gold and ale.

— Матушка, это боги нас прокляли, да? Голос ребёнка прозвучал совсем уж тихонечко, едва слышно, но вдову Рид, прислушивающуюся к лязгу мечей где-то вдали, он застал врасплох. Вздрогнув, женщина прижала мальчика к груди и уткнулась носом в его макушку. — Вовсе нет, воробушек мой! — зашептала она, поглаживая чумазые щёки. — Пусть боги и мстительные, и до людских душ охочие, но не все, Гэвин, не все. — Не верю, — ребёнок насупился и сжал серую тряпицу с матушкиного рукава. — Они отца забрали, урожай пожрали, так ещё южан на нас натравили! Марьяна Рид — женщина неглупая, бесцельно пререкаться с сыном не стала. Чем старше становился маленький Гэвин, тем сильнее походил он на покойного отца: спорить с ним было без толку, что стене горох: упрётся лбом в глупость какую, так с концом! Посему Марьяна зажала рот мальчишке и, убедившись, что недруга ещё далёче держат, начала свой рассказ. — Слушай, Гэвин, сказку мою и запоминай, да как следует. Слышишь как южная сталь бьётся о наши мечи? Может, сказка эта — последнее, что ты от меня услышишь. Гэвин фыркнул, но смолчал. Да и сложно лясы точить, когда матушкины мозолистые руки цепко сжимают рот. — Давным-давно, когда ни меня, ни моих предков не было на свете, у Владыки подземного царства, что после смерти души людские забирает, родился сын. Устроил тогда Владыка огромный пир, какой ни один земной король не видывал, и позвал всех бессмертных богов. А боги в свою очередь в долгу не остались: дары преподнесли новорожденному. И были дары один краше другого! Первым гостинец поднесла верная подруга — богиня войны Аманда, часто были неразлучны они с Владыкой Элайджей во времена распрей людских. Наградила она дитя силой нечеловеческой, такой, что никто не сможет одолеть его в честном бою. Вторым был Бог Мудрости, Маркус, с которым Владыка любил подолгу беседы светские вести. Его дар был весьма ценен: то был острый ум. Третий дар вручила богиня плодородия Кара и её прекрасные нимфы. Одарили младенца невероятной красотой и крепким здоровьем, таким, что ни одна хворь и зараза не привяжется. — А красота принцу-то зачем? — буркнул Гэвин, наконец освободишься от ладони матери. — Чтобы девицы благородные на шею вешались, милый, не глупи, — женщина ущипнула сына за нос и продолжила. — И праздновали боги, восхваляя дитя, что должно было взрасти в счастье и благополучии. Однако, как бураны неподвластны морякам, так и богам не подвластны другие боги. На празднование заявился Хэнк, бог Вечной Охоты. Был он хмур и гневался на Элайджу, ведь забрал Владыка его родного сына, погибшего на охоте от змеиного укуса. Долго молил Хэнк пощадить дитя, но Элайджа был неумолим, как неумолима сама смерть. Не смирился со своим горем легендарный охотник и проклял сына Владыки. Пожелал он, чтобы сердце стало его холодным, как дыхание Севера, что с таким сердцем никому он мил во веки веков не станет, а погибель настигнет Принца преисподней от стрелы слабого создания. Попадёт принц в ничто, как не подобает бравому воину, и все позабудут его. Замерло пиршество в тот же миг. Разразилось бы всё войной нескончаемой, если бы не вмешалась богиня любви, Хлоя. Битва двух бессмертных могла унести немало людских жизней. Не могла этого допустить Хлоя. Вручила она дар принцу, сменив проклятие другим, своим, но милосердным. Стрела, что должна будет пронзить хладное сердце, согреет его, заставит любить так крепко, что до скончания веков страдать будет принц, коли не получит поцелуй от того, к кому воспылает. И лишь тогда чары развеются и будет свободно дитя от проклятия. Гэвин мышкой сидел, слушая мягкий голос матери. Любил он сказки о рыцарях, о монстрах и прочих тварях. О богах сказки тоже любил, даже сильнее прочих. Задумчиво загулял взгляд мальчика по хате: по столешнице, по деревянным плошкам и кувшинам, представляя пышное пиршество Владыки Смерти. Этой сказке легко удалось отвлечь ребёнка от сражения, раскинувшегося в городе. Вот только матушка его притихла — она услышала, как совсем рядом южане зашумели. Говор их надменный аж во дворе слышно было. Ещё немного и ворвутся в скромное жилище Ридов, чтобы забрать всё самое дорогое, что осталось после смерти мужа. — Гэвин, подымайся! — женщина помогла ребёнку встать и стряхнула с его холщовых штанин сухие травинки. — Северу недолго осталось, милый, тебе нужно бежать. — Я не брошу тебя! — мальчик нахмурился, сжав маленькие кулачки. — Гэвин, не перечь мне! — глаза женщины подёрнула влажная пелена. — Беги до околицы, потом к тётке своей в Жницах! Помнишь, как мы ехали туда на телеге? Только по дороге не иди, милый, в подлесок зайди и беги, не оборачиваясь! — Я вернусь с подмогой! Только подожди! И Гэвин побежал. Бежал так быстро, как только мог. Так быстро, что в лесу умудрился веткой терновника рассечь себе нос. Вот только вернуться ему уже не было суждено.