gold and ale.

Скука. Ричард оторвал взгляд от страниц книги и хмуро глянул на часы. Огромные, из белого мрамора, выточенные руками самых искусных мастеров, которым посчастливилось умереть и очутиться в подземном царстве. За сотни лет жизни Ричард запомнил эти часы в таких деталях, что мог бы найти их среди тысячи копий: по выемкам, по трепетно выточенным завиткам и, конечно, по каменным цветам мальвы. Изящные и прекрасные, как живые. Кроме каменных изваяний, иных цветов принцу видеть не доводилось, ибо негде под землёй расти ромашкам да лютикам: им нужно солнце, горячее и яркое. Много трудов принц прочёл об этом небесном светиле и прочих красотах небосвода, да всё без толку. Скольких книг и пергаментов он не касался — ничто больше не приносило Ричарду искреннего удовольствия и отрады. Раньше ему взаправду было интересно слоняться по лабиринтам, по жарким островкам вдоль лавовых болот, помогать дряхлому лодочнику сплавлять умерших по реке, внимать шепоткам исчезающих, забытых душ, но то было интересно лишь в первых десятках лет. С каждым новым солнечным оборотом становилось только тяжче. Ричард уже был знаком с каждым исчадьем, состоящим на службе у отца, знал каждого беса или ещё какую проказу, вынужденную сновать по царству, пресекая попытки почивших вернуться в мир живых. Даже работа, которую принц выполнял с особым усердием и дотошностью, в последнее время перестала радовать глаз. Любой бессмертный на его месте давно смял бы пергамент-перепись, от души плюнул в чернильницу и ушёл, куда глаза глядят. Но не принц. Терпению Ричарда могли позавидовать многие, однако, и оно неумолимо близилось к своему концу, капелька за капелькой, песчинка за песчинкой. Ричард вздохнул и провёл пальцами по лбу, возвращая выбившуюся прядку на место. Стрелки на часах близились к полуночи, нужно было готовиться к ужину.

***

— До сих пор продолжаются стычки северян и южан, но, кажется мне, что совсем скоро молитвы во имя победы поутихнут. — Аманда со скучающим видом глотнула из своего кубка. Доспех воительницы сиял золотом, отражая десятки свеч. Богиня войны была частым и желанным гостем в подземном мире, поэтому каждый её визит сопровождался пышным празднованием, изысканными яствами и радушием хозяина. — Молитвы во имя тебя никогда не прекратятся, подруга. — Владыка подземного мира, сидящий во главе стола, мягко улыбнулся. — Конфликты смертных вечны, как мы. — Твоя правда, Элайджа. Ричард, до сих пор молчавший, поднял взгляд на богиню. Жгучая зависть скривила бледное лицо Ричарда в гримасе бесконечной усталости и скуки. Аманда воочию могла лицезреть все эти бесчисленные человеческие баталии, их города и быт. Могла дышать свежим бризом и разгоряченным воздухом в пустынях. Могла чувствовать на коже жар солнечных лучей, запах скошенной травы. — Сын мой, почему лицо твоё такое, будто вместо лучшего лиирского вина, ты пьёшь кислый крестьянский эль? — Не довелось мне пробовать напитки смертных, — принц нахмурился, он знал к чему идёт этот разговор. — Впрочем, тебе это и так известно. — Поверь, дитя, это к лучшему, — женщина усмехнулась. — Хотелось бы мне самому узнать: к лучшему это или к худшему. — Мир на поверхности слишком прост для таких, как мы. — Элайджа покачал головой. - Что интересного в возне червей из навозной куче? Улыбка на лице Владыки подземного мира стала шире, но затаилась в ней угроза. Даже его верная подруга заметила и помрачнела. Не от вечного конфликта отца и сына, а от неповиновения последнего. Аманда ценила покорность, как в семье, так и в войне. Если каждый солдат будет пререкаться с командующим, хорошей битве не сложиться, а взамен — одни лишь бойня да хаос. — Ложь это всё, отец. В проклятья верят смертные, не боги. — Много ли тебе известно о том, во что верят боги, покуда сам им не являешься? — вздохнул Владыка, отставляя бокал в сторону. — Из-за излишней самоуверенности в моё царство попадают чаще, чем от клинка, предательства и сифилиса. Принц поджал губы, приготовившись выслушать очередную тираду, коих за свой век он наслушался уже столько, что хоть книгу пиши — «Словесные излияния подземного Владыки». Его отец никогда не выходил из себя и, пребывая в блаженном спокойствии, с улыбкой на устах, ставил он своего сына на место. — Я дам тебе возможность, Ричард, — Элайджа усмехнулся, сощурив свои бледно-голубые, как халцедон, глаза. — Если хочешь, можешь идти на поверхность, к недрам земли — куда несмертная душа твоя желает. Принц моргнул. Не поверил он ушам своим. Может, то была очередная шутка старика? Засмеялся Владыка, бархатно и мягко, увидев удивлённое лицо сына. — Я серьёзен, дитя. Можешь ступать! — Элайджа раскинул руки в стороны, подтверждая открытость собственных намерений. — Вот только помощи от меня в своём стремлении не жди. — Она мне не нужна, — хмыкнул принц, поднимаясь. — Прощай, отец. — До встречи, сын. Ричард скрылся среди прислуги так быстро, будто и не было его в каменной зале до этого момента. — Зря меня кличут жестокой богиней, — голос Аманды вмиг прервал шушуканье слуг. — Это скорее про тебя, друг мой. Кто же посылает родную кровь на вечные скитания в подземных лабиринтах? — Пускай, — Элайджа пожал плечами, умиротворенно покачивая бокал с вином. — Он вернётся, я знаю. Только оказался Ричард за дверью, как тут же замер, будто вкопанный. Сколько раз он представлял себе этот заветный миг, когда отец соизволит своему птенцу покинуть семейное гнездышко? Слишком много, чтобы медлить прямо сейчас. Принц сделал глубокий вздох, возвращая привычную трезвость разуму, опьяненному внезапной свободой. «Собираться нужно скорее, доколе милость отца не исчезла», — подумал Ричард, направляясь в свои покои. Прежде всего нужно взять золото. Любили смертные цацки всякие, блестящие и дорогие, оберегали их, как мать родное дитя. На эти звенящие кругляши променять могли и друга, и брата, и жизнь. Да что там жизнь! Некоторые, ничуть не жалея, душу отдали бы за пригоршню монет. В книгах, что прочёл Ричард, именно такими были люди — скупыми и жадными. Вторым по важности было оружие, ведь без него не выбраться из подземного мира. С ревностью влюблённой девы защищает врата нежить под контролем самого Владыки: мертвяки и упырицы с острыми, как точёные лезвия, когтями, крылатые ехидные бесы, демоницы-обольстительницы, многорукие паучихи с пастью, сочащейся ядом, костяные войны, а в довесок их адские гончие. Но Ричард не боялся. Немало было времени у принца, чтобы узнать о слабостях нечисти и заучить их наизусть. Впрочем, что толку одно знание без применения — и на это у Ричарда было решение. Обученный богиней войны, он славился опасным противником и не знал пощады, как и должно отпрыску самой смерти. — Похоже, время пылиться и ржаветь прошло. Ричард стянул бархатное покрывало с длинного стеклянного саркофага и отбросил его в сторону за ненужностью. Пальцы принца скользнули по поверхности острия, собирая мелкие пылинки с необыкновенного оружия — то была коса вовсе не для летней косьбы, а для иной, особой жатвы. Орихалковое лезвие на древке из старого дуба, обхватом в восемьдесят локтей. Оно могло бы разрезать крепчайшую броню, как столовый нож масло, стоило только взмахнуть. Мерное тиканье настенных часов сменилось жутким звоном. Принц сжал косу в руках и замахнулся. Просвистел орихалк, словно пичуга дикая: с неистовым грохотом развалились старинные мраморные часы, раздробились маленькие каменные цветочки в пыль. — Пора.