Тогда
Наташа попадает из одного длинного коридора в другой, следуя за женщиной, которая сохраняет гордую осанку и замедляет шаг только когда указывает на что-то в том или ином направлении. А она нервно заламывает пальцы и осматривается вокруг, рассеянно слушая то, о чём говорит её будущая наставница. Этот театр кажется ей таким огромным. Наверное, чтобы изучить каждый его уголок — потребуется немало времени. Видимо, это здание и станет новым пристанищем для осиротевшей девчонки тринадцати лет, дочери русских иммигрантов, погибших при сложных обстоятельствах, о которых ей до сих пор предпочитают не рассказывать. Но когда-нибудь она обязательно узнает правду. Дама неожиданно останавливается и оборачивается к ней, глядя на неё проницательно. А она, в свою очередь, невольно поджимает губы от досады, мысленно упрекая себя за невнимательность. И лишь сейчас замечает, что рядом с ними внезапно оказывается кто-то ещё. Молодой человек смотрит на неё так же пристально, как и она на него. С виду он очень серьёзный, высокий, из-за чего кажется ей внушительным. Скулы его гладко выбриты, черты лица точёные, а глаза настолько тёмные, что даже пугают, вынуждая её судорожно сглотнуть ком в горле, что появляется от чувства неловкости. Красивый... и грустный. Но он не задерживает на ней свой пронзительный взгляд слишком долго и тут же устремляет его на женщину, которая стоит перед ним. — Я принял решение... — произносит он. Звучание его голоса посылает мурашки по коже Наташи. — И пришёл поговорить об этом. Дама чуть вскидывает голову. Она выглядит так, словно сдерживает тяжёлый вздох, хотя старается оставаться невозмутимой, тщательно скрывая недовольство. — Мы всё обсудим, Джонатан. — Отчётливо строгий тон женщины хоть и не имеет отношения к девочке, но всё равно вынуждает её внутренне сжаться. Директор не сводит глаз с парня. — Но не здесь, а у меня в кабинете. Наташа переводит взгляд с одной на другого, не понимая, что между ними происходит. Складывается впечатление, что у них довольно натянутые отношения. По крайней мере, ей кажется, что это именно так. — Хорошо. Я подожду. Он слабо кивает, после чего разворачивается и уходит прочь, стремительно исчезая за ближайшим углом. Директор снова обращает на неё внимание. Она подводит её к огромному залу, сквозь стеклянные двери которого можно наблюдать за тем, как возле балетного станка старательно занимаются её ровесницы. — Можешь познакомиться с ними, пока я буду занята. Надолго я не задержусь. — Выражение лица дамы смягчается самую малость, но во взоре её по-прежнему сквозит холод. Как вдруг она протягивает к ней руку и приподнимает прохладными пальцами подбородок, заставляя её взглянуть на неё. Наташе хочется инстинктивно отступить назад, но она не в силах преодолеть оцепенение, призывая себя быть послушной. — А потом ты покажешь мне, чему научилась. Посмотрим, что из тебя выйдет, девочка. Когда звук шагов стихает, а её окутывает тишина опустевшего коридора, Наташа вздыхает и вновь поворачивается в направлении зала. Но не может заставить себя сдвинуться с места и войти, продолжая просто рассматривать просторное, наполненное ярким дневным светом помещение. Она хмурится и с нервозностью зажимает между зубов нижнюю губу. Чужая в окружении незнакомых людей. И это чувство, по всей видимости, теперь всегда будет сопровождать её.***
Держа руки в карманах брюк, Джон расхаживает со стороны в сторону и чувствует, как грудная клетка тяжело вздымается от глубоких вдохов и протяжных выдохов. Замирая перед окном, задумчиво смотрит сквозь стекло на здание напротив. Мыслями не здесь вовсе. Не в этом кабинете. Перед глазами невольно возникает образ той девчонки, с которой он столкнулся в коридоре. Его не должно волновать, кто она и что на самом деле скрывается за её появлением в этом месте, но нечто в нём упрямо стремится проанализировать увиденное в её взгляде, что пробуждает инстинктивный порыв поддержать, узнать больше. Только сильнее всего его задевает тоска, которая сквозила в её глазах. То же самое он видит каждый раз в отражении зеркала. Покинутый, забытый. И не нужен никому, если говорить о реальном положении вещей. Сирота. Это слово как будто невидимое клеймо на лбу, от которого не избавиться. Оно жжёт раскалённым металлом, заставляя его остро чувствовать, насколько он одинок. Порой так тошно от этого, что хочется взвыть. В его жизни нет никого по-настоящему близкого ему. Он всегда был для других чем-то вроде обязанности. А сейчас им и вовсе нет дела до него, он практически сам по себе. Но для киллера это вполне подходит — быть одиночкой. Исключает наличие того, что можно использовать против него. Раздаётся тихий хлопок двери за спиной. Появление Директора нарушает ход его мыслей. Он делает глубокий вдох, прежде чем обернуться к ней. Дама располагается в кресле за массивным столом и смотрит на него в молчаливом ожидании. Смотрит очень внимательно, даже пронзительно. Из-за чего он снова может почувствовать себя подростком, который находится перед строгим учителем и готовится к тому, что его будут отчитывать. — У тебя новая ученица? — Джон первым нарушает тишину, ощущая, как в теле словно натянутой струной звенит напряжение. — Кто такая? Директор не прекращает сверлить его неумолимым взглядом, пока он располагается напротив неё. — Ты вроде бы пришёл поговорить о том, что собираешься делать дальше, — произносит она спокойным, отчасти холодным тоном, — а не о судьбе моих учениц. Губы Джона плотно сжимаются. Но он старается оставаться сдержанным по отношению к той, под наблюдением которой в своё время проходил обучение, обретая навыки боевого искусства, а также применения огнестрельного и прочего оружия. Протест, который мгновенно зарождается внутри, — естественная реакция на то, как эта женщина умеет ставить на место. И не имеет значения, кто находится перед ней. Прочищая горло, он наконец говорит: — Я хочу выйти из организации. Дама сохраняет бесстрастное выражение на лице. Как всегда, нелегко сразу понять — злится она, возмущена или ещё что. — Чем тебя не устраивает «Руска Рома», Джордани? — Директор откидывается на спинку кресла, не сводя с него проницательных глаз. Предпочитает всегда называть его настоящим именем, когда они наедине. Он хмурит брови, чувствуя себя не слишком комфортно под её изучающим и требовательным взором. — Я просто намерен самостоятельно решать, что делать и на кого работать. — Джонатан следует её примеру, скрывая эмоции за внешним хладнокровием, и не разрывает зрительный контакт. — Мне исполнилось двадцать три, и я вправе уйти. Директор резко отводит взгляд и молчит при этом. Он замечает, как её грудная клетка вздымается и опадает от прерывистого вздоха. На протяжении минуты она задумчиво рассматривает что-то за окном. — Я предполагала, что именно так и произойдёт... Признаюсь честно: мне совершенно не нравится идея отпустить такого способного парня, как ты, — заявляет дама, вновь глядя на него. — Но и удержать тебя я не могу. Поэтому придётся смириться с твоим желанием покинуть нас. Только тогда назад пути уже не будет. Если ты уходишь из организации, то навсегда. — Я понял. — Он выпрямляется, отрываясь от спинки кресла, и успевает незаметно перевести дыхание. Затем продолжает с уверенностью: — Это окончательно. Моё решение не изменится. Когда ему ничего не отвечают, Джон собирается подняться. Здесь его больше ничто не держит. Этот этап пройден. Как вдруг в пространстве раздаётся властное: — Подожди, Джордани... Я хочу дать тебе кое-что. Искренне удивлённый, он смотрит неотрывно на Директора, ожидая дальнейших действий. Женщина что-то достаёт из выдвижного ящика стола и протягивает ему. — И что это значит? — Джон хмуро и отчасти растерянно разглядывает православный крест, а потом решает опять взглянуть на даму в поисках ответа. — Почему ты отдаёшь его именно мне? — Я приняла тебя как сына. Хотя очень редко показывала, как отношусь к тебе на самом деле. А это... — Директор указывает на то, что он теперь держит в руке, с силой сжимая. — Напоминание о том, что я смогу оказать тебе одну лишь услугу, если ты будешь нуждаться в ней. Моя помощь дорого стоит, но ты заслужил её. Слышать подобное от этой женщины непривычно. И как реагировать на это — он не знает, не может в одно мгновение определиться с тем, что испытывает по поводу происходящего сейчас. — Я благодарен тебе за всё, — произносит Джонатан с неподдельной признательностью в голосе. Заканчивая на этом их разговор, он поворачивается и твёрдой поступью направляется к двери. Чувствует, как расслабляются, наконец, напряжённые плечи. Впереди неизвестность, и он готов шагнуть ей навстречу, а к чему приведёт эта дорога — невозможно предугадать. Нужно просто следовать за целью.***
Она теряет счёт прошедшим минутам. Сколько уже стоит вот так, думая о том, чтобы набраться смелости и сделать хотя бы ещё один шаг? Видимо, достаточно долго. Но опасение затеряться в закоулках этого здания — заставляет её оставаться неподвижной. Только повторяя себе слова матери, напоминающие о том, что девочки тоже должны быть храбрыми и целеустремлёнными, Наташа решает действовать. Снимает рюкзак, который потом бросит к ногам, и вытягивает из него свои пуанты, после судорожно обхватывая их дрожащими пальцами и крепко прижимая к себе. Это всё, что теперь у неё есть. — Что с тобой произошло? — доносится приглушённый тон из-за спины, отчего она вздрагивает от неожиданности. — Почему ты одна? Ощущая, как бешено колотится сердце в груди и что от смущения начинают гореть щёки, она оборачивается и обнаруживает рядом человека, которого видела накануне. Он возвышается над ней и вглядывается в глаза так, как будто его, в отличие от других, действительно заботит её жизнь. — Моих родителей больше нет. — Наташа опускает голову, частично скрывая лицо под каскадом рыжих вьющихся волос. Показывать свои слёзы кому-то ей совсем не хочется, тем самым давая повод считать её сопливой девчонкой. Ведь она гораздо сильнее, чем может показаться с первого взгляда. — Никого нет у меня. И вот появилась эта женщина — Директор, так она сказала называть её. Это она забрала меня и привела сюда. Но лёгкие словно сдавливает, ей удаётся сделать только неглубокий вдох и рваный выдох, а из горла всё равно вырываются всхлипы. В этот раз уже тёплые пальцы с осторожностью прикасаются к ней, аккуратно убирая прядь за ухо. — Очень жаль, что так вышло, — говорит парень и отстраняется от неё. Помолчав совсем немного, он заявляет: — Знаешь, ты очень напоминаешь мне кое-кого... — И кого? — Наташа поднимает покрасневшие глаза, глядя на него сквозь пелену, что застилает взор. — Меня. — Он со вздохом отводит взгляд, будто мысленно возвращаясь в прошлое. — Когда-то я был на твоём месте. Я тоже остался один. Вытирая тыльной стороной ладони влажные дорожки на щеках, она спрашивает: — Тебе было страшно? Парень снова задумчиво смотрит на неё, словно пытается разглядеть в ней что-то. А она, к своему удивлению, больше не испытывает неловкости или настороженности по отношению к нему. Ей по какой-то странной причине кажется, что он из тех, кто скорее защитит её, а не причинит вред. — Немного, — признаётся он, следом поджимая губы. А после короткой паузы продолжает с серьёзными нотками в голосе: — Но если постоянно бояться чего-то — ничего не получится. К тому же страх раскрывает наши слабости, зная о которых, мы можем стать сильнее. — Не хочу быть слабой, — произносит она решительно, вспоминая, что по-прежнему держит в руках пуанты. — Это зависит от твоего характера. Но я почему-то уверен, что ты со всем справишься. — Он слегка сжимает её плечо и тем самым пытается подбодрить. И она действительно нуждается в этом. Парень задумывается о чём-то, но в итоге решает озвучить свои мысли: — Как насчёт того, чтобы нам с тобой подружиться? Я не против стать твоим другом. И ты больше не будешь чувствовать себя одинокой. — Но ты же не знаешь меня, и я вижу тебя впервые. — Наташа хмурится, хотя и вглядывается с надеждой в его лицо, которое постепенно теряет прежнюю суровость. Уголки губ парня приподнимаются в дружелюбной улыбке, в искренность которой нельзя не поверить. И он первый, кто смотрит на неё как-то по-другому. Без притворного сочувствия или с таким выражением, как будто она является помехой, обузой. Он смотрит на неё с пониманием, даже с нежностью. Что удивительно. — Значит, давай знакомиться, — обращается он к ней всё так же приветливо, чем располагает к себе. Но её доверие ему ещё придётся завоевать. — Я Джон Уик. Вскидывая голову и глядя на него снизу вверх с уверенностью взрослого человека, она не медлит с ответом: — А меня зовут Наталья Романова. Но многие здесь говорят Романофф. — Ну вот, первый шаг к дружбе сделан... — произносит он и вновь становится серьёзным, а после, неожиданно для неё, добавляет на знакомом ей с детства языке: — Ещё увидимся, Наташа. Внутри пробуждается трепет, но она старается не радоваться раньше времени тому, что рядом с ней снова появится человек, которого сможет когда-нибудь назвать близким. Тому, что больше не будет одна в этом огромном и зачастую равнодушном мире. — Обещаешь? — Наташа ищет в его глазах подтверждение сказанному им, ощущая, как в ней нарастает волнение от ожидания. Парень сразу же, не раздумывая, говорит утвердительно: — Обещаю. Я буду навещать тебя здесь. И со временем мы сможем стать друзьями. Она робко улыбается, понимая, что опять краснеет. А когда он уходит, оглядывается через плечо, чтобы проводить его взглядом, и думает о том, сдержит ли Джон слово. Конечно, это ему решать. Но ей хочется верить в то, что он всё-таки вернётся.