«Так прожила она некоторое время у госпожи Метелицы, да вдруг запечалилась и поначалу сама не знала, чего ей не хватает; но, наконец, она поняла, что тоскует по родному дому, и хотя ей было здесь в тысячу раз лучше, чем там, все же она стремилась домой». Братья Гримм, «Госпожа Метелица»
Ник поднял голову, отрываясь от увлекательного чтения. Пока он изучал нравы тильзитских ведьм, солнце опустилось, лучи его стали малиновыми, а гостиная наполнилась тенями. Но не это отвлекло Ника от книги. Звук? Запах? Шорох? — Я слышу вас, — сказал он, не оборачиваясь. — Зачем вы встали? — А почему ты здесь? — Голос Ренарда был не таким, как в участке: иная акустика и долгая болезнь изменили его, сделали немного глуше и немного мягче. — Хэнк сказал, что кому-то нужно остаться — вдруг вам понадобится помощь. — И почему остался ты, а не он? — У него свидание. — Ник почувствовал себя, как на допросе, и попытался перехватить инициативу: — Так зачем вы встали? Я принесу все, что нужно. — Мне нужно в туалет, — с невозмутимостью, за которой едва проскальзывало ехидство, ответил Ренард. — Уверен, что хочешь меня туда отнести? — Нет, — сказал Ник. — Но присматривать за вами все равно буду, как бы вы к этому не относились. — Совершенно отбился от рук, — заметил капитан, скрываясь за светлой дверью. Ник широко улыбнулся. В груди разливалось тепло, будто он сидел на жарком летнем солнце. Выйдя из ванной, Ренард присел тоже на диван, совсем рядом. От него еще пахло больницей. Наверное, подумал Ник, нужно будет помочь ему принять душ. Хотя Ренард, пожалуй, на такое не согласится. Точно не согласится. Мысль о душе почему-то смутила Ника. Он вдруг почувствовал себя не в своей тарелке, сидя на чужом диване, в присутствии капитана в домашнем халате — капитана, которого он привык видеть всегда собранным и готовым к неприятностям любого толка, от Жнецов до ФБР-овцев. Но этот домашний Ренард выглядел до странности уязвимым. Смотреть на него было неловко, но очень интересно, и Ник то отводил взгляд, то возвращался к пушистым манжетам и воротнику, так не сочетавшимся с известным ему Ренардом, с его ростом, шириной плеч и отшлифованной спортзалом пластикой. — Так что тут у вас происходит? — спросил капитан, и Ник мгновенно вспомнил о работе и субординации. Он задумался ненадолго, выстраивая события в нужной последовательности, а потом рассказал обо всем: о визите в город Адалинды, о нападении на Беду, о своих предположениях на этот счет, о наблюдателе Совета. — И, кстати, Ву теперь знает, что зря тратил время в клинике, поскольку видения, от которых его лечили, вполне реальны, — вспомнил он еще одну новость. — Замечательно, — сказал Ренард. — Те, кто не знает о Гриммах и существах, скоро окажутся в участке в меньшинстве. — Ну извините, — Ник развел руками, — так получилось. Лучше здоровый полицейский, как должное, принимающий наличие иных существ рядом с нами, чем нервный коп, ни во что такое не верящий и вздрагивающий от каждой тени. — Я скучал без всего этого, — неожиданно сказал Ренард. — Без работы? — уточнил Ник. Подобное признание было последним, что он ожидал услышать от капитана. Это было более личным, чем диван, халат или даже душ. — Без работы, без всей этой суеты и нервотрепки. Без вас… без каждого из вас. Прости, что не получилось вовремя привезти тебе антидот. Ты так и не передумал и по-прежнему не хочешь попытаться вернуть силу Гримма? Ренард бил в самое больное место — Ник понимал, что отчаянная и так трагически закончившаяся попытка капитана спасти гриммовскую сущность должна быть оправдана его желанием эту сущность вернуть. Но если он поступит так, если согласится попробовать, это будет означать окончательный выбор. И неважно, получится у него или нет, будет он снова Гриммом или останется обычным человеком. Джульетта не простит ему этой попытки, потому что она будет означать именно то, о чем шла речь во время недавней ссоры. Что он разучился жить обычной жизнью, что ему перестали приносить радость простые моменты счастья. Что он окончательно стал другим, перестав быть человеком. Ник не хотел этого. Он восхищался и тетей Мари, и матерью, но не хотел становиться таким же охотником, как они, врагом существ, не принадлежащим в то же время и к роду человеческому. Он был устроен иначе и хотел сохранить свою жизнь, отличную от их жизней. — Нет, сэр, — сказал он, — я не передумал. Ренард помолчал, а потом положил руку ему на плечо. — Я понимаю, что у тебя есть свои причины и было достаточно времени на размышления. — Он говорил негромко и очень доверительно, будто психотерапевт на приеме. — Я бы не стал настаивать, но я только что слушал тебя. Ты сказал пару фраз об участке — и заговорил о ведьмах, о Гриммах, о Совете, о ключах. Верю, что ты можешь отказаться от всего этого, но зачем, Ник? Это ведь тоже твоя жизнь. Объясни мне. Даже через куртку чувствовалось, что от его ладони исходит тепло — так же, как и от его голоса, взгляда. Ник перевел дыхание. Что это еще за магия? Прежде он не встречал такого ни у одной известной ему ведьмы. Или виновата королевская кровь? — Пожалуйста, сэр, — хрипло попросил он. — Не спрашивайте. Я действительно все обдумал и решил, и не хочу больше к этому возвращаться. Рука еще недолго полежала на его плече, будто ожидая чего-то, и исчезла, оставив смутное ощущение одиночества. — Хорошо, — сказал Ренард, и это было другое «хорошо», чем раньше в больнице. Тогда он отложил вопрос на потом, сейчас же это «хорошо» будто ставило точку в отношениях принца и Гримма. Ник попытался вдохнуть, но горло словно забило ватой. — Лучше ложитесь, — наконец сказал он. — Вам еще нельзя так долго быть на ногах. Я приготовлю чай. — Конечно. — Ренард встал с дивана рывком, как здоровый, его повело в сторону. Ник едва успел поддержать капитана под руку. — Вот видите, я вам нужен и без способностей Гримма, — заметил он, пытаясь сгладить впечатление от непростого разговора, хотя это было все равно, что заливать пожар из чайника. — Ты всегда будешь мне нужен, — ответил Ренард, не отстраняясь, и Ника будто сунули в тот самый пожар, в эпицентр. Недавнее тепло превратилось в жар, прокатившись от груди до кончиков пальцев. Что это было, черт возьми? Капитан обладает какими-то неизвестными Нику способностями или это действует магия зелья Розали? Надо будет спросить у нее, решил Ник, все это очень странно. Только новых загадок им и не хватает. Он укрыл Ренарда одеялом, стараясь не прикасаться к нему — на всякий случай, — и пока готовил чай, пытался разобраться в природе этого странного воздействия. Сейчас жар уже не чувствовался, только слабое приятное тепло. Ник не знал, чего ему больше хочется — постараться избегать любых прикосновений Ренарда или испытать это ощущение снова и попытаться разобраться в его причинах. — И долго ты будешь играть роль моей сиделки? — с усмешкой спросил Ренард, когда Ник принес ему исходящую паром чашку. — До утра, — без колебаний ответил Ник. Он был готов и к ехидным замечаниям, и к новым неудобным вопросам, но Ренард просто промолчал. Под него было сложно подстроиться, он вел игру по каким-то своим правилам, и Ник начинал в чем-то понимать Эрика. Должно быть, такой старший брат действительно вызывает желание убрать его с доски любым способом. — Постели себе на диване, — сказал Ренард, допив чай и откидываясь на подушку. Ник кивнул. — Но сначала мне нужно заняться ужином. — Надеюсь, ты не собираешься кормить меня с ложечки? — Если придется, накормлю, — не раздумывая, ответил Ник. Из-за халата или из-за того, что был у него дома, Ник сейчас никак не мог воспринимать Ренарда, как своего начальника, все время сбиваясь на полушутливый, смущавший его самого тон. Он понимал, что это звучит как-то не так, неправильно, но не мог удержаться. И Ренард его не останавливал. К счастью, выполнять обещанное не пришлось. После еды капитан потребовал ноутбук, и Ник с удовольствием отказал ему в этом, сославшись на строгий запрет врачей, но прочитал вслух последние новости Портленда, Салема, Нью-Йорка и Вены, а также криминальные сводки Орегона. — Хотите принять душ? — спросил Ник, захлопнув ноут. Вопрос вырвался сам собой, естественно, будто он не раз спрашивал у Ренарда что-то подобное. Тот покачал головой. — Утром. Пожалуй, я все же устал. Спасибо за ужин и за то, что не позволил воспользоваться собственным ноутбуком. — Всегда к вашим услугам, сэр, — отрапортовал Ник, унес посуду, перемыл ее и устроился на диване, погасив верхний свет и оставив только неяркий торшер. Было приятно вытянуться на упругих подушках — казалось, он сбросил с плеч часть очень тяжелого груза. Если бы еще найти общий язык с Джульеттой… Но никаких идей в голову не приходило — ни хороших, ни хотя бы сносных. О Джульетте вообще плохо думалось в непривычно большом, непривычно освещенном пространстве этой гостиной, где абсолютно современный интерьер непонятным образом уживался с портретами и вещами, годными, по мнению Ника, разве что для дворцов или музеев. Как и сам Ренард, тут же подумал он. Обычный американец с виду — а в нем кровь королей и ведьм. Ник не сомневался, что другого такого не найти. С королей и ведьм мысли сами собой перескочили на Сокрушителей, на ключи, на Гриммов. Отказываясь восстанавливать статус-кво, Ник был уверен, что друзья примут его любым, но ни разу не задумывался над тем, как сам примет себя в новом — точнее, старом — состоянии. Только сейчас он понял, что ему тоже придется ко многому привыкать заново: обычные погони, обычные допросы, отсутствие ужаса в глазах, когда преступившие закон существа понимали, что перед ними не просто коп. И необычные дела, в которых будет ясно виден почерк существ, но Ник уже не будет знать, каких именно, и ничего не сможет сделать, если подозреваемый выпустит клуб ядовитого дыма ему в лицо или сбежит, хватаясь за потолок присосками. Конечно, сейчас в Портленде есть Беда, но это не решает всех проблем. Раньше капитан прикрывал их в делах с участием существ, а теперь? Беда, конечно, сумеет расправиться с теми, кто будет угрожать спокойствию города, но эти трупы не спишешь на полицейскую операцию. Значит, либо у них будут копиться нераскрытые дела, либо… «Это не твоя забота», — прозвучал в голове голос Джульетты, и Ник с досадой стукнул кулаком по подушке. И тут же опомнился — не разбудил ли он капитана? Но в спальне было тихо. Ник осторожно повернулся на другой бок, подоткнул подушку повыше и попытался подумать о чем-нибудь отвлеченном, но мысли неизменно возвращались к одному и тому же, качаясь, словно на качелях: Гримм — не Гримм, да — нет, Джульетта — Шон. Последнее кольнуло уже проваливавшегося в сон Ника, словно крошка на простыни. Почему вдруг слова сложились именно таким образом? Почему не «капитан», не «Ренард», а Шон? Нику никогда и в голову не приходило называть капитана по имени. Они не были и не могли быть друзьями. Ник уважал Ренарда: сначала как начальника, потом как противника и теперь — как союзника; но Шон? Ник шепотом повторил имя — неожиданно мягко звучащее и как будто добавляющее еще один штрих к дивану, халату и шутливым перепалкам, не подходившим ни для «капитана», ни для «Ренарда». Для «Шона» это все было вполне приемлемо. Он заснул в самый глухой час ночи, когда мысли начали путаться, а усталость дала о себе знать, превратив луну за окном в фонарь, а тени на полу — в нечитаемый свиток со всеми тайнами вселенной. Ренард слышал, как Ник ворочается, дышит, думает. Как и большинство существ, он обладал более чутким слухом, чем обычный человек, но когда дело касалось Ника, Ренарду не требовались никакие ведьминские способности. Ника он чувствовал, как чувствуют моряки далекий шторм — по запаху, по цвету моря, штриховке облаков на горизонте, по той особой картине мира, что предшествует его появлению. Это началось фактически с самого первого дня, когда Ник объявился в участке, и не закончилось до сих пор. То, что Ник оказался Гриммом, было удивительно и неудивительно одновременно: удивительно, потому что вероятность их нахождения в одном участке статистически была довольно низкой; и неудивительно, потому что хоть как-то объясняло природу его влечения к начинающему детективу. Эрик был уверен, что это единственное и всеобъемлющее объяснение, именно поэтому он и попытался похитить Ника. И именно поэтому поплатился. Он ошибся — такое объяснение не объясняло всего. Не объясняло тех первых дней, когда Ник только обживался в участке, словно молодой волчонок в клетке, не объясняло стремления Ренарда во что бы то ни стало удержать новичка в их команде, не объясняло постоянного неприметного наблюдения за ним, приподнятого настроения в дни его маленьких триумфов и невесомого раздражения из-за появления в жизни Ника Джульетты. Он считал нужным помогать Нику в мелочах, делая его жизнь немного легче, чем она могла бы быть, и не раздумывал ни минуты, когда помощь была жизненно необходима, предпочитая позже разбираться со всеми последствиями, как бы неприятны они не были. Но одного он не позволял себе никогда: указывать Нику, как ему следует поступить. Неизвестно, послушался бы Ник прямых указаний или послал капитана вместе с ними туда, куда и следовало; но дело было даже не в этом. Ренард не считал возможным давить на него, считая, что Ник способен самостоятельно распорядиться своей жизнью, независимо от сложности возникшей проблемы. Он дал ему право решить все самому, вернув ключ; дал возможность пережить последствия убийства после локального зомби-апокалипсиса, ограничившись лишь парой советов; не раз стоял в стороне, когда одно его слово могло повлиять на ситуацию. Он позволил Нику вырасти из волчонка в сильного и опасного зверя. И вот сейчас впервые за все эти годы Ренарду хотелось вмешаться. Он бы смог переубедить Ника, сломить его сопротивление, доказать, что его жизнь — не там, среди обычных людей, а здесь, среди существ, рядом с ними… с ним. Да, Ренард был уверен, что смог бы это сделать — он знал Ника куда лучше Джульетты. Если бы он захотел… Он хотел. Хотел надавить, нажать, заставить, хотел увидеть прежнего Ника Беркхардта, Гримма, его собственного Гримма, как любил говорить Эрик. Характер, в котором соединились упрямство королей и ведьминская неразборчивость в средствах, настойчиво требовал получить свое, не обращая внимания на препятствия. Отпускать было не в привычках Шона Ренарда. Однако сейчас он собирался сделать именно это. Конечно, если окажется, что Ник и в самом деле хочет того, о чем говорит. Ренард был готов позволить Гримму уйти, но был не намерен верить тому на слово. Сначала он исчерпает все возможные варианты, убедится, что Ник — это Ник, что он по своей воле принял нелепое с точки зрения большинства его близких решение, и только потом поставит точку на том, что так и не началось. Ренард искренне собирался позволить Нику жить так, как тот хочет, но очень надеялся отыскать возможность иного выхода.* * *
Адалинда проснулась разбитой и совершенно не отдохнувшей. Использование магии для коррекции облика отнимало немало сил, даже ее мать признавала это — хотя все равно требовала от дочери управляться с личиной легко и непринужденно, словно это ее родное лицо, и презрительно фыркала в ответ на робкие жалобы. Те ненавистные занятия сейчас пригодились — Адалинда не просто удерживала облик Джульетты в течение нескольких часов, но и эффективно работала в нем. «Ну что ж, спасибо и на этом, мама», — подумала она, разглядывая в зеркале темные круги под глазами. Днем она собиралась обойти еще несколько мест — больше ради имитации поисков, чем в надежде на самом деле найти что-то интересное. Она ставила на вчерашнего бармена, но соглядатаям Виктора об этом знать не стоило. Настоящее дело ждало ее вечером. Блуждая по городу и пытаясь припомнить еще хоть какую-нибудь мелочь, способную подсказать ей, как выйти на Сопротивление, Адалинда заглянула в магазин специй, небольшой, но с богатым выбором пряностей, трав и засушенных фруктов. Требовавшиеся ей ингредиенты были довольно распространенными, а тот единственный, что относился к числу редких, лежал в сумке, маскируясь под этнический кулон. Адалинда надеялась, что Ищейки, несомненно, обыскавшие ее вещи по распоряжению Виктора, не настолько хорошо разбираются в стилях одежды, чтобы понять, что этот кулон не подошел бы ни к одному ее наряду. Ближе к вечеру Адалинда сделала вид, что у нее раскалывается голова, — выглядеть измученной было несложно, она и в самом деле устала, — зашла в аптеку, приобрела лекарство от головной боли и вернулась в отель. В ванной она развернула свою походную лабораторию. Зелье было несложным в приготовлении. Пока на маленьком огне томился травяной настой, Адалинда разбила краем настольной лампы пустотелый фарфоровый кулон, собрала рассыпавшиеся среди осколков семена и добавила в медленно кипящую жидкость. Серебряные пузырьки разбежались по поверхности и полопались, оставив слабый душный аромат. Адалинда улыбнулась. Зельеварение всегда было одним из ее любимых занятий, и она достигла в нем почти профессиональных высот. И вот за это следовало благодарить уже не мать, а ее собственные настойчивость и упорство. Пока зелье остывало, она прилегла на кровать и задремала, набираясь сил. Но сон, как это часто случалось в последние недели, не освежил, а только утомил ее. Ей снилась пустыня — или бесконечная сухая степь, — по которой она шла с кем-то враждебным, то и дело ожидая удара в спину. Потом бесцветное небо налилось синевой, в пустыне возник белый городок, и она увидела Диану, качавшуюся на качелях, Диану, которая была уже взрослой, лет трех. Адалинде стало горько от того, что дочь выросла без нее. Она бросилась к Диане, в спину удалил огонь, небо вспыхнуло, будто в нем взорвалось солнце, и Адалинда упала на выжженную землю, зная, что никто ее не спасет. Качели продолжали мерно поскрипывать. Проснулась она с глазами сухими, как земля в ее сне, умылась, ощущая во рту привкус гари, перелила остывшее зелье в небольшой пузырек, вытряхнув из него ненужные таблетки. К сожалению, сваренная ей в Портленде порция зелья для изменения облика содержала только одну основу — внешность Джульетты. Это был далеко не лучший выбор — после вчерашнего разговора бармен и близко ее не подпустит, не говоря уж о том, чтобы куда-либо с ней пойти. Поэтому Адалинда намеревалась воспользоваться личиком Джульетты только для того, чтобы добраться до ресторана. Это оказалось не сложнее, чем накануне. Отпустив такси, Адалинда зашла в кафе, в туалете которого приняла перед зеркалом новый образ. Она не могла полностью «отпустить» Джульетту — все-таки зелье продолжало действовать, хоть и слабо. В итоге новая личность сочетала черты обеих предыдущих, хотя Адалинда явно доминировала в этом тандеме. Она критически оглядела себя, подкрасила губы вишневым блеском и подколола наверх темно-русые волосы, чтобы создать ощущение короткой стрижки. В таком обрамлении лукавый разрез глаз и чуть вздернутый нос выглядели еще лучше. Адалинда отрепетированно улыбнулась. Она знала, что перед ней трудно устоять, принимая это как факт, а не повод для гордости. Гордиться стоило не внешностью, а умением ее использовать. Как и многие на его месте, бармен, которого звали Маттиас, недолго сопротивлялся обаянию любопытной и улыбчивой иностранки, которая явно жаждала узнать Вену не только из окна туристического автобуса на экскурсии по достопримечательным местам. Он охотно принял ее приглашение прогуляться по парку после закрытия и выпить кофе в одном из «Венских штруделей». Правда, кофе показался ему немного необычным на вкус, прежде в кафе такого не подавали, но он быстро забыл об этом, отвлеченный ворохом вопросов, которые задавала американка: о национальной кухне, национальных напитках и национальных способах хорошо проводить время. Милая улыбка и недвусмысленный взгляд сопровождали этот вопрос, на который Маттиас мог ответить только одним, старым, как мир, способом. Позже, дома, звоня Мейснеру и назначая ему срочную встречу, он не мог отделаться от ощущения, что кто-то диктует ему свою волю, стоя у него за спиной. Перед глазами плавало слепое пятно, заслоняя поле зрения, едва он поворачивал голову в попытке увидеть кукловода, и даже мышцы противились этому простому движению. — Теперь ложись и спи, — сказала Адалинда, перечитывая бумажку, на которой записала адрес названного Маттиасом места встречи. Накрепко запомнив адрес и время, она скатала бумажку в плотный комочек и с усилием проглотила. Нужно будет купить бутылку воды, чтобы промочить пересохшее горло. — Завтра ты ничего не вспомнишь ни обо мне, ни о той девушке, что приходила к тебе вчера. Глаза Маттиаса послушно закрылись. Адалинда осмотрелась, убедилась, что ничего не забыла, и вышла, аккуратно захлопнув дверь. Щелкнул «язычок» замка. Прелюдия была завершена. Начиналось самое сложное. Она едва не сорвалась, поднимаясь в номер по пожарной лестнице. Адалинда была в хорошей физической форме, но никакая форма не могла выручать вечно. Ей нужен был крепкий сон, полноценный отдых и отсутствие поводов для беспокойства, но сейчас обо всем этом можно было только мечтать. Было бы прекрасно поваляться утром в кровати, набираясь сил перед встречей с Мейснером; однако такой перерыв не вписывался в ее игру. Отчаявшаяся, готовая на все женщина не бросит на полпути поиски человека, способного дать ей сведения о дочери. Если она останется в номере, это будет знаком того, что она нашла того, кого искала. Но Виктор ни в коем случае не должен понять это. А значит, ей предстоит, как обычно, встать пораньше, провести день на ногах, а вечером ускользнуть от наблюдения и отправиться на встречу. Адалинда сползла на пол по стенке ванной. Она так устала… Поддержание иллюзии выкачивало магию, словно насос. Еще немного, и она ничем не будет отличаться от той Адалинды, что приехала в Вену несколько месяцев назад, лишенная силы и с единственным залогом будущего, растущим в животе, залогом, который надеялась продать как можно дороже. Теперь все ее усилия были направлены на то, чтобы любой ценой вернуть себе этот залог. И далеко не только потому, что крошечная Диана была зачем-то нужна огромному количеству людей вокруг. Главным было то, что в Диане нуждалась она сама. Пожалуй, Мейснер был единственным, кто поверил бы в это. И Виктор, и Эрик, и Шон, и фрау Пеш — все считали, что Адалинда ведет свою игру, где ребенок является главным козырем. Так оно и было — до момента рождения Дианы. Об остальном знал только Мейснер. К счастью — потому что любой другой, увидев мать с ребенком, понял бы, какой мощный рычаг давления на Адалинду представляет ее дочь, и не задумался бы им воспользоваться. Адалинда была почти уверена, что Мейснер этого не сделает. Такая ни на чем не основанная уверенность не была ей свойственна, и Адалинда старалась не слишком поддаваться этому чувству, отдавая приоритет холодному голосу рассудка и логике, привычно диктовавшим, как ей следует вести себя, чтобы получить наибольшую выгоду. И все же встречи с Мейснером она ждала не только как шахматного поединка, в котором обязана победить. Возможность увидеть его снова была ей просто приятна. Признав это, Адалинда заставила себя встать, умыться и выпить укрепляющий отвар. Завтра ей нужно быть сильной — впрочем, как и всегда. И она справится — впрочем, как и всегда. И все эти особы королевских кровей еще пожалеют, что встали у нее на пути. Повторяя это, как мантру, она заснула.* * *
Ник проснулся рано — за окном едва серело, — чувствуя себя прекрасно выспавшимся и отдохнувшим. Стараясь не шуметь, он убрал покрывало и подушку, поплескал водой в лицо, фыркнул, представив вторую зубную щетку в безупречно чистом стаканчике и свой станок для бритья на сияющей металлической полочке. Само жилище Ренарда как будто не позволяло вписать кого-то еще в его идеально налаженную, никому не видную частную жизнь. Потом он заглянул в спальню. Капитан спал, лежа на спине, закинув руку за голову. Выше края одеяла на груди виднелся верхний из четырех круглых шрамов — будто печать. Ник опять ощутил дыхание очень близко подобравшейся смерти и мгновенное желание никогда и ни за что не уходить отсюда, чтобы не допустить повторения случившегося. Допустим, остановить убийцу с пистолетом ты сможешь, трезво констатировал он. А что будешь делать против стаи Ищеек, Сокрушителя, Жнецов? Ты просто коп. Оставь это дело профессионалам. Ник осторожно прикрыл за собой дверь. Он так и не уснул больше, сидел на диване, ни о чем не думал, смотрел, как занимается над Портлендом новый день. Таким и застал его Ренард, и несколько минут стоял в дверях, глядя на темноволосый затылок. Может быть, его лицо в этот момент помогло бы Нику ответить на некоторые вопросы, но когда он обернулся, Ренард уже направлялся в ванную. — Мне нужно идти, сэр, — крикнул Ник. — Хэнк сказал, что ваша сиделка придет к восьми. Проверьте, что она — это она, а не Потрошитель. — Как скажешь, — ответил Ренард через дверь. — Сам бы я, конечно, не догадался. Когда Ник спустился вниз, его настроение напоминало воскресное утро — беспечное и безмятежное. Испортилось оно лишь в тот момент, когда он сел в машину и понял, что нужно ехать домой, чтобы переодеться. Нежелание делать это было настолько сильным, что Ник махнул рукой на отсутствие душа и несвежую одежду. Порой ему приходилось оказываться в участке и в куда худшем виде. Он не хотел видеться с Джульеттой наспех и, возможно, усугублять ситуацию. Они поговорят вечером, когда не будет необходимости спешить. Приняв решение, Ник тронулся с места. Глядя из окна, Ренард дождался, пока его машина отъедет, и нажал кнопку на быстром наборе.* * *
— Любопытно, — сказала Розали, закончив короткий разговор. — Это Ренард, он хочет меня видеть. — Наверное, насчет зелья. — Монро ловко перевернул фирменные кабачковые оладьи, стопка которых уже возвышалась на тарелке. — В самом деле, недавно он едва не умер и за две недели еще не обрел прежнюю форму. Форменное безобразие. — Было бы странно, если бы ему нравилось валяться в постели, когда вокруг происходит столько событий, которые он не может контролировать. — Розали всегда немного защищала Ренарда, Монро порой даже шутливо интересовался, не пора ли ему начинать ревновать. — Но вряд ли на консультацию по зельям он пригласил бы и тебя тоже. — Он пригласил меня? — удивился Монро. — Действительно странно. Мне казалось, он меня недолюбливает. Розали пожала плечами. — Говорю, как есть. Вечером он нас ждет. — Эй, вечером у меня свидание с одним Рыжехвостом! — возмутился Монро. — И общество капитана этого не компенсирует. — Получишь свое свидание позже. — Розали взяла сумочку. — До вечера, и не забудь за мной заехать. — Я никогда не забываю ничего, связанного с тобой, — заметил Монро, мгновенно оказываясь у двери и целуя ее в висок. — Я знаю, — ответила Розали, возвращая поцелуй.* * *
«Цветы», — записал Ник на желтом стикере возле монитора и в конце дня долго смотрел на буквы с недоумением, припоминая, в каком же деле у него фигурируют растения. Так и не вспомнив, он выключил компьютер и направился к выходу. И только по дороге, зацепив краем глаза яркую витрину цветочного магазина, он вспомнил, что хотел купить Джульетте букет. Выбрав самые красивые, на его взгляд, снежно-белые лилии, он попросил оформить их, и пока продавец подбирал шуршащую бумагу и ленты, думал, стоит ли позвонить капитану и узнать, как прошел день. В конце концов Ник решил, что о каком-либо форс-мажоре уже стало бы известно. И вообще сейчас ему следовало думать никак не о Ренарде. Окна дома тепло светились, когда он подъехал. Ник счел это добрым знаком. Открыв дверь, он почувствовал запах кофе и вспомнил, что обед был уже давно. Но ужинать прежде примирения, конечно, не стоило. Он сбросил куртку и прошел в гостиную, неся букет перед собой, как белый флаг. Джульетта отставила чашку и легко поднялась с дивана ему навстречу. Она не удержалась от улыбки, увидев цветы, и Ник напомнил себе поблагодарить Хэнка за совет. Поставив лилии в вазу, Джульетта обернулась. — Хочешь поговорить? — Думаю, нам обоим это не помешает. — Ник отбросил мысли о пицце, пиве и ленивом просмотре в обнимку какого-нибудь экшена — да пусть даже ромкома. — Нужно обсудить кое-какие вопросы, верно? — Верно. — Казалось, Джульетте тоже не очень хочется начинать разговор. — Я, конечно, погорячилась вчера и высказалась слишком… в общем, слишком. Я не имела в виду, что ты больше не тот Ник Беркхардт, которого я знала. Я имела в виду, что ты изменился. В тебе остался прежний Ник, остался Гримм, а теперь — теперь это третий ты, с новыми мыслями, мечтами и целями, и мне непросто привыкнуть ко всем этим переменам. — Нет-нет, — возразил Ник. Здесь он был на твердой почве, этот вопрос не вызывал у него сомнений. — Мечты и цели у меня остались прежние. Во всяком случае, в том, что касается нас, — добавил он, чувствуя, что слишком обобщать не стоит. В чем-то Джульетта была права: раньше все было гораздо проще и понятней. — Хорошо. Тогда как мы будем вписывать твои прежние мечты в твою новую жизнь? — Почему бы просто не вернуться к тому, что было? — с надеждой спросил Ник. — Я интересуюсь твоей работой, ты интересуешься моей, мы рассказываем друг другу, как прошел день, делимся неприятностями, советуемся. Мы же всегда так делали. И сейчас у меня уже нет необходимости что-то от тебя скрывать — ты все знаешь. Нет повода для беспокойства. — Есть, — возразила Джульетта. — Когда ты стал Гриммом, тебя захватило целиком. Думаю, ты даже не замечал, как много времени и сил отдаешь этому… занятию. Тебе все казалось естественным. Дело не только в том, что ты скрывал что-то от меня. Дело в том, что ты ускользал от меня. Тебе знакомо ощущение, когда человек сидит рядом, но ты его не чувствуешь, не знаешь, о чем он думает, из-за чего тревожится или радуется? Это даже не отчуждение, это гораздо хуже. Я хотела быть частью твоей жизни, Ник, как ты был частью моей. Но у меня ничего не выходило. Как будто пытаешься пробить мягкую стену в палате для психов — лоб не разобьешь, а вот сердце… — Я понял, понял, — перебил Ник. — Но теперь ведь никакой стены нет. — Есть. Только с нее убрали мягкую обивку, и теперь я вижу, какая она на самом деле. Ты не забудешь о том, кем был, и не перестанешь думать об этом, а я не перестану гадать, какие мысли бродят у тебя в голове. Ник, наверное, тебе было суждено получить этот дар, но если ты его лишился, может, это тоже судьба? И не надо идти против нее? — Да я и не иду, — запальчивее, чем требовалось, ответил Ник. — Мы ведь обо всем договорились. Просто тебе хочется, чтобы я тут же стал прежним, как по волшебству. А так не бывает. Нужно время, которого ты мне не даешь. — Помнится, чтобы вжиться в образ Гримма, времени тебе почти не потребовалось. — Джульетта подняла ладонь. — Нет-нет, постой, это было не по делу, признаю. Я поняла, ты хочешь, чтобы я была более терпеливой… хотя куда уж больше. — Она сморщила нос, становясь прежней, привычной Джульеттой. — Хорошо, давай попробуем. Давай попробуем продолжить с того места, где ты впервые ощутил способности Гримма. Представь, что этого момента не было. Ювелирный магазин, кольцо, Хэнк с его намеками, Адалинда. Ник помнил все так ясно, будто это случилось только сегодня. — Ну хорошо, — сказал он, принимая игру. — А про то, что в тот день я купил кольцо и собирался сделать тебе предложение, тоже забыть? -Думаю, да, — нахмурилась Джульетта. — Пусть этот момент придет своим чередом. И про визит тети Мари лучше тоже не вспоминать. — О ней я забыть не смогу. — В голосе Ника прозвучала предостерегающая нотка. — Я и не хочу, чтобы ты о ней забывал, — возразила Джульетта. — У тебя была замечательная тетя, она тебя воспитала, и я благодарна ей за это. А еще я не отказалась бы поужинать. За обедом мне кусок в горло не лез. — Закажем пиццу или пойдем отмечать достигнутое взаимопонимание в кафе? — Или поедем в «Хиггинс» и закажем суп из морепродуктов и утку? — Джульетта рассмеялась, глядя на выражение лица Ника. — Шучу. Я тоже устала и не хочу никуда выбираться. Закажу пиццу и роллы, а ты выбери фильм. Минут через сорок, утолив голод и обнимая Джульетту, устроившуюся у него на плече, Ник почувствовал себя вполне счастливым. — Ты смотришь? — спросил он темноволосую макушку. Фильм был не слишком интересным — псевдоисторическая драма. Ник предпочел бы проверить отчеты о происшествиях за день — не появился ли в Портленде кто-то, похожий на Сокрушителя. — Спать хочется, — пробормотала Джульетта. — Я плохо спала прошлой ночью. И ты, наверное, тоже — в трейлере не самая удобная кровать. — Я ночевал не там, — рассеянно сказал Ник, переключая каналы. Джульетта подняла голову с его плеча. — Не там? А где же? Неужели ты нарушил покой молодоженов? — Конечно, нет! — возразил Ник. — Вчера выписали капитана, и мы с Хэнком решили, что стоит позаботиться о его безопасности хотя бы в первый день. — И всю ночь посменно дежурили под дверью его спальни? — Зачем? И вообще, Хэнк ушел, у него было свидание. А я остался. — Замечательно, — с ощутимой иронией сказала Джульетта. — И что бы ты стал делать, появись там Смертоплюй, Потрошитель или кто еще у вас числится в списке самых страшных и опасных существ? Ник, тебя бы просто убили: загрызли или разорвали в клочья. Ты вообще думал, что делаешь? — Но я же не мог его бросить. — Мог, Ник! Мог и должен был! Твой капитан — взрослый человек, играющий в опасные игры. Он понимает, чем рискует. А вот ты — нет! — Но он мой капитан. — Но это не основание так рисковать ради него! Он же не просто притягивает неприятности — он их создает! Уверена, в Портленде без Шона Ренарда жилось бы гораздо спокойнее! — Да, а я, возможно, был бы уже трупом! — Нет, ты прекрасно справился бы без него. Ну что, что он такого сделал, что ты так его защищаешь? — Он… — «убил сводного брата из-за меня», чуть не выпалил Ник. Но это была не его тайна. — Он доверяет мне больше, чем своей семье. — И что? Это не значит, что и ты должен ему доверять! — Да почему же? Джульетта, не надо пытаться контролировать все мои чувства! Я вправе доверять тем, кому хочу! — А я вправе не доверять им! — Ради всего святого, я не заставляю тебя им доверять! Просто не лезь в мои дела! — А разве час назад мы не решили, что все дела у нас общие? — очень тихо сказала Джульетта. — Ненадолго тебя хватило, Ник Беркхардт. Что ж, можешь и сегодня ночевать у того, кому доверяешь, — она выделила голосом последнее слово. — Я даже рада, что все выяснилось так быстро, и нам не пришлось долго ломать комедию. — Я и не пытался… — начал Ник, но махнул рукой и вышел. Вскоре на улице заурчал мотор машины. Джульетта закусила кулак и попыталась не заплакать.* * *
— То есть вы не заметили никаких странностей? — в пятый, наверное, раз спросил Ренард, обводя взглядом компанию. Розали, Монро и Хэнк синхронно покачали головами. — Никаких, — за всех ответила Розали. — За исключением того, что он перестал быть Гриммом. Они ждали еще каких-то вопросов, но Ренард молчал. Розали уже рассказала, что проверила Ника на все известные ей чары и заклятия и попросила о том же Александра, но проверки не дали результата. Ник являлся самим собой, не был ни зачарован, ни опоен, не находился под чьим-либо воздействием и принимал решения, находясь в здравом уме и твердой памяти. — И что дальше, капитан? — спросил Хэнк. — Вы еще раз поговорите с ним? Нужно же что-то делать. — Нет. — Ренард смотрел прямо перед собой, в центр журнального столика. — Ни я, ни вы ничего делать не будем. Ник принял решение, и мы будем это решение уважать. — Но это же бред! — воскликнул Монро. — Ник — лучший Гримм, которого я встречал. И вы позволите ему вот так все бросить? — Совершенно верно. — Ренард перевел на него ничего не выражающий взгляд. — Он сделал выбор, и я не буду ему мешать. Это его жизнь.* * *
— Странно все это, — сказала Розали, пока они дожидались лифта. Хэнк остался у Ренарда обсудить дела в участке. — Еще бы, — подтвердил Монро. — Каждый в королевской семье может только мечтать о собственном Гримме. А этот — отпускаю, мол, на все четыре стороны. Я думал, он никакими чарами не побрезгует, чтобы вернуть Ника. — Ага, — задумчиво сказала Розали. — Есть у меня тут одна идея… Пообещай не смеяться. — Обещаю. Какая? — Монро был заинтригован. — Мне кажется, что капитану нравится Ник. — Ну разумеется! — недоуменно откликнулся Монро. — Отличный полицейский, отличный Гримм, фактически работающий на него, — кому это не понравится? — Я не о том. — Двери лифта открылись, они вошли, и Розали нажала кнопку «вниз». — Он ему нравится не как полицейский, Гримм или друг. Иначе. Монро сначала не понял ее намека, а потом открыл рот — Что? — спросил он. — Что? Что ты такое говоришь, Розали? Как тебе это вообще в голову пришло? — А что? — Розали была невозмутима. — Ты понаблюдай за ним. Он же не использует Ника — он скорее оберегает его. Так ведут себя бастарды в погоне за властью? — В общем, нет, — признал Монро. — Конечно, в королевских семьях такие связи не редкость, и, надо сказать, что если бы отец Ренарда в свое время связался не с ведьмой, а с колдуном, у семьи сейчас не болела бы голова из-за бастарда. Но неужели ты считаешь, что Ник?.. — О нет, — покачала головой Розали. — Ник, на мой взгляд, вообще ни о чем не подозревает. Его тетя была прекрасным Гриммом и неплохим воспитателем, но в том, что касается чувств, я бы не стала полагаться на Ника. Сам подумай, как можно не заметить, что спишь не с той женщиной? Ник немного путается в эмоциональных нюансах, принимая одно за другое: жажду мести — за страсть, симпатию — за дружбу и так далее. Так ты даешь моей версии право на существование? — Возможно, — признал Монро. — На очень, очень призрачное существование.