rap better dance better

            Джисон у Хёнджина выдумщик. Ну прямо фантазёр, в голове такие дикие идеи, что не всегда знаешь, откуда в его голове берёт корни это чудо-дерево с самыми пёстрыми плодами. Периодически Хвану кажется, что если вскрыть черепушку Хана, то обнаружится там не серо-мальчишеский мозг, а что-то, переливающееся радугой и светящееся в темноте самыми яркими искрами. И Хёнджину обидно, что в сравнении со своими парнем-гитаристом, парнем-стихотворцем, парнем-вокалистом, парнем-рэпером, парнем-бесконечным-источником-энергии, парнем-с-самыми-смешными-шутками он, Хван Хёнджин, выглядит каким-то… ну шаблонным героем дорамы? Неловкий букет из ромашек на первое свидание, традиционный белый шоколад на Белый день, признания-клише (вот сколько раз в день Хван говорит “я тебя люблю”, а Хан ни разу не повторялся за эти несколько лет). Серебряное кольцо с изящными камнями. Всё, как в лучших романтических фильмах, до ужаса избито.             Попробуй попросить Джисона приготовить ужин, и то, что тебя будет ожидать на тарелке, не предскажет и лучшая гадалка. На глаза Хёнджина попадается отдел с свежими фруктами, и его личико даже морщится от недавних воспоминаний. Дыня с ветчиной? Мясо под ягодным джемом? Или же ананас с сыром? Ананас Хван ставит на место и вздыхает. Хана к готовке подпускать нельзя, потому что он в их полупустом холодильнике всегда найдёт что-то, что смешивать нельзя ни в коем случае, и смешает. Особенно после того, как в их квартире появился блендер, и друзья “семьи” Феликс и Сынмин заходить стали чаще.             Хан не дарил вещи. Он дарил впечатления. Хёнджин даже немного завидовал его воображению и способностью из самой простой коробки сделать целое событие, которое он, Хван, будет вспоминать с таким трепетом. Свежая клубника под жёлтым ценником: Хёнджин берёт сразу с полкило – Джисон обожал эти ягоды, и если он услышит, что были скидки, а парень ему не накупил ягод, то расстроится и по-детски будет дуться всю ночь, а Хвану хочется провести этот вечер особенно.             Помнится, однажды они чуть ли не подрались на день рождения Хёнджина. Времена были трудные, они только съехались на съёмной квартире и всю их приторно-страстную романтику съели счета за квартплату и чеки на продукты. Жить вместе оказалось дорогим удовольствием, приходилось сводить концы с концами, работая в две смены, и когда на свой день рождения Хван увидел коробку от айфона он честно хотел Хана убить. Яблоко, правда, оказалось вкусным, хоть и надкусанным большими беличьими зубами Джисона. Хёнджин набирает в корзину пару красных яблок и смеётся своим мыслям так громко, что рядом стоящая бабка дёргается.             Хан мог подарить совершенно дикие вещи – и раз так десять Хван его выгонял из дома за подобные подарки. После той годовщины, когда в ярком пакетике оказалась съедобная смазка с ароматом баклажанов, они не разговаривали месяц, пока наконец любопытство не победило обиду: Хёнджин спросил, в каком адском секс-шопе Джисон нашёл такое гадство. Оказалось, что смазка на самом деле с ароматом персиков, просто распечатать новую этикетку ничего не стоит, а кое-кто настолько драмаквин, что даже не удосужился открыть прежде, чем выкинуть. Хан оказался куда менее обидчивым и каким-то чудом сохранил смазку от судьбы пропасть даром. Но этикетку снять пришлось, потому что при виде баклажанов у Хвана падал.             В сравнении со свитерами ручной вязки, шоколадными конфетами, тёплыми пледами и прочей лабудой, которую тысячами и тысячами дарят каждый год друг другу влюблённые и Хёнджин в том числе, подарки Джисона становились предметом рассказов на дружеских посиделках. Пачка презервативов на новый год с открыткой “Не наплоди новых идиотов, как ты мы” или горшочек с домашней розой? Очевидно подарок Хвана уступал в оригинальности, ведь Сынмин будет вспоминать об открытке Хана на каждой встрече – “ну что, помогает вам не наплодить идиотов, как вы?”, а розочку, немного иссохшую от бестолковости хозяев, вспоминает только Джисон, матерящийся перед работой, потому что нужно полить всех их немногочисленных зелёных деток.             Или вот Хёнджин видит отдел со сладостями: огромные леденцы, которые в этом супермаркете, как будто никто и не покупает, потому что дети увлечённо таскают яркие жвачки с нижних полок, – и вспоминает карамельный “пенис” (Хан почему-то обожает использовать биологические понятия не к месту). Тогда они были заняты своими проектами на работе и долгое время встречались только по утрам за завтраком, и почему-то на день конституции Джисон решил, что подарить подобное со словами “Ну минет ты мне не делал давно, может хоть так вспомнишь, как это делается”, очень романтично. Но если бы Хван не считал все глупости Хана романтичными, пусть и идиотскими, то, наверное бы, вместе они никогда бы не были. Джисон всегда придумывал способ, как развеселить своего парня, будь это тяжёлые времена, когда подарки он делал исключительно своими руками, вырезая тысячи записок о том, какой Хван (и среди тысячи десять точно были со словом “драматичный” и его производными), или же будь то время, когда он получил повышение и на день рождения мамы Хёнджина ей подарил фоторамки, а ему – панамку. А на следующий день сообщил, что в отпуск они едут не в Инчхон к родителям Хана, а на Чеджу, потому что новую панамку нужно выгулять.             Сканер штрих-кодов пищит, пока лента, переполненная продуктами для романтического ужина (Хван всё ещё помнит, что его роль в этих взрывных отношениях быть милым и простым), приближает упаковку с клубникой. В последний момент Хёнджин замечает, что забыл взвесить именно эти ягоды, и слёзно просит подождать кассиршу. Та даёт добро – сегодня людей не так много. Весы шуршат бумагой и распечатывают ценник на внушительную сумму – всё же тут оказалось больше, чем полкило. У Джисона по-любому заболит живот: даже если клубники хоть все десять килограмм, тот постарается съесть всё за один присест. Хван бежит на кассу, пока не замечает упаковку клубничной формы. Настолько похожую на настоящую ягоду, что не будь она в отделе жвачек, то Хёнджин бы подумал, что в этом магазине клубника почему-то продаётся поштучно. Он присаживается. Коробка оказывается довольно жёсткой, а внутри лента из клубнично-розовой жвачки. В мозгу вспыхивает яркая идея, и Хван хватает жвачку.             Отклеить этикетку оказывается не так уж просто. Хёнджин судорожно водит горячим воздухом из фена, чтобы клей растворился, но тем не менее следы от бумаги остаются. Пахнет немного палёным пластмассом, и на секунду Хван думает: а не сошёл ли он с ума? Потом вспоминает, что кукуха его улетела, чтобы освободить место для влюблённости в Джисона, и своего он добьётся. Коробка оказывается довольно качественной, поэтому когда со следами от этикетки покончено, Хёнджин даже с некой гордостью вставляет подогнанный ложемент с серебряным кольцом. Ненужную бархатную коробочку он прячет среди грязного белья, потому что в этот момент в замке звенят ключи. Приходится импровизировать – продукты из пакетов они раскладывают вместе, и Хван оправдывается, что очереди в супермакете были дикими. Хан пожимает плечами.             – Странно, я заезжал за новой лампочкой для ванной, и там было пусто.             – Ой, видимо, надо было сейчас идти, а я-то пошёл в час-пик, – Хёнджин краснеет. – Это, я на самом деле хотел приготовить ужин. Ну знаешь. При свечах. У нас давно не было свидания.             Глаза Джисона загораются.             – Может без ужина? Сразу к делу.             – Чего?             – Ну мы вместе живём уже давно, можем сразу сексом…             Хван бьёт его несколько раз луком-пореем. Готовить курицу вместе получается в два раза быстрее, несмотря на то, что несколько раз приходилось ловить Хана на попытке влить в маринад черничный сироп. Откуда черничный сироп – один бог ведает, но Джисон с честными глазами клянётся, что его они покупали вместе для кофе. Правда, ни разу не открывали, а черника с курицей звучит как рецепт именитого шеф-повара. Шеф-повара Хёнджин с кухни выгоняет в душ, намекая, что с такими ароматными носками после романтического ужина Хана ничего кроме поцелуя не ждёт, и тот радостно скачет, напоследок целуя в подбородок. Хван хочет промыть клубнику в качестве десерта и спрятать среди них коробку с кольцом, но едва ли не роняет ту, пряча в свой карман.             – Тебе бы побриться, а то тебе не светит и поцелуя с такой щетиной, – Джисон на секунду появляется в проёме кухонной арки с полотенцем и баночкой какой-то маски.             Хёнджин вздыхает и решает, что вопрос с щетиной он решит позже, а сейчас запускает руку в карман домашней толстовки и делает глубокий вдох, радуясь, что не спалился раньше времени, потому что всем сердцем хочет сделать хоть что-то обескураживающее в их жизни: спрятать кольцо с выведенной запиской на клочке бумажки среди корзинки с клубникой. На самом деле, Хван слишком поздно понимает, что идея эта, как и тысячи его идей до этого, настолько сопливо-романтическая, что ничего в этом удивительного нет. Рано или поздно они бы всё равно поженились, и рано или поздно Хёнджин бы всё равно устроил этот романтический ужин.             И может быть идея с клубникой настолько предсказуемая, что все эти попытки сделать что-то креативное для Джисона будут до смешного простыми.             Хван моет клубнику и кладёт среди них коробочку. Даже если так, если бы Хану не нравилась милая предсказуемость, то, наверное, вместе они никогда бы не были.             С щетиной приходится распрощаться, потому что Джисон и правда нацелился на то, чтобы их романтический вечер был идеален во всём и колоться о щеки любимого он не собирался. Хан из недр шкафа откопал их костюмы, приговаривая, что Хёнджин в рубашке выглядит невероятно горячо, и Хвану ничего не оставалось, как согласиться, а потом радоваться, что в середине процесса Джисон обнаружил, что на его рубашке не хватает пуговиц – он тоже выглядит в костюме невероятно горячо, и Хван оправдываться не собирался. В домашних толстовках свидание проходило куда уютнее, и переживать о том, что курица с подозрительно сладко-ягодным привкусом может оставить нестираемое пятно, не нужно. Лицо Хана расплывается в таком детском восторге, стоит ему вместе с взбитыми сливками съесть первую клубнику, что у Хвана на секунду в голове растворяется любая разумная мысль. Он просто рад, что много лет они вместе, согретые друг дружкой и своей любовью, и столько воспоминаний в его голове подтверждают, что ещё как минимум сотню лет они проведут так. Хёнджин мягко целует ушко Джисона и с радостью ест с рук своего парня сладкую ягоду.             Фильм чертовски хорош, Хвану в таком состоянии неушедшей ностальгии хочется реветь над каждым диалогом, и Хан над ним смеётся, потому что сам не хочет разреветься в неподходящий момент. А он всегда неподходящий, потому что Джисон в их паре отвечает за неугомонность и веселье. Хёнджин за спокойствие и чувства. Какое-то странное сочетание, но вместе они гармонировали и сплетались в такой безбашенный дуэт, что и Сынмин, и Феликс считают, что их свела сама судьба, иначе бы они не выжили друг без друга.             Под пледом тепло, и руки Хван прячет под толстовкой Хана, потому что его парень невероятно горяч не только в непрямом смысле, он в принципе тёплый, и Джисону в перерывах между поеданием клубники приходится покрывать сладко-кислыми поцелуями щеки Хёнджина, чтобы тот окончательно не уснул, изнурённый переживаниями. И видимо эта полная занятость мыслей друг другом настолько отвлекает Хвана, что он не сразу подмечает, как неестественно блестит пластик в приглушённом свете настольной лампы.             – Джисон, стой! – он едва ли вскакивает, когда зубы Хана смыкаются на твёрдой поверхности. А когда тот воет от боли, то Хёнджин только и успевает, чтобы прижать его к себе и погладить по голове. – Малыш, нужно же быть внимательнее к тому, что ты тащишь в рот. Прости.             – Что это за хрень? – Джисон языком проводит по передним рядам зубов, проверяя, не лишился ли он своей гордости, за которую в подростковое время отдал огромные деньги – зубы исправлять это вам не то, а потом отстраняется и смотрит на “неправильную” клубнику. Хван краснеет снова.             – Просто открой?             Хан косится на него хмуро и испачканную в взбитых сливках коробочку еле раскрывает скользкими пальцами. Лицо его вытягивается – сначала в одну большую букву “О”, потом взгляд становится хмурым, будто бы он дуется на что-то, под конец он смеётся.             – Ты хотел, чтобы на нашу свадьбу я пришёл беззубым, да?             Хёнджин надувает губы.             – Прости, я думал, что проконтролирую всё и никто не пострадает, – ответ он знал и без игривых искорок в глаза Джисона, но хотел бы услышать что-нибудь поприятнее. Он всё же старался.             – Сейчас.             Хан выпутывается из пледа, почти что роняя корзинку с клубникой, перескакивает через диван и мчится в их спальню, а Хвану же только остаётся думать: стоит ли за такую реакцию на предложение руки и сердца обижаться. Джисон возвращается нескоро – с грохотом переворачивает всю комнату вверх дном, Хёнджин негодует, потому что убираться сегодня он не планировал. И окончательно парень теряется, когда ему протягивают бархатную коробочку. Просто красный бархат. Ничего такого.             – Ты тоже?..             Хван конечно знал, что мозг у них на двоих один, но так, чтобы и с предложением совпасть, это уже соулмейтство, не иначе. Глаза Хана хитрые, и Хёнджина это не беспокоит до последней секунды, когда он раскрывает коробочку, а там оказывается эрекционное кольцо.             – Конечно, как я мог повестись на такое, – Хван закатывает глаза, и пока его отвлёк небольшой розыгрыш, Джисон берёт его руку и на безымянный палец надевает абсолютно нормальное серебряное кольцо с витиеватым узором из маленьких камней. – Так ты хотел меня сначала наебать, придурок?             – Так сказать, последняя проверка на то, точно ли ты смирился с тем, что я придурок, – смеётся Джисон и снова перескакивает через диван, чтобы с кофейного столика взять коробочку-клубничку и протянуть Хёнджину. Тот аккуратно выуживает кольцо из ложемента и надевает на палец своему жениху. – Если бы ты не смирился, то ты бы меня до сих пор не любил.             – Если бы я тебя, такого придурка, не любил, я бы не смирился.