***
Он покидает салон серебристого «Dodge Charger» и попутно осматривается вокруг, чтобы убедиться, что за ним никто не проследил. Но ничего подозрительного не замечает, тишина немного успокаивает его. Чувствуя постепенно уходящее напряжение, он приближается к задней дверце, которую распахивает, чтобы забрать покупки. Шагая к дому, который Уинстон предоставил им в качестве временного убежища, Джонатан никак не может отделаться от ощущения, что за ним кто-то внимательно наблюдает. И его догадка незамедлительно подтверждается, когда он невольно окидывает взглядом окна, в одном из которых видит её. Она улыбается ему, слегка приподнимая уголки губ, и уходит прочь, скрываясь из виду. Он находит Наташу на кухне, где она неспешно попивает апельсиновый сок и разглядывает пейзаж, что открывается перед ней. Кажется, она не в состоянии отвести взор от зеркальной поверхности небольшого озера. Или же просто задумалась. Джон оставляет пакеты на кухонном островке, который потом обходит, чтобы подойти к девушке. Мягко накрывает ладонями её плечи и зарывается лицом в волосы, что отливают медью, ощущая, как она невольно вздрагивает и тут же расслабляется. Поэтому он чуть крепче прижимает её к себе, обхватывает руками и упирается подбородком в плечо. Не видит сейчас потребности что-то говорить, просто наслаждается моментом. Самое страшное позади. Но в памяти невольно всплывают обрывки того, как он тем вечером привозит её к Доктору и спешит обойти машину, чтобы открыть дверцу и снова взять её на руки. Как потом отчаянно стучит в железную дверь, готовый вытащить даже собственную душу и отдать, только бы его девочку помогли вырвать из лап смерти. Всё происходящее, как в тумане, но Джонатан отчётливо помнит одно... Её кровь. Которая повсюду. Он почти весь в ней. Измеряет пространство нервными шагами, как загнанный зверь в клетке мечется, то и дело поглядывая на небольшой операционный стол, где она лежит и не подаёт признаков жизни. Минуты превращаются в долгие часы мучительного ожидания. Он ощущает жуткую усталость, с трудом держится на ногах, но глаз не сомкнуть. Голову разрывает боль и десятки мрачных мыслей, прогнать которые не получается. В конце концов, он заставляет себя присесть на стул, скрывая лицо за окровавленными ладонями, так и не удосужившись вымыть их как следует. Джон полностью уходит в себя, даже не замечая, когда к нему подходит Док. Устало выпрямляется и смотрит на него в упор, с замиранием сердца дожидаясь вердикта. Истощение, как моральное, так и физическое — мгновенно отходит на второй план. — Я сделал всё, что смог, мистер Уик, — говорит Доктор, вытирая руки. — Теперь от неё зависит остальное. Выжить или... Джонатан тут же перебивает его, бросая короткое и хриплое: — Я понял. Второго варианта даже допускать не хочет. Не посмеет сомневаться в силе её духа. Она ведь борец. Из этой передряги тоже обязательно сможет выбраться. И он готов ждать, не отходя от неё ни на шаг. Джон сбрасывает оцепенение, когда чувствует прикосновение её пальцев, которые легонько сжимают его руку. Чем словно убеждает его в том, что она ему не мерещится. Что ей удалось выкарабкаться, вцепиться в желание жить, даже если сил на борьбу практически не осталось. Он чуть отстраняется от неё и мягко произносит: — Почему встала? Тебе же нужно отлежаться, восстановиться полностью. Наташа вздыхает и опускает голову, отрываясь от созерцания природы за окном. Оборачиваться она не спешит. — Надоело лежать и ничего не делать, — звучит с её стороны в ответ. — Я начинаю сходить с ума от этого. — Послушай... — Джонатан не унимается, нахмурившись при этом. — Док чудом вытащил тебя с того света. И тебе не помешает... — Но ведь вытащил, — тут же прерывает она его и всё-таки поворачивается к нему. — И давай не будем драматизировать. Всё обошлось. Я хорошо себя чувствую. Он отводит взгляд и шумно вдыхает. Только выдох тяжёлым получается. — А я никогда бы не простил себе, если бы не обошлось, — признаётся Джон, следом поджимая губы. Наташа тут же тянется руками к его лицу, тем самым вынуждая поднять голову и посмотреть на неё. В глазах её он видит лишь теплоту и ничего кроме. В них нет ни намёка на отчуждение, обвинение или что-то ещё в этом роде, что может больно ранить. — Ты берёшь на себя слишком много, Джон, — заявляет она, поглаживая ласково его небритые скулы. А у него от этой нежности, которой, как он считает, не заслуживает, щемит сердце. — Только я в ответе за свои решения и действия. И я не стала бы ничего менять. Мне лишь жаль, что этим я заставила тебя страдать. Но теперь мы квиты, не так ли? У нас появилась возможность покончить со всем и начать с чистого листа. Он просто кивает, соглашаясь с ней, и опять обнимает её. Она, в свою очередь, приникает к его груди и глаза прикрывает. Обоим эти объятия приносят облегчение, такое необходимое и долгожданное. Джонатан вдруг понимает, что ему больше ничего и не надо. Лишь чувствовать её сердцебиение и тепло, которым она всё ещё желает поделиться с ним. Следующим утром, оставив на своей подушке записку, он отправляется обратно в Нью-Йорк, уверенный в том, каким должен быть его следующий шаг. В театр Джон попадает через чёрный ход, перед этим потребовав у охранников передать Директору, что он пришёл по делу. Он обнаруживает даму в огромном зале, которая внимательно наблюдает за выступлением одной из своих учениц на сцене. Всего на миг Джонатан возвращается в прошлое, где на этом самом месте когда-то танцевала Наташа, показывая другим, что хороша во всём, что бы ни делала. В реальность его возвращает строгий голос женщины, которая первой обращается к нему: — Уже и не вспомнить, когда я в последний раз видела тебя, Джордани. Не так уж и трудно понять, что же привело тебя сюда. Он без промедления вытягивает из кармана куртки крест. Тот самый, что она отдала ему много лет назад. Директор прищуривается, глядя на него. — Ты пообещала мне оказать услугу, если я буду в этом нуждаться. — Джон не сводит с неё глаз, давая понять, что не уйдёт отсюда, пока не получит желаемое. Женщина не торопится отвечать. Только вздыхает и губы сжимает. Потом поднимается и жестом приказывает ему следовать за ней. — Продолжим разговор в моём кабинете, — бросает дама через плечо немного резковато. Когда они оказываются наедине, она не даёт ему и слова сказать, потому что сразу же произносит нетерпеливым и суровым тоном: — Дело не только в тебе, правда? Ты и Наталья... Вы оба столько всего натворили, а теперь ты собираешься просить у меня помощи. Вместе с глубоким вдохом Джон наполняет грудную клетку решимостью. Он не спеша подходит ближе к столу, на гладкой поверхности которого оставляет распятие в качестве напоминания о том, что ей придётся сдержать слово, хочет она этого или нет. Затем присаживается на стул напротив женщины, на которую больше не смотрит. — Я не для себя прошу, — говорит он тихо, — а для неё в первую очередь. Мне плевать, что будет со мной, я хочу её вытащить из всего этого дерьма, которое на нас обрушилось. После этих его слов пауза заметно затягивается. Джонатан чувствует на себе пристальный взгляд Директора. Ему приходится снова посмотреть на неё. Она задумчиво молчит, будто мысленно что-то для себя решая. Он же терпеливо дожидается ответа, лишь нервно сжимает руку в кулак и напряжённо вглядывается ей в глаза. — Ладно. Так и быть, — соглашается женщина, хоть и при этом продолжает смотреть на него с недовольством, ведь этим под удар и себя подставляет. — Я могу оказать последнюю услугу моим лучшим ученикам. Вам обоим. Но сперва ей, а потом и тебе, Джордани. Чтобы не вызвать лишних вопросов и подозрений. И для этого вам предстоит умереть. А сейчас... Директор щёлкает пальцами. За спиной Джона тотчас открывается потайная дверь, и в кабинет входит один из помощников дамы. Он подходит к горящему камину, доставая оттуда железный прут, один конец которого имеет форму креста. — Ты знала, что рано или поздно я приду к тебе, — произносит Уик утвердительно, снова поворачиваясь к женщине. — Догадывалась, — подтверждает она и позволяет себе ухмыльнуться. Джонатан больше ничего не говорит, только кивает. После чего поднимается, принимаясь стягивать с себя куртку и свитер, и опять садится на стул, но уже прижимаясь грудью к спинке. Он жадно втягивает воздух, слыша приближающиеся шаги за спиной, и стискивает зубы, сквозь которые просачивается рычание, когда раскалённый докрасна металл прижимается к коже там, где находятся чернильные контуры татуировки. Словно языки пламени скользят по телу, на лбу выступают капельки пота, но он проглатывает крик боли, чувствуя, как пульсирует охваченное агонией место ожога. Ради спокойствия и безопасности Наташи он готов всё стерпеть. Романофф, когда он возвращается к ней, сразу замечает, что с ним что-то не так. Её пронзительный взгляд источает беспокойство, настороженность. А он лишь отмахивается, старательно избегает надобности отвечать. Но она не будет собой, если не проявит упрямство, и ему, в конце концов, приходится выложить все карты. Почти все. — И сколько ей понадобится времени, чтобы всё устроить? — интересуется Наташа, когда с осторожностью наносит на ожог специальную мазь. Джон настолько погружается в свои мысли, что до него доносится только обрывок фразы. Затылком он чувствует, что она сверлит его пристальным взглядом, уже не прикасаясь к нему. — Думаю, несколько дней, — вырывается у него с выдохом. И они проносятся с поразительной быстротой, на шаг приближая их к новому началу. Поздним вечером, когда меньше ушей и глаз, Джонатан привозит её на небольшой аэродром в Чикаго. Он в спешке выходит из машины и подходит к багажнику, чтобы достать сумки с теми немногими, но необходимыми вещами, только хлопок дверцы и следом раздавшийся голос девушки заставляет его остановиться и взглянуть на неё. Теперь она — блондинка со светло-голубыми глазами. Другой цвет волос, причёска, линзы и новый паспорт на имя Лауры Мэттерс — это необходимые меры. Потому что Наташи Романофф больше не существует для других. Она скончалась на операционном столе от большой потери крови. И убедил их в этом Доктор, получив за это неплохую сумму и предупреждение о жестокой расправе в случае, если ему вздумается рассказать кому-нибудь правду. — Значит, мы летим в Норвегию? — спрашивает она, бегло посмотрев на частный самолёт. Небольшая заминка. Джон сжимает и разжимает пальцы, а затем отводит взор и открывает багажник. — Это временно. Потом можно выбрать любую другую страну, — произносит он и наклоняется, чтобы взять сумки. — И ты полетишь одна. — Что? — Наташа замирает, растерянно глядя на него. В ней мгновенно пробуждается тревога. Её сердце принимается стучать так быстро, что едва ли не ломает рёбра. Она ушам своим не верит. Становится больно от его слов, которые не желает воспринимать всерьёз. — Я сказал, что ты отправишься в Норвегию одна, — повторяет Джонатан и закрывает багажник. — А я пока останусь здесь, вернусь в Нью-Йорк. После этого он направляется к трапу, предполагая, что она последует за ним. А Наташа с места сдвинуться не может, судорожно глотая прохладный воздух и ощущая, как в ней просыпается гнев. — Нет! — выкрикивает она ему вслед. — Ты со мной, Джон. Я больше не отпущу тебя. Он ставит сумки на асфальт и поворачивается к ней, с виду привычно суровый и сдержанный, но она догадывается, что сейчас в нём всё бурлит. При этом намерена выиграть и этот спор. Уик медлит, а затем шагает обратно к ней. — Кто-то должен разобраться с последствиями того, что произошло. — Он решительно приближается к девушке и обхватывает её за плечи, крепко сжимая их. — К тому же нас не должны видеть вместе. По крайней мере, некоторое время. Пойми... Так надо. Устанавливая с ним зрительный контакт, Наташа ловит его невозмутимый взгляд. Расширенные зрачки мужчины в полумраке кажутся ей совсем чёрными, превращая его глаза в необъятную бездну. — Останься со мной, Джон, — настаивает она вполголоса, замечая, как внутренности сводит от мысли, что ей придётся улететь без него. — Если по-настоящему хочешь этого. Он накрывает ладонями её лицо, поглаживает щёки большими пальцами и заглядывает в глаза, которые теперь блестят от слёз. Что оставляет на его душе один из многочисленных порезов. Позволить ей уехать одной — чертовски сложно. Невыносимо в который раз прощаться с ней, пусть и ненадолго. — Хочу, Наташа, я очень хочу. — Джонатан с отчаянием прижимается к её лбу своим. — Но нужно сделать всё правильно. Я прилечу, как только смогу уладить все дела. Вернусь к тебе, чтобы остаться насовсем. Романофф размыкает губы, но у неё не получается издать ни звука. В горле образуется ком. Она удерживает его запястья и не даёт ему отстраниться. — Обещаешь? — шепчет девушка еле слышно. В груди у неё болезненно ноет, на которую тяжестью давит предстоящая разлука. Не задумываясь, Джон отвечает: — Даю слово. Он целует её. Поначалу с жадностью, натиском, но постепенно поцелуй становится мягким, нежным, сводя на нет все её сомнения. Когда они находят в себе силы оторваться друг от друга, Наташа слабо улыбается, так как теперь уверена, что он обязательно сдержит его, выполнит обещание. Как сделал это в своё время. — Ты только... Будь осторожен, — произносит она напоследок. Романофф не сводит с него глаз до тех пор, пока самолёт не начинает двигаться, увеличивая расстояние между ними, тем самым разделяя их. Снова.***
Наташа ложится на бок и окончательно просыпается, стоит ей провести ладонью по опустевшей половине кровати и не найти рядом Джона. Избавившись от остатков сна, она приподнимается, сбрасывает с себя одеяло и выбирается с постели, зная, где искать его в столь ранний час. Как и то, что кошмары опять терзают его. Ведь близится тот день, когда он чуть не потерял её. И неважно, сколько времени пройдёт, потому что даже спустя почти три года он никак не может простить себе, что допустил подобное. Она входит в ванную и застывает на пороге, недолго разглядывая размытый силуэт за стеклом, покрытым конденсатом. Снимая ночную сорочку, девушка подходит к душевой и без раздумий забирается внутрь, вставая под поток воды. Романофф касается губами следов от ожога, а затем прижимается лбом к спине Джона. Закрыв глаза, она обхватывает руками его торс. В свою очередь, он замирает, позволяя ей просто обнимать его. Они научились понимать друг друга без слов, чувствуя всё на уровне касаний. Когда его пальцы всё же прикасаются к ней и несильно сжимают её руку, она делает глубокий вдох, только сейчас обратив внимание на то, что задержала дыхание, после чего протяжно выдыхает. Рядом с ним ей всегда становится легче. Джонатан неторопливо поворачивается к ней и дотрагивается до её подбородка, приподнимая его и лаская пальцами. Наташа смотрит неотрывно ему в глаза, что буквально пронизывают её насквозь, в которых к тому же медленно разгорается желание, и вновь едва не перестаёт дышать. Непреодолимо тянет обнять его, уткнуться лицом в шею и забыть на некоторое время, что за стенами их дома существует реальный мир. — Почему не спишь? — интересуется он хриплым голосом. Во взгляде его отражается масса эмоций, которые вот-вот захлестнут и её саму. — Без тебя не могу, — отвечает она, подступая ближе. Наташа переплетает их пальцы и прижимается к нему сильней. От физического контакта трепет проносится по её телу. Вода продолжает литься на них сверху, становится горячей. В пространстве теперь клубится пар, окутывая их со всех сторон. Каждое прикосновение к разгорячённой коже кажется слишком острым, волнующим. Она проводит руками по его животу вниз, замечая, как напрягаются мышцы пресса, и спиной прислоняется к стене, давая знать, что сейчас желает близости не меньше, чем он. Одной рукой Джон обнимает её за талию, другой же — подхватывает ногу и, сжимая бедро, отводит колено в сторону, призывает её раскрыться. Больше, шире, не испытывая ни капли смущения. Короткий вдох. Девушка замирает на мгновение, вместе с ней и он. Крепко держась за его шею, она наслаждается ощущением наполненности. Он скользит жадными губами от её губ к щеке, оставляет поцелуи вдоль подбородка, а после опускается к ключице. Наташа откидывает голову назад и чуть выгибает спину, находясь в кольце его сильных рук, надёжно и бережно удерживающих её. Задыхаясь от нехватки кислорода, она встречается с ним взглядом, в котором растворяется, позволяя поглотить её целиком, и отзывается на каждое его действие. Их тела двигаются синхронно, сводя с ума то плавным, то быстрым скольжением. Тяжёлое дыхание Джона смешивается с её стонами, которые частично заглушает шум воды. Тем временем его напор усиливается, темп ускоряется, пока он подводит их к грани. Они дышат часто, поверхностно. Кровь едва не закипает в жилах. Пульс громыхает в ушах, внутри же нарастает напряжение, пока не достигает предела. И она, прикусывая нижнюю губу, наконец содрогается всем телом, изгибается в его руках и жадно хватает воздух, как и он, который упирается лбом в прохладный кафель возле её головы и старается устоять на ослабевших ногах. Оба молчат, приходя в себя. Просто держатся друг за друга, ощущая сумасшедший сердечный ритм каждого. Как только у него получается отдышаться, Джонатан отталкивается от стены и отпускает её, чтобы потом коснуться лица и заглянуть в затуманенные глаза Наташи. Он наклоняется к ней и готовится сделать то, что должен был уже давно. А именно впервые сказать: — Я люблю тебя... Моя неугомонная девчонка. Её губы растягиваются в ленивой, но счастливой улыбке, а на щеках пылает румянец, становясь более насыщенным. Она проводит руками вверх по бокам мужчины, потом тянется к нему, чтобы поцеловать его. Сердце в этот момент переполняется чувствами, взволнованно трепыхается. Сложно поверить, что это происходит с ней на самом деле. Романофф приглаживает его мокрые волосы и смотрит на него с нежностью, когда уверенно произносит: — И я тебя, Джон. Очень сильно. — Я не могу изменить прошлое. — Его тон полон сожаления, которое царапает душу, задевая за живое. — Но моё будущее принадлежит тебе. Больше ничто не имеет значения. Кроме тебя. Ты самое дорогое, что у меня есть. В этом я ещё раз убедился. — Мы с тобой справимся со всем, — решительно уверяет Наташа. Затем она прижимается щекой к его груди и полностью расслабляется в его объятиях, охваченная приятной истомой. — Главное, никогда не сдаваться. Так ведь?