Игорю почему-то не весело. Ещё пару мгновений назад он заливисто смеялся, стоя в кругу вместе со своими почти уже бывшими одноклассниками, повиснув на плечах Петьки и Санька, пока они все прыгали и дёргались под музыку из недавно купленных колонок в актовом зале школы и поскрипывание старого, расцарапанного вечными перетаскиваниями стульев для очередных школьных мероприятий паркета, но теперь Игорю совсем не весело, он всё ещё висит на плечах одноклассников, всё ещё прыгает по инерции со всеми остальными, но вот смех застрял комом в горле, он даже перестаёт слышать жизнеутверждающую песню, которую выводит певец на записи, а всё потому, что за высокоуложенной, даже не думающей растрепаться из-за невероятного количества лака причёской Тани, за сбившимися в кучку, уже давно переставшими бдеть за ними учителями и несколькими родителями, за не танцующими из их класса и параллели Игорь встречается со взглядом, которого уж никак не должно быть на выпускном вечере одиннадцатого класса. Он вообще не понимает, как сумел сцепиться глазами с этим девятиклашкой, когда всё вокруг больше похоже на смазанную фотографию, на засвеченную плёнку, на что угодно, но не на чёткий привычный мир. Свой выпускной, не такой помпезный и торжественный, с учётом, что большинство из его одноклассников, и он в том числе, собрались в десятый класс, Артём Дзюба должен был отгулять ещё три дня назад, но нет, вот он, в том же самом костюме и всё с таким же криво завязанным галстуком стоит, подпирая спиной самую дальнюю стену актового зала, в затемнённой нише между поставленными друг на друга стульями.
Игорь зажмуривается на пару мгновений, и все звуки снова возвращаются, словно кто-то повторно нажал на кнопку «mute» на пульте, отменяя её действие. И как раз вовремя, Федос надрывается о том, что они «ваще лучший класс, так люблю вас, пацаны», и все тут же орут ему в ответ что-то похожее, и Игорь орёт вместе со всеми, потому что кнопка вернула не только звук, но и эйфорию от окончания школы, а ещё ощущение, что вот этот день — выпускной из одиннадцатого класса общеобразовательной школы — это самое важное событие в жизни, словно лучше и важнее уже никогда не будет. Но перед ними светлое будущее и открыты все дороги, как торжественно и с надрывом говорила их директриса несколькими часами ранее, перед тем как начать раздавать им аттестаты и говорить, что они самые прекрасные, и весь педагогический коллектив будет безумно по ним скучать, хотя ещё пару месяцев назад этот же самый педагогический коллектив во главе с этой же самой директрисой говорили, что за энное количество лет преподавания они
худший класс из всех, пускай и месяц назад искренне рыдали, когда их класс нестройным хором выводил «Когда уйдём со школьного двора…» на последнем звонке.
Песня сменяется, и весь их круг резко распадается на парочки, потому что начинается медляк, и Игорь сам не понимает, как оказывается в танькином захвате, она виснет на нём, щекоча ноздри сладким ароматом духов и того самого лака, который превратил её волосы в блестящее, шлемоподобное произведение парикмахерского искусства. Игорю по сути дела плевать, что в данный момент его используют как приманку для вызова ревности у Паши, танцующего с Ирой, весь их класс за этот год так устал от их драматичного трио, что всем уже параллельно на то, как это закончится, потому что закончиться оно должно, и скорее всего сегодня, ведь когда, как не на выпускном нужно разрешить все свои склоки и оставить школьные драмы за дверьми здания, в котором провёл одиннадцать лет жизни? Но Игорю всё равно, он слишком занят, чтобы следить за развитием событий, он снова натыкается взглядом на Артёма Дзюбу, и тот всё ещё смотрит на него, заставляя Игоря чуть нахмуриться, потому что он не совсем понимает, что происходит.
Артём, конечно, младше него на два года, но Игорь неплохо его знает, последние года три они вместе гоняли мячик в школьной футбольной секции и не то, чтобы сильно дружили, но общались нормально. Артём вообще неплохой пацан, возможно, Игорю всё-таки стоило подружиться с ним, но теперь уже всё в прошлом: и футбольная секция, и кивки в коридорах в ответ на широкую улыбку, пусть он теперь улыбается кому-нибудь другому — новеньким, которые, наверняка, придут на футбол в следующем году, своим одноклассникам, девчонкам, у которых Артём пользуется популярностью из-за высокого роста и «ах, таких красивых серо-голубых глаз, девочки, вы видели?» Даже парочка игоревых одноклассниц в тайне вздыхали по Дзюбе, несмотря на то, что он младше них.
Но всё это, то что Артём хороший парень и пятое-десятое, не отвечало на вопрос, что же он здесь забыл? Хотя, наверное, именно благодаря популярности среди девчонок, может, кто из параллели или игоревых одноклассниц и пригласил его. Вот только почему Артём так внимательно смотрит на Игоря? Из всех людей в зале всё внимание Артёма Дзюбы сосредоточено на потерянном Игоре, которого в медленном танце ведёт Танька, потому что он сам совершенно забылся в своих размышлениях, поэтому оба облегчённо выдыхают, когда медляк сходит на нет, и они расходятся по разным углам — Танька поближе к Пашку, Игорь напрямую к Артёму, тут же расплывшемуся в радостной улыбке.
— Привет, — говорит Игорь, останавливаясь напротив него, — Ты чего здесь?
Артём ведёт плечами.
— Не знаю, просто пришёл, попрощаться, наверное, — улыбка куда-то исчезает с его губ, он вытаскивает руку из-за спины и протягивает Игорю обычный пластиковый пакет, — Ну это… типа подарок.
Игорь заглядывает в пакет и обнаруживает внутри бутылку Советского шампанского и шоколадку, не то, чтобы он большой фанат шампанского… да и шоколада, но внутри становится тепло.
— Пойдём тогда.
— Куда? — совершенно искренне удивляется Артём, когда Игорь, уцепившись за рукав пиджака, тянет его к выходу из актового зала.
— Подарок твой попробуем.
Здание школы они зачем-то покидают через открытое окно рядом с мастерской, где проходят труды у парней, словно хотят сбежать с уроков и боятся, что кто-то из учителей заметит их, крадущихся через парадный выход, и отправит обратно, хотя Игорю больше никогда не предстоит переживать об этом, а Артёму ближайшие три месяца. Июнь встречает их ночной свежестью и ярким полумесяцем Луны, проглядывающим сквозь завесу облаков, характерных для большого города. В остальном на улице совершенно темно, к тому же они располагаются на лесенке-турнике, фонарь над которой разбили ещё месяца два назад, когда пытались забросить чьи-то кроссовки на тянущиеся от него провода.
Артём удивительно просто расправляется с пробкой на бутылке — тихий хлопок, и он протягивает шампанское, с расплывающимся от горлышка облачком пузырьков, Игорю, который зачем-то делает большой глоток, тут же морщась от ударивших в нос газов и кисло-сладкого вкуса, заполнившего рот. Они распивают бутылку на двоих, передавая её друг другу, при этом не говорят вслух ни слова, хотя Игорь буквально чувствует от Артёма волны желания что-то сказать или спросить, но он решает не давить, захочет — скажет, нет, так нет.
Когда шампанского остаётся буквально на пару глотков каждому, а Игорь чувствует, что пузырьки всё-таки слегка ударили в голову, заставляя щёки немного гореть, Артём всё же собирается с мыслями.
— Будешь заглядывать? На футбол там или просто так? — спрашивает он с такой надеждой, что Игорь даже теряется, не желая врать, но и обижать или даже расстраивать правдой тоже не хочется.
— Артём… — начинает он, пытаясь на ходу подобрать слова.
— Ладно, забей, — не дав ему договорить, произносит Артём и отворачивается от него, принявшись ковырять ногтём облупившуюся краску на турнике, на котором они сидят. Игорь окончательно запутался во всём, что происходит, начиная с непонятного появления Артёма до его ещё более непонятного настроения и нежелания прощаться с Игорем, они ведь и правда никогда не были не то, что близкими, даже просто друзьями, так, приятельствовали, — Ты мне нравишься, — неожиданно и глотая окончания выговаривает Артём.
— Ты мне тоже, — отвечает Игорь, удивлённо вздёрнув брови.
— Ты не понял, Игорь, ты мне
нравишься, — снова повторяет Артём, делая ударение на последнем слове, словно Игорь не услышал его в первый раз. И несколько мгновений он просто удивлённо хлопает глазами, глядя на непривычно серьёзного и зажатого Дзюбу, ну нравится он ему и нравится, что в этом такого? Как Игорь уже сказал, Артём и ему нравится: он забавный, смешно шутит, с ним можно поболтать почти на любые темы, он красивый, в конце-то концов…
стоп. Игорь смотрит на Артёма, кажется, впервые за годы их знакомства, смотрит
вот так, наконец, понимая. Нравится не в смысле как друг или приятный в общении человек, нравится в смысле… блять. В голове нет никаких дельных мыслей, кроме пиздец блять-блять-блять-
блять! Да, он считает Артёма красивым из-за этих его дурацких серо-голубых глаз, из-за заразительной улыбки, а ещё Игорю, неловко признавать, даже нравится то, что несмотря на возраст, Артём совсем немного, но выше него, но ведь всё это не значит, что Игорь… из
этих, а то, что с девчонками у него не ладится, ну это он просто никогда не прилагал достаточно усилий, стоит только захотеть.
Артём всё-таки отковыривает большой кусок краски от турника и тут же начинает разламывать его на много маленьких крупинок, Игорь, всё ещё не зная, что сказать, внимательно следит за движением его пальцев, отмечая ещё и то, что руки у Артёма тоже красивые, тонкие, с длинными пальцами. Внезапно пронзает острым желанием прикоснуться, дёрнувшейся было ладонью, он обхватывает прохладный, железный поручень, на котором сидит.
— Зачем?.. Зачем ты сказал мне? — Игорю действительно нужно знать, потому что одним своим вроде бы невинным признанием, Артём навёл такого шороха в его душе, что теперь просто обязан ответить за свои слова.
— Не знаю, — после недолгой паузы отвечает Дзюба, — Я не собирался.
— Но всё равно сказал.
— Не знаю, ты сказал, что не будешь заходить, так что мы скорее всего больше никогда не увидимся, поэтому и сказал, — пожав плечами, говорит Артём, до конца разламывая кусок краски и стряхивая с рук несимпатичную болотно-зелёную крошку.
Игорь снова задумывается, в процессе опять залипая на пальцы Артёма — они ведь действительно вряд ли когда-то увидятся снова, он знает как это бывает, его старший брат со своими одноклассниками тоже клялись и божились, что будут встречаться минимум раз в полгода-год, в итоге они ни разу не пересекались с выпускного, хотя большинство продолжает жить в одном районе, а некоторые и в одном доме. Артём растирает ладонями свои колени, оставляя прямо на парадных брюках остатки краски. Они никогда больше не увидятся, а выпускной — это отличный повод совершить что-то совершенно безрассудное и глупое, о чём он скорее всего будет позже жалеть. А может и не будет. Не узнает, не проверив. Руководствуясь именно этим, Игорь кладёт ладонь Артёму на щёку и поворачивает его голову к себе, чтобы прижаться губами к губам. Он не закрывает глаза, как и Дзюба, широко распахнувший свои в удивлении, оба замирают так на несколько секунд, пока Артём не сдаётся и не раскрывает губы под игоревым «напором», его веки трепещут и, наконец, закрываются, но Игорь продолжает смотреть на подрагивающие ресницы и совсем мелкие, почему-то до этого не замеченные им веснушки, рассыпавшиеся по переносице. Пока происходящее совсем не похоже на глупость, особенно в тот момент, когда ещё пару мгновений после начала настоящего поцелуя, Артём выдыхает, расслабляется, придвигается ближе и сжимает одной рукой лацканы игорева пиджака, а другой обхватывает его за шею. Теперь уже и Игорь закрывает глаза, отключая зрение и позволяя обостриться другим органам чувств: чужие губы на вкус как шампанское и шоколад, от Артёма слабо пахнет то ли одеколоном, то ли гелем для душа с ароматом чего-то древесного, а кожа щеки, под поглаживающими пальцами Игоря, мягкая, без единого намёка на щетину.
Наверное, будь в нём что-то большее, чем полбутылки шампанского, он сделал бы ещё что-то, куда более сумасшедшее, но пока он лишь разрывает поцелуй, спрыгивает на землю с лестницы, встаёт между разведённых ног Артёма, заставляя его спиной облокотиться на перекладины выше, и снова целует. Его руки пускаются в исследование тела напротив — ерошат волосы на затылке, оглаживают шею, чувствуя под пальцами заходящийся пульс, который почти повторяет ритм его собственного сердца, колотящегося в предвкушении ещё более идиотских поступков, которые так хочется совершить, он скользит ладонями по груди и рёбрам, натыкается на тут же напрягшийся под прикосновениями пресс. Игорь делает крошечный шаг вперёд, сокращая расстояние между ними до несуществующего, в процессе его бедро прижимается к паху Артёма, и пускай этого не было в планах, но то, как Артём вздрагивает в его руках, не оставляет ему шансов, он на пробу двигается ещё чуть ближе, проезжаясь ногой вверх-вниз, срывая с губ напротив задушенный поцелуем рваный выдох, от которого вниз по телу словно растекается горячее железо, и не повторить свои действия снова и снова просто невозможно. Но весь кайф продолжается недолго, Артём совершенно неожиданно и резко разрывает их затянувшийся поцелуй и упирается ладонью в грудь Игоря, отталкивая его от себя, пускай всего на десяток миллиметров, но даже они слишком ощутимы.
— Что ты делаешь? — тяжело дыша, спрашивает Артём, он так близко, что горячий воздух, который он выдыхает, обжигает Игорю губы, и в голове слишком громко распаляется одна единственная мысль, требующая ещё больше поцелуев.
— А на что это по-твоему похоже? — вопросом на вопрос отвечает Игорь, проводя кончиком языка по своим губам и одновременно задевая чужие, и тут же Артём, словно действуя на инстинктах, чуть прихватывает его нижнюю губу, мягко потянув.
— Когда… когда я сказал, что ты мне нравишься, то не это имел ввиду, — выдыхает Артём и поглаживает Игоря по задней части шеи, тем самым, несмотря на невинность прикосновения, отправляя по всему телу тёплые волны желания.
— Одно логично подразумевает другое, — отвечает ему Игорь и одновременно раздумывает, уместно ли будет заменить бедро рукой прямо сейчас, или всё-таки дать Артёму ещё немного времени на поломаться, — И даже не думай рассказывать мне сказки про то, что не хочешь, а у тебя в штанах просто завалялся банан, — и всё-таки касается его кончиками пальцев на пробу, Артём громко сглатывает, снова отстраняется уже сантиметров на десять, внимательно изучает Игоря неожиданно тёмными глазами и задумчиво закусывает красную, влажную губу, и от его вида, уже Игорь за откашливанием прячет хриплый стон.
По правде сказать, у него нет вообще никакого сексуального опыта, кроме общения со своей собственной рукой и того, что он сквозь один зажмуренный от смущения глаз подсмотрел несколько раз, честное слово, чисто случайно попадая на ночные показы эротики по телевизору, и на кассете, найденной у брата, на которой вообще-то должен был быть второй Терминатор, но ему так хочется коснуться Артёма, что дрожат руки, когда он начинает играть с пуговицей на его брюках, не решаясь расстегнуть её без разрешения самого Дзюбы.
— Не банан, — выдыхает Артём, наконец, решив что-то для себя, судя по тому, что что-то поменялось в его всё ещё тёмном от желания взгляде, и теперь уже сам целует Игоря, давая ему тем самым полный карт-бланш к действиям.
Пуговица поддаётся на удивление легко, и вот его рука уже проскальзывает в брюки и нижнее бельё и касается мягкой, бархатистой кожи, и если у Игоря просто перехватывает дыхание от ощущений, Артём всхлипывает и утыкается лицом ему в плечо, сжимая пальцами предплечья Игоря с такой силой, что не стоит сомневаться в скором появлении там синяков. Игорь действует на одних инстинктах, совершенно не задумываясь как, что и куда, двигает рукой так, как любит он, то замедляясь, то ускоряясь, то оглаживая подушечками пальцев влажную головку, то сильно сжимая в ладони основание, но Артёма, судя по его частому, хриплому дыханию и негромким стонам в губы Игорю всё устраивает. Но неожиданно, когда стоны Артёма становятся всё чаще и протяжнее, Игорь понимает, что это не устраивает уже его. Ему мало. Ему хочется чего-то большего. Поэтому то, что он падает перед Артёмом на колени, прямо на вытоптанную временем землю, совершенно не заботясь о состоянии своих брюк, кажется чем-то очень правильным и закономерным, и пускай в том, что он собирается сделать у него опыта ещё меньше, чем в надрачивании чужого члена, но у него рот наполняется слюной от одной только мысли.
Когда Игорь припускает его брюки и нижнее бельё, Артём не протестует, то ли его вполне устраивает ход событий, то ли он временно перестал соображать, и второй вариант больше похож на реальность, если судить по хаотично двигающимся рукам, то хватающимися за перекладины турника, то касающимися волос и щёк Игоря, словно они пытаются таким образом удержать остатки сознания. Сначала он на пробу проводит языком по головке, прикрывая глаза от солоноватого вкуса, затем обхватывает её губами, заглатывая лишь на пару сантиметров, не решаясь двинуться дальше, но и этого Артёму достаточно, судя по тому, как он зажимает рукой рот и жмурится, и как сжимает перекладину до побелевших костяшек. Игоря пробирает дрожь от вида, от ощущения тяжести на языке, он сжимает себя прямо через слои одежды, только сейчас осознавая, что сам болтается на краю, ещё немного и
всё, поэтому второй рукой он начинает двигать по длине Артёма, продолжая водить языком по головке, опять делая всё так, как, наверное, понравилось бы ему самому, и добивается успеха, потому что Артём протяжно стонет и отталкивает его от себя, но не так быстро, чтобы не запачкать губы и подбородок Игоря горячей, вязкой жидкостью. Его же самого пробивает жаром, и он с глухим стоном утыкается в бедро Дзюбы, когда его захлёстывает таким сильным оргазмом, который он не испытывал никогда до этого.
Игорь теряет счёт минутам, которые ему требуются на то, чтобы кое-как привести в порядок дыхание и унять дрожь в коленях, не дающую встать обратно на ноги. Наконец, поднявшись, он смотрит на раскрасневшегося Артёма, несмотря на красные пятна на лице и шее, он уже успел прийти в себя и даже сумел привести себя в порядок, натянув обратно брюки и застегнув их, в отличие от Игоря, который чувствует на коже остатки спермы, которую он не смазал, вжавшись лицом в ногу Дзюбы. Но вот чего Игорь никак не ожидал, так того, что Артём притянет его к себе и проведёт языком по губам, убирая с них всё лишнее. Это пиздец как горячо. И каждую клеточку тела снова облизывает огнём.
Они снова долго, влажно и жадно целуются, Артём чуть крепче, чем до этого сжимает его в объятиях, но Игорь не жалуется, предпочитая путаться пальцами в его волосах. Его выпускной проходит куда лучше, чем он ожидал, для совсем идеальной картины, осталось только встретить с одноклассниками рассвет, до которого, по ощущениям, осталось час-полтора, поэтому пора закругляться с этими приятностями. Он с тихим чмоком прерывает поцелуй и делает широкий шаг назад, руки Артёма по какой-то причине замирают в том же положении, как если бы он продолжал обнимать Игоря.
— Давай, Артём, удачи, может, ещё пересечёмся как-нибудь, — улыбнувшись говорит Игорь и всё-таки снова обнимает Дзюбу, уже на прощание, похлопав по спине прежде, чем отстраниться.
— Пересечёмся… — выдыхает Артём, и что-то мелькает такое на его лице, но Игорь не заостряет на этом внимания, он запускает руки в карманы брюк и пружинящим шагом направляется в сторону школы, чтобы вернуться в актовый зал тем же путём, что и покинул его, но по пути обязательно нужно привести себя в порядок.
Артём остаётся сидеть на турнике на спортивной площадке под негорящим фонарём.
***
Игорь чувствует себя полным идиотом, что он вообще здесь делает? Зачем притащился туда, где его никто не ждёт? Он не появлялся тут два года, как и обещал, но сегодня пришёл просто потому… а кстати, почему? Потому что уже два года раз за разом возвращается в памяти к своему выпускному вечеру? Потому что в моменты нескольких совершенно случайных встреч на улице, его как магнитом тянуло к Артёму? Потому что то, что между ними тогда произошло никак не хочет отпустить его? Нет, всё это бред. Он просто хочет поздравить давнего приятеля с окончанием школы. Ничего больше. И именно поэтому Игорь сейчас стоит в затемнённой нише актового зала. Там же, где тогда стоял Артём. И именно поэтому, он сжимает в руке пакет с лежащим в нём Советским шампанским. И это единственная причина, по которой он пытается поймать взгляд вертящегося в кругу одноклассников и совершенно не смотрящего в его сторону Артёма. Игорь с разочарованным стоном откидывает голову назад, впечатываясь в стену так, что пару секунд шумит в ушах. Блять, ему просто хочется выкорчевать тягу к Артёму, которого он едва ли видел в последние годы, и продолжить, наконец, спокойно жить дальше. А Артём дёргается под музыку то с одной группкой одиннадцатиклассников, то с другой, то с третьей, то снова возвращается к смешавшимся в одну первой и второй, потом начинается медляк, и в кольце его рук оказывается невысокая девушка, которую Игорь то ли не узнаёт, потому что она сильно изменилась, то ли это новенькая, то ли он просто не помнит её, а пытаться вспомнить не намерен, так как чувствует себя ещё большим идиотом из-за того, что сунулся сюда, потому что… нет, Артём с ней не целуется, но так
очевидно, что они встречаются.
Блять.
Именно в тот момент, когда Игорь всё-таки решается уйти, так и оставшись незамеченным, его взгляд всё-таки пересекается со взглядом Артёма, который, в отличие от Игоря тогда, два года назад, не замирает в шоке и не пялится огромными глазами на незваного гостя, хотя причин для этого у него куда больше, он так широко улыбается, что на левой щеке появляется ямочка, и, проведя рукой по плечу девушки, направляется в сторону снова вжавшегося в стену Игоря. То, что Дзюба оставил свою пару, ради того, чтобы поприветствовать его, вызывает в Игоре необоснованный приступ злорадства к девушке, удивлённо смотрящей вслед удаляющемуся Артёму.
— Привет, — радостно говорит он, с их последней мимолётной встречи Дзюба вытянулся ещё сантиметров на пять, и Игорю, наверное, пришлось бы чуть приподнимать голову, чтобы смотреть Артёму прямо в глаза, если бы тот не горбился, пытаясь казаться ниже, чем есть на самом деле, — Какими судьбами?
Игорь не знает. Точнее, Игорь-то знает, только Артёму этого знать уж точно не обязательно, поэтому после негромкого ответного приветствия, он суёт в руки новоиспечённому выпускнику свой подарок, в точности повторяющий тот, что дарил ему Артём, вплоть до шоколадки.
— Ответный подарок, хотел поздравить с окончанием школы, — объясняет Игорь, как будто и без этого не понятно, что это.
— Кайф, — радуется Артём, заглядывая в пакет, а Игорь всё продолжает:
— Можешь отметить… с друзьями, — он говорит совсем не про друзей, но Дзюба совершенно не понимает его намёка.
— Да в жопу их, погнали, — и тянет Игоря за рукав к выходу из актового зала.
Захлёстывает чувством дежавю, потому что они покидают школу через то же самое окно у кабинета трудов, на улице точно такая же тёплая июньская ночь, даже над турниками всё так же не горит фонарь.
— Что до сих пор не починили? — удивлённо спрашивает Игорь, кивая вверх, на столб.
Артём хмыкает и отмахивается.
— Да заебали, уже столько раз чинили, а его всё равно постоянно разбивают, они, наверное, уже забили.
Они как и в прошлый раз неспешно потягивают шампанское прямо из горла и заедают всё это шоколадом, Игорь катает между зубами нижнюю губу, каждый раз, когда бутылка в руках Артёма, ему хочется завести разговор, но он не знает, что именно спросить: как у Артёма дела? Кто эта девушка? Насколько у них всё серьёзно? Он тоже не может забыть о ночи двухгодичной давности, или с ним всё в порядке, и он живёт спокойно?
— Какие планы на будущее?
— Батя хочет, чтобы я отслужил, сам понимаешь, он ж мент, сам служил, вот и меня посылает, — пожимает плечами Артём.
— А сам?
— Не знаю, никаких идей, и правда отслужу, наверное, чё такого-то?
И с этим разговор, как и бутылка шампанского, сходит на нет, а у Игоря на языке продолжают крутиться десятки неуместных вопросов. Спросить? Не спросить? Он не спрашивает не только потому, что боится, но и из-за самого Артёма, который спрыгнув на землю, в точности повторяя действия Игоря, вжимает его в перекладины турника и целует. Игорь отвечает, естественно, он отвечает, это ведь то, от чего он так хочет избавиться, и мысль, что клин клином вышибают, не перестаёт преследовать его. Но потом его ошарашивает тем, как мерзко это с его стороны, словно он пришёл просто ради перепиха, если даже в какой-то степени это правда.
— Нет, нет, подожди, зачем? Что ты делаешь? — отстранившись и нахмурившись, спрашивает Игорь.
— То, ради чего ты сюда пришёл, — пожав плечами, отвечает Артём, как самую очевидную в мире вещь.
— Нет, Тём, я честно, —
нечестно, — Зашёл только поздравить, —
не только, — Правда, —
нет, не правда.
— Ага, а я чемпион России по футболу, заткнись, Игорь, и получай удовольствие, ну, я надеюсь, — хмыкает Дзюба и, притянув его себе, обхватив руками щёки, снова впивается в губы.
Очевидно, последнее, о чём думает Артём в этот момент — это его девушка, а кто она такая Игорю, чтобы он вообще переживал о ней? Его больше заботят горячие ладони Артёма, соскользнувшие с его лица сначала на шею, а затем всё ниже и ниже по телу, пока не опустились на пятую точку, чуть сжимая её, Игоря пробирает дрожь, и скорее всего, он бы застонал только от ощущения чужих рук, если бы его рот не был настолько занят ворвавшимся в него языком Артёма. Игорь балансирует на самом краю перекладины, когда Дзюба тянет его на себя, вставая между его раскинувшихся ног и заставляя их пахи столкнуться, посылая по телу Игоря обжигающую волну желания.
За два года у него стало не намного, но больше опыта, хотя эмоции, испытываемые с теми людьми, не шли ни в какое сравнение с теми, которые были вместе с Артёмом, Игорь всё гадал — так происходит из-за того, что тогда был его первый раз, или же это была реакция на Дзюбу, и сейчас, с недовольством признавал, что, кажется, всё дело действительно в Артёме, в его губах, руках и запахе одеколона, приятно щекочущем ноздри, от его прикосновений и поцелуев по телу проходят электрические разряды и мутится рассудок. Игорь готов молиться хоть богу, хоть кому, чтобы после сегодняшнего, у него прошла эта ненормальная тяга.
Игорю стоило бы догадаться, что против него будут использованы его же методы, но он не догадывается, шокировано глядя на опустившегося перед ним на колени Артёма. И чувство дежавю снова настигнет его — теперь уже он не знает, куда деть руки то ли вцепиться в железку, на которую опирается, то ли закопаться пальцами в волосы Дзюбы, чтобы они стали ещё более разлохмаченными, чем есть сейчас. Но все мысли и переживания покидают его голову, когда чужая ладонь обхватывает его член, и горячее дыхание обжигает головку, Игорь стонет слишком громко, но ему плевать, если кто-то услышит его, потому что так
хорошо не было даже в первый раз: ему нравится впивающиеся в спину перекладины турника, нравится как горят от возбуждения щёки, нравится чувствовать себя блядским фруктовым льдом, тающим в тёплой июньской ночи, по которому раз за разом проводят языком, по всей длине, чтобы липкие капли не попали на удерживающие основание пальцы. Ему не нравится только то, что не только он обзавёлся каким-никаким опытом, потому что Артём явно знает, что делает, особенно это очевидно в моменты, когда он спокойно, даже не закашлявшись, даёт Игорю коснуться стенки его горла. И несмотря на необоснованную ревность к безликому существу, на котором Дзюба так натренировался, именно это и становится последней каплей, он пытается предупредить Артёма, но не успевает, изливаясь ему прямо в рот, в это чёртово горло, с всхлипом прогибаясь в спине, наверняка, почти идеальной дугой.
Он даже не успевает до конца прийти в себя, а Артём уже снова на ногах, глубоко целует его, и Игорь чувствует свой вкус у него на губах. Как же это,
блять, горячо. Он так крепко сжимает пальцы, всё-таки запутавшиеся в волосах Артёма, что тот стонет от боли, но целовать его не прекращает, ровно до того момента, как откуда-то со стороны здания школы не раздаётся громкое:
— Эй, Тёмыч? Ты тут, Дзю?
Игорь вздрагивает, Артём же напротив напоследок крепче прижимается к губам, а затем с ленцой и довольной ухмылкой отстраняется.
— Ну, давай, Игорян, может, как-нибудь ещё пересечёмся, — и, хлопнув его по плечу, неспешным шагом идёт на звук зовущих его голосов.
Игоря пробирает дрожь, он чувствует себя полнейшим мудаком, ему так мерзко от себя и от ситуации в целом, потому что он только сейчас понимает, что повёл себя как последняя скотина два года назад, получил удовольствие и съебнул, оставив Артёма, признавшегося, что он ему нравится, сидеть одного на холодных перекладинах турника под разбитым фонарём. Артём ответил ему тем же. И теперь они действительно попрощались навсегда, он уверен. До этого момента его никогда не посещала мысль, что если постараться, то, возможно, у них могло бы что-то выйти, но теперь, когда его ударило осознанием, уже слишком поздно, благодаря игоревой глупости.
***
Игорю в этом году исполнилось тридцать пять, и что-то накатило. Именно из-за этого «накатило» он бесстыдно врёт охраннику на посту, что является дядей одного из выпускников, чтобы пройти внутрь школы, в голове звучит голос, до ужаса напоминающий материнский, с осуждением сообщающий ему, что он уже в том возрасте, чтобы ходить на выпускной к своим собственным детям, пусть не одиннадцатиклассникам, но хотя бы четвероклашкам; на крайний случай, существуют выпускные из детского сада. Игорь отточенным за годы способом мысленно отмахивается от этих нотаций и уверенным шагом направляется к рекреации с лестницей, ведущий на этаж с актовым залом, школа, может, и выглядит совершенно не так, как в годы его учёбы, но святая святых — актовый и спортивный залы никогда в жизни не смогли бы внезапно перенести в какое-нибудь другое крыло.
Оказавшись на пороге актового зала, Игорь едва ли не присвистывает от вида: новый блестящий паркет, краска на стенах без трещин, тяжёлые на вид бордовые шторы, по обе стороны от сцены, не то, что у них — сшитые, словно монстр Франкенштейна, между собой пыльные, страшные занавески, и самое главное по левую руку от входной двери настоящая будка диджея, а не обычная парта за сценой, на которой стоял проигрыватель, подключающийся к колонкам. Всё бы это богатство и на семнадцать лет назад, когда Игорь выпускался из школы, нынешним одиннадцатиклассникам всё это ни к чему, сейчас отмечать выпускной в школе не принято, вот и они, наверняка, после торжественного языкочесания загрузятся в автобусы или машины и поедут в ресторан или на катер, а может, и ещё куда, вариантов десятки.
Игорь с ностальгией вздыхает и порывается по традиции забиться в самый тёмный угол зала между стульями, но этого тёмного угла, как и стульев, больше нет, там, вдоль стены, висит высокое зеркало с хореографическим станком, поэтому приходится усесться в самом последнем ряду расставленных по всему залу кресел.
Со временем он, конечно, понял, что даже в двадцать засматриваться на выпускающихся школьников было плохой идеей, а делать это в тридцать пять вообще уголовно наказуемо, именно поэтому его взгляд тут же прилипает к стоящему на сцене в компании директора классному руководителю выпускного класса. Идут последние приготовления перед торжественной частью — раскладываются по стопкам аттестаты, грамоты, альбомы и прочая атрибутика, какая-то женщина раз-двакает в микрофон, проверяя громкость, классный руководитель, на которого Игорь продолжает неотрывно смотреть, нервно поправляет свой и без того, не слишком ровно повязанный галстук, заставив его совсем съехать в бок, у Игоря тут же включается перфекционистский рычажок, требующий пойти и поправить несчастный узел галстука, он игнорирует тягу, лишь коротко усмехнувшись своим мыслям — какая-то женщина скептически смеряет его взглядом, но ему, в принципе, плевать, что она подумает. Учитель же к этому времени отстал от своего кривого галстука и переключился на кольцо на безымянном пальце левой руки, и вот это заставляет Игоря немного, лишь на несколько мгновений, напрячься, подушечка большого пальца как заворожённая начинает крутить его собственное кольцо на безымянном пальце, только вот уже правой руки. Разум чуть проясняется, а стоит ли терять голову из-за дурацкого «накатило»? Стоит ли игра свеч? В этот момент заинтересовавший его учитель смеётся над чем-то, сказанным одной из подошедших к краю сцены выпускниц, и его смех такой заразительный, что Игорь тут же расслабляется, и на его губы снова возвращается мягкая улыбка. Лучше сделать и жалеть, чем жалеть, что не сделал. Вдоль позвоночника пробегает электрический разряд адреналина, и он снова упирается взглядом в учителя, стоящего на сцене.
В этот же самый момент по ушам бьёт звук таких стандартных фанфар, объявляющих о начале торжеств и чествований выпускников. И следующие полтора часа тянутся скучно и муторно для Игоря, единственное развлечение — это мужчина на сцене, который вряд ли даже подозревает о том, что его уже давно раздели взглядом и пару раз разложили на столе, с которого он берёт аттестаты и прочую лабуду, вручает своим подопечным выпускникам, обнимает их или жмёт руки, «отправляя следовать дальше в светлое будущее».
Потом торжественная часть заканчивается и начинается слёзно-фотографительная, и Игорь чувствует себя настолько чужим на этом празднике жизни, его одолевает вторая волна сомнений, настолько сильная, что больно колет в висках, а может это от духоты зала и кружащих в воздухе десятков ароматов духов и туалетной воды. Он кидает последний взгляд на высокую фигуру в костюме с криво повязанным галстуком, позирующую фотографу в окружении толпы выпускников, и выскальзывает из зала, поближе к свежему воздуху. Свежим, правда, он остаётся не долго. Курить Игорь начал лет пять-шесть назад, когда в жизни было всё как-то совсем тускло и уныло, а на личной жизни вообще гордо висела табличка с надписью «непроглядный пиздец», потом всё наладилось, а привычка так и осталась. Но, в своё оправдание, курит он редко, может месяц, а то и два таскать одну и ту же пачку в кармане, чаще угощая из неё стреляющих сигаретку, чем выкуривающий всё сам, но именно сейчас как раз тот момент, когда курить хочется до дрожи в пальцах, поэтому Игорь не отказывает себе в удовольствии, сегодня он вообще себе ни в чём не отказывает, выуживает из пачки одну сигарету и, спрятавшись за углом школы, чтобы не нарваться на гнев здешних блюстителей правил, запрещающих курение на территории учебного заведения, делает первую затяжку, выпуская дым из лёгких колечками. На второй затяжке за спиной раздаются тихие шаги.
— Выпускные кончатся минетом, — уха касается горячее дыхание, Игорь довольно улыбается хрипловатому пению и без страха откидывается назад, упираясь спиной в чужую грудь, тут же вокруг него обвиваются сильные руки, а в волосы на затылке зарываются носом.
— Да, именно это и было в планах.
— Извини, дорогой, но не судьба, еду в ресторан тусить с семнадцатилетками.
Игорь разочарованно стонет, его гениальный, только на первый взгляд, план пошёл крахом, он совсем не учёл тот факт, что классному руководителю положено сопровождать свой класс на все эти выпускные мероприятия, и не получится утянуть его в ближайший тёмный угол.
— Ну на пообжиматься у тебя время найдётся? — с надеждой спрашивает Игорь, выпутываясь из объятий и разворачиваясь на сто восемьдесят градусов.
— Две минуты.
— Хоть что-то.
Игорь делает последнюю затяжку, перед тем как бросить больше истлевшую, чем выкуренную сигарету на землю, выдыхает набранный дым прямо в чужие губы и тут же оказывается вжатым в школьную стену.
— Ты так смотрел на меня, что было ощущение, что ты разденешь меня одними глазами.
— А я и раздел, — с ухмылкой отвечает Игорь, чуть приподнимая голову и открывая шею, на которую сыпятся один за другим влажные поцелуи, — И, возможно, трахнул пару раз.
— Игорь, блять, ну нельзя же так, мне сейчас возвращаться к ученикам и их родителям, ты хочешь, чтобы я к ним со стояком пошёл?
— Нет, мне хватает любовных записок, которые я заебался доставать из твоих пиджаков и курток, не нужно давать им новых поводов, — он укладывает ладони на гладковыбритые в честь сегодняшнего события щёки, — Я так понимаю, вернёшься утром?
— Угу.
Игоря это не устраивает. Совсем.
— Какой там адрес у этого твоего ресторана?
— Тебе зачем? — Игорь делает крошечный шаг вперёд, чтобы их тела плотно прижимались друг другу, и причина его интереса в месте проведения выпускного вечера становится предельно ясна, — Нет, Игорь, даже не думай.
— Бля, ну, Тём, ну я настроился.
— Расстройся, — Игорь смеряет его уничтожающим взглядом, потому что ну как так-то? Он последние две недели только и думал о том, как затащить Артёма куда-нибудь в тёмный угол на выпускном его подопечных. Почти как в былые времена, — Ну что ты так смотришь? Игорь, ну я не знаю, подрочи там, ещё что-нибудь. Сегодня важный вечер, я не могу терять голову.
— Согласен, почти такой же важный, как твой выпускной, — Игорь проводит носом по чужой шее, прямо по кромке наглаженной рубашки, а пальцы тянутся вверх, чтобы, наконец, поправить кривой галстук, — Или мой.
— Хватит, мне пора, — Артём немного склоняется, чтобы жадно поцеловать его, прикусывая нижнюю губу, а затем отстраняется и уходит тем же путём, которым и пришёл.
— Скинь адрес, — кричит Игорь ему вслед.
— Нет, — отвечает Артём, даже не обернувшись.
И десяти минут не проходит, как телефон Игоря пиликает, оповещая о новом сообщении.
