнись и дай мне сказать.       Хаджиме впился губами в уста Нагито, страстно наминая их, что просто повергло в шок Нагито. Спустя несколько секунд он все же влился в поцелуй, но он закончился так же быстро, как и начался.       —Нагито, я люблю тебя.       Уголки глаз парня в мгновение ока наполнились слезами, выражение лица изменялось от удивленно-озадаченного до счастливого, а руки тут же потянулись обнимать Хаджиме настолько сильно, насколько позволяло ему больное и исхудавшее ещё больше тело.       —О Боже...Хаджиме, я тоже тебя люблю!       Слезы, смех радости, объятия и снова смех—все это на протяжении минут тридцати было в палате, в которой никого, кроме Хаджиме, Нагито и Адама, что не смог сдержать улыбки и даже украдкой смахнул слезу от столь трогательного зрелища.       —Хината-кун, я не хочу вас расстраивать, но я боюсь, что сейчас Комаэде нужен отдых и обследование.       —Я все понимаю.—Хаджиме кинул мягкую улыбку возлюбленному и, напоследок сжав его руку в своей, подошёл к медбрату.—Спасибо вам большое.       —Не за что, это моя работа. —юноша лучезарно улыбнулся, похлопывая по плечу шатена.       —С меня и Нагито обед! За наш счёт!       —Ахах, правда, не стоит...       —Стоит! И ещё как стоит! Тем более я уверен, что мы с вами станем хорошими друзьями.       Парень сначала поднял удивленный взгляд, словно думая, что ему все это послышалось, но потом все-таки ответил:       —Тогда я принимаю ваше приглашение!       —Вот и договорились! Пока, Нагито. Пока, Адам.       Хаджиме крепко обнял больного и пожал руку новому будущему другу, и в хорошем, совсем отличным от его прежнего состояния, состоянии духа отправился домой.       Только после полной продувки мозгов, который за 4 дня заточения в доме успели покрыться пылью, Хаджиме понял, насколько же плохо он выглядит. Это зомби в зеркале словно твердило своим взглядом, что пора бы уже и в ванную сходить, Хаджиме!       Водные процедуры были сделаны, вещи закинуты в стирку, а Чиаки, Микан и Чиса—вау, какой нонсенс!—наконец получили ответ на свои вопросы. Вкратце отличник описал положение дел и написал, что завтра прийдет в школу. Это, несомненно, обрадовало всех, правда Чиса слегка была обеспокоена и предложила ему ещё пару деньков отсидеться дома, но даже сам Хината уже поскорее хотел увидеть всех и рассказать о счастливой новости.       Первый день после прогулов встретил Хаджиме с распростертыми объятиями, ведь даже те, кто не был особо дружен с шатеном пожали ему руки и сказали, что они очень скучали по нему и волновались за него. Тут то Хаджиме и понял, что после ухода Фуюхико класс словно изменился в лучшую сторону. Хотя, это было не удивительно: одноклассники-то, на самом деле, были очень добрыми и хорошими людьми, но все испортил лишь один человек, давивший на них и оказавший большое влияние на их мозги. Когда этого человека устранили, все потихоньку начало возвращаться на круги своя.       Долгом каждого стало расспросить шатена о Нагито, где он, как себя чувствует и придёт ли вообще в школу, на что Хаджиме лишь уклончиво отвечал, что с ним все в порядке и что его беловолосое чудо скоро появится в школе. Естественно, ни о их взаимной любви, ни о болезни темноволосый упоминать не стал, поскольку считал нужным сначала скооперировать все их слова с Нагито. Хоть твёрдая уверенность в том, что все, включая учительницу, примут их, без верного плеча Комаэды ничего не предпринялось бы.       Тот, кто ждал появления шатена больше всего однозначно были Микан и Чиаки. И даже если слова геймерши о удушье шнуром от приставки были всего лишь угрозой, то Микан буквально чуть не убила своей хваткой и ультразвуками счастья бедного Хинату. Он заметил, что та стала более открыта. Однозначно, на это повлияло общение с Чиаки, думал он. В какой-то степени это было правдой, но Цумики настолько была рада видеть своего друга, что по другому просто не могла выразить своих чувств.       Почти все возвратилось на круги своя, правда, теперь на какое-то время к обычным домашним делам и походу в школу, отличающимся особым энтузиазмом со стороны зеленоглазого, добавились каждодневные посещения больницы. Это было единственной возможностью видеть Нагито каждый день, хоть и на ограниченное время.       Это время Хаджиме никогда не забудет. Надо было слышать, с каким энтузиазмом рассказывал Хаджиме о школьных похождениях, телефонные звонки Чиаки и Микан, которые, кстати говоря, пусть и не так часто, но тоже посещали Нагито. Радость на его лице была неописуема, радость наконец увидеть всех, кто ему важен, вместе.       Пусть пока Комаэда и был слаб, он всем видом показывал свою любовь. Эти взгляды, полные любви и заботы, лёгкие поцелуи в щеку и его ещё хриплый, не окрепший голос—всё были пропитано чем-то особенным, и Хаджиме, видя то, как ради него старается возлюбленный, не мог сдержать восторженной улыбки.       С каждым днём Нагито становился всё здоровее и здоровее, цвет его лица принимал естественный оттенок, глаза каждый раз сияли, словно два бездонных озёра в свете солнца, искренней радостью. Но даже так Хаджиме пускали к нему всего лишь на час. К счастью, даже из этой ситуации парни нашли свой выход.       Ночные переписки. Когда солнце садилось за горизонт, а луна, окружённая хороводом из маленьких звёзд-светлячков, начинала освещать макушки многоэтажек, когда все вокруг замирало в почтительном молчании в ночной тьме, лишь на трассах и редких улочках освещаемых фонарями, тогда все выключали свет и ложились спать, и лишь в некоторых окошках теплился едва заметный огонёк. Одним из таких окошек было окно Хаджиме.       Бессонные ночи, проведённые за телефоном на подоконнике были такими тёплыми. Разговоры ни о чем и обо всем, философские размышления и шутки, от которых приходилось сдерживать смех, ведь соседи спят. Ночи напролёт глаза отсвечивали в полной темноте экран телефона, пальцы спешили набрать сообщение и улыбка радости и не планировала сходить с лица. Конечно, глаза и голова не сказали ему спасибо. Пусть в школу он приходил сонный, пусть на вопрос:,,Ты высыпаешься?,, он отвечал:,, Куда?,, и другие многие ,,пусть,, , но по крайней мере он был счастлив. Да, Хаджиме ещё не скоро поймёт, что часовой сон не есть хорошо.       Пролетело примерно полторы недели нового образа жизни Хаджиме, который его, в целом, вполне устраивал. Правда не устраивал он Чиаки, которая чуть ли не силой заставляла его поспать.       Учебники были сложены, еда съедена, телефон заряжен и уже вынут из шнура питания. Зевнув, обладатель зелёных глаз уже собирался уйти в школу, как телефон затрезвонил на всю квартиру, от чего у нашего Хаджиме чуть не случился инсульт. Скажи спасибо, что не будильник. Так или иначе, Хаджиме ответил на звонок, а в трубке послышался знакомый голос Адама.       —Здравствуйте, Хината-кун! Я хотел бы вам сказать, что Нагито уже можно забирать из больницы.