***
Люди — что это вообще за существа такие? С точки зрения обществознания, человек — это единственный представитель вида Homo Sapiens (*«мудрый, разумный, рассудительный»), общественное существо, разительно отличающееся по мнению людских наук от всего живого в их мире. «Мудрый? Разумный? Рассудительный?» Билл присел на краешек ванной, закинул одну ногу на другую, задумчиво смотря на поток воды из-под крана, точно в чистой, прозрачной жидкости и были те самые ответы: может, в доле какой-либо не вычисленной вероятности, и есть поистине мудрые, разумные, рассудительные среди рода людского — ни взбалмошные, ни импульсивные, ни опрометчивые, ни узколобые, ни эгоистичные, ни лицемерные — такие, которых он мало когда встречал и лицезрел перед собою. А что же тогда Стэнфорд Пайнс? Он, и некоторые иные личности, к коим он своё время являлся во снах и наяву, как ни странно в его ситуации, не подходили под эти три несложные прилагательные, но соответствовали по бо́льшей части его личных, «нужных» пунктов и критериев. Люди, в большинстве своём, глупы и беспечны, самонадеянны и злотворны, жадны до власти или каких-либо материальных достатков, что не раз выказывали они сами, не пряча и не скрывая, и в чём сам демон не один десяток раз убеждался. С субъективной же точки зрения, они — паразиты, что по воле счастливого для них и рокового для их мира случая обрели, прознали о тоталитарной власти в своих руках: благодаря превосходящему остальные формы жизни на суше интеллекту стали устраивать откровенный разбой в угоду себе, своих ещё нечётко сформированных целей и своего комфорта, даже не задумываясь, или изредка прикидывая касательно той тяжёлой доли, что затронула остальные формы жизни их деятельность, но, как было написано выше, заботились и заботятся они об этом крайне хреново. Но, однако, для некой справедливости суждений стоило бы отметить, что среди губительно мыслящего, испорченного большинства смогут найтись достойные секретов самой Вселенной десятки, а может, что и единицы, но Стэнфорд Пайнс и те немногие, понятное дело, не без греха, с кем он успел повзаимодействовать вне этой несносно-жалкой оболочки всё-таки являются некими счастливыми исключения из этих самых единиц. Он не столько их ненавидит или презирает, а скорее… относится с небольшим пренебрежением к этим странным созданиям, к их нерациональным, чрезмерно нелепым действиям и их сомнительному образу жизни. Где-то они чересчур противны, что даже восклицаний на такие случаи не остаётся, где-то излишне жестоки, что сам Шифр может изумиться и с интересом понаблюдать за разворачивающимся сюжетом абсолюта хладнокровности, а где-то настолько глупы, что Билл просто закрывал глаз и улетал от них подальше в надежде на то, что таких пустоголовых особей единицы, а есть такие выделяющиеся и неоднозначные, как Стэнфорд Пайнс. За тысячелетия жизни в своём плоском мире Шифр порядком нагляделся на чужую тупость и более не желал следить за подобным, если, разумеется, его это попросту не забавляло. (Поздравляю, Фордси, я ненавижу тебя чуточку больше, но презираю в разы сильнее!) — на этом демон знатно посмеялся в мыслях, пускай в реалиях едва усмехнулся, уперев взгляд на непрекращающуюся водяную рябь. Шифр сам плохо понимал, что послужило причиной столь резкой волне мыслей о Шестопале. Пайнс изначально являлся тем, кого он возвысил среди людского сброда — даже в его лживых, обманчиво-успокаивающих речах была своя доля правды: он несоизмеримо умён по Земным меркам, по сравнению с другими умами в их мире, но хитрости и глубокомыслия, замутнённого продолжительной, бурливой и пламенной эйфорией, ему явно не доставало в то время, что оставалось крайне выгодным упущением лично для Шифра и его планов. Но сейчас ситуация не то, что изменилась или окрасилась альтернативными красками, а скорее приобрела своё истинное, конечное обличие: умник ненавидит демона за всю причинённую не только себе, но и его близким людям боль, за пережитые кошмары и фактически сломанную в непередаваемых ужасах жизнь, а Билл презирает того за столь грязный трюк — смерть, куда ещё ни шла, не могла быть настолько кошмарным исходом — идеальное, бесповоротное искупление, но это пожизненное заточение в грязной Хижине, на грязной земле, с грязными людьми, в грязном мире, как воспоминание о начале — хуже этого быть не может. Несомненно стоит отметить, что даже сидя, выискивая альтернативные стороны медали, где больше всего хочется одной только быстрой смерти, необходимо сказать, что он — довольно-таки необычный гений-идиот среди своих, какого Биллу приходилось встречать. И даже тот факт, что он своими способами, своими руками соткал это невольное, мерзкое бытие в жалком, слабом теле, лишь подтверждало этот двоякий факт. Да, безусловно, если мыслить с нейтральной точки зрения, то никто априори не может быть идеальным, ведь у всех есть свои минусы и плюсы (но распределение и перевес каких-либо сторон зависят исключительно от самого их носителя): он был беспечен, излишне доверчив, что позволил такому «злу» проникнуть в свой мир и допустил по собственной глупости такую опасность, за что и поплатился сроком в чуть ли не половину своей человеческой жизни в иных мирах, и остаётся просто до жути, хоть и скрывает всеми силами, эгоистичным, тщеславным и самонадеянным со своими тупыми мечтами и совершенно пустыми амбициями! (Он сам по себе простодушный и наивный эгоист. До сих пор).***
Строительство портала продвигалось неимоверно быстро, чему даже сам треугольный демон поначалу удивлялся: Шестопал, как он приноровился его называть после недавнего знакомства, и его новоиспечённый, тоже мозговитый помощничек довольно-таки быстро приступили к основам предписаний, сведений личной «музы» одного из них, довольно-таки скоро разобрались с ними и довольно-таки скоро начали само дело невообразимых для них масштабов — процесс уже необратим. Он делает всё досконально точно по сказанной инструкции… Нет, самолично впускает в свой разум, разрешая творить всё, как это всезнающее существо пожелает! Это же, чёрт подери, такой полезный и как нельзя подходящий вариант! Проектировка самой машины, по определению «дающей знания», удалась в считанные месяца, когда иные формы жизни в этом мире в силу своей неутолимой грязной хитрости попытались обмануть Шифра и съехать с обещания, то эти двое… один из них бесподобен: прост в использовании, а на практике — само сокровище! Этот простосердечный человек — Стэнфорд Пайнс — сущий параноик и закрытый, не доверяющий никому, закомплексованный, типичный и забитый жизнью ботаник, кажется, был положительно предрасположен лишь к своему божественному просветителю, что явственно давал знать. — Билл, можешь дать совет относительно… — он уверенно, с блистательным мерцанием в зрачках смотрел на воспарившего над полом, абсолютно невозмутимого треугольника, интересовался о чём-то своём, а Шифр давал нередко развёрнутый, точный ответ в пределах допустимого — того, что тот может знать. За такие старания был грех не просвещать и дальше такое смекалистое, рациональное, но чересчур наивное существо, подпитывая его одержимость собственными знаниями, новыми и новыми для него сведениями. Помогая и направляя, демон чувствовал некую забавную для себя ответственность, пока остальные, подобные тому творения, относились к фантастичным воображениям Шестопала довольно специфично: пока они насмехались, крутя указательным пальцем у виска, Билл тонко укрывал от насмешек и воодушевлял свою новую марионетку на великие деяния, пока тот так чисто, так искренне улыбался ему в ответ на тёплые слова поддержки. — Пойми же, умник, эти беспринципные бездари не такие, — Билл кружится вокруг его головы, подмечая практически потухший взгляд этого человека и его слегка приподнятые от интереса брови, — они не видят в тебе того, кем ты являешься на самом деле: ты намного выше и дальше, чем они могут лицезреть в тьме своей беспросветной деградации. — демон останавливается в поле зрения Стэнфорда, чуть выше уровня его лба. — Те надписи в пещере ты нашёл не просто так: игры самой судьбы сталкивают подобных тебе, одарённых гениев, с такими чудесными наставителями, как я, кто мог бы им помочь полностью раскрыть свой немалый потенциал. — Одарённых гениев… — уголки его губ приподнимаются в лёгкой улыбке. — Мне много кто из учителей и вышестоящих говорили такие слова, но слышать это от музы… приятнее тысячи комплиментов. — он переводит свой возгоревший этой мимолётной радостью взгляд на Шифра. — Спасибо, приятель.***
Билл ассиметрично улыбнулся, вкладывая в эту улыбку всю иронию этой невозможно абсурдной ситуации и выключая воду. И Шифр с грохотом, с явно нескрываемыми недовольством и раздражением ставит наземь наполовину наполненное ведро, отчего вода частично расплёскивается по не помытому полу. Проклиная муторную, людскую бытовщину, зазнайку Пайнса и свои бесчестные «обязанности» перед всей его гнусной семейкой, тот мученически нехотя опускается на колени, а потом встаёт на четвереньки, нешироко раздвигая ноги и выпячивая вперёд плечи. (Интересно, в предписании это тоже выглядит настолько своеобразно?) Если ты вечное существо, то ты самой Вселенной обязан опробовать любые её плюшки и любые её остроты. Прочувствовать на себе в полной мере «каждый кнут, каждый пряник», рассмотреть и доподлинно ощутить каждую сторону этой многогранной игры под названием «жизнь», получая то самое воистину бесценное и дражайшее — опыт. А опыт, как ни крути, оставался наиважнейшей частью не только в его, но и в любой, независимо от вида и преобладания, жизни. И даже опыт в мытье полов имел свою долю важности, пусть он фигурировал в его унылом существовании… весьма незначительно до смены оболочки и пребывал довольно специфичной для самого Шифра вещью на данный момент. (Вечно водить старым, грязным, дешёвым куском ткани по пыльным, антисанитарным поверхностям, и зарабатывать гематомы на коленках, несознательно ощущая себя внизу любого строя — единичное удовольствие).***
«Король на А4». (б) Билл прикрыл глаз. Этот демон бесспорно хорош: что в тактиках, что в просчёте шагов, что, где бы то ни было ещё, он вновь неотступно оказывается впереди. В этих чисто-приятельских отношениях, которые существуют всего-навсего для того, чтобы дать этим двум истерзанным собственной бесконечностью душам капельку призрачного расслабления: Тэд Стрэндж — ведущий, а Билл Шифр — ведомый. Принимаемые попытки извратить уже устоявшийся их межличностный нейтралитет оказывались весьма смешны со стороны. А сами чисто-приятельские отношения зародились в буквальном смысле из ниоткуда и сопроводились всецело уместным вопросом с обеих сторон: много ли нужно смысла, коего, как ни крути, ни в каких вещах нет, мотивации, чтобы попросту лишний разок избавить себя от компании несведующих, нудных и бессчастных существ да расслабиться в обществе себе равноправного и равносильного создания? — Это до чёртиков несправедливо, жестоко и, как принято баять (*говорить) в людской разговорной речи, по-скотски, но без этой доли само её существование попросту невозможно — смирись и плачь. — поучающе, словно рассказывая самый сокровенный секрет Вселенной своему собрату, продиктовал Стрэндж, сделав свой ход: «Король на С4». (ч) «Людской речи» — довольно увлекательное замечание! А сам акцент на выражении, относящегося к людям и неразрывно связанного с их говором у Тэда отводит на определённые мысли: «настолько ты пристрастился к человеческим существам, что самолично решаешься использовать типичные у них в разговорной стилистике слова?». Мысль о том, что это всего-навсего чистой воды случайность, моментально отпадывает на второй план: ты, будучи какой-либо одной принадлежности, не станешь использовать атрибуты/выражения/благи иной, в ней не разбираясь и не обладая минимальными знаниями о матчасти — это просто нерационально. — Ты проговариваешь мне это так, словно я простак с Земли, — Билл сардонически усмехнулся, ненавязчиво припоминая кое-кого, — совершенно ничего не знающий и ни в чём настолько масштабном не разбирающийся. Прискорбненько и даже обидно прозвучало, да, Тэд? Демонстративно врать о том, что люди в самопознании и познании собственного, необъятного для них мира, Вселенной, и даже некоторых альтернативных аспектов своей жизни ушли недалеко и даже, что еле сдвинулись с той отправной, мёртвой точки, банально неразумно — самым стандартным примером может с лёгкостью послужить Мировой океан: на данный момент он изучен только на каких-то жалких 2,5%, ибо столь громадные и несоизмеримые для человека объёмы, сложности с подводной средой и в целом обстоятельные трудности в равной мере не дают им пробиться куда-либо дальше. «Король на А3». Треугольный демон с еле видной, но неизменной фальшью весело усмехнулся. На воспарившей шахматной доске между ними ситуация для Шифра обстояла довольно трагично: у Билла более не осталось фигур, кроме этого несчастного короля, у которого уже была предопределена судьба с лёгкой руки Стрэнджа, что перепрыгивает по шифровской прихоти с 3 на 4 строчки, стараясь в тщетных попытках избежать уже стопроцентного мата от вражеских ладьи и короля. «Пешка на Н4». (Оттягивать не лучшее, если ты только не отпетый садист — уничтожь сразу и дело с концом). Проигрыш в пределах разумного и допустимого на поле боя — это даже хорошо. Нельзя же вечно и неуклонно оставаться впереди, не зная горечей, и не изведав приниженную сторону судьбы, ведь это… несколько ненормально, и исключительно не вписывается в правила самой жизни, не так ли? В любой игре с любыми существами правила аналогичны предыдущим миллиардам: проигрыш всегда возможен, выигрыш достижим, остальное — всего-навсего условия, что во всякой мере могут повлиять на ход игры и даже конкретно его изменить, но полностью подчинить себе и своей воле — нет. «Из любой ситуации всегда есть выход». «Выбор есть всегда». (И чем больше вариантов — тем он и труднее). «Падения, взлёты, и почерпнутые из них знания навеки отпечатываются в разуме явственными следами, а при правильном использовании этой информации у тебя, у всех вновь будет шанс познать сладкий вкус триумфальной стороны» — Шифр этого не мог не признать. «Король на А4». — Очевидно, что мат. «Ладья на А2». Предсказуемо и заранее понятно.***
Из прилипчивых, не к месту обрушившихся на голову воспоминаний резко вырвала внезапная боль в руке. Билл, машинально зажмурившись, но не от стремительного её проявления или болезненных ощущений, а скорее от банальной неожиданности, открыл глаза и рассеянно взглянул на место непонятно-болезненного жжения на правой руке, не понимая причины разросшейся в предплечье, распространяющейся от запястья правой руки, боли. На чистой коже, точно выжженный, образовался маленький порез поперёк запястья. Он отдавался саднящей, крайне неприятной болью не только по всей руке: он был её источником — глухие, менее болезненные, но особенно дискомфортные для людской плоти ощущения, схожие с теми, что люди приблизительно испытывают во время ожога второй степени, испытывало всё его тело. Билл с неподдельным интересом, застывшей на лице напряжённой улыбкой, сосредоточенно следил за нарочно медленно вырисовывающемся на руке символом. Нечто невидимое вырезало (а по ощущениям — выжигало) на коже специфичный знак подобно тому, как это, припомнил сам демон, чей разум сейчас по привычке цеплялся за всевозможные факты в несознательных попытках разобрать это «что-то», делали люди в собственной истории — это было чем-то похоже на клеймение. Наложение на тело преступника неизгладимых знаков в виде условных изображений или каких-либо начальных букв, указывающих на преступление или на присуждённое наказание, что оставались несмываемым, как должно было это быть и считалось, позором до конца дней этого человека. Целью данной процедуры являлось также отделение преступников от мирного населения, что Билл, в силу всей своей любви к людям, оценил по достоинству. Рука слегка подрагивала на весу, место повреждения жгло и саднило одновременно: ощущения от не таких глубоких порезов, всё ещё перекликавшихся острыми ощущениями с типичными ожогами, более слабыми, но пытка в целом была… терпимой? Тягостной? Изнурительной? О, нет! В этот момент сработало такое простое понятие, как ассоциативная цепочка. При прожитии похожего предшествующему феномена, Шифр невольно начал переживать похожие ощущения — наводящие и аналогичные мысли роем метались в голове: практически идентичная сценка, относящая демона к его несостоявшейся гибели, к тому промежутку времени, когда инфернальный огонь окутывал ту бесплотную форму, как не щадящее пламя искромётно докапывалось до самой глубины и праведно убивало насквозь прогнившую душу, когда последние секунды сопровождались немой мольбой об искуплении и воззвании к***
Немагические существа всегда находились на низшей ступени у остального живого мира, по природе своей возвышающегося над их обездоленными душами, и даже тех, кто обладал хоть каким-то предпосылками к развитию магических способностей, едва можно ли назвать премногоуважаемыми — статус нужно заработать среди тех, у кого он заведомо имеется. Немагические создания считались бессильными, непозволительно уязвимыми и, можно сказать, несовершенными творениями: что они могут сделать в этих беззащитных и слабых телах? Если брать в расчёт лишь людей, то это и впрямь оказывалось крайне жалкое зрелище: потерянных конечностей отрастить они не в состоянии, переломы у них срастаются несоизмеримо долго — 1-2 месяца, потерю одного литра крови они переносят с большим трудом, а стоит ли вообще заикаться, что всё их тело представляет из себя крайне уязвимую структурно-функциональную систему? А как же их неустойчивая психика? Об этом вообще нужно заикаться для достоверности приведённого факта? (мнительная регенерация, внутренняя неустойчивость — как они с этим живут?) Магия — это некая, дарованная внутренне энергия — непредсказуемая, уникальная в своём роде и прекрасная (то пепелище было краше всяких других её появлений): само-собой разумеющееся явление для каких-либо отдельных групп существ, но и нехарактерное для других — разумеется, существует некоторый устаканившийся, но очень недостоверный, сомнительный шаблон, не подстраивающийся и не приспосабливающийся к определённым условиям, обстоятельствам и прочему, по которому мало кто решает сверяться, опять же, без острых на то причин. Потому и непредсказуемая — поддаётся своей логике, своему особенному, надлежащему подходу, но само их нахождение является трудной для многих задачей, что и делает проявления энергии уникальной, неповторимой, оттого и прекрасной — любая исключительность и незаурядность могут неподдельно восхитить.***
Шифр знатно посмеялся. И в голосе, и в смехе фальшивом, заметно выдавленном, и в мыслях, гнетущих и мутных, его положение выглядело очень плачевно: практическое отсутствие магических сил при уязвимом и немощном человеческом теле, в котором замахнуться на что-то легкодостижимое в его треугольной оболочке запросто, а в этом — слишком «неудобно» при факте висящего громадой на его плечах «долга» и бесконечных «обязанностей» перед проклятыми кретинами из тёмного прошлого, регулирующие само его бытие давящем горло ошейником — так ещё и криптограмма, объявившаяся по причине… о которой Шифр мало что может пока сказать. Билл ненавистно откинул мокрую тряпку предположительно обратно в ведро, но она, однако, плюхнулась где-то рядышком, что демона совершенно не колышело. Он бессильно упал спиною на пол, рассматривая на руке вырезанный символ: выразительные, слегка волнистые каракули ощутимо побаливали, но такого сильного дискомфорта не приносили. Незримое значение, заложенное в них, было неясно для Билла, в отличие от одной простой вещи, что остро встряла в мыслях — появление этого символа точно не к его добру. Шифр перевернулся на бок и тихо, многострадально засмеялся, осознавая всю неотвратимость этой ситуации. Как же это комично! Он, почти растоптанный их напыщенным «правосудием» и обездоленный своими главными презентами, сейчас бессильно и беспомощно валяется на этом чёртовом полу, пытаясь понять, какой, а главное, чей ещё несусветный бред свалился на его плечи! Если смотреть на образовавшуюся ситуацию с рациональной, нейтральной точки зрения, то чем может являться выжженный символ, помимо одного очевидного? Это поступь к чему-то неоспоримо значимому либо в его истории, либо в чьей-либо другой, что тесно перекликается с его личностью, но в каком ключе конкретно? Вероятность нейтрального воздействия возможна, но маловероятна по ряду вполне ясных при… Резкая, неимоверно раздражающая боль вновь «выстрелила» в руке.