Сейчас
— Значит, этим ты и собираешься теперь заняться, да? — интересуется Джонатан, когда Наташа поднимается с кресла и не спеша подходит к окну, попутно скрещивая руки на груди. — Будешь мстить всем, кто попадётся под руку? Она вздыхает и приподнимает подбородок, глядя на соседние здания. Понимает, что её молчание служит положительным ответом, и даже не пытается отрицать, что намерена дальше делать. Желание расквитаться со всеми — становится практически непреодолимым, овладевая разумом. Это чувство нисколько не уступает по силе той же ненависти, которая способна уничтожить всё то хорошее, что в ней осталось. — Верно, Джон, — наконец утвердительно кивает она, по-прежнему находясь к нему спиной. Её как никогда переполняет решимость. Она на финишной прямой и останавливаться не собирается. — Я это так не оставлю. Вигго и Перкинс должны поплатиться за то, что они сделали. На мгновение воцаряется тишина. Ей больше нечего добавить, а он старается подобрать правильные слова. Только она не передумает. — Наташа... Она слышит, как тяжело Джонатан выдыхает, и догадывается, что сейчас он может сказать ей. Поэтому, не дожидаясь, когда он это сделает, девушка резко поворачивается к нему. — Ты ведь тоже здесь находишься именно для этого... Чтобы наказать. Это твоя главная цель. Как теперь и моя, — бросает она в ответ и чуть наклоняет голову. — Так что не надо тратить время на то, чтобы переубедить меня, пытаясь внушить мне, что месть ни к чему хорошему не приведёт. Сама знаю. Но я так решила. И тебе лучше не стоять у меня на пути. К тому же... Тебе точно так же предстоит довести дело до конца. Ещё хочу напомнить, что ты сам однажды отказался от меня. Думаю, если со мной что-то случится, потеря будет не такой уж значительной для тебя. Ядовитые слова так и льются. Прекратить этот поток не выходит. Тёмная сторона в этот раз берёт верх над ней. Наташа видит, как крепко он сжимает стакан с бурбоном, а на его суровом лице играют желваки, но взгляда от него не отводит. Смотрит прямо ему в глаза — пристально, с уверенностью, давая понять, что спорить с ней бесполезно. Он сам заявил недавно, что она чертовски упрямая. — Ты ошибаешься, — всё же возражает Джонатан и сердито хмурит брови. — За тебя я готов отдать собственную жизнь. Только тогда она будет чего-то стоить. Ближе тебя у меня никого не было и нет. Поэтому постараюсь уберечь любым способом. Даже если мне придётся закрыть тебя в подвале этого отеля. Романофф прищуривается и чувствует, как в ней просыпается негодование, протест. Но несмотря на это, её грудная клетка продолжает размеренно подниматься и опускаться в такт дыханию. Сдвинувшись с места, она приближается к нему и вытягивает из его руки стакан, который подносит к губам и рывком опустошает, ощущая, как жар из-за выпитого алкоголя мгновенно распространяется внутри, после чего ставит его обратно на столик. Она наклоняется к Джону, пока их лица не оказываются на одном уровне, и опирается руками на подлокотники кресла. — Они пробудили во мне жажду крови, — произносит Наташа вполголоса. На её губах появляется недобрая усмешка, в то время как его глаза вспыхивают, указывая на то, что он теряет терпение. — Я заставлю их захлебнуться ею. И мне не нужно для этого твоё разрешение. Она вкладывает что-то ему в ладонь и снова выпрямляется, глядя на него с вызовом. А он в ответ смотрит на неё так, как будто не узнаёт, думая о том, что жизнь действительно меняет людей, ломает или же закаляет их, раскрывая при этом в них не самые лучшие качества. Они оба уже никогда не будут прежними. — Кажется, я прекрасно дал тебе понять, что не отпущу тебя, — заявляет он, схватив её за руку. — Плевать я хотела на это, — бросает Романофф с раздражением, рывком освобождаясь от его хватки. Она отходит от него и подхватывает куртку. В ней с новой силой вскипает злость, которую хочется выплеснуть, опустошить себя полностью. Чтоб ничего больше не осталось. Даже намёка на боль, которую желает вытравить из себя. — Aut vincere, aut mori, — говорит она напоследок, желая подтолкнуть его к действиям. — Выбирай, Джон. Лично я свой выбор уже сделала. Наташа решительно направляется к двери, пока он провожает её взглядом, сжимая руку в кулак и вдавливая в кожу металл, который всё ещё хранит её тепло. Как только раздаётся хлопок, он устало вздыхает и раскрывает ладонь, на которой лежит тот самый кулон с гравировкой, что он подарил ей когда-то. «Никогда не сдавайся» Он сам всегда призывал её бороться, как бы ни было трудно. И это убеждение настолько прочно укоренилось в ней, что с этим уже ничего не поделаешь. Главное, чтобы это не погубило её. Джон отрывается от спинки кресла и упирается локтем в колено. Закрывая глаза, он судорожно потирает переносицу. Голова кажется тяжёлой, в висках ощущается болезненное давление, а по телу растекается усталость. Но мысли не отпускают, по-прежнему держат его в напряжении. Из-за чего с силой сжимает челюсти и делает глубокий вдох. Он отправится следом за ней. Иначе быть не может. Но она права... Сначала его, как и её, ждёт охота. Так как, в конце концов, его сюда привело именно стремление отомстить.***
Наташа находит Уинстона в его апартаментах, куда врывается без предупреждения. И ей всё равно, что это выглядит бесцеремонно. Расположившись на мягком диване и отпивая виски из стакана, он кажется расслабленным и ничуть не удивлённым, словно ждал её прихода. Отмахиваясь от его жеста, которым он указывает ей на то, что она может присесть напротив, девушка встречается с ним взглядом. — Что ты сделал с Перкинс? — спрашивает она настойчиво, подходя чуть ближе. Уинстон внимательно вглядывается ей в глаза, будто пытается понять, что у неё на уме. Но она стойко выдерживает его пронзительный взгляд, не разрывая зрительный контакт. — Пока ничего. Но наказание не заставит себя ждать, — отвечает он, продолжая изучать выражение её лица, что немного раздражает Наташу. — А что, её судьба так тебя волнует? Она всё-таки присаживается на свободный диван, сохраняя гордую осанку, и произносит: — Перкинс предпочитает подкрадываться сзади и бить в спину, играя не по правилам. Но теперь ей придётся столкнуться со мной лицом к лицу. Она должна ответить за содеянное. Если ты позволишь... Я сама сделаю то, что необходимо. И не на территории отеля, разумеется. Уинстон протяжно выдыхает. Минута, на протяжении которой он молчит, почти лишает её терпения, вынуждая нервно заламывать пальцы. Ей бы сорваться с места прямо сейчас, не спрашивая ни у кого разрешения, чтобы свести счёты с той, которая пересекла черту. «Я всё равно доберусь до Перкинс, с твоей помощью или без неё», — мысленно твердит Наташа, упрямо поджимая губы. — Чёрная Вдова готова нанести ответный удар. Но в этот раз её укус станет для врагов смертельным, — наконец отзывается мужчина, вырывая её из размышлений. — С одной стороны... Мне даже нравится такой решительный настрой. Ладно. Я позволю тебе действовать также и от моего имени. Но учти, что это будет одно только исключение. Романофф мрачно усмехается. Больше ей и не нужно. — В таком случае, я думаю, мне могут понадобиться услуги уборщиков. А ещё оружие. Много оружия, — говорит она и поднимается, при этом оставив на столике несколько монет. — За мой счёт, конечно. — Как пожелаешь. — Уинстон приподнимает уголок губ в ухмылке. — Сомелье к твоим услугам. Можешь отправиться к нему прямо сейчас. Об остальном я позабочусь. Полтора часа спустя Наташа уже находится в Центральном парке. Фонари освещают дорожку, по которой она идёт навстречу Перкинс. Ей известно, что именно здесь она предпочитает прогуливаться по вечерам и, как оказалось, иногда встречаться с кем-то из людей Тарасова, получая указания или же передавая информацию. Но появится ли она сегодня? Романофф предполагает, что девушке хватит сообразительности сбежать не только из города, а и с самой страны, прежде чем до неё доберутся и пустят пулю в лоб. Но тут же убеждается в обратном, замечая неподалёку знакомый силуэт, который приближается к ней. До неё доносится голос, в котором слышится насмешка: — Тебя тоже терзает бессонница, Нат? Столько всего происходит, что нам всем не до сна. Наташа испепеляет взглядом девушку, которая теперь стоит прямо перед ней. Внутри клокочет гнев, едва не лишает её самообладания. Поэтому она с медленным и успокаивающим вдохом расправляет плечи, стараясь при этом держать под контролем свои эмоции. — Это всё — твоих рук дело, не так ли? — Романофф смотрит на неё с холодным презрением. Она наблюдает за тем, как циничная ухмылка Перкинс исчезает и сменяется пониманием того, для чего Наташа преградила ей путь в этом безлюдном месте и в столь позднее время. Ей доставляет удовольствие видеть испуг, что мелькает в глазах напротив. — Зачем тогда спрашиваешь, раз ты знаешь, что я имею отношение к происходящему, — звучит в ответ. Перкинс чуть склоняет голову, точно так же разглядывая её с нескрываемой неприязнью. — Хочешь услышать обо всём лично от меня, да? Хорошо. Слушай... Помимо тебя, Тарасов отправил ещё и меня, дабы я сделала то, на что ты никогда бы не решилась. Он предполагал, что так будет, и предложил мне за голову Джона, а также за нарушение правил «Континенталя» достаточно, чтобы я могла заинтересоваться. Да и то, что я тебя терпеть не могу, тоже стало причиной. Всё это время я была глазами и ушами Вигго. Столько всего узнала о тебе, Нат. Хоть и пришлось потрудиться. Но оно того стоило. Жаль, конечно, того парня. Клинта. Он был симпатичным. После того как Тарасов узнал, что он дорог тебе, его истязали с особой жестокостью. Бедняга. Глаза Наташи пылают яростью, а грудь вздымается от частых вздохов. Она стискивает зубы с такой силой, что челюсть начинает болезненно ныть, а затем проглатывает желчь, что подступает к горлу. — Знаешь... — говорит Романофф, когда становится на шаг ближе к ней. — Мне тоже хочется медленно убивать тебя, заставляя упиваться агонией. Но тогда я буду ничем не лучше тебя и Вигго. Перкинс ядовито усмехается: — С волками жить — по-волчьи выть. Кажется, так у тебя на родине говорят. — Верно. — Натянутая улыбка, которая вдруг появляется на лице Наташи, тотчас превращается в оскал. — Но при этом не надо забывать, что ты, в конце концов, просто человек, а не зверь, готовый перегрызть глотку любому. — Человечность делает таких, как мы, уязвимыми и жалкими. — Перкинс не сводит с неё глаз, в которых сквозит брезгливость. — Тебе ведь очень хорошо знакомо это чувство, правда? Слабость. Непростительная, пробуждающая отвращение к самой себе. Поэтому причинить тебе боль было проще простого. Поддаваясь порыву, Романофф ловко вытягивает пистолет, который находился за спиной, под курткой. Но не наводит оружие на девушку, лишь крепко сжимает рукоять, ощущая указательным пальцем изгиб курка. — Лучше уж так, — произносит Наташа ровным тоном, — нежели быть продажной стервой вроде тебя, для которой не существует ничего, кроме личной выгоды. Она резко вскидывает руку, и в пространстве гремит первый выстрел. Перкинс невольно отступает назад и переводит растерянный взгляд на грудь, где на одежде медленно расползается кровавое пятно. Колени девушки внезапно подкашиваются, и она падает. Романофф подходит ближе и теперь возвышается над ней, лежащей на спине и беспомощной, но при этом не испытывает ни капли сожаления. Просто смотрит на неё равнодушно и думает о том, что во всём этом есть доля правды. Невозможно оставаться человечным по отношению к тому, кто этого не заслуживает. Кто заставляет тебя страдать, подталкивая к жестокости. Действительно... Слабым в их мире нет места. Выживают только те, кто готов идти по головам, с лёгкостью переступая через своих противников. — Мы всего лишь инструмент в руках других. Они просто пользуются нами, а потом избавляются от нас, — хрипит Перкинс, неотрывно глядя на неё, затем замолкает. Но после короткой паузы находит в себе силы продолжить: — Хоть нам и известно многое о тех, кто является нашей целью, но когда дело касается нас самих... Мы слепые и глухие. — О чём ты? — Романофф хмурится, по-прежнему удерживая в руке пистолет. Даже несмотря на то, что её постепенно покидает жизнь, Перкинс всё равно смотрит на неё с усмешкой. Это приводит Наташу в замешательство и вынуждает злиться. — Я о том, что ты понятия не имеешь, кто причастен к гибели твоих родителей... — немного растягивая слова, говорит девушка в ответ. И этим ей удаётся застать её врасплох. — Может быть, ты и не хотела знать. Просто таким образом пыталась забыть прошлое. Но оно тесно связано с настоящим, Нат, и с теми людьми, которые окружают тебя. Этот круг не разорвать. Сколько бы ты ни старалась, у тебя не получится стать свободной. Всё это будет преследовать тебя до конца твоих дней. А мысль, что ты, ничего не подозревая, несколько лет работала на того, кто сделал тебя сиротой, кажется отвратительной, почти невыносимой. Так ведь? У неё вмиг перехватывает дыхание. Сердце ускоряет ритм, а по спине пробегает холодок, закрадываясь в душу. — Почему я должна верить тебе? — Наташа внимательно вглядывается в неё, присаживаясь рядом с ней на корточки. Дыхание Перкинс становится поверхностным. Кашель душит её. Рана продолжает кровоточить, отнимая у неё последние силы. Лицо уже совсем бледное. — Твоё право, — отвечает она хрипло и следом жадно втягивает воздух. — И всё-таки... Разве будет врать тот, кто умирает. Как думаешь? Хотя решать тебе — правда это или нет. Но именно Вигго Тарасов отнял у тебя всё: семью, дом, шанс прожить нормальную жизнь. И сейчас он снова пытается сделать то же самое. Желает уничтожить тебя, в точности как твоих родителей в своё время. Только я ему больше не помощник. Романофф неспешно поднимается и выпрямляется. На смену недоверию и горечи приходит уверенность в том, что теперь она уж точно пойдёт до самого конца, прокладывая себе путь к нему по трупам. Она устремляет равнодушный взгляд на Перкинс, которая ухмыляется, и вздыхает. За чем следует плавное движение руки и очередное нажатие на курок. Не оставляя шанса выжить — контрольный выстрел в голову. Застывшие глаза по-прежнему глядят на неё, но никакого отклика в её душе так и не пробуждают. Жалости нет, только желание наказать. Сполна. Они сами сделали это с ней. Все они. Перкинс права в одном: человек человеку волк.***
Не без усилий у неё получается выбить из Абрама Тарасова информацию о местонахождении его брата, который намерен опустошить ещё один свой тайник и после сбежать на яхте. Оставив мужчину истекать кровью на полу собственного кабинета, Наташа покидает автосервис, садится в машину и в спешке проносится по улицам. Вскоре она приезжает на пристань, блуждая взглядом по сторонам и разыскивая Тарасова или же его людей. Он не уйдёт от неё, не сможет скрыться. Она не позволит ему избежать расплаты за всё то, что он совершил. Его жизнь теперь принадлежит ей. Наташа едва успевает опомниться, когда словно из ниоткуда появляется внедорожник и врезается в её машину. Стёкла разбиваются с оглушительным треском, осыпаясь осколками в салон. Держась за руль, она тут же с болезненным стоном приходит в себя. По щеке стекает что-то тёплое, скорее всего, кровь из пореза. Но задумываться о повреждениях нет времени. Она выбирается из спорткара через окошко со стороны пассажира буквально за секунды до того, как пули прошивают металл, так и не достигая своей цели. Ей приходится отстреливаться, не позволяя им подобраться ближе. Но пора выбираться, пока обойма не опустела. Вслед за щелчком небольшая граната летит в направлении машины людей Вигго, которых тотчас разбрасывает в стороны мощным взрывом. И это ещё только начало. Она догадывается, что её окружили. Держа оружие наготове и не спеша ступая, Романофф оглядывается вокруг в поисках потенциальной угрозы. Даже дышать пытается еле слышно, старательно прислушиваясь к каждому звуку, чтобы в этот раз успеть отразить нападение. Что ей и удаётся сделать, когда на неё бросаются слева. Всего один выстрел — и она отбрасывает прочь пистолет, ставший бесполезным. Но вовремя вытащить ещё один из набедренной кобуры не получается, будучи вынужденной вступить в рукопашный бой с двумя нападающими. Тяжёлым ботинком Наташа бьёт одного из них в солнечное сплетение, а другого, который удерживает её, — затылком в нос, чем выводит обоих из состояния равновесия, что предоставляет ей возможность подхватить с земли небольшой железный прут и проткнуть им двоих парней по очереди. Едва тела успевают упасть к её ногам, как за спиной раздаются несколько выстрелов, которые заставляют её пошатнуться. Не отвлекаясь на болезненные ощущения, она быстро выхватывает пистолет и поворачивается, чтобы застрелить того, кто подкрался к ней сзади. Ещё плюс один. А сколько вообще их здесь — ей неизвестно. Осматриваясь, она возвращается к своей машине, торопливо расстёгивает куртку, снимает её и отбрасывает прочь. Поморщившись, следом за ней стягивает с себя бронежилет, который не давал свободно дышать и мешал нормально двигаться. Оставаясь в одной футболке, невольно вздрагивает от холода, скользнувшего по коже, разгорячённой после драки, и отдаёт себе отчёт в том, что теперь её ничто не защитит от более серьёзных ранений, но... Если ей сегодня суждено умереть, то пусть так и будет. Смерти она не боится. Глубоко вдыхая, Романофф ощущает, как ночная прохлада обжигает лёгкие, затем обнаруживает на заднем сидении толстовку и натягивает её на себя. После этого она спешит открыть багажник, где находится весь тот арсенал, которым её обеспечил Сомелье. Не раздумывая, она выбирает пистолет-пулемёт Scorpion EVO 3 A1 и проверяет наличие патронов. Услышав рокот двигателя ещё одного внедорожника, она срывается с места и с неистово бьющимся сердцем бросается вслед за ним, по пути успевая пристрелить ещё несколько человек. Наташа резко останавливается, когда тот проезжает мимо, стараясь при этом совладать с собственным прерывистым дыханием, прижимает приклад к плечу и открывает огонь по нему. Она наблюдает за тем, как он, неуправляемый, на полном ходу врезается в ближайший столб. Не опуская оружие, она подходит ближе и замечает спереди водителя, который не подаёт признаков жизни, но не прекращает всматриваться внимательно в салон сквозь уцелевшее тёмное стекло в попытке понять, находится ли там кто-нибудь ещё. Она уже более спокойно, размеренно дышит, пока обходит вокруг машины. И тут же напрягается, когда правая задняя дверца неожиданно распахивается. Вигго не без труда выбирается из внедорожника и прижимается к нему спиной. Он ранен, почти без сил, тем не менее в глазах его появляется презрение, стоит ему встретиться взглядом с Романофф. — Чёртова девка, — злобно цедит Тарасов сквозь зубы на русском. Его грудная клетка тяжело вздымается. — Одни проблемы из-за тебя. Тем временем Наташа отбрасывает в сторону автомат и вытягивает оставшийся «Глок 17» из кобуры. В глубине её потемневших зрачков горит ненависть, которая отравляет душу ядом, пока она неторопливо подступает к нему, желая оказаться со своим врагом лицом к лицу. — Может, сыграем в «русскую рулетку», Вигго? Кому из нас, в конце концов, достанется пуля, как считаешь? Мне... — Романофф приставляет дуло пистолета к своему виску и чуть склоняет голову набок, будто забавляется, после чего плавно направляет оружие на него. — Или всё-таки тебе. Только сперва ты расскажешь мне, какое имеешь отношение к гибели моих родителей. Тарасов ухмыляется. Из-за чего ей хочется немедленно стереть это выражение с его лица, заставить подавиться словами, которые он ещё не успел произнести. Но она призывает себя сдерживаться, не идти на поводу у чувств, которые снова готовы захлестнуть её. — Да самое прямое, — признаётся он. Взгляд его опять становится холодным, безжалостным. — Твой отец работал на меня, практически был моим партнёром. Но ему захотелось большего. Он вздумал занять моё место, чтобы возглавить синдикат. Поэтому я решил убрать его со своего пути. Вигго в подробностях рассказывает ей о том, как поздней ночью со своими ребятами нагрянул к ним домой. Их дочь, как ему было известно, в то время находилась в летнем лагере. Дальше он вспоминает, что её мать умоляла его дать мужу ещё один шанс и закрыла того собой, когда Тарасов выстрелил в него. И как потом приказал сжечь дом вместе с телами. Горло сжимается, и Наташа сглатывает. Больно даже сделать вдох. К глазам невольно подступают слёзы, заволакивая их мутной пеленой, но она стискивает зубы, не позволяя им пролиться. Ярость сменяется болью, разрывающей её изнутри. — Что ты, что твой сын... Вы — чудовища, которые наслаждаются своей безнаказанностью. — Романофф подходит к нему, бросая «Глок» себе под ноги, и не сводит с него глаз, в которых полыхает жажда мести. — Пора это исправить. Вас обоих нужно уничтожить. Она преодолевает расстояние вытянутой руки, оставляя между ними считанные дюймы. Чувствует его страх, наслаждается им. В это мгновение из рукава выскальзывает нож и ложится в ладонь. Но не видит она при этом, как Вигго осторожно заводит руку назад и вытаскивает пистолет, что находится под пиджаком, за поясом брюк. Два выстрела раздаются в тот самый момент, когда острие ножа вонзается в плоть и входит по самую рукоятку вблизи шеи. Наташе приходится тотчас отшатнуться от Тарасова, зажимая рукой раны, из которых хлещет горячая кровь. Он, в свою очередь, хрипит, с жадностью хватает воздух и захлёбывается, медленно оседая на землю. Она падает рядом на колени, глядя на то, как глаза его постепенно стеклянными становятся. У самой же голова кружится, а к горлу тошнота подступает. Кровотечение кажется сильным, остановить его не удаётся. Вот она уже на спине лежит, точно как Перкинс, в небо смотрит и дышит отрывисто, ощущая, как холод пробирает её до костей. И не сразу у неё получается осознать, что откуда-то доносится знакомый голос. Или ей просто мерещится? Силуэт, что стремительно приближается к ней, поначалу выглядит размытым, представляя из себя чёрное пятно. К ней кто-то наклоняется, и дрожащие пальцы касаются её, пытаясь привести в чувство. И лишь запах парфюма, который тут же улавливает обоняние, даёт понять, кто сейчас находится возле неё. — Джон... Ты всё-таки пришёл за мной. Снова, — шепчет Романофф еле слышно, к своему удивлению, испытывая облегчение. Ей хочется многое успеть ему сказать. Только сил говорить почти не остаётся. Веки наливаются свинцовой тяжестью. — Ты ведь и так знаешь, что я чувствую к тебе, правда? Мне же не нужно сейчас делать сопливое признание в любви? С трудом у неё выходит сфокусировать взгляд на нём, и всё же она замечает, как он нервно усмехается, охваченный тревогой, что граничит с отчаянием. Ещё никогда прежде не видела его таким. В его взгляде отчётливо читается неподдельный страх. Он действительно очень сильно боится потерять её. — Знаю, Наташа, — произносит Джонатан, смахивая слезинки с её лица подушечками больших пальцев и нежно поглаживая щёки. — Я... Он вдруг понимает, что сам плачет вместе с ней, пока неотрывно смотрит на неё, стремясь прижать кулак ко рту, чтобы всхлип сдержать. — И ещё... — продолжает она тихо, накрывая окровавленной ладонью его руку и слабо сжимая. — Я больше не злюсь на тебя за то, что ты выбрал её, а не меня. Я всё поняла и смирилась. Мне хотелось, чтоб хотя бы один из нас был счастлив, сумев выбраться из всего этого. Но, видимо, не судьба. О нормальной жизни нам можно только мечтать. Он сжимает челюсти, играя желваками, но ответить что-нибудь на это не спешит. В горле стоит ком, а в груди всё сдавливает, что не выдохнуть свободно. Затем он осторожно притягивает Наташу к себе, чтобы взять на руки и отнести к машине. При этом не прекращает мысленно умолять об одном... Только бы успеть спасти её, вырвать из лап смерти хотя бы одну из двух дорогих ему женщин. — Даже не думай прощаться со мной. Док обязательно поможет тебе. Слышишь? — Джонатан крепче прижимает её к себе, когда она опускает голову ему на плечо, и касается губами её холодного лба. — Не время умирать, Романофф. Мы продолжим бороться. Она едва ощутимо дышит, уже почти не дрожит, напоминая тряпичную куклу. И от этого его сердце словно всё сильней зажимает в тиски, делая каждый вдох невыносимо болезненным. — Это уж как получится, Джон... — удаётся Наташе прошептать, перед тем как окончательно погрузиться в темноту.