Вакуум… пустоты… страх…
Билл чувствовал пронизывающий, неведомый им раньше холод этих завораживающих, всё таких же неизменных просторов, ощущал всю угнетённость, отчуждённость этих вековых пустот, их непомерную сокрытую силу, жалея о своём нахождении здесь и желая в эти умопомрачительно долгие секунды забыться. Это вновь повторялось.
Он снова витает в этой местности, полностью беспомощный и обессиленный, недалеко от ослепляюще яркого портала, к которому, ожидаемо, он приблизился (или меня приблизили) уже на несколько шагов, среди несменяемой блестящей пыли, раскрытой тьмы и тусклых звёзд.
(Сон… он будто реален).
(Он и должен быть таким под грозной рукой управляющего им. Тебе, как никому другому, это знамо).
Если бы он был в состоянии что-то сделать (даже самую необдуманную и нерациональную вещь), то он бы незамедлительно канул в небытие. Чужой голос, эхом отозвавшийся в неспокойном разуме, ощутимо заставил сердце биться быстрее. Билл натянулся в невесомости, как скрипичная струна, и прикрыл веки, вслушиваясь в отдаляющийся тембр в голове.
(Я тебя знаю, да?! Очень знакомый голос! Надо же!)
(Ты так умело ориентируешься в собственном сознании, что аж место твоего нахождения тебя нисколько не смущает — конкретно этого я и ожидал. С момента последней нашей встречи ты стал намного более серьёзным, вырос, нежели в те первые десятки лет).
(С момента нашей последней встречи? Десятки лет?)
Билл бы ненавистно и надменно ухмыльнулся, если бы, разумеется, мог.
(Покажись! Нечего утаивать своей личины и прятаться в моём сознании голым эхо!)
(Что ж, твой резко скачущий уровень терпения перестал поражать меня ещё в те годы. Но так тому и быть — интрига не должна была держаться столь долго).
Глаза резко застлала пелена. Непроницаемая и мутная, она возросла непробиваемой стеной перед зрачками, а после — световая, кратковременная и внезапная вспышка больно ослепила. Билл рефлекторно зажмурился, укрывая лицо… руками.
(Неужто вернул мне контроль над телом?)
(Благодарить пока рано).
Шифр пытался успокоиться.
Все самые худшие мысли и ожидания подтвердились с чьей-то лёгкой руки этой ночью… А он ведь даже, после случившегося кошмара, притупил эти едкие догадки в сознании, надеясь навсегда похоронить их где-нибудь на подкорке подсознания, но ситуация обернулась во всецело противоположную для него сторону.
Услужливая госпожа судьба распорядилась в разрез его нуждам и Шифр, смогший нормально разлепить глаза, вяло, преодолевая порог нахлынувшей слабости (всё заново!), осмотрелся по сторонам. Уходящие в ещё одну бесконечность (сколько их тут?), в какую-то непреодолённую даль, стороны, искажённые неполностью ушедшей с его глаз пелены. Демон едва не пал ещё ниже, посмотрев себе под ноги и опять убедившись в курьёзности происходящего — он стоял на коленях, а на руках, на его бедных запястьях, снова неощутимые им оковы.
— Заново? Не ожидал от тебя аккурат такого слова. — голос, резкий и размеренно громкий, разнёсся где-то над ним. — Ты даже больше стал похожим на человека, чем я. Не это ли худшее, что возможно с тобой, м?
— Уже давно плевать. — Билл высокомерно улыбнулся и с усердием выпрямился, отчего беззвучная цепь натянулась в такт неуклюжих движений. — Мне всё равно вот уж целых девятнадцать земных суток!
(Похож на человека? Ха-ха-ха… Приятный нежданчик!)
(Это дотоль потешно по-твоему?)
Потихоньку всё прояснялось: Шифр смог лицезреть занавесу туманных игр. И перед ним она предстала… довольно-таки нелицеприятным (ожиданием) видом: уходящей вперёд, вниз, вверх, назад, вправо, влево безграничной тьмой, в которой увидеть что-то, помимо обнажённого и отвратительного ничего, сложнее, чем разглядеть в неунывающей Кометочке какие-либо частички серьёзности.
— Твоя воля против моей — обычное ничто. Мы и правда с тобой надолго оборвали все связи, а мне очень-то жаль. — Шифр невинно посмотрел по сторонам и проникновенно улыбнулся. — Тэд?
— Твоя исключительная проницательность любима мною, но твоя личность — сплошное безобразие, Шифр. — ещё одна минималистичная вспышка где-то позади Билла, и квадрат нависает на его головой. — Обожаемая копирка.
— Узнаю эту манеру речи. — демон недобро усмехнулся и посмотрел ввысь, созерцая то перед собой, что и хотел увидеть. — Ты ничуть не изменился, Стрэндж.
— А ты, видать моему глазу, категорично решил перетерпеть все изменения. Под давлением иль нет — это неважно. — Тэд, будь он человеком, цинично и торжествующе бы улыбнулся, но голос того и форма (квадрат треклятый) оставались неприступно холодными и безучастными по отношению к Шифру. — Но, к твоему несчастью, я решил встретиться с тобой не только из… кхм, помнишь, как это зовётся у людей? «Чувства ностальгии».
— Да… логично: к чему тратить столько сил на воссоздание часовых проекции в моём сознании ради одной встречи и парочки фраз в стиле «как дела?». Что ты затеял и знают ли об этом…
они? Хотя бы один из них в курсе всех твоих забав со мною?
— О, поверь, не оставались бы они в неведении — меня б тут не было. — сгоряча выразился Стрэндж, настойчиво кружа вокруг Шифра. — Ты расчётливый демон, но легкомысленный и развязный. Так уж ответь мне…
— Пошёл нахер. Не собираюсь я ввязываться в твои игры разум…
(Что-то мне это напоминает).
Разум Шестопала, разум Стэнли, разум Ёлочки, разум человека в целом — потрясающее, девственно чистое поле для новоявленных сил! Столько пешек можно воссоздать по своему хотению, столько кошмаров спроецировать! Ах, довести жертву до безумия своими ужасающими кошмарами, бесовскими образами и сценками, ввести в настоящее отчаяние — это искусство самых настоящих виртуозов. Кинуть и утопить их в такой агонии, в такой безысходности, когда от собственного тщедушия они попросту возжелают быстрой и лёгкой смерти. А как возжелают, то их погибель будет длиться столько долго, сколько захочу я! Бедные, немощные людишки так милы при смерти и своей беспомощности.
— Что, стыд пробрал?
— Вовсе нет. — Шифр оскалился. — Сам же меня уверял, даже ещё до их открытия, что я похож на оксиды цинка, свинца и алюминия (1), а теперь про стыд и совесть мне что-то говоришь? И да, я только понял эту твою замысловато тупую шутку (а шутка ли это вообще?).
— Да, неоспоримый факт — лицемерие тебе присуще. — Тэд едва видимо усмехнулся, спокойно левитируя перед Биллом. — Но это не значит, что ты отречёшься от всего возможного.
— Изволишь ли тебя вновь послать? — Билл театрально поник. — Всё то, что я многие тысячелетия пытался воплотить в жизнь, все те надежды наших былых собратьев неотвратно разрушены. Этого не изменить, как и моё наказание. Так скажи мне в таком случае: что тебе от меня нужно?
— Ступить на путь истинный — хорошее решение. Если даже не твоё, то смирение и принятие неминуемой расправы над своим эго — это тоже допустимо чудный результат. Но, — мерзкое «но» трагично оборвало нравственно идилличную тираду, — у меня лично на это были чуть
другие планы. По поводу твоего наказания в особенности.
— Даже ты сполна желаешь отыграться на мне! Интересно, каким делом на Земле я настолько обидел тебя — демона разума, провозглашённого демона покоя (спокойствие, тишина, отсутствие сильных эмоций — такая скукотень!). — Шифр нервически дёрнулся. — Настолько обидел, что ты затеял подобную Мира Будущего несчастную драму.
— Ты ведь знаешь, как я люблю людей, — длинные, тонкие чёрные пальцы грубо приподняли подбородок Билла, — и как мне, демону покоя, было тяжко наблюдать тот кошмар. — интонация из сосредоточенно невозмутимой переросла в угрожающую. — Они жалобно просили о пощаде, непрестанно молили, горько плакали, дрожали над и под тобой, а вам… было это в радость.
Звонкая пощёчина эхом отпечаталась в мире-фантоме.
Билл опять опустил голову, печально улыбнулся, сверкая голубыми глазами на прозрачно-тёмную поверхность под своими коленями.
— Это и есть твоя главная мотивация? Месть за этих дохлых дряней? Они — просто никчёмные черви под твоей рукой, а ты… Ты жалок! Ты такой же, как они. — Билл буквально выплюнул эти слова, язвительно усмехнувшись. — И будь у меня второй шанс, поверь мне, я бы со всей своей заносчивостью и презрением проделал всё то же самое!
— А ты такой же гордый. Не менее недостойный своих сил и того могущества. Что ж, ни Временное Дитя, ни Аксолотль, — Билл резко встрепенулся с последнего имени, проговариваемых Стрэнджем, что конкретно позабавило говорящего
(ты так ненавидишь, ты так боишься) (2), — ни тот человек в полной мере не покажут тебе подлинную личину твоих поступков. Они не смогут изменить твоего прямолинейно скотского отношения к низшим, слабым существам, но это могу сделать я. Будь уверен, первый пункт я точно выполню, а со вторым — подсоблю кое-кому.
(Кое-кому? Но, некому ведь, кроме… Шестопала?)
(Смышлёный).
И Стрэндж, материализовав около себя чашку чая, отхлебнул из неё и задумчиво посмотрел на напряжённого, отчётливо
напуганного Шифра.
— Увидимся в кошмарах, мой дорогой собрат.
Незамедлительный щелчок пальцами и Билл, вольно Тэду, падает наземь, поверженный новоиспеченный игрой разума. Чужой игрой разума.
***
Билла, по именно его и только его желанию, опять окутала беспричинная тревога.
Он призраком, беспомощной куклой, безропотной марионеткой, предстал в проекции мира человеческого. Всё его нутро заново обхватило невыносимым холодом, леденящей паникой, какая была в предыдущий раз, подавляющей всякое логическое мышление, порождающее бесконтрольное сборище волнений и безосновательных страхов. Эмоции скрутили всё тело и выжали по несколько раз, драпируя в своих вторичных и первичных отвратительных формах.
— Это… это… омер-омерзительно…
(Почему так от-отвратно?.. Г-где я?)
Шифр, бившийся с собственными неуправляемым страхом, только сейчас смог посмотреть на то место, где оказался.
Постапокалиптический Гравити Фолз во всей своей красе: стихийные ужасы и бродящие, заполонившие ближайшую городскую округу кошмары; портал, царственно воссиявший над сиё представлением натуральной жути и мучительной трагичности для людских созданий; небеса, окрасившиеся в неестественные для себя цвета, свысока наблюдали над приниженными душами и иноземными, не щадящими никого и ничего тварями.
— Ч-что э-это т-такое?
Что голос в мыслях, что голос наяву — оба предательски дрожали.
(Тебе так страшно, да, окаянная душа?)
(Н-нет…)
(Да, ты прав — это похлеще стадного страха. Это, видишь ли, неподдельный спектр ярких отрицательных эмоций. И, разумеется, не только… Они страдают, поражённые зверской тревогой, боязнью за всё возможное, что у них есть, щемящим испугом в душе и в сердце. От безнадёжности они даже не разбирают дороги — они просто хотят жить).
(Мне п-пле… вать. П-похуй, п-понимаешь?)
Билла, маячащего в небесах над воссозданным ужасом, внезапно вновь накрыла болезненная вспышка, а потихоньку разрастающаяся боль в груди резко усилилась. С трудом он открыл глаза уже в умело повторённой пародии той адской пирамиды. Его личной адской пирамиды.
Вокруг горла точно обмотали невидимую, но тугую верёвку — приступ удушья, но он начал дышать тяжелее не только от неё — нехватка воздуха.
(Всмотрись в эти безумные лица. Как ты думаешь, демонёнок, насколько им непереносимо плохо? Торно выражаясь, насколько им хуёво при условии вечного заточения в неживую скульптуру, в какое-то декоративное украшение? Чем они, даже имея грехи на своей души, заслужили столь суровую судьбу?)
Но Шифр, старавшийся уровнять и заглушить неподдающиеся эмоции, не отвечал вплоть до того момента, пока во всех конечностях не подействовали парестезии (3) — словно каждую клеточку кожи, каждую часть кожных покровов, вразнобой пронзало бессчётное количество острых игл.
(Тем… тем…)
Отвечать, здраво мыслить и рассуждать становилось с каждой секундой всё сложнее — спутанность сознания. Шифр мелко и лихорадочно подрагивал, тяжко дышал, чуть ли не задыхаясь, сосредоточив весь разум на ощущении мучительно болезненных уколов. Инквизитор сжалился:
—
Ох, твоя потеря самоконтроля была предсказуема, но я не рассчитывал, что он будет утерян так скоро. — как-то грустно прозвучал тот голос в его голове, но демон, в силу своих недугов, попросту этого не уловил. —
Покуда приведёшь сознание в порядок, тогда и пересечёмся. О, чуть не забыл: рекомендую про меня промолчать, иначе моя личность будет не столь милостива по отношению к тебе, собрат.
Забвенный щелчок пальцами.
***
— Нет! Нет! Нет! — Билл беспорядочно вскочил с постельного белья и в попытках спрятаться от этой невыразимой жути прижался спиной к холодной стенке.
(ОН! ЭТОТ УЖАС! НЕВОЗМОЖНО! НЕВОЗМОЖНО! НЕВОЗМОЖНО!)
— Билл, что так…
— НЕВОЗМОЖНО?! Я ВЕДЬ… ВЕДЬ! НЕТ! НЕТ! НЕТ!
Членораздельная речь переросла в бессвязное, неясное бормотание. Демон заведомо тяжело дышал, задыхаясь в пучине своей тревоги, как беззащитный котёнок в утопленном мешке. Зрачки его суматошно метались по глазницам, будто пробуя найти ту самую причину, того самого демона где-то в спальне. Парень судорожно дрожал, обхватив себя за плечи, и пристально смотря на Форда.
— Шифр, — Стэнфорд обеспокоенно встал из-за стола и аккуратно приблизился, но ежесекундно замер, когда в лучах рассветного солнца из окна заметил, с каким глубинным страхом тот на него глядит, — мой хороший, нужно дышать: вдох и выдох, вдох и выдох…
Проглатывая слюни вместе с леденящим душу ужасом, Билл дезориентировано глядел на пытавшегося оставаться невозмутимым Пайнса, точно забыв, что такое дышать и назначения этого самого «дышать». Его бил нервный озноб, он сильнее сжимал пальцы на своих плечах.
— Билл, повторяй за мной, — и Стэнфорд, приподняв руки, показательно вдохнул и выдохнул, глубоко и медленно, повторяя это действие ещё несколько раз, пока демон не попробовал последовать его примеру, — умничка.
Мужчина, незаметно для ничего-не-видящего-кроме-сильной-тревоги-Шифра, оказался возле трясущегося демона, стоя на диване, сначала осторожно приобнял его за плечи, а потом, не заметив сопротивления и ухудшений в поведении, полноценно обнял. Заботливо прижал к своей груди, слушая восстанавливающееся дыхание того. Чувствуя уменьшение дрожи, немножко наклонился, успокаивающе шепча:
— Я верю в тебя, верю в твои силы, — продолжал он, утешающе поглаживая того по спине, — ты у меня молодец. Ты сильный — ты справишься.
И ещё куча поддерживающих, тёплых изречений, затихающих до той поры, пока в руках учёного Шифр не перестал сильно дрожать. Форд аккуратно направил его за собою вниз, присаживаясь на диван и не выпуская демона из своих объятий, на что тот покорно последовал за ним, прижимаясь к учёному лишь сильнее, как к последней надежде.
Через несколько минут, когда остаточные последствия нехотя отступили на второй план, Стэнфорд услышал заглушённые всхлипы.
