Монстры и их подобия

      — Цири, Цири, Цири… — с укоризненным вздохом произносит Киприан Вилли, названный не за глаза Ублюдком Младшим, и затем со смешком продолжает: — Все думал, когда ты навестишь меня, а ты все не приходишь да не приходишь.              Он выходит из полутени помещения, побряцывая грубо сшитыми сапогами и продолговатым ножом, висящим на его дохленьком ремне на не менее дохленьких штанах. В его руке серебряный кубок, из которого он отхлебывает вино и тут же неприязненно морщится, не отрывая взгляда от Цири. Свет горящего рядом очага освещает его дернувшийся кадык, многочисленные татуировки и шрамы, покрывающие тело, напрягшуюся кожу на животе.              — Ну и кислятина… — Вилли кривит губы и останавливается перед очагом, словно содержимое кубка заботит его больше, чем девушка. Затем он вновь обращает внимание на Цири, и пакостная ухмылка искажает его и без того гнусное лицо. — Не верится, что ты та самая охотница за головами, что убила Радовида. Какой из тебя профессионал, раз тебя так легко поймать? — говорит Ублюдок Младший с издевкой. — Ты всего лишь девка. Тупая и наивная девка. Не более.              Выбитая из сил седовласая Цири, скованная по рукам цепями и буквально распятая размалеванными в шутов приспешниками Вилли — Сердеедами — тем временем с отвращением скалится.              Обезоруженная и избитая бандой Ублюдка Младшего, девушка с трудом приходит в себя. Ее волосы взлохмачены и выбиты из пучка, на скуле и над бровью красуются кровоточащие ссадины, стальной корсет, защищавший от ножевых ударов, вскрыт и отброшен, белая блузка с длинными рукавами разорвана, длинные сапоги стащены — люди Вилли не церемонились, досмотрев все ее тайники, куда она прятала кинжалы и яды, и не побрезговав при этом поломать ей пару костей на ноге.              После продолжительной битвы, оказавшейся простой западней, в которой она смогла унести жизни всего лишь троих Ублюдкиных головорезов, Цири рухнула оземь, сокрушенная непредвиденным ударом в затылок. Все, что происходило дальше, заволокло туманом, который рассеялся, только когда ее уже приволокли сюда и больно ткнули под ребра ботинком.              И теперь сам Киприан Вилли стоит перед ней во всей красе, довольный видом обезоруженной и избитой девушки. Вновь глотнув из кубка, отчего по его подбородку бежит струйка красной жижи, и вновь скривив лицо от напитка, он недовольно отбрасывает его в сторону, вытерев рот тыльной стороной руки.              — Блять, ну и параша! Надо было четвертовать того ублюдка, что посмел мне это продать. — Еще какое-то время Ублюдок Младший показывает свою деланную незаинтересованность, но по его заведенному взгляду становится понятно, чего ему на самом деле хочется, и он не заставляет себя долго ждать, сделав шаг поближе к девушке. — Ну, чё, Цири? — С азартом Вилли оглядывает ее, которая, как безвольная марионетка, висела на цепи, удерживаемая двумя стоящими по бокам головорезами: она кренилась в разные стороны, не в силах встать на ноги и тем самым позволяя цепи стирать запястья в кровь. — Признай: хуевый из тебя убийца, раз я смог тебя поймать, а?              Ухмыльнувшись, Вилли Младший решается подойти ближе. Он встает перед висящей Цири, самодовольно расставив ноги и выставив при этом пах на уровне ее лица.              — Ну оно и понятно. — Он возвышается над ней, продолжая осматривать, словно товар, и, недолго думая, берет за волосы, грубо при этом потянув наверх. — Ведь ты всего-навсего простая подзаборная шлюшка, ждущая, когда ее оприходуют. Ну ничего. Потерпи. Сейчас получишь.              Цири дергает головой и резко направляет ее вперед и вверх, смерив Вилли яростным взором из-под бровей.              Но он успевает отпрянуть, избежав удара.              — Кусаться будем, а, шлюшка? — Зло плюет Вилли Младший, но затем вдруг издает азартный смешок. — А у тебя есть зубки, как я погляжу! Не боишься, что обломаю?              Так и не дождавшись ответа на свою издевку, он властно обращается к двум стоящим мужикам, державшим Цири:              — Ну, хватит на этом прелюдий. Прицепите ее к столбам. Да покрепче.— И затем, оглянув ее снова, добавляет: — Ноги тоже привяжите.              Звенья цепи оттягивают ее назад. Двое размалеванных в шутов Сердцееда резко тянут за собой Цири, она заваливается набок, и ее оттаскивают в угол, где стоят две толстые балки, упирающиеся в такой же балочный потолок.              Вверху вертикальных столбов оказываются специальные зарубки, вокруг которых так удобно обвиваются цепи на руках Цири, что она оказывается иксом растянута между ними, словно мишень для стрельбы.              — Ноги тоже? — Озадачивается один из банды, оглядывая перебитые ноги Цири и примеряя, куда бы ему их прицепить, и главное чем. — Но у нас нет цепей на ноги. Мы их только по рукам привязывали.              — Нет цепей на ноги? — Нетерпеливо оборачивается на них Вилли, уже отошедший ко столу и наливавший себе стопку другой непонятной жижи, заметно прозрачнее вина. — Нет цепей на ноги, блять?! Ну так возьмите простую веревку, олухи!              — Ясно, босс. Не надо так горячиться.              Цири, свесив голову в пол, оглядывает исподлобья округу. Ее не держат ноги, и она висит: как бы она ни пыталась, встать на стопы не получается, а колени слишком далеко от пола, отчего тело не может ровно упереться и сохранять равновесие.              Но люди Ублюдка уже кидаются искать веревку и наконец находят ее, после чего бесцеремонно раздвигают Цири ноги и крепко привязывают за лодыжки к тем же столбам. Вес тела переходит на мыски стоп, от чего девушка болезненно рычит, но все же сдерживается от крика несмотря на недюжинную боль в сломанной ноге.              Вилли тем временем, стоя к ним спиной у стола, успевает внюхнуть в нос немного фисштеха с серебряного блюдца, запрокинуть голову и при этом шумно втянуть воздух в ноздри. Он подается обратно ко столу, упершись в него руками, отчего мышцы на его спине напрягаются, словно он готовился к прыжку, и залпом опустошает стопку. Сальные волосы, убранные от лица узлом назад, при этом спадают со спины, на мгновение блеснув огненным светом очага.              — Готово, Вилли, — говорит один из мужиков, отходя от Цири. — Привязали крепко. Не вырвется.              Ублюдок Младший оборачивается. Его непроницаемо мрачное лицо еле видно в контрастном свете огня.              — Хорошо, — без тени улыбки коротко бросает им Вилли, сверкнув своими хищными, до жути светлыми глазами. — А теперь оставьте нас.              Мужики, чуть ли не откланиваясь, начинают пятиться назад к двери и исчезают в коридоре.              Цири моментально напрягается, с тревогой высматривая дальнейшие передвижения Вилли в тенях на полу. Она могла бы поднять голову и посмотреть на него прямо, но решает пока этого не делать, тихо, сквозь боль пробуя ослабить веревки на ногах…              — Цири, Цири, Цири… как долго я этого ждал. Знаешь, что я делаю с такими, как ты? — смакуя ее имя, произносит Киприан, и в его голосе звучит насмешка. — Хотя, ладно, не утруждай себя. Зачем лишний раз портить сюрприз? Ты и понятия не имеешь, что я делаю с такими, как ты. — Ублюдок Младший отходит от стола, и его бряцающие сапоги начинают движение вперед, размеренно отбивая шаги по полу. — Все, что ты могла слышать раньше, — лишь слухи. О, я делаю гораздо более неприятные вещи таким маленьким потаскушкам, как ты.              Вскоре густая длинная тень заполоняет пространство на полу, медленно надвигаясь на Цири. Она по-прежнему молчит, смотря вниз и не поднимая на него взора.              — Ты не боишься меня. А зря. — Ублюдок Младший подходит к Цири, встав перед ней и кладя руку на нож, что висел у него на ремне. — Многие шлюшки так обманывались, думая, что я их пригласил невинно поразвлечься. — Он с хитрецой ухмыляется. — Они раздеваются, улыбчивые такие, смеются. Мы принимаем ванную. Все вместе… Но стоит мне сделать так…              Вилли выхватывает из ножен длинный клинок с деревянной лакированной рукояткой, затертой от частого использования. Почти прямое и такое же длинное лезвие с одним заточенным краем, напоминающее бритву, проходит в дюйме от лица Цири и замирает перед ней в руке Вилли. Он почти любовно демонстрирует ей свое орудие, поглаживая большим пальцем затертое бледное древко.              — …как все они мгновенно меняются в лице, белея от страха. — Его голос опускается чуть ли не до томного шепота. — А потом они визжат, как поросята, захлебываясь своей же кровью.              Он держит нож у лица Цири, а вторая его рука начинает нежно перебирать выбитые прядки ее волос.              — Я выпотрошу тебя, шлюшка, — говорит он с улыбкой, и ладонь на ее волосах сжимается, больно потянув их вверх. Лицо Цири приподнимается, и в ее зеленых глазах с размазанным вокруг ободком черных теней читается ненависть. — Выпотрошу, и ты будешь тоже визжать, моля меня остановиться.              Два ставших полностью черными, как дыры, глаза смотрят на нее, одурманенные наркотиком и предстоящим кутежом. Но, не найдя в ее ровном взгляде ни намека на страх, Вилли резко отпускает ее волосы.              — Выпотрошу, шлюшка! Ты будешь молить о пощаде! — грозится он.              — Черта с два! — Не выдержав, зло плюет Цири, бросив на того взгляд исподлобья. — Пошел ты на хер, ублюдок!              Ей тут же прилетает мощный удар кулака под дых, от которого она моментально скрючивается, судорожно ловя ртом воздух.              Ублюдок Младший берет ее за щеки и сильно сжимает, рванув на себя и натягивая цепи, на которых она висит. В другой руке у него нож, который он направляет к ее лицу под левым глазом.              — Ты думаешь, что вся такая крутая? — с нажимом говорит он, заметно оживляясь. —Думаешь, что и в этот раз сможешь выпутаться из передряги? — Он заставляет ее смотреть на себя, ехидно встречая каждую ее попытку сопротивляться. — Увы, нет. Знаешь, у тебя вообще не получится сдержаться от крика, когда я начну тебя кромсать! Я вижу у тебя есть большой шрам. — Кивает он на ее старый шрам на правой щеке, рваный и растянутый, словно след от глубокого удара когтя. — Нарисовать тебе второй такой же, но побольше? Давай! Я нарисую тебе вторую слезинку. И будет у тебя целых две кровавых слезинки на каждый глаз.              По его расширенным зрачкам и безумной улыбке становится понятно, что наркотик начал действие. Его движения тут же приобретают некоторую резкость и нетерпеливость — словно мышцы перестали подчиняться здравому смыслу. Но для Вилли это означало наступление лишь одного — знакомой ему сладости дурмана. И его понесло.              Схватив ее покрепче за обе щеки, Ублюдок Младший растягивает свои губы в кровожадной улыбке от уха до уха и надавливает на острое лезвие, которое тут же впивается Цири в бровь. Она изо всех сил зажмуривает глаза и пытается вырваться, начав истошно орать, когда лезвие все же разрезает ее белую кожу.              — Кричи, кричи, шлюшка! — Киприан ведет ножом ниже, не щадя ее. Кровь брызгает и окрашивает ему лицо и руки, а глубокий след на щеке Цири начинает наливаться густой алой жижей. Ублюдок Младший хохочет: — Представь, как это прекрасно выглядит, когда твое милое личико заливается кровью. Ну, что, нравится? Нравится, шлюшка?              Цири бешено пытается вырваться. Словно загнанный зверек, она начинает дребезжать цепями, попутно дергая всем телом и позабыв о сломанной ноге. Вилли чувствует, как вдобавок к льющейся крови из глаз Цири текут слезы боли, и его охватывает еще большее возбуждение.              Под ее истошный крик, местами переходящий в рык и скулеж, он завершает надрез, прочертив ножом линию от брови до середины щеки. В самозабвенном экстазе от своей работы Вилли в бредовом порыве слизывает кровь с ее лица и закрывает глаза, замерев.              — М-м-м… теплая. И совсем соленая.              С удовлетворением он смотрит на своих рук дело. Он отпускает ее. Кровавые пятна застилают все лицо, размазанные по щекам и белоснежным волосам девушки. Струйка крови из раны стекает вниз по подбородку, заливая шею и грудь и попутно попадая на сапоги Вилли.              Цири с трудом сдерживает дальнейшие крики, судорожно сцеживая воздух сквозь зубы и обнажив их в болезненном оскале. Ее закрытые глаза исторгают слезы, а черные подтеки теней сливаются с кровью на левой стороне лица. Ей больно, у нее текут слезы, но она по-прежнему стойко претерпевает боль.              — Сука-а-а…              — Ну вот видишь. Ты теперь плачешь, — с гадкой улыбкой говорит Ублюдок Младший. — А скоро начнешь и визжать.              Медленно проводя ножом по кровавым следам на ее шее все ниже и ниже, он добирается до груди, прикрытой остатками разорванной белой блузы. Схватив успевшую перепачкаться в крови ткань, Вилли разрезает ее с помощью ножа порывистыми рывками вверх и стаскивает с груди и плеч Цири в стороны. Таким же небрежным движением, придерживая чашки другой рукой, он перерезает белый лифчик, и тот остается висеть на девушке, как никчемные ремешки, уже не прикрывая бледные грудки с маленькими розовыми сосками.              Кровь, заливающая шею, стекает по трахее в ямку у ключицы, и Вилли сжимает Цири горло, чувствуя, как рука размазывает вязкую жидкость вверх-вниз, и где-то в глубине там чувствуется пульс, своим неровным биением отбивающий сладостную дробь в его голове.              Он замирает, прикрыв глаза, и затем, обойдя один из столбов, заходит к Цири за спину.              — Я иногда задаюсь вопросом, почему отец так любил ремень, когда есть много других интересных орудий, — говорит Ублюдок Младший, обходя Цири по кругу. Он кладет руки на ее бедра. В одной из его ладоней по-прежнему зажат нож. — Никогда не пойму его пристрастие. Ведь ваша кожа такая нежная. Ее достаточно надрезать, чтобы уже потекла кровь.              Он сдирает с Цири штаны, и они оседают на ее ногах, оголив бедра, голые ягодицы и всю нижнюю часть спины.              — М-м-м… Совсем еще девчонка. Да…              Ублюдок Младший проводит холодным лезвием по ее напрягшимся мышцам, и затем его руки поднимаются выше. Острый нож плашмя пробегает по голым ребрам Цири, словно по ступенькам.              — Ты знала, что в человеческом теле всего двенадцать пар ребер? — спрашивает ее Ублюдок Младший, но девушка не отвечает ему, стараясь увернуться от настырного вопроса, в прочем, как и от ножа. — А знаешь, откуда я это знаю? — Он обхватывает ее живот поперек одной рукой, а другой наводит лезвие на ее нижнее ребро. — Я люблю считать.              Вилли надавливает на клинок, и он входит в межреберную мышцу Цири. Неглубоко, но и этого уже достаточно.              — Ра-а-аз…              Сжав от боли зубы, та старается выгнуться в противоположную от ножа сторону, но упирается спиной в Ублюдка Младшего. Изверг цепко держит ее рукой, обхватив голый стан и прижимая к себе еще сильнее. Новая струйка крови не заставляет себя долго ждать, окропив руки Ублюдка своей тягучей теплотой, и ему хочется больше.              — Два-а-а-а… — тянет он ей в ухо.              Свободная рука Вилли поднимается выше, сильно сжав ее грудь, покрытую липкой коркой подсыхающей крови. Тело Цири изгибается от боли в ребрах, непроизвольно выпячивая поясницу назад, а тот, лишь сильнее возбуждаясь, инстинктивно подается ей навстречу и с еще большей силой и напором прочерчивает зарубки на ее ребрах.              — Три-и-и…              Девушка переносит всю свою боль в рычание и изгибается назад, со всей яростью пытаясь ударить Ублюдка Младшего затылком. Тот лишь уворачивается и препротивно смеется.              — Четы-ы-ыре…              Он досчитывает до шести, отмеряя ножом ложбинки между ребер, пока не останавливается на груди. Свободной рукой сжав Цири шею, Вилли делает надрез на мягкой ткани вокруг розового соска, и девушка начинает сильнее выгибаться, беспрестанно толкая Ублюдка спиной и бешено крича.              — Сука! СУКА!!! Ублюдок! — полухрипит-полурычит Цири несмотря на зажатое горло.              Ублюдок Младший поглаживает ее окровавленную грудь и не сдерживается от низкого утробного смешка. Девушка тем временем продолжает неистово хрипеть от боли.              — Хочешь, я спою тебе песенку? Ты наверняка ее знаешь. Ее все знают, — он вдруг начинает распевать своим дранным голосом детскую считалочку, вместе с этим ведя ножом по животу. — Вышел месяц из тумана…              — Чтоб ты сдох!              — …вынул ножик из кармана.              — Сдохни…              — Буду резать, буду бить…, — мурлычет Вилли и тут надавливает ножом ей под ребро в живот с такой силой, что Цири не удерживается от громкого протяжного крика. — …Все равно тебе не жить!              Ублюдок Младший не слышит ее воплей, но зато чувствует ее пульс на шее, бешеное сердцебиение под грудью и пряный металлический запах крови. Запах власти и возбуждения. Все вместе это приправляется наркотиком, и Вилли кажется, что он вновь обрел истинное удовольствие в жизни. Он заливисто смеется.              Его пробивает жажда. Ослабив хватку и выдернув нож, он отходит ко столу, убрав со лба взмокшие от пота волосы своей кровавой пятерней, отчего у него на лбу остается след. Со всего маха он всаживает окровавленный нож в столешницу и берется за бутылку.              Цири не может открыть левый глаз, на котором красуется разрез. Она раздета, обрывки одежды висят на ее руках и ногах изляпанными лохмотьями. По изгибам ее девичьего тела и груди стекают алые ручейки крови, мелко капая на пол.              Вилли наливает себе стопку, стоя к ней спиной. Он тоже весь в крови. Ее крови. Его лицо то тут, то там окроплено красными подсохшими каплями, а на груди и животе красуются широкие кровавые мазки. Махнув залпом стопку, Ублюдок Младший морщится, занюхивает сгибом локтя и затем, облокотившись на стол, долго смотрит куда-то вперед. Вилли берет со стола бутылку.              — Цири, Цири, Цири, — мелодично растягивает он, оборачиваясь, и становится понятно, что произносимые им слова уже давно обрели лишь одному ему понятный смысл. — Вышел месяц из тумана…              Вилли Младший подходит к распятой девушке. Ее голова опущена вниз, глаза закрыты, и из них будто текут кровавые слезы, уже засохшие и тускло поблескивающие в дальнем свете огня. Зияющая рана под ребром сильно кровоточит. И лишь тяжелое, выбитое из равновесия дыхание говорит о том, что она еще жива.              Недолго думая, Ублюдок Младший подносит бутылку над ее головой и выливает содержимое на девушку. Цири от неожиданности судорожно хватает ртом воздух, содрогнувшись всем телом, и не удерживается от вскрика — алкоголь заливает в раны, и их начинает щипать.              — Вынул ножик из кармана…              Гнусное лицо Вилли блаженно расслаблено. Он откидывает бутылку в сторону, и та, чудом не разбившись, укатывается в потемки.              Ублюдок Младший уже предвкушает, как продолжит развлекаться со своей жертвой, как внезапно ему прилетает коленом в лицо, и все цвета вокруг мигом теряют краски.              Затем Цири ловит ногами его голову и зажимает в удушающем захвате.              Не совсем понимая, как так произошло, Ублюдок Младший с разбитым носом оказывается зажат между двух голых ляжек. Стройные узкие бедра с яростью надавливают ему на шею, а стойкое желание выжить прибавляет Цири сил. Вилли начинает задыхаться. Нож при этом остается воткнутым в стол, где-то вдали от происходящей борьбы.              Его мазолистые руки цепляются за ее ноги, пытаясь разжать их или нанести удары. Не чувствуя боли от бушующего в крови адреналина, Цири все сильнее и сильнее сжимает бедра, придавливая ими Ублюдка вниз под себя. Его замахи становятся слабее, но девушка настойчиво давит до конца, зная, как в этом деле необходима скрупулезность. Ее зеленые глаза из-под надвинутых бровей смотрят на своего мучителя, оба в ярости раскрытые, несмотря на кровавую рану, задевшую левый глаз и окрасившую его в алый.              На изрядно посиневшем лице Вилли проступают взбухшие венки. В отчаянном порыве он в последний момент тянется к кровоточащей ране Цири под левым ребром, грубо вцепляясь в ту пальцами, но не успевает.              С недюжинным испугом в обезумевших глазах Ублюдок все же прекращает сопротивляться и его руки сначала опускаются ей на бедра, потом медленно соскальзывают вниз и, наконец, опадают. Он теряет сознание.              — Вилли, Вилли, Вилли… — прерывисто, с трудом произносит Цири, и на ее израненном лице появляется нечто вроде улыбки. Она все сильнее сжимает бедрами его шею. — Какая же ты мразь.              Она еще нескоро разжимает ноги, наблюдая, как посиневший Киприан Вилли падает к ее ногам, завалившись набок. Еще некоторое время подождав, она приводит дыхание в порядок и расслабляется. Только тогда она привстает, напрягает мышцы на руках, оттягивая их вниз и с трудом высвобождает сначала одну, а затем и вторую руку со стертыми в кровь запястьями и ощупывает раненный глаз и живот.              Стянув с мертвого Ублюдка штаны, Цири одевается в первые попавшиеся тряпки, что находит в помещении, и, убедившись, что Киприан точно уже не очнется, прихрамывая, тенью выходит во мрак коридора.