Три сестры, три сестры черно-бело-рыжей масти В том далеком краю, где не ходят поезда. Три сестры, три сестры разорвут тебя на части Сердце вверх, ноги вниз, остальное что куда. Аквариум, Три сестры
Маленькая ведьма возилась в углу сада. Сад был старый, запущенный, яблони в нем кряхтели, как старухи, и уйма падалицы валялась под ногами, перегнивая к зиме. Вязы здесь разговаривали глухими, древними голосами, дикие совы селились в дуплах, и тень замка, освещенного яркой луной, сливалась с тенями, что бродили меж деревьев, вытягивая руки к случайным прохожим. Маленькая ведьма поднялась с колен, крепко сжала губы и маленьким серебряным ножиком порезала левую ладонь. Хорошенькое лицо исказила гримаса, но с губ не слетело ни звука. Кровь быстро капала вниз, в ямку в земле, где уже лежали кое-какие сокровища – блестящая заколка, подходящая для густых черных кудрей, гусиное перо прилежной ученицы, голубая бархатная лента. Потом ведьма достала палочку и деловито залечила порез. Ямку она присыпала землей, чередуя ее с вынутыми из кармана листьями падуба, сухими васильками, лапкой дохлой кошки и нетопыриными когтями, цеплявшимися за подкладку. Закончив, она похлопала ладошками по холмику, приминая землю, и отбросила в сторону жирного дождевого червяка, попавшегося под руку. — И никто никогда не разлучит нас, — серьезно сказала она, рисуя руну единения над своим секретиком. Руна ярко вспыхнула и растаяла в воздухе. Порыв свежего ветра пронесся в ветвях. Маленькая ведьма вздрогнула и побежала в замок. Она постаралась пробраться в свою комнату незамеченной, но, конечно, тут же попалась на глаза. — Ты вся измазалась в земле, — неодобрительно произнесла высокая худощавая колдунья. Ее пронзительные темные глаза, казалось, видели людей насквозь. — Разве так ведут себя девочки из приличных семей? — Прости, мама, — ясным голоском проговорила маленькая ведьма. — Я колдовала. — Это не значит, что можно выглядеть, как последний домовик. Пойди умойся и приведи себя в порядок. У нас сегодня гости. Постарайся вести себя, как настоящая Блэк, Нарцисса. Маленькая ведьма сделала книксен и побежала умываться, довольная, что легко отделалась.* * *
Они были, как два разных мира. Худенькая девчонка в джинсах и майке сидела на каменном парапете, бесстрашно повернувшись спиной к пропасти и подтянув колено к едва наметившейся груди. На шее и руках болтались деревянные амулеты, бисерные безделушки и дешевые серебряные цепочки. Сбоку от девчонки примостился кареглазый подросток с воинственно взъерошенными волосами. Перед ними, выпрямившись, как стрела, стояла девушка лет семнадцати. Черная мантия и черные волосы служили оправой ее ослепительной коже, ярким губам и пылающим холодным огнем глазам, так непохожим на теплые зеленовато-ореховые глаза девчонки на парапете. Они были, как два разных мира, и все-таки они были сестрами. — Это недопустимо, Андромеда, — говорила старшая. — Ты не можешь встречаться с человеком, чей род насчитывает только одного волшебника. — Я знаю всех своих бабок и прабабок, — возразил подросток, но девушка в черном пропустила его слова мимо ушей, будто это было кваканье жабы. — Решай, Андромеда, — либо ты прекращаешь эти встречи, и твое неблагоразумие останется нашим секретом, либо я обо всем рассказываю маме. — Рассказывай, о чем хочешь! — с вызовом крикнула Андромеда, спрыгивая со своего насеста. — Мне все равно. Я встречаюсь с Тедом, а не с его родословной! И не нужны мне никакие секреты! — Как хочешь, — пожала плечами старшая. — Я тебя предупредила. Она пошла прочь, все так же ровно держа спину. — Мне на тебя плевать! — крикнула вслед Андромеда. — На твои предупреждения! И на то, что старшая! Плевать! Ненавижу! Ее руки сжались в кулаки, а губы дрожали. Она уставилась в небо, где облака играли в ленивые догонялки. Тед ударил кулаком по парапету. Лицо у него стало злым и решительным. — Ну, я ей сейчас покажу, — сказал он, вынимая из кармана палочку. — Будет знать, как говорить тебе гадости. Серпентум… Палочка вырвалась из пальцев. Огромная невидимая рука подбросила Теда вверх, выбив воздух из легких. Земля стремительно отдалилась, и его, как облачко, вынесло за край парапета. Он повис над бездной. Руки и ноги отнялись, стали холодными и чужими, а сердце бухало в ушах, как после тренировки. Все расплывалось перед глазами, и только лицо девочки на мосту было отчетливым, будто она стояла рядом. Ореховые глаза были похожи на деревянные пуговицы ее жилетки. Короткие, неровно остриженные волосы вздыбились, хоть ветер едва чувствовался, лицо заострилось, побледнело. Голубые молнии то и дело пробегали по серебряным цепочкам, треща при столкновении, рождая искры холодного огня. Андромеда не обращала на них внимания. Она склонила голову набок, глядя этими новыми, бездумными и страшными глазами. Мир закружился. Теда приподняло и опустило, и снова приподняло, и опять опустило. Его трясли над ущельем, будто солонку. Руки и ноги болтались, как у куклы. Тед почувствовал, что его вот-вот вырвет — от тряски и от страха, что невидимые пальцы разожмутся. — Андромеда, пожалуйста, — попросил он, срываясь на умоляющий фальцет. — Меда… В глазах Андромеды мелькнуло что-то живое, лоб нахмурился. Ойкнув, она зажала рот руками. Невидимые пальцы дрогнули, сжимая Теда покрепче, перенесли его через парапет и отпустили в паре футов от земли. — Прости! — крикнула Андромеда, хватая его и сжимая в объятиях не хуже той руки. — Прости, прости, прости, Тед! Я не нарочно! Прости, пожалуйста, и я прошу тебя, никогда не трогай моих сестер, никогда-никогда! — Ты же говорила, что терпеть их не можешь. — Андромеда, родная и привычная, сейчас казалась чужачкой. Запах озона и меди окружал ее, плечи были горячими и холодными одновременно. Тед обнимал ее крепко, но с осторожной опаской. — Говорила, что одна скользкая, как змея, а другая холодная, как рыба. — Так и есть. — Андромеда отодвинулась, чтобы взглянуть ему в глаза, виновато улыбнулась, взъерошила его волосы. — Но они мои сестры. Поэтому… — Я не должен их обижать, я понял, — закончил за нее Тед. — И не собираюсь. У нас есть мы, к чему нам кто-то еще, верно? — Верно. — Она засмеялась и потянула его за руку. — Пойдем, нужно вернуться в школу до отбоя. Тед побежал за ней, подчиняясь тянущей его руке, мимоходом бросил взгляд через парапет, в ущелье, на дне которого уже скапливались сумерки, споткнулся, но все же удержался на ногах.* * *
Малфой-мэнор сиял огнями, а Люциус сиял от удовольствия. В первый раз он устроил прием не только как полноправный хозяин поместья, но и как глава семьи, настоящей семьи. Нарцисса, еще недавно Блэк, а теперь Малфой, уверенно скользила между гостями, кивала, улыбалась, оживляла затухающий разговор — словом, показывала себя идеальной хозяйкой. Люциус сделал правильный выбор и теперь пожинал его плоды. Друэлла хорошо натаскала дочерей. Глядя на Нарциссу сейчас, трудно было представить, что еще час назад, в спальне, перебирая косметические зелья, она путала бальзам для блеска губ с освежителем кожи и бледнела на глазах, думая о роли хозяйки вечера. Но едва часы пробили восемь, она словно преобразилась. Куда только делись нервы и бледность! Люциусу это очень понравилось. Среди недостатков жены — микроскопических на фоне ее несомненных достоинств — он мог бы назвать мягкотелость и некоторую инфантильность. Но, похоже, эти качества она проявляла только с близкими. Перемена была удивительной и очень многообещающей. Люциус отпил шампанского. Неожиданно вкус вина показался ему неприятным. Причина этого обнаружилась незамедлительно. Пара, на которую упал его взгляд, не слишком выделялась среди остальных гостей, но для Люциуса они были словно окрашены в алый на общем зеленом фоне праздника. Андромеда и Тед Тонксы. Родственники. Неудача Друэллы. Да что там — ее полный педагогический провал. Люциус понимал, что не может не поздороваться с ними, — этикет не допускал иных вариантов. Но сам факт их приглашения на вечер был той ложкой дегтя, что оказалась способна испортить всю бочку меда. Он решил серьезно поговорить с Нарциссой на этот счет. Кровь кровью, но Андромеды уже не было на родовом древе семьи. Нарцисса сглупила, пригласив ее. Сейчас это было никак не исправить, но на будущее следовало дать понять магглолюбивым родственникам, насколько нежелательно их присутствие в доме Малфоев. — Мистер Тонкс! Андромеда! — Люциус был сама любезность. — Какая неожиданность видеть вас здесь! Не знал, что вы бываете в домах, где поддерживают идеи, так вам не близкие. — Здравствуй, Люциус. Нас пригласила Нарцисса, — за двоих ответила Андромеда — ей явно было не по себе среди гостей Малфоев. Люциус был доволен тем, что она чувствует неудобство своего положения. — Сестра очень просила прийти. — И я рад, что вы здесь. Развлекайтесь! — Он взмахнул рукой. — Думаю, вы соскучились по настоящей магии, живя среди обычных людей. — Нас все устраивает, — поспешно и с вызовом сказала Андромеда. — Не сомневаюсь. Разве может что-то не устраивать наследницу древнейшего и благороднейшего семейства в простой жизни среди магглов? Уверен, у вас нет даже домовиков. Ты сама готовишь и моешь посуду, Андромеда? Это прекрасно! Кстати, Нарцисса показывала тебе изумрудный гарнитур, который я подарил ей на прошедший день рождения? Стоит взглянуть, тебе вряд ли удастся когда-нибудь примерить подобные камни. — Люциус говорил, не задумываясь, проходясь по всем возможным слабым местам положения средней Блэк, не позволяя ей вставить ни слова. Глаза Андромеды давно уже сверкали, а ноздри раздувались. — И зачем мы только пришли! Ноги моей больше не будет в этом доме! — выпалила она наконец, оборвав его плавную речь, и поспешила к выходу из зала. Тонкс шагал рядом, бросая на Люциуса грозные взгляды через плечо. Чрезвычайно довольный собой, Люциус повернулся и увидел Нарциссу. — Что ты сделал? — спросила она без улыбки. — Как хороший хозяин, побеседовал с твоей сестрой и ее мужем. — Люциус подхватил молодую жену под руку. — Идем, посмотрим поближе на цветочный фонтан. Он проснулся от неудобной позы, попытался перевернуться, но что-то не пускало. Окончательно прогнав сон, Люциус подергал руками, ногами. Похоже, они были привязаны. Это было странно; это было просто из ряда вон. Люциус даже потряс головой, предположив, что все еще спит, но путы никуда не делись. — Что происходит? — спросил он грубоватым от непонимания тоном. — В чем дело, Нарцисса? — Я сейчас объясню. — Нарцисса стояла у камина, в ночной рубашке, спиной к мужу. Когда она заговорила, пламя в камине вспыхнуло, и света стало достаточно, чтобы разглядеть и веревки, притянувшие руки к столбикам кровати, и выражение лица повернувшейся жены. При виде ее Люциуса охватила легкая дрожь. Нарцисса словно светилась — не так, как светится цветок под солнцем, а скорее мертвенно-бледным светом гнилушек. Бледно-голубые глаза казались дырами в февральское небо. В зрачках притаились алые искры. От нее исходил могильный холод и могильный же запах. Перед Люциусом была ведьма во всей полноте своей силы. Нарцисса щелкнула пальцами, и веревки натянулись. — Люциус, — сказала она. — Сегодня ты оскорбил мою сестру. — Она тебе не сестра, — возразил Люциус. — И я ее не оскорблял! Развяжи! Веревки натянулась еще туже. — Я люблю тебя. — Нарцисса задумалась. — Но тебе придется дать мне клятву. — Я уже поклялся тебе в вечной любви и верности! — А теперь ты поклянешься никогда, ни при каких обстоятельствах не трогать моих сестер. — Ты сошла с ума! — возмутился Люциус. Негодование боролось в нем со страхом. Сейчас он был в полной власти Нарциссы, а о Блэках ходило немало странных слухов. Но это ведь была Нарцисса, его Нарцисса, всегда элегантная, послушная и бесстрастная, как цветок, в честь которого ее назвали. Она сделала шаг, другой, пеньюар распахнулся. Под ним не было ничего. Будто садясь в седло, Нарцисса перекинула через мужа ногу и устроилась на его животе. Кожей Люциус чувствовал жар ее лона. Он сглотнул, не сводя глаз с лица жены. В руке Нарциссы блеснул серебряный ножик. — Поклянись, — попросила она. — Нам ведь долго жить вместе, мы должны доверять друг другу. Лезвие путано скользило по его груди, выписывало круги и спирали. Вся кровь будто устремилась вслед за ним. Люциус чувствовал, что ему не хватает воздуха. Легкие сжимались, казалось, их выкручивают изнутри. Нарцисса улыбнулась ему, как непослушному ребенку. — Хорошо, — выдохнул Люциус. — Я все сделаю. Он знал, когда следует сдаться. Когда нож рассек кожу, боли не было, но когда Нарцисса прижала к порезу свое рассеченное запястье, руку обожгло, будто огнем. — Обещаю, что никогда, ни словом, ни делом, не обижу твоих сестер, — повторил он подсказанное. Алые ленты обвили их соединенные руки, вспыхнули и пропали. — Спасибо, — сказала Нарцисса. — Я очень тебе благодарна. Она склонилась над ним, целуя в губы, ее соски скользнули по груди Люциуса. Он вдруг понял, что возбужден. Он хотел Нарциссу так, как не хотел и в самый первый раз. Она изогнулась, повела бедрами, чуть сдвинулась назад и приняла его в себя так же естественно, как чехол — палочку. Люциуса подбросило на кровати. Он не мог понять, кто кого сейчас трахает, но это не имело никакого значения. Он кончил быстро и бурно, будто не был с женой полгода, а не с прошлой ночи. Нарцисса прикрыла глаза, ловя отголоски схлынувшего удовольствия и все еще крепко сжимая его внутри себя. Когда она снова посмотрела на мужа, ее глаза были привычно светлы. — А знаешь, — она будто прислушивалась к чему-то, — я думаю, через девять месяцев в мэноре появится наследник. — …он очень тщательно выбирает людей. — Беллатрикс постукивала рукоятью хлыста по высоким сапожкам. Домовик уже расседлывал ее лошадь. — Чистота крови — еще не все. Некоторым приходится подолгу доказывать свое право войти в Ближний круг, и все равно доверие Темного Лорда остается недостижимой мечтой, не так ли, Люциус? — Ее губы презрительно изогнулись. Люциус хотел ответить колкостью, благо Беллатрикс не отличалась выдержкой, и достаточно было мелкой щепки, чтобы вспыхнуло пламя. Но запястье дернуло, будто полоснуло ножом. — Разве я могу с тобой спорить, дорогая свояченица, — сказал он, улыбаясь. Наступать себе на горло было непросто, но он ведь обещал. А ночью, в спальне, Нарциссе придется компенсировать ему дневную сдержанность. Хорошие соглашения — те, что действуют в обе стороны.* * *
— Да, мой Лорд. — Если честно, Беллатрикс с трудом следила за нитью размышлений Волдеморта. Все ее внимание забирал рот, ронявший эти, несомненно, правильные слова, пронзительная синева глаз под густыми ресницами, пальцы, постукивавшие по подлокотнику кресла. Беллатрикс могла бы сидеть здесь вечно, смотреть на Волдеморта, слушать его голос. А с его идеями она была согласна заранее. Он был идеален — могли ли его мысли быть иными? — Волшебники, соединяющие судьбу с маггловским отродьем… Что может быть печальнее? Я помню вашу с Рудольфусом свадьбу — это было достойное зрелище. Мне жаль, что одна из твоих сестер избрала другой путь. Тебе не повезло с сестрами, Беллатрикс. Увы, даже у почтенных родителей дети далеко не всегда вырастают теми, кем обещают. Возьми хотя бы Сириуса и Регулуса Блэков — каков контраст! Так же, как и вы с Нарциссой — о третьей Блэк я даже говорить не хочу. — С Нарциссой? — Беллатрикс опешила. — Что вы хотите сказать этим, мой Лорд? Боюсь, я не совсем поняла вашу мысль… — Все очень просто. — В последнее время Волдеморт очень легко раздражался. — Ты — огонь, ты пламя, которое я кормлю и которое верно служит мне, пожирая врагов. А твоя сестра — яма с водой. Сколько ни бросай туда мальков, рыбы не дождешься! Она может выглядеть покорной, но она никогда не станет преданной! — Она предана вам, мой Лорд, — поспешила вставить Беллатрикс. — Пусть это проявляется иначе, но… — Не смей защищать ее! Малфои многое делают для нашего движения, но не из верности, а из корысти, из честолюбия и из страха. Когда я приду к власти, не они займут место на вершине, Беллатрикс! — Но как же так, мой Лорд, вы ошибаетесь… — Ты слишком часто перечишь мне сегодня, — холодно оборвал ее Волдеморт, — и смеешь находить ошибки в моих суждениях о людях. Будь осторожнее, Беллатрикс, если не хочешь упасть в моих глазах так же низко, как и твои сестры. Он поднялся и вышел, не удостоив Беллатрикс ни взглядом, ни прощанием. Еще час назад ее бы это бесконечно расстроило. Сейчас же мысли Беллатрикс были иными. Очарование, обаяние, всегда окружавшее для нее Волдеморта, вдруг отдалилось, сияние потускнело. Будто старая игрушка лежала перед ней; память говорила, что с этой игрушкой связано немало восхитительных моментов прошлой жизни, но продолжать хранить ее теперь можно было лишь из сентиментальности. А сентиментальностью Беллатрикс не отличалась. Котел бурлил, пар поднимался над ним столбом, закручивался спиралью в центре потолка, оседал на холодном камне и падал вниз крупными сизыми каплями. Беллатрикс, в одной рубашке, босая, распустив волосы, плела заклинания, взмахивая палочкой над кипящим зельем, призывая на помощь силы надвигающегося Самайна. Домовики притихли по углам, над замком сгустились тучи темнее ночи. Серп луны время от времени разрезал их, и тогда становилось видно, что над парком кружат вороны — стаи ворон, будто семена, просеянные из туч в сухую, истощенную осенними усилиями землю. Проклятие, что творила Беллатрикс из рода Блэков, не было ни на скорую смерть, ни на долгую болезнь. «Сила да встретит силу, сила да отразится силой, сила да сломится сама собой», — вот что шептала ведьма, бросая в котел жабью печень, руку покойника и еще теплое сердце черной кошки. Котел чавкал, словно живой, при каждом новом подношении, плевался слизью, отфыркивался, булькал довольно и сыто. И собственной крови добавила Беллатрикс в его ненасытный зев. Зелье ахнуло, охнуло, вздыбилось огромным пузырем, и тут же серебряный нож вонзился в его середину. Зелье задрожало, словно огромный слизень, и попыталось вытолкать металл. Беллатрикс держала нож изо всех сил, обеими руками вцепившись в рукоять, расставив ноги и обливаясь потом от исходившего от зелья пара. А потом пузырь сдулся — так внезапно, что она едва не рухнула в котел. Огонь погас, разлетевшись золой по углам, руны, отчеканенные на медных стенках, начали остывать, терять цвет. Уставшая сверх всякой меры, Беллатрикс прислонилась к стене, хватая ртом воздух. Но любопытство оказалось сильнее — пошатываясь, она подошла к котлу и заглянула внутрь. На ровной, как стекло, поверхности зелья был четко виден символ, похожий на руну «эйваз». — Защита, — выдохнула Беллатрикс, — вот оно. Сработало. Она приподняла прилипшие к шее, к голым плечам волосы. Сейчас у нее осталось только одно желание — скорее помыться. От кожи, от рубашки, от волос пахло гнилыми фруктами, мышами и сырой землей. Это была очень старая магия. Бросив почерневший нож на пол, Беллатрикс вышла из комнаты и вскоре уже наслаждалась горячей водой и ароматом розового мыла. Далеко от Лестрейндж-холла, в Годриковой впадине в этот момент стукнула калитка. В темноте блеснули красным огнем глаза человека, прятавшего лицо под капюшоном. Волдеморт наслаждался каждым мгновением хэллоуинской ночи. Магия переполняла его, единственная угроза его могуществу была рядом, за хлипкой дверью, и вскоре должна была перестать существовать. Он и не помнил о сестрах Блэк, запуская Авадой в годовалого ребенка Поттеров. Зеленый свет на мгновение озарил не только комнату, но и всю деревню. Надрывный крик взлетел в темное небо, всплеск магии потревожил округу, и Лорда Волдеморта не стало. Ребенок в кроватке захлебывался плачем, ему было страшно и одиноко, и мама не спешила на помощь. На выпуклом лбу, уже запекшаяся, отчетливо читалась руна «эйваз».* * *
— Я ведь говорила, что все обойдется, сестренка. — Беллатрикс с наслаждением вдохнула прохладный, чуть горчащий от дыма осенних костров воздух малфоевского парка. При всей нелюбви к Люциусу, она не могла не признать, что обустраивать быт тот умеет. — Да, то, что случилось, случилось очень вовремя, — согласилась Нарцисса, беря сестру под руку. — Не хочешь как-нибудь навестить Андромеду? Говорят, ее Нимфадора премиленькая и просто не в состоянии хоть полчаса побыть в одном облике. Беллатрикс не хотела никого навещать. Волдеморт был, конечно, неправ насчет Нарциссы, но в целом его идеи о магглах звучали вполне здраво. Беллатрикс не собиралась менять убеждения. Но и отказать любимой сестре не могла. — Ну, хорошо, — сказала она наконец. — Если ты хочешь, навестим ее. Как-никак, мы не чужие друг другу.