180 дней и 3 года

— Вы указаны как контактное лицо в страховом договоре господина Ван Ибо. Сегодня в 10:30 вечера произошла авария, в результате которой господин Ван оказался в нашей больнице. Я ставлю вас в известность. На данный момент пациент пребывает в состоянии средней тяжести, — женский голос на том конце провода абсолютно спокойный, что совершенно не вяжется со словами, которые он произносит. — Вся необходимая помощь ему оказана. — Подождите, — выдыхает Сяо Чжань, до которого смысл всего сказанного не доходит совершенно. — Я не понимаю. Что произошло? Какая авария? — Господин Ван был за рулем мотоцикла. Судя по всему, он не справился с управлением и вылетел с трассы, так как следов второго участника ДТП нет, — терпеливо отзывается девушка. — Он не мог. Он отлично водит байк, — Сяо Чжань все еще пребывает в ступоре. Сама новость кажется какой-то нелепой ошибкой, однако… Он ведь всегда знал, что мотоцикл это опасно. Неужели… — Боюсь, что мог, — голос собеседницы по-прежнему ровный. — Мы свяжемся с вами, когда он придет в себя. — Стойте! — осознание того, что произошло, буквально сваливается как снег на голову. Ван Ибо попал в аварию. Его Ибо сейчас в опасности. — Что значит «в состоянии средней тяжести»? Как это? Он может умереть? Что с ним? Ему нужно что-то? Вопросы сыпятся один за другим, а внутри все сжимается от ужаса. В голову лезут только самые страшные мысли, от которых начинает мелко потряхивать. Надо ехать туда срочно, надо сделать хоть что-то. Что могло случиться? Как мог Ибо потерять управление? Как он сейчас? — У него трещины в двух ребрах, растяжение нескольких связок и, очевидно, достаточно сильное сотрясение мозга, вследствие чего он пребывает без сознания. Ему ничего не нужно на данный момент. Как я уже сказала, все необходимые манипуляции проведены. Насчет рисков вам лучше поговорить с его врачом, — отвечает на все вопросы девушка. — Он придет в себя? — спрашивает Сяо Чжань, которого страх захлестывает с головой. Их сегодняшнее прощание ведь не может быть их последней встречей? Всё ведь не закончится так? Нет, всё не может кончиться так. — Об этом лучше спрашивать у врача. Я всего лишь медсестра, я не могу судить об этом. Извините. Всего доброго, — вызов завершается. А Чжань сидит еще с секунду, а затем хватает телефон, забивая в приложении вызова такси адрес больницы в качестве пункта назначения, сам же тем временем натягивает на себя джинсы, стараясь не думать о самом страшном, не разрешая себе допустить и мысли о том, как всё это может закончиться, о том, что Ибо может не стать, о том, что это, блять, он выгнал своего возлюбленного из дома, сам заставил уехать. — Это не конец, — шепчет сам себе Сяо Чжань, пытаясь хоть как-то успокоить самого себя, но это совершенно бесполезно. Потому что страшно от того, что может произойти, от того, что, возможно, он больше никогда не сможет быть с этим человеком, никогда не сможет посмотреть в его глаза, увидеть улыбку, ощутить его прикосновения. Он не может потерять его. Просто не может. Телефон пиликает уведомлением из приложения по вызову такси. Сяо Чжань быстро смотрит на то, какая машина его уже ожидает, отбрасывает телефон на кровать, влезает в первую попавшуюся майку, запихивает в задний карман кошелек, на ходу приглаживает волосы и выскакивает из дома. Ему плевать на то, как он выглядит. Кажется, что путь по лестнице будет куда быстрее, чем на лифте. Он бежит, пропуская ступеньки. «Господи, Ибо, пожалуйста…», — что конкретно «пожалуйста» Сяо Чжань не договаривает, потому что невозможно страшно подумать даже о возможности такого исхода. — «Пожалуйста…» Чжань выскакивает из подъезда, падает на заднее сидение автомобиля, ожидающего его. Водитель тем временем копается в бардачке, очевидно, наводя там порядок. Вероятно, это его последний вызов на сегодня, поэтому все движения мужчины выглядят довольно расслабленными. — Прошу вас, быстрее, — хмурится Сяо Чжань. Его голос звучит раздраженно, и будь он в других обстоятельствах, он бы обязательно извинился, но внутри он весь как натянутая струна. Сердце болит адски и, кажется, вот-вот затрещит по швам, которые, блять, едва срослись. «Ибо, прошу…» — Я очень спешу. И Чжань даже не уверен, что таксист понимает по-английски, но тот действительно начинает действовать расторопнее. Вероятно, он ориентируется только на интонацию, но уже через мгновение машина трогается с места. Едут они и впрямь быстро, но Чжаню все равно кажется, что это ужасно медленно, что еще минута в такой неизвестности — и он сойдет с ума. Чёрт возьми, он должен был оставить Ибо у себя на ночь. Лучше бы он его в шкаф запихал или под кровать. Лучше бы они снова столкнулись с родителями. Блять, да лучше бы Ибо снова наврал Сяо Чжаню о своих чувствах, лучше бы не захотел с ним общаться. Всё что угодно лучше. Лишь бы с ним сейчас было все в порядке, и он бы не лежал сейчас в бессознательном состоянии где-то на больничной койке. Дорога кажется вечностью. Чжаню кажется, что время действительно замедлилось, потому что на часах водителя проходит едва ли десять минут, а Сяо Чжаню кажется, что они ползут по пустым улицам несколько часов. И Сяо Чжань даже не знает, что он будет делать, когда окажется в больнице, не знает, что будет делать, если его всё же пустят к Ибо, пока тот все еще без сознания. Он просто должен быть рядом. Что бы ни случилось, он должен быть рядом. И он будет рядом. Всегда. Чжань бегом влетает в здание больницы, бежит к стойке регистратуры, ловя на себе удивленный взгляд дежурной медсестры. Он едва не падает прямо на глянцевую белую поверхность стойки. — Вам сегодня привезли пациента по имени Ван Ибо. Мне нужно найти его, — Сяо Чжань задыхается, давясь своими же словами, смотрит с отчаянием, каждая из секунд, пока девушка в непонимании смотрит на него, кажется непростительной задержкой. — Извините, я не говорю по-английски, — осторожно произносит медсестра, возможно, предполагая, что перед ней душевнобольной: Чжань изъясняется слишком эмоционально, а еще выглядит ужасно взъерошенным. — Блядство, — ругается Сяо Чжань. Конечно, медсестра не виновата в этом, но сейчас парню кажется, что против него обернулся весь мир. И эта уверенность укрепляется, когда он тянется в задний карман за мобильником и не обнаруживает его там. А еще через миг он понимает, что он так и оставил его валяться на диване. Ему нужен переводчик. Хотя бы тот, что от Гугла. Но у него нет даже его, а возвращаться за ним домой нет времени. — Телефон… Сяо Чжань схематически изображает мобильник, к счастью, слово оказывается созвучным и в итальянском*, поэтому девушка догадывается, чего от нее хочет этот полуночник. Она торопливо достает свой телефон, разблокирует и протягивает Сяо Чжаню. К счастью, визуально меню в мобильнике ничем особенно не отличается от его собственного, браузер Сяо Чжань находит легко по иконке, нажимает, открывает переводчик и печатает свой вопрос, требуя перевести его на итальянский. Снова потеря времени, которого, возможно, и так нет. А вдруг прямо сейчас врачи звонят на его телефон, чтобы сообщить, что… Палец соскальзывает на неправильную букву, Чжань матерится и пытается собраться с мыслями. Через секунду он протягивает девушке ее же телефон с переведенным сообщением. Та тратит еще несколько драгоценных секунд на то, чтобы прочитать, а затем коротко кивнуть. Она жестами просит подождать, Сяо Чжань кивает, прикусывая губу, пока девушка щелкает мышкой по экрану компьютера, видимо, в поиске названного пациента, смотрит на него несколько секунд, а затем снова берет свой телефон, вбивая текст, который Чжань читает на экране чужого мобильника. «Господин Ван Ибо находится в травматологическом отделении. Часы посещений закончились. Приходите завтра после двух часов дня.» Сяо Чжань хмурится и поднимает взгляд на медсестру, которая извиняющеся разводит руками, понимая реакцию парня. «Он попал в аварию. И находится без сознания. Мне нужно к нему», — печатает Чжань, вручая телефон девушке. Та читает, а после тяжело вздыхает, качая головой. «Можно только родственникам», — печатает ответ медсестра, разворачивая экран к Сяо Чжаню, который щурится ровно секунду, а затем выхватывает гаджет, набирая очередной ответ. «Мы родственники. Почти. У нас свадьба через несколько месяцев». Медсестра пробегается взглядом по строкам, затем поднимает взгляд на парня, у которого на лице написаны отчаяние и страх. Чжань прикусывает губу, стараясь удержаться от истерики, вместо этого складывая руки на груди в умоляющем жесте. Девушка выглядит ужасно неуверенно, не зная, как правильно поступить, а затем, собравшись с мыслями, пишет следующее: «Я позвоню в отделение. Пусть решает дежурный врач». Сяо Чжань энергично кивает. Девушка звонит в соответствующее отделение, отвечают ей лишь после нескольких долгих гудков. Чжань не знает куда себя деть, пока медсестра что-то говорит в трубку, пока ей что-то отвечают на том конце. Время уходит, теряется. Черт, он должен быть не здесь сейчас. Почему он просто не может оказаться в данный момент рядом со своим любимым человеком, чтобы хотя бы иметь возможность держать его за руку, пусть он и не в состоянии этого почувствовать. Внутри все холодеет от случайной мысли о том, что может случиться так, что он больше и не почувствует никогда. Чжань пресекает эту мысль на корню, не позволяя ей перерасти в сковывающий ужас. Нет. Все не закончится так. Проходят долгие, абсолютно невыносимые пять минут, прежде чем медсестра вешает трубку, а затем тянется к телефону, чтобы написать Чжаню о вердикте. «Вы можете пройти в отделение. Первый этаж, восточное крыло. Возьмите форму, заполните там. И наденьте халат для посещения». И пока Чжань читает, медсестра пододвигает к нему лист формата А4 и сложенный белый одноразовый халат. Сяо Чжань берет всё это, не глядя, благодарит коротко на итальянском, а затем направляется в сторону двери, указанной девушкой, на ходу накидывая на плечи тонкую белую ткань. Ладони потеют, бумага пропитывается влагой очень быстро, но на это все равно. Чжань срывается на бег, следуя по указателям, останавливается только перед дверью, на которой на итальянском и на английском написано «Травматология». И Сяо Чжань не дает себе и секунды, чтобы отдышаться, прежде чем толкает дверь, оказываясь в полутемном коридоре, где ярко подсвечен только пост дежурной сестры, куда парень и направляется. Рядом со стойкой стоят двое, очевидно, дежурные медсестра и врач. — Господин Сяо Чжань, как я понимаю? — на прекрасном английском говорит мужчина, поворачиваясь к парню, как только тот подходит. — Я доктор Ферретти. Мы можем поговорить в ординаторской. Чжань кивает, направляясь за врачом, пытаясь перевести дыхание. В комнате, предназначенной для отдыха врачей, царит полумрак ровно до того момента, пока врач не включает свет. И Чжань на миг щурится, привыкая. Сердце ноет болезненным предчувствием. Зачем врачу разговаривать с ним один на один, он к чему-то хочет подготовить? К чему? К чему-то, что наверняка шокирует? И нет, Чжань не будет думать о том, что речь пойдет о самом страшном. Нет. Но зачем еще? — Как он? — Сяо Чжань просто не может выдержать этого вяло текущего времени, когда его сердце, да и он сам находятся не на своем месте. — Все еще без сознания, — отзывается врач, оборачиваясь к посетителю. — Когда он придет в себя? — и Чжань умышленно не спрашивает, придет ли он вообще в сознание, потому что он должен прийти. — Трудно сказать, — уклончиво отвечает доктор Ферретти. — Он потерял сознание вследствие сильного удара головой, поэтому о тяжести сотрясения мы пока можем только строить предположения. Но учитывая характер остальных повреждений, могу сказать точно, вашему… другу очень повезло. Два ребра и несколько растяжений — небольшая плата за подобную аварию. — Подобную? — эхом повторяет за врачом Сяо Чжань, медленно выдыхая. Из слов мужчины непонятно совершенно ничего. А что если это тяжелое сотрясение? Сколько потребуется времени? И есть ли смысл вообще говорить о времени? Повезло? Значит, остальные травмы несерьезные? А что если основной урон как раз и пришелся на голову? — Насколько я знаю, мотоцикл, которым он управлял, восстановлению не подлежит, — снова достаточно размыто отзывается док. — Если вы религиозны, могу сказать, что у вашего будущего супруга очень сильный ангел-хранитель. — Он очнется? — и Сяо Чжань будто со стороны слышит свой голос, в котором страх и надежда, граничащая с безумием. — С вероятностью 80%, — кивает Ферретти, явно считая такую вероятность утешающей. Вот только для Сяо Чжаня это ничерта не утешение, потому что всё еще есть ужасно страшные двадцать процентов, которые вдруг кажутся просто гигантской цифрой. Из десяти случаев, в двух Ван Ибо больше никогда не откроет свои глаза, больше никогда не встанет рядом, больше никогда не пошутит, больше никогда не обнимет. И у Сяо Чжаня больше не будет возможности сказать всего того, что он должен был сказать чертовски давно. — Мне нужно попасть к нему, — голос предательски дрожит, но Чжань даже не видит необходимости этого скрывать. Ему срочно нужно к своему человеку, нужно сжимать его руку, нужно шептать ему самое важное, что Чжань так и не успел сказать. И он обязательно повторит эти слова, когда Ван Ибо очнется. — Боюсь, это проблематично, — мягко говорит доктор Ферретти, наклоняя голову чуть вбок. — Я понимаю, что вы с господином Ваном, вероятно, самые близкие друг другу люди, но если что-то случится, вся ответственность ляжет на меня, как на человека, впустившего вас… — Ничего не случится, — искренне, с жаром произносит Сяо Чжань, глядя прямо в глаза врача. — Я понимаю, что у вас нет дурных намерений, но вы должны понимать, что исход пребывания этого пациента в его текущем состоянии может быть как благоприятным, так и наоборот. И у меня есть определенное убеждение в том, что люди плохо контролируют себя в критических ситуациях. Сяо Чжань хмурится, выслушивая слова мужчины, не зная, правильно ли он понял намек, а после оглядывается по сторонам на предмет нахождения камер видеонаблюдения в ординаторской. Их парень не замечает, сомнений не остается. — Думаю, у меня есть пара-тройка аргументов, чтобы поколебать ваши убеждения, — Сяо Чжань тянется за кошельком в задний карман, радуясь, что он хотя бы его не забыл. Ферретти одобрительно качает головой. — Мои убеждения могут пошатнуться минимум от пяти доводов, — говорит мужчина, с чем Чжань даже не пытается спорить. Просто отдает мужчине одну фиолетовую купюру. Они выходят в коридор, Ферретти ведет его к палате 16, открывает дверь перед Сяо Чжанем. Тот шагает вперед и замирает у самого входа. Внутри полумрак, монотонно пищит аппаратура, и довольно прохладно. Но Чжань останавливается не поэтому, его взгляд тут же падает на кровать, где лежит Ибо. Его Ибо. И если до этого момента он мог еще каким-то образом убедить себя в том, что всё это ужасная ошибка, а сам Ван Ибо прямо сейчас видит десятый сон в своей кровати в своей квартире, то сейчас реальность материализуется в своей пугающей однозначности. И Сяо Чжань не может заставить себя двинуться с места. Просто смотрит на того человека, которого любит до ноющей истомы в сердце, которого надо было обнимать весь этот вечер, а затем всю ночь, вместо того чтобы отправлять домой. — Вы можете присесть в кресло, — Ферретти указывает на кресло возле окна, а затем кивает на ящик, стоящий на столе рядом. — Здесь все те вещи, которые были обнаружены с ним… И вроде бы доктор говорит что-то еще, но Чжань почти полностью игнорирует его слова. К парню возвращается способность двигаться, он медленно подходит к постели, где как будто бы спит Ван Ибо, опускается на стул, стоящий прямо вплотную к кровати, а затем тянется к чужому лицу, касается белоснежной повязки в районе лба, спускается кончиками пальцев на щеку, а во рту так ужасно горько, так больно внутри, но этого как будто бы недостаточно. Чжаню хочется забрать чужую боль, каждую ссадину, каждую царапину на любимом лице, на любимом теле. Горло перехватывает, дышать становится сложнее, и Чжань опускает голову низко-низко, будучи больше не в силах смотреть на совершенно спокойное выражение лица своего возлюбленного. В груди зарождается болезненный спазм, он сжимает в тисках его душу. — Растянуты связки на запястьях, в коленях, в плечевом поясе, — говорит врач, когда Чжань хочет коснуться чужой ключицы под просторной больничной рубахой. — Повреждены ребра, поэтому никаких объятий. Помните ваше обещание, господин Сяо Чжань. К утру нам потребуется полный пакет его документов для корректного оформления страхового случая. Думаю, если ему суждено очнуться, то к тому моменту уже придет в себя. С этими словами мужчина выходит из палаты, а Чжань сжимает руки в кулаки: все решится до момента наступления утра. У них всего лишь несколько часов. Сяо Чжань переплетает их с Ибо пальцы едва ощутимо для последнего, нежно, трепетно, почти неощутимо касается щеки, а затем предплечья. Он не может вот так уйти. Ибо не оставит его. Сяо Чжань точно знает, что Ибо не покинет его, не оставит снова одного после всех этих ужасных трех лет. Он не бросит его в еще большем аду, он не заставит его идти через весь ужас этого мира в одиночку. Они нужны друг другу. Почему это должно было случиться тогда, когда между ними все стало более или менее понятно, почему Сяо Чжань теряет его именно тогда, когда сам почти поверил, почти отдал свою душу в вечное сладкое владение этому человеку. Нет, не теряет. Все не закончится вот так. У них должно быть одно «долго и счастливо» на двоих. И не важно, сколько это на самом деле времени: 101 год, 50 лет или еще несколько дней. О да, Чжань готов даже на последний вариант. Ему нужно сказать все то, что он чувствует к Ван Ибо. Лично, глядя в глаза. — Ибо, — шепчет Сяо Чжань, поглаживая чужую мягкую кожу и вкладывая в свой зов всю свою любовь, всю свою душу и необходимость быть рядом всю оставшуюся жизнь. — Прошу тебя, не уходи. Ты нужен мне. Я не справлюсь без тебя, не оставляй меня одного. Ты всегда такой сильный рядом со мной. Сяо Чжань жмется губами к чужому запястью, кажется, просто для того, чтобы ощутить под нежной кожей тот факт, что чужое сердце все еще бьется, пусть слабее, чем обычно, но… Но все это еще поправимо. — Очнись! — просит он, не отрываясь от чужой кожи. Чёрт возьми, он потратил столько времени на глупые сомнения, хотя ведь на самом деле он уже давно знает, что с ним, что между ними. Зачем он тянул так долго? Чего ждал? Чего добился? Того, что теперь он больше никогда не сможет поговорить с этим человеком? С самым важным в своей жизни. — Не оставляй меня. Я не прощу себе этого. И Чжань снова гладит своего возлюбленного по руке, снова коротко целует чуть выше запястья и старается не думать о том, что у него не будет возможности разделить свою жизнь с Ван Ибо, что последнее, что услышал от него его любимый, это торопливое «иди уже». И сердце щемит, оно страдает, распадается на части само собой. Снова из-за того же самого человека, вины которого на этот раз в этом нет. Чжань хочет сжать чужую руку в своей, хочет выдернуть Ван Ибо из его затяжного сна на грани между жизнью и смертью, хочет показать ему всю яркость этого мира, все счастье, которое он может ему дать, всю любовь, которая давным-давно живет внутри него, которая и грела, и жгла, и уничтожала изнутри, но не исчезала ни на мгновение на самом-то деле, как бы Чжань ни старался от нее избавиться. Но он не может позволить себе даже этого, потому что боится сделать больно, боится навредить еще сильнее. Ему ужасно страшно от того, что минуты проходят одна за другой, но ничего не происходит. Аппарат, измеряющий пульс и давление, пищит все так же монотонно, цифры на нем не меняются, а Ван Ибо все так же спокойно как будто бы спит. Но самое страшное в том, что Сяо Чжань знает, что это не сон. Будь это сон, он мог бы разбудить его поцелуем или просто обняв достаточно крепко. Он мог бы шептать ему глупости на ухо до тех пор, пока проснувшийся Ибо не выдержал и не рассмеялся, перевернувшись к своему любовнику для того, чтобы поцеловать. Всё это было в их жизни. Всё это Сяо Чжань некогда пометил как ложное, что-то, что не могло быть правдой по определению, однако сейчас… Сейчас он просто хочет поверить в эту ложь. Сейчас он готов поверить во что угодно, лишь бы Ван Ибо очнулся. Черт возьми, Чжань был настолько уверен, что у них двоих впереди еще целая жизнь для того, чтобы быть вместе, чтобы сказать самое главное, но на самом деле… На самом деле весь этот казавшийся бесконечно длинным отрезок времени вдруг ужался до каких-то нескольких часов. Это ведь не могут быть их последние часы вместе? Все не может кончиться вот так. И у Сяо Чжаня стойкое чувство того, что он один в кромешной тьме, что гонится за своим источником света, который все дальше, который догнать он не может, до которого не может достучаться, который не слышит ничего из того, что хочет сказать ему Чжань. И всё это выглядит как свет в конце тоннеля, который только удаляется. — Ибо, пожалуйста, — стонет Сяо Чжань, склоняясь над своим возлюбленным, и целует в лоб, туда, где нет намотанной марлевой ткани. — Я пойду с тобой на свидание. На любое. Столько, сколько ты захочешь. Я буду рядом. Всегда. Только останься. Вернись ко мне. Прошу тебя, вернись. Слова кажутся такими глупыми, такими недостаточными. Они не в силах передать все то, что испытывает Сяо Чжань. Они кажутся такими незначительными, рафинированными, и уж точно никак не соотносящимися с тем, как раздирают душу сожаление и страх. И Чжань хочет что-то сделать, как-то помочь, но как, понятия не имеет. Как выдернуть человека из другого мира, как догнать в этой погоне навстречу свету, который сулит конец? Стрелки часов принимаются за третий круг. И вроде бы они не торопятся, отмеряют время честно, но так беспощадно, потому что каждый раз, когда Сяо Чжань поднимает на них взгляд, ему кажется, что с каждым маленьким делением на циферблате Ван Ибо все больше отдаляется от него, растворяясь в том свете, который там, в шаге от бесконечности. В дверь негромко стучат, и этот звук как будто из другой реальности, которая кажется чем-то несущественным прямо сейчас, когда его человек может вот-вот исчезнуть. Стук становится настойчивее, и Чжань все же выныривает из той тьмы, из которой ему жизненно необходимо вытянуть Ван Ибо. — Войдите, — Чжань не узнает свой голос, быстро стирая со своих щек влагу, которая появилась там непонятно откуда. Он не должен плакать, не сейчас. Он не должен оплакивать человека, который еще не ушел, который не уйдет. Хотя бы ради него. Так ведь? В дверь прошмыгивает медсестра. Та, которую Чжань видел несколько часов назад вместе с доктором Ферретти. — Господин Сяо Чжань, — негромко по-английски говорит девушка, будто может разбудить Ибо. — Через два с половиной часа наша смена с доктором Ферретти заканчивается. Нам нужны оставшиеся документы господина Вана. — Доктор Ферретти сказал, что это потребуется после того, как он очнется, — каким чудом Чжань все еще связывает слова в предложения, он не знает. — Доктор рассчитывал, что пациент придет в сознание несколько раньше, но, видимо, этот период затягивается, поэтому ему нужно передать все данные в следующую смену. Нам необходим паспорт и копия его страхового, чтобы поставить в нем необходимые отметки, — заканчивает свою речь медсестра. — Хорошо, — рассеянно кивает Чжань, пытаясь понять, насколько плохо это «период затягивается». — Привезут в течение часа. Девушка кивает, мнется с секунду на пороге, будто желая сказать что-то еще, однако не говорит, аккуратно закрывая за собой дверь. Сяо Чжань смотрит на Ван Ибо, прикусывая губу. На часах половина четвертого. Чжань по привычке тянется в карман за телефоном, вспоминая о том, что он остался дома, лишь через мгновение. И, наверное, стоило бы разозлиться на себя в очередной раз, однако на это у него попросту сейчас нет эмоционального ресурса. Он весь сейчас одно сплошное сожаление и надежда, а еще страх. Ему нужно связаться со Сьюзан, чтобы та заехала к Ибо домой за паспортом, а потом к Сяо Чжаню за оригиналами страховых документов и заодно за его мобильником. Благо у Сью, как у начальника (и единственного работника) охраны, есть ключи вообще от любого помещения, которое напрямую или косвенно связано с ее боссом. Но со Сьюзан надо связаться, а как сделать это без своего телефона, Чжань понятия не имеет. Он бы, конечно, мог попросить мобильный у медсестры, да можно было бы воспользоваться даже стационарным телефоном травматологического отделения, если бы Чжань помнил наизусть номер своей телохранительницы. Он помнит номер своего офиса, но на данный момент от этого нет никакого толку. Чжань хмурится, понимая, что, похоже, ему придется ехать домой на такси за телефоном и уже оттуда звонить Сью, однако оставить Ибо здесь одного в таком состоянии кажется настоящим предательством. Он же сказал, что будет рядом. Он не может так просто уехать. Чжань бросает на своего возлюбленного еще один быстрый взгляд. Синяк на скуле, который пару часов был просто красным пятном, успел потемнеть, теперь отливая зловещей синевой, обработанные царапины выглядят как тонкие росчерки на ужасающе бледной коже. И Чжаню кажется, что его любовник все дальше от него, с каждой секундой, с каждым шагом минутной стрелки. В сердце зарождается четкое ощущение того, что если он сейчас уедет, то потеряет что-то важное, упустит чужую душу, которая и так летит на бешеной скорости к своему концу. Сяо Чжань поднимается с постели и подходит к коробке с вещами Ибо. Конечно, телефон находится там. Он тянется к нему, берет в руки, нажимает и удерживает кнопку блокировки. Экран мгновением позже освещается заставкой приветствия и предложением ввести пароль. И Чжань едва не кричит от досады. Телефон выжил, пусть и заработал огромную трещину на экране. А его любимый человек находится в пограничном состоянии. Как такое могло случиться? Это глупо — злиться на мобильник, но Чжань почему-то злится. Будто это его вина, будто телефон мог как-то спасти Ван Ибо… Чжань отбрасывает мобильник обратно в коробку, закрывая лицо руками и бессильно рыча. Он чувствует себя настолько бессильным сейчас, что это бессилие откликается жгучей безнадежностью, а еще злостью на самого себя, на вещи, которые его окружают, которые окружали Ибо, когда… А теперь от Сяо Чжаня требуются документы. И все было бы в разы проще, не забудь он свой мобильник дома. «Да и черт с этими документами», — думается Чжаню. В конце концов, все это можно сделать и при выписке. Она ведь будет? Выписка? Но у Ибо наверняка забит номер Сьюзан, а значит с ней можно связаться с его телефона. Знать бы пароль. И Чжань снова берет в руки смартфон, ведет пальцами по экрану, замирая, а затем набирая дату рождения Ван Ибо. Просто наобум. Конечно, пароль оказывается неверным. Сяо Чжань хмыкает: конечно, Ван Ибо не дурак, чтобы ставить на пароль свой день рождения. Дальше Чжань пробует последние цифры банковской карты Ван Ибо, вложенной в чехол мобильника, затем цифры дома и квартиры, где жил Ибо в Атланте. Телефон каждый раз отвечает отрицательно, угрожая заблокироваться. Но Сяо Чжаню на это все равно, потому что даже если тот решит больше не реагировать на действия Чжаня, тот все равно купит своему возлюбленному новый, как только он придет в себя. Главное, чтобы он пришел. Последние цифры номера телефона тоже не подходят. И мобильник требует подождать пять минут прежде, чем продолжить попытки. Сяо Чжань тяжело вздыхает, откладывая телефон в сторону. В конце концов, как он может угадать. Он понятия не имеет, какие числа имеют значение для Ван Ибо, что тот мог поставить на пароль. А может это вовсе и не значимые, а попросту рандомные цифры. Может быть, там что-то связанное с его мотоциклом? Год выпуска? Хотя год — это слишком коротко. Тогда, может быть, год выпуска или год покупки? Чжань вбивает предполагаемые цифры. Штраф увеличивается до пятнадцати минут. Дальше — больше. А в голову приходит совершенно абсурдная идея. А что если на пароле стоит что-то связанное с ним самим? День их первой встречи? День, когда они поцеловались? День, когда впервые…? Или что-то еще? Сяо Чжань бросает взгляд на Ибо, прикидывая такую вероятность. В голове звучит родной до боли голос «Любил, люблю и вряд ли перестану». А может быть, и правда? Пятнадцать минут истекают. Чжань замирает, сидя рядом с Ибо и глядя на цифры на экране, а затем просто вводит дату своего рождения, поддавшись какому-то внутреннему порыву. И замирает, ошарашенно глядя на разблокированное меню, частично скрытое темнотой трещины. Это действительно его день рождения? Как такое вообще возможно. Сяо Чжань прикусывает губу почти до крови, чтобы не застонать вслух, потому что ему больно. Так ужасно больно от того, что каждый раз, снимая блокировку со своего телефона, Ван Ибо вспоминал о нем. Как долго на этом телефоне в качестве пароля стоит его день рождения? Значит, всё то время, пока Сяо Чжань сомневался в искренности Ибо, тот каждый день вводил дату дня его рождения в качестве уникального идентификатора? В носу свербит, но Чжань не обращает на это внимания, открывая телефонную книгу, находя в списке Сьюзан и набирая ее номер телефона. Девушка отзывается уже после второго гудка. — Ван Ибо? Что случилось? — ее голос звучит бодро и уверенно. Сяо Чжаню даже на миг становится легче дышать, он будто заражается чужой уверенностью. Правда, всего на секунду. — Это не Ибо. Привет, Сьюзан. Это Сяо Чжань, — быстро произносит он в трубку, давая пару мгновений, чтобы та успела усвоить полученную информацию. — Извини, что разбудил, но мне нужно, чтобы ты срочно съездила домой к Ибо, забрала там его паспорт. Скорее всего, он лежит где-то вместе со всеми документами или в кармане какой-нибудь куртки. Или в рюкзаке. В общем, найдешь. Следи, чтобы ни один из котов не сбежал. Потом поедешь ко мне. Возьмешь документы с медицинскими страховками сотрудников. Лежат в среднем ящике стола. И захвати мой телефон, он лежит на кровати. Я там бросил его вроде бы. Привезешь всё это в больницу святой Марии. Ибо попал в аварию. Всё понятно? — Всё понятно, босс, — четко отзывается Сью. — Я могу для связи перезванивать на номер Ван Ибо? — Да, — говорит Сяо Чжань. — Поторопись, пожалуйста. Он вешает трубку после утвердительного «Слушаюсь» и минуты две просто смотрит в экран. Ибо попал в аварию, и непонятно, очнется ли он. А если нет? Если он потерял его навсегда? Безвозвратно. Без возможности снова встретиться, снова связаться, снова поговорить. Что если это последние минуты, когда Чжань может находиться рядом? А он даже не может заставить себя взглянуть в чужое лицо прямо сейчас. В верхней части экрана высвечиваются два уведомления о сообщениях от Сяо Чжаня. И от этого снова ужасно щемит в груди. Чжань заходит в их переписку, удаляя эти два пресловутых сообщения. Какой же он идиот… Обижался за то, что Ибо «забыл» или «не захотел» написать по приезду домой. Он такой глупый. Уже успел поверить, что Ван Ибо задумал что-то подлое… Чжань с трудом сглатывает, а затем зачем-то листает сообщения вверх, стараясь не обращать внимания на черную полосу на разбитом экране. Он с особой нежностью цепляется за переписку недавних дней, за легкий флирт, пронизывающий каждый диалог, поднимается выше, туда, где их реплики выглядят более формальными. Сердце сжимается от того, каким очевидным желанием быть ближе сквозит в сообщениях, отправленных Ибо, и как холоден он сам в каждом из ответных. — Прости, — шепчет Чжань одними губами, едва ли слышно, хотя сейчас свои мысли не от кого прятать. А затем… выдыхает резко, когда отмеченные приятным серо-голубым сообщения резко обрываются, сменяясь полотнами красного, недоставленного. Сяо Чжань в первое мгновение не понимает, что это, а затем до него так же резко доходит. Всё это было написано тогда, когда личный номер Ибо находился в его черном списке, и по телу бегут мурашки от того, сколько здесь сообщений. Чжань лихорадочно листает вверх, выцепляя из почти что сплошного текста рандомные фразы. И каждая из них режет больнее ножа. К горлу подкатывает тошнотой, но Чжань не сдается, собираясь долистать до конца, до того самого момента больше трех лет назад. И, конечно, это ужасно глупо, потому что Чжаню уже больно, он уже знает, как ошибся. Но все еще не до конца осознает, какую боль причинил этому человеку. И сообщений действительно много. И ему снова больно хотя бы от этого факта, но он гонится за этой болью, отматывая метры этого безрадостного монолога, помеченного безнадежным красным. Чжаню кажется невыносимо важным прочесть, кажется, будто он сможет забрать ту боль, которую испытывал Ибо каждый раз, когда писал сообщение, каждый раз, когда надеялся, чтобы сообщение отправилось. И он долистывает до конца. До их прошлого конца, который оказался на самом деле лишь запятой. Чжань молится, чтобы сегодняшняя ночь не оказалась точкой. Окончательной и вечной.

сяо чжань я просто надеюсь что ты это прочтешь я не могу рассказать тебе этого лично и как иначе донести это до тебя я не знаю надеюсь что однажды ты вытащишь меня из черного списка и это сообщение будет доставлено прости меня за то что случилось но все не так как ты видишь сейчас я действительно заключил спор с итаном в начале сентября. условием было что ты влюбишься в меня и сам назовешь нас парой. мне дали полгода на это. я полез гуглить про тебя информацию. не нашел почти ничего кроме твоего увлечения котами. нашел приют ширли и подстроил нашу первую встречу. как и подстроил нашу встречу в кампусе. это правда. это не было случайностью. но я стал узнавать тебя лучше и начал видеть какой ты человек на самом деле. я даже не понял когда влюбился в тебя. помню только как сидел на том футбольном матче смотрел в твои глаза и думал что это больше никакой не спор. я добровольно признал поражение тем же вечером. все было по-настоящему. каждое мое прикосновение. каждый поцелуй. наш секс. это все настоящее. я влюбился в тебя даже не будучи уверенным в том что ты можешь ответить на мои чувства. когда ты поцеловал тогда меня пьяным в клубе я был так счастлив. подумал что между нами возможно все. и даже не расстроился когда ты начал бегать от меня. а потом те наши поцелуи на пляже и всё что было после. и наше признание твоим родителям. это все настоящее. я ни секунды не лгал тебе когда обнимал когда целовал. я знал что надо рассказать про спор. но я так боялся того взгляда который в итоге и увидел. я так боялся твоей боли которую ты почувствуешь когда узнаешь. я глупо надеялся что итан не полезет потому что каждый в этой компании знал что я правда полюбил тебя. я виню себя за тот спор но если бы не он я бы никогда не узнал что могу любить кого-то настолько сильно. никогда не узнал бы что могу чувствовать что-то подобное. я должен был сказать правду но мне было так страшно…

Чжань дочитывает до многоточия. Глаза застилает пеленой от слез, он смаргивает их, крупные капли падают алмазами на экран, искрятся в свете, льющемся от него. Внутри так болезненно пусто. И Чжаню хочется закричать что-то вроде «почему ты, блять, не сказал раньше?», но он не может этого крикнуть, потому что это его вина. Это он не дал возможности объясниться, это он, по своему обыкновению, сбежал, кутаясь в свою боль, упиваясь ею и не давая себе права даже подумать о том, чтобы дать Ибо возможность хотя бы объяснить все. Это всё его вина. То, где они оба сейчас находятся — его вина. Все могло бы быть иначе, выслушай он тогда Ибо… Взгляд скользит дальше по сообщениям. Они такие разные, но все переполненные отчаянием. Иногда к этому отчаянию примешивается нежность, иногда гнев, но чаще невыразимая тоска, которая передается через строки Сяо Чжаню. Ибо в этих строках обращается к нему как к человеку, которого он потерял, которого больше нет в его жизни. Для Ибо в этих сообщениях Сяо Чжань — некто утерянный навсегда, некто очень важный. Невосполнимая потеря. Сообщения сменяют одно другое, утягивая за собой дни и месяцы. Сердце екает от поздравлений с днем рождения каждого пятого октября сразу после полуночи. В каждом из них пожелания счастья, но все то же концентрированное отчаяние.

иногда мне кажется что тебя никогда не было в моей жизни. что ты приснился мне. тогда я смотрю на наши фотографии и мне становится еще хуже. потому что тогда мне начинает казаться что тебя больше нет в этом мире. и утешает меня только то что тебя нет только для меня наверное ты счастлив сейчас надеюсь что счастлив

— Не счастлив, — шепчет Сяо Чжань. Ему не нужно смотреть на дату, когда было написано сообщение. Он точно знает, что не был счастлив ни в один из тех дней на протяжении долгих трех лет. Иногда он забывался в учебе, но после того, как завал заканчивался, тоска по человеку, причинившему боль, наваливалась с удвоенной силой, будто компенсируя, будто желая напомнить обо всем, что было между ними. Он прокручивает еще несколько месяцев, цепляясь взглядом за бесконечные «прости». Он знает, что теперь это слово должен говорить он сам.

я сегодня возвращался с работы. увидел в подворотне котенка. она была вся мокрая с раной на спине. думаю что ее кто-то специально ударил. я забрал ее и отвез в ветклинику. наверное придется ее оставить. как ее назвать?

— Плюшкой. Ты назовешь ее Плюшкой, — тихо произносит Сяо Чжань, глядя на строки и чувствуя, как по щекам безудержно льется чистым и соленым. Он должен был быть рядом. Ибо должен был принести эту малышку в их общий дом. Как много времени Чжань потерял… Осталось ли оно еще у них?

я решил назвать ее плюшкой. коржик и плюшка. надеюсь они подружатся

Сяо Чжань улыбается сквозь льющиеся из глаз слезы. Плюшка и Коржик так и не подружились, хотя… Возможно, у них просто такая дружба. Он листает дальше. Ибо на этих строках кидает из огня в полымя. Он просит прощения, признается в любви. Десятки, сотни и тысячи раз… Вот почему вчера в ванной его признание звучало как нечто само собой разумеющееся. Просто он столько раз повторил его, что это «люблю» стало непреложной истиной, такой же естественной, как дыхание.

знаешь если вселенная бесконечна где-то наверняка есть реальность в которой мы все еще вместе. где я могу готовить тебе кофе а ты можешь обнимать меня сзади и сидеть на всех столах того мира ожидая пока я его сделаю. там мы играем с нашими котами а потом занимаемся любовью на каждой горизонтальной поверхности. знал бы ты как я хочу тебя. как я хочу тебя обратно

Сяо Чжань с трудом сглатывает. Его Ибо всегда был его Ибо. Тем самым, которого он знал в колледже. Тем самым, в которого он влюбился. Той границы, которую он сам провел, никогда не существовало. Сообщений бесконечное множество. Каждое из них ранит, впивается тонкой иглой в измученное сердце, показывая то, как страдало чужое, но эта боль ощущается так правильно. Чжань прямо сейчас живет ею.

я такой дурак потому что все еще надеюсь что у меня будет шанс встретить тебя и все объяснить. больше двух лет прошло а я все еще верю что у меня будет шанс еще хотя бы на один разговор когда я смогу объяснить тебе все. не знаю зачем я пишу это все сюда. я же уже выяснил что ты никогда не получишь этих сообщений. наверное я делаю это для себя. чтобы не сойти с ума без тебя. потому что этот мир без тебя утратил всякий смысл.

Больше Сяо Чжань не выдерживает, блокирует телефон, отбрасывает его на тумбочку. Его рвет изнутри, и вроде бы это знание должно исцелять, должно возвращать доверие к человеку, который сейчас так близко, но вместе с тем так далеко, но вместо этого Чжань чувствует, как разъедает его изнутри чувством вины и раскаяния. Ему так жаль, так чертовски жаль того времени, когда Ибо сходил с ума в одиночестве, когда писал эти чертовы сообщения одно за другим, не имея возможности исцелиться, обвиняя самого себя во всем, что случилось между ними. Он не должен был проходить через это в одиночку, он не должен был так ломаться день ото дня. — Прости меня, — плачет Сяо Чжань, аккуратно перехватывая чужую ладонь. Он не может сжать сильнее, однако все равно припадает губами к прохладной коже, целует, чувствуя на ней соленый вкус своих слез. — Прости меня за эти три года. Прости… Я должен был выслушать. И этих безвкусных «прости» так мало, так чертовски мало именно в тот момент, когда он может потерять этого человека навсегда. — Я люблю тебя. Прости меня, — выговаривает Сяо Чжань, и даже этого недостаточно, но это все, что он может сказать. Того, как ему жаль, он не может рассказать. Он может лишь показывать впредь до конца своих дней, может лишь доверять и надеяться на то, что судьба даст им еще один шанс. — Прошу тебя, проснись, — он целует руки Ибо, заливает их слезами, тут же сцеловывает их с чужой кожи. — Позволь мне быть с тобой. И слезы катятся дальше, не давая нормально вздохнуть. Он дрожит всем телом, его голос сел от волнения и душащей боли. Он просто не может позволить, чтобы все закончилось вот так. Его всхлипы прерываются тихим неровным вздохом, от которого у Чжаня всё внутри замирает. Он моментально отрывается от руки Ибо, поднимает голову, встречаясь глазами с немного расфокусированным взглядом своего возлюбленного. Еще секунду Сяо Чжань не может поверить в то, что видит, а затем до него медленно, но верно доходит, что Ибо вернулся в сознание. — Как ты? — хрипло спрашивает Сяо Чжань, будучи не в силах больше терпеть. Ему нужно услышать голос Ибо, чтобы убедиться в том, что он не наваждение. — Где я? — вопросом на вопрос отвечает Ибо, обводя взглядом палату, однако головой пошевелить не пытается: скорее всего, чувствует боль в каждой косточке плечевого пояса. Хотя болят совсем не кости. К счастью. Это Сяо Чжань знает. — Ты попал в аварию и находишься в больнице, — отзывается Чжань, пытаясь звучать спокойно, но голос все равно предательски дрожит. Ибо пришел в себя. Это главное. Это единственное, что имеет значение. — В аварию? — недоверчиво переспрашивает Ибо. На его лице появляется выражение искренней озадаченности: какие-то файлы в его голове явно не сходятся. — Да, на своем мотоцикле, — кивает Сяо Чжань, сжимая чужую руку в своей чуть сильнее, чем стоит. Ибо немного морщится, однако руку не убирает. — Так как ты себя чувствуешь? Чжань снова задает свой вопрос, немного ослабляя хватку. Его терзает мучительным желанием обнять этого человека, однако он сдерживается изо всех сил, помня наказ врача. — Не знаю, — растерянно и как-то слишком тихо произносит Ван Ибо. — Как будто по мне каток проехал. — Наверное, так и должно быть, — вздыхает Сяо Чжань, а затем выпускает руку Ибо, поднимаясь с места. — Я схожу за врачом. Я быстро. Полежи здесь немного. — Я думал, ты врач, — растерянно хлопает глазами Ибо. — А кто ты, если не врач? Медбрат? Знаешь, ты самый красивый медбрат из всех, что я встречал. Сяо Чжань, уже было развернувшийся к двери, медленно оседает на край постели Ибо, глядя на последнего с ужасом. Он его не узнает? Он, как в какой-нибудь дораме, схлопотал амнезию после удара головой? — Ты не помнишь меня? — хрипло переспрашивает Сяо Чжань, стараясь держать себя в руках, однако это задача не из лёгких. «Главное, что он жив», — напоминает он сам себе, однако это успокаивает только до того момента, пока Ван Ибо не выдыхает лаконичное «Нет». И Чжань правда не знает, как реагировать, просто смотрит на человека, с которым он занимался любовью несколько часов назад, который признавался ему в любви несколько часов назад, а теперь не узнает его в упор. Конечно, это хорошо, что Ван Ибо очнулся, но сколько времени теперь потребуется на то, чтобы восстановить его память, если вообще удастся ее восстановить. Перед глазами моментально встают максимально паршивые сценарии развития событий, в которых Ибо не может вспомнить его, не может полюбить снова, постепенно избавляется от Сяо Чжаня в своей жизни. Из этих размышлений Чжаня выводит тихий смешок, принадлежащий, несомненно, Ван Ибо. — Видел бы ты свое лицо, — на любимых губах играет кривоватая усмешка, а взгляд Ибо лучится искренним весельем. — Ты серьезно поверил, что мне могло настолько отшибить память, что я ухитрился забыть тебя? Чжань хлопает глазами, не понимая, что только что произошло, и что конкретно кажется Ван Ибо таким уж смешным. Вероятно, его растерянность, помноженная на ужас. — Ты наврал? — осипшим голосом уточняет Сяо Чжань, думая о том, что если авария не добила Ибо, то это сейчас же сделает он сам. — Ты в курсе, что это нихрена не смешно? — Наврал, — снова смеется Ван Ибо, однако смех его длится недолго, потому что уже через мгновение он вымученно стонет от боли в поломанных рёбрах. — Но у меня есть оправдание. Представляешь, открываю я глаза, а мои руки целует Сяо Чжань, а еще умоляет его простить. Я был уверен, что умер и попал в рай. — Ненавижу тебя, — и Чжаню очень хочется пихнуть своего любовника в плечо, а еще улыбаться неудержимо счастливо от такой простой возможности смотреть на своего любимого человека. — Это неправда, — дует губы Ибо, стараясь не хихикать. — Ты только что сказал, что любишь меня. Я слышал. — Одно другому не мешает, — смущенно бурчит Сяо Чжань, отворачиваясь к окну, небо за которым медленно-медленно из иссиня-черного превращается в темно-синее. Его щеки касаются чужие пальцы, будто прося повернуться назад, однако это прикосновение совершенно мимолётное, потому что в следующее мгновение Ибо с тихим стоном опускает руку. Чжань оборачивается, смотрит с укором. — Побереги себя. Не напрягайся так. — Поцелуй меня, — Ибо абсолютно игнорирует беспокойство своего любовника. — Я бы сделал это сам, но мне что-то больно. — У тебя трещины в двух ребрах и растяжения везде, где только можно, — сообщает Сяо Чжань, однако всё же пододвигается ближе, собираясь поцеловать. — Каким чудом ты без переломов обошелся — непонятно. — Говоришь, растянулся везде, где только мог? — поигрывает бровями Ван Ибо, глядя на Чжаня в упор. Тот хмурится, не понимая, о чем речь. — Боги, — стонет он секундой позже, пока Ибо пытается максимально не травмоопасно для себя смеяться. — Ты такой придурок. — Допустим, — не отрицает Ибо. — Так что насчет поцелуя? У меня все зубы на месте, я уже проверил. Можешь не бояться. Чжань фыркает, а затем подается вперед, лишь слегка прихватывая чужие губы своими в невинном поцелуе, а затем тут же отстраняется, однако недалеко, всё еще почти касаясь кончиком своего носа чужого. — Надо позвать врача, — говорит Чжань, слегка покачивая головой, как следствие задевая своим носом чужой. — За что ты просил прощения? — Ибо, похоже, отпускать его не планирует. А Чжань слишком слаб сейчас, чтобы уйти самостоятельно. — За то, что не поверил тебе сразу, — честно отзывается Сяо Чжань. Он не хочет юлить, не хочет уходить от ответа. Он выпросил у судьбы еще один шанс и не собирается его упустить. — За то, что не стал слушать. — Тебе не за что извиняться, — голос Ибо звучит серьезно, слишком контрастируя с той шуточной атмосферой, поселившейся в палате парой минут ранее. — Это изначально была моя вина. Я пошел на эту глупость. Я не рассказал тебе сам. Но я ужасно сожалею об этом. Всё, что я чувствовал к тебе — всегда было правдой, и… — Я знаю, Ибо, — обрывает его Сяо Чжань, потому что знает, что просто эмоционально не сможет вынести еще одно откровение, подобное тому, что было в сообщениях. — Мы можем попробовать еще раз, если ты всё еще этого хочешь. — Хочу, — тут же отзывается Ибо куда громче, чем говорил до этого. Чжань мягко усмехается, оглаживая своего любимого по щеке. — Ты неслабо приложился головой. Хорошенько подумай над своим решением, — усмехается Чжань, в принципе зная, что ни о чем Ибо думать не надо. Они и так думали слишком долго. — А я всё же позову доктора Ферретти. — Всё равно хочу! — кричит ему вслед Ван Ибо, когда его бывший/нынешний/вечный возлюбленный покидает палату. Сяо Чжань не может сдержать улыбки, на сердце становится несравнимо легче. Доктора Ферретти долго искать не приходится: он как раз заваривает какой-то дешевый кофе в ординаторской, о котором он тут же забывает, стоит Чжаню, появившемуся на пороге, сказать заветное «Ван Ибо очнулся». А затем они с врачом возвращаются в палату, где врач проводит все необходимые для диагностики манипуляции, спрашивает у Ибо о самом происшествии, о котором тот не помнит ровным счетом ничего, кроме того, что его на одно мгновение ослепил свет фар встречного автомобиля, а дальше темная мгла и пустота. Сяо Чжань нервно кусает губу, сидя на краешке кресла, одновременно стараясь и вникнуть во все то, что говорит док Ибо, и не мешаться под ногами. Далее врач говорит что-то про процесс восстановления связок, когда телефон Ван Ибо оживает входящим звонком. Беседа прерывается сама собой, когда все внимание пациента приковывается к иконке звонящего. — Сьюзан? — удивленно приподнимает бровь Ибо, переводя растерянный взгляд на Чжаня. — Почему она может звонить мне? — Я в спешке забыл свой телефон дома. Мне пришлось воспользоваться твоим, — извиняющеся прикусывает губу Чжань, подхватывая мобильник своего возлюбленного. — Она звонит мне. Я выйду ненадолго. И он выходит больше не для того, чтобы встретиться со Сьюзан, а для того, чтобы избежать изумленного взгляда Ван Ибо и его вопросов из разряда «как?». Сьюзан ждет его на ресепшене. Дальше ее ожидаемо не пускают. Девушка выглядит бодрой и собранной. Не знай Чжань, сколько сейчас времени, он бы решил, что на данный момент её рабочий день в разгаре. Парень забирает у своей подчиненной папки с документами и свой телефон. — Зарядка была почти на нуле, — рапортует Сью. — Я немного подзарядила его, пока ехала. — Спасибо, — мягко улыбается Чжань, быстро окидывая взглядом экран телефона. Никаких новых уведомлений. Учитывая характер сегодняшней ночи, это хороший знак. — Скажи Иви Дженкинс, чтобы оформила Ибо больничный. А мне отпуск пока что на неделю. Я подъеду на работу… завтра, наверное. Сегодня побуду с Ибо. — Поняла, — коротко кивает девушка, и после недолгого молчания уточняет. — Он в порядке? — Будет в порядке, — и Сяо Чжань не в силах скрыть собственного облегчения в голосе. Да и зачем его скрывать. — Но на восстановление уйдет какое-то время. — Хорошо, — несколько раз кивает Сьюзан, будто в подтверждение каким-то своим мыслям. — Господин Сяо, простите мою вольность, но я еще в Атланте подумала, что вы могли бы стать хорошей парой. — Как жаль, что я сам этого тогда не заметил, — усмехается Сяо Чжань. Его не пугает тот факт, что его подчиненные узнают об их с Ван Ибо романе. — Все могло бы быть намного проще. — Всё происходит тогда, когда необходимо, — философски замечает Сью. — Ты права, — соглашается Чжань, а затем выныривает из своих размышлений. — Думаю, ты можешь идти. Спасибо за документы и телефон. Чжань направляется обратно в отделение, прокручивая свой мобильник в тонких длинных пальцах. Он передает документы дежурной сестре, а затем все так же задумчиво идет снова в направлении шестнадцатой палаты. Им нужно время. Им обоим. Однако на этот раз не порознь. Им нужно построить что-то важное, что-то настоящее на том фундаменте, что они имеют, с теми чувствами, которые никогда не пропадали. Он возвращается в палату, где всё еще находится дежурный врач, продолжающий тщательный осмотр. Чжань старается не шуметь, он аккуратно укладывает мобильник Ван Ибо на прикроватную тумбочку, а затем усаживается обратно в то же кресло, в котором сидел пару минут назад. Ибо провожает его взглядом, однако стоит Чжаню поднять на него глаза, тут же смотрит на врача, на данный момент ощупывающего его шею. — Восстановление будет относительно быстрым, — говорит Ферретти, делая пометки в истории болезни, которую он передаст следующему врачу в дневную смену. — Во всяком случае, мы можем на это надеяться в силу вашего возраста и характера повреждений. Но постельный режим придется соблюдать неукоснительно. Ибо морщится, а Чжань смотрит на своего любовника, прищурившись, мол, только попробуй наставления врача не выполнить. И Сяо Чжань достаточно хорошо знает Ван Ибо, чтобы точно знать, что из кровати он выберется как только сможет стоять на ногах. «Надо забрать его к себе», — мелькает быстрая мысль, которая кажется бредовой только на первый взгляд. В целом, идея неплохая, потому что за Ибо нужно присматривать. Нет, конечно, Чжань наймет медсестру, но та не будет сидеть у кровати целыми днями, следя за тем, чтобы ее подопечный не шатался по квартире просто от нечего делать. А еще коты… У Ибо два кота, за которыми тоже нужно ухаживать, чего в ближайшее время Ван Ибо сам сделать не в силах. Чжань настолько глубоко уходит в свои размышления, что неожиданно начавший вибрировать мобильник заставляет его почти что подскочить. Сяо Чжань смотрит на экран и нервно сглатывает. Звонит мама. Очевидно, они с отцом приземлились в Атланте. Чёрт, Чжаню кажется, что он прощался с ними если не в прошлой жизни, то несколько лет назад точно. Столько всего случилось за эти несколько часов. Поменялось так много всего, хотя ни одну из случившихся перемен нельзя назвать спонтанной. Всё шло к этому изначально, просто встало на свои места как-то резко. Будто бы в механизме, работающем вразнобой, правильная деталь встала на правильное место, запустив всё так, как было нужно изначально. Сяо Чжань пялится на экран еще с секунду. Конечно, мама знает, что он не спит. Времени половина седьмого. Обычно в это время он собирается на работу, значит и сегодня должен. Вот только сегодня этого не будет. Чжань прикусывает губу, а затем решительно смахивает значок вызова в зеленую область. — Да, мам, — произносит он в трубку, поднимаясь из кресла и направляясь к выходу из палаты, стараясь не замечать обеспокоенного взгляда Ван Ибо. Он волнуется зря. В этом Чжань уверен. — Милый, мы приземлились, — улыбчиво произносит в трубку Сяо Инь. — Твой отец проспал почти весь полет. Теперь всю ночь не уснет… — А ты? — интересуется Чжань, собираясь с мыслями. В конце концов, он должен сделать это. Сейчас или никогда. — Я спала совсем недолго, — отзывается женщина. — Потом мы очень мило побеседовали с бортпроводницей. Лучше расскажи, как твоё самочувствие? Готов к работе? Или еще бы отдохнул? Мы попрощались в такой спешке… — Я еще и отдохну, — цепляется Сяо Чжань за эту мысль, а дальше летит в омут с головой, потому что иначе здесь никак. — Ибо попал в аварию, хочу убедиться, что с ним всё будет в порядке. — В аварию? Он не пострадал? Это ведь не было рабочее время? У тебя не будет проблем из-за этого? — засыпает сына вопросами Сяо Инь, очевидно, не понимая, о чем ведет речь ее сын. — Это не было рабочее время. Он пострадал. Ближайшие две или три недели он проведет на больничном, — отвечает Сяо Чжань, с трудом удерживая себя в руках. Как ни странно, помимо страха он испытывает что-то вроде предвкушения. Ему изначально не хотелось держать всё в тайне, поэтому сейчас, позволяя себе открыться, он испытывает какое-то совершенно дикое возбуждение. — И я собираюсь быть рядом с ним в это время. И после тоже. — О чем ты говоришь, Чжань-Чжань? — голос матери всё еще звучит довольно беспечно. — Я не понимаю, что ты имеешь в виду? — Я имею в виду, что люблю его и буду с ним вместе, даже если однажды это причинит мне боль. Хотя я уверен, что этого не случится, — уверенно произносит Чжань, даже на расстоянии тысяч километров чувствуя, как изменяется атмосфера разговора. — Он всё-таки запудрил тебе мозги, — мамина злость звучит максимально очевидно. — Ты же пообещал мне… — Не обещал, я держал пальцы крестиком. Да даже если бы серьезно пообещал, не сдержал бы слова, — Чжань сам удивляется тому, насколько спокойно и ровно звучит его голос, хотя внутри разверзается буря. — Я не хочу ругаться с тобой, я хочу, чтобы ты меня выслушала и услышала. — Чжань-Чжань, я всегда стараюсь тебя слушать и слышать. Ты знаешь это прекрасно. И я понимаю, как ты очарован этим… — Сяо Инь затыкается на этом месте, будто подбирая подходящее слово. — Мальчиком, который, я больше чем уверена, изо всех сил давит на то, что было между вами в прошлом. Так ты вспомни, что было в прошлом, что с тобой было… Что со мной было. Хоть обо мне подумай, если на себя плевать. Я так и знала, что этим всё кончится. — Мам, послушай. Давай я выскажусь, а потом будешь говорить, что ты думаешь, — Сяо Чжань намеренно пропускает провокации мимо ушей. Обратного пути уже нет, да даже если бы он был, едва ли он им воспользовался бы. — У меня есть причины доверять ему. То, что случилось три года назад, было результатом нашей совместной глупости. Мы виноваты оба, и мы наконец-то в этом разобрались. Сяо Чжань лукавит. На самом деле, разбираться нужно было ему одному, потому что Ибо и так знал, что между ними и как, знал, чего он сам хочет, и к чему в итоге всё это приведет. — Я уверен в своих чувствах к нему, как уверен и в его ко мне. — И когда вы опять спелись? — голос Сяо Инь звучит безжизненно. Сердце ее сына неприятно тянет от этой интонации. — Давно? И здесь Сяо Чжань задумывается, он не знает, что ответить. С одной стороны, началось всё это ужасно давно, если копнуть глубже, то оно вообще не заканчивалось. А с другой стороны, они впервые после разлуки поцеловались каких-нибудь четыре дня назад. Как же всё быстро. — Дня четыре назад, — Сяо Чжань решает не вдаваться в подробности, потому что тогда придется рассказывать о тех словах, что говорил Ибо, и о тех сообщениях, что он прочитал. И матери будет нелегко донести, почему и те, и другие подействовали таким образом, если не передавать их содержимое. Конечно, можно было бы рассказать о той поддержке, которую всегда оказывает ему Ибо во всём, но для мамы это будет скорее попыткой Ван Ибо выслужиться и в очередной раз пустить пыль в глаза. — Ох, четыре дня, — как будто с облегчением выдыхает Сяо Инь. — Я думала, ты скрывал от меня это дольше. В таком случае, у тебя еще полно времени, чтобы одуматься. Ну, Чжань-Чжань, сам посмотри, сколько вокруг тебя достойных людей, которые бы тебе подошли. Зачем тебе этот Ван Ибо? Мама говорит ласково, но на деле же это уловка, на которую Чжань не поведется. — Мам, я сегодня ночью чуть не потерял его навсегда. Я не хочу снова это почувствовать никогда в жизни. Поэтому нет, я не «одумаюсь». Я верю ему. Поэтому тебе тоже придется поверить. — Лучше бы ему не попадаться мне на глаза, — выдыхает Сяо Инь, дослушивая речь своего сына до конца. — Я всё-таки хочу, чтобы ты присмотрелся к кому-то еще. — Нет, — спокойно говорит Сяо Чжань. — Никого другого не будет. Он почти ненавидит себя за резкий тон, однако другого выхода на данный момент у него попросту нет. — Но мы могли бы подыскать для тебя кого-то подходящего, — не сдается мать, а Сяо Чжань тем временем замечает, как из двери палаты Ибо выходит доктор Ферретти, направляясь прямиком в уборную. Тормозить его в этом деликатном путешествии кажется неловким, а потому Чжань просто идет обратно к палате Ван Ибо. Самое страшное позади по всем фронтам. Ибо жив. Родители знают. А дальше будь, что будет. — Нет, — отрезает Сяо Чжань, останавливаясь перед самой дверью. — Мне не нужно никого искать. Я прошу тебя уважать мой выбор. Прости, мне надо пойти поговорить с врачом. Я рад, что вы удачно долетели. Я люблю вас с папой. — Мы тоже тебя любим, — горестно отзывается Сяо Инь, а затем всё же добавляет короткое «Береги себя», от которого в сердце становится теплее. Вопреки своим же словам, Сяо Чжань идет не к врачу. Ибо полусидит в своей постели, ковыряя ногтями трещину в экране телефона. — Хочешь доломать? — интересуется Чжань. Ибо поднимает взгляд, его лицо озаряется улыбкой. Он откладывает свой недобитый мобильник в сторону, чуть морщась от, очевидно, слишком резкого движения кистью. — Не хочу, — улыбка Ибо становится сдержаннее, в ней читается какая-то неуверенность. Ее причина становится ясной мгновением позже. — Как родители? Долетели? — Да, все хорошо, — отзывается Сяо Чжань, обходя постель своего любовника и садясь на ее край, почти что касаясь своим бедром чужого сквозь больничное одеяло. — Папа проспал почти весь полёт, а мама… Она спала меньше. — Они ничего не заподозрили? — Ибо, кажется, и правда беспокоится, на что Чжань не может не улыбнуться. Ван Ибо всегда такой неудержимо уверенный в самом себе, однако в такие вот моменты он становится как будто в разы уязвимее. Его ужасно хочется обнять. Вот только врач запретил. — Я рассказал им все, — отзывается Сяо Чжань таким голосом, будто обсуждает погоду на сегодняшний день. — Про нас. — Что ты сделал? — оторопевает Ибо, округляя глаза и вместе с тем стараясь поймать взгляд своего возлюбленного, чтобы убедиться в том, что тот не выдумывает. — Я рассказал, что мы снова вместе, что я люблю тебя и доверяю тебе, — терпеливо перечисляет Чжань, забавляясь с реакции Ибо. — И что они? — кажется, Ибо действительно обеспокоен, и Чжаню становится невероятно тепло от одного этого факта. — Они… — мнется Чжань, взвешивая ответ, тем временем легонько касаясь кончиками пальцев чужой щеки прямо в том месте, где находится синяк. Нет, он не хочет сделать больно, наоборот, ему нужно унять эту боль. — Они примут это. Просто им нужно время. — Понимаю, — отзывается Ван Ибо, прикрывая глаза, наслаждаясь такой простой лаской от своего человека. Кажется, он хочет потереться о чужую руку, но стоит ему слегка шевельнуть шеей, как с приоткрытых губ срывается неосознанный стон. — Прошу тебя, не перенапрягайся, — в очередной раз просит Сяо Чжань, сам поглаживая по щеке Ибо. — Что тебе сказал врач? — Что мне нужен покой, — недовольно говорит Ибо, очевидно, начиная с самого неприятного. — Написал там кучу каких-то капельниц, витаминов и прочего. Сказал, что если до вечера с моей головой все по-прежнему будет в порядке, я смогу поехать домой. — Так быстро? — хмурится Сяо Чжань, считая, что его любимому нужен куда более внимательный подход. — Ну да, — откликается Ибо. — Вообще я спросил, можно ли мне домой сейчас. Он сказал, что это недопустимо. И я спросил про ближайшее время… — Ибо, тебе нужен покой. Ты не должен так халатно к себе относиться, — отчитывает своего возлюбленного Сяо Чжань. — У меня дома два кота, которых надо кормить и за которыми надо убирать, — напоминает Ван Ибо, глядя на Чжаня с укором. — Да и не так уж плохо я себя чувствую. Глубоко вздохнуть больно, а в остальном я в порядке. — Ты пошевелиться без боли не можешь, — напоминает Сяо Чжань. В сердце неприятно ёкает от одной только мысли, что его возлюбленный вынужден так страдать, а сам он не может сделать практически ничего. Разве что попросить дополнительный укол обезболивающего. — Котов я заберу к себе. За них можешь не волноваться. И тебя тоже заберу, когда тебя выпишут. Но я прошу тебя, не торопи врачей, пусть делают все как надо. — Мой любимый Сяо Чжань говорит, что мы будем жить вместе, как только меня отправят на долечивание домой, и просит при этом не торопить врачей? Сяо Чжань хочет невозможного? — криво и самоуверенно усмехается Ван Ибо, окидывая Чжаня тяжелым двусмысленным взглядом. — Ибо! — одергивает его Сяо Чжань, убирая свою руку от чужого лица. — Это не та вещь, с которой можно шутить. — Так значит, ты хочешь серьезно поговорить, а, господин Сяо? — приподнимает бровь Ван Ибо. Кажется, категоричность его любовника его совершенно не смущает. — Да, — кивает Чжань с некоторым облегчением, совершенно не чувствуя подвоха. — Я хочу, чтобы ты серьезно относился к своему здоровью. — Хорошо, — лицо Ван Ибо принимает деловой вид. — Еще доктор Ферретти сказал, что когда меня выпишут из больницы, мне потребуются услуги медсестры на дому. — Это ожидаемо, — кивает Сяо Чжань, мысленно радуясь тому факту, что Ибо, наконец, со всей ответственностью подходит к вопросу. — А еще доктор Ферретти, — Ван Ибо явно намеренно акцентирует свое внимание на имени врача. — Сказал, что мой будущий муж наверняка сможет мне ее обеспечить. Так что скажешь, мой будущий муж? Сяо Чжань давится вдохом, и пока он пытается откашляться, Ван Ибо ехидно посмеивается, пытаясь параллельно не умереть от боли. Почему его ребра сломаны именно тогда, когда у него столько возможностей подтрунить над Сяо Чжанем? — Мне было нужно, чтобы меня к тебе пустили, — пытается оправдаться Чжань, как только его отпускает приступ кашля. — А без родственных связей я бы сюда никак не попал. — Я так и подумал, — фыркает Ван Ибо, сверля Чжаня хитрым взглядом. — Знаешь, я пойду, наверное. Вернусь ближе к вечеру, — Сяо Чжань вскакивает с кровати резко, порываясь в очередной раз сбежать, однако Ибо ловит его за руку чуть выше запястья, сжимает крепко, пусть это и причиняет сильную боль. — Подожди, — просит Ибо, вроде бы пытаясь потянуть Чжаня на себя, однако на это сил не хватает, поэтому его рука валится на кровать. Правда, Сяо Чжань слушается, не пытаясь уйти. — А если серьезно, Чжань? Мы же здесь серьезно решили говорить… Выходи за меня? Чжань открывает свой рот, чтобы сказать что-то, а затем закрывает, снова открывает и закрывает, на миг становясь похожим на рыбу. Нет, он не сомневается в своих чувствах, как и не сомневается в чувствах своего возлюбленного. Больше нет. Но предложение звучит так неожиданно, что Сяо Чжань несколько выпадает из реальности. — Тебе что-то не то вкололи? Или ты и правда так сильно приложился головой? — бормочет он. Ибо улыбается снисходительно, давая своему любовнику несколько минут на размышления. — Я правда этого хочу, — говорит он, глядя снизу вверх, потому что Чжань все еще стоит на ногах, обдумывая то, что только что выдал его возлюбленный. — И если нужно, я повторю это как только меня выпишут. И после того, как я выздоровлю. И через месяц после этого. И через полгода. И через три года. И через сто один. Снова повисает недолгое молчание, в котором слышно, как тикают часы на стене. Палату заполняет рассветный желто-розовый солнечный свет, окрашивая белые стены в свой цвет, отпечатываясь на лице Ибо, отражаясь в его искрящихся собственным светом глазах. Сяо Чжаню невыносимо хочется коснуться своего любимого человека, он не отказывает себе в этом. Тянется, касается щеки, обводит по контуру губы. И отрицательно качает головой, глядя прямо в широко распахнутые глаза Ван Ибо: — Не нужно повторять. Я тоже этого хочу. Давай сделаем это. Брови Ибо ползут вверх так, будто он точно не ожидал такого ответа. Сяо Чжань негромко смеется. Реакция его жениха такая искренняя, такая настоящая. Он выглядит настолько растерянным, что Чжань не может немного не подтрунить. — Ну я пошел. Привезу тебе кольцо с самым большим бриллиантом, который смогу найти, и свадебное платье. Созывай подружек. — Ты серьезно? — к Ибо, наконец, возвращается дар речи. — Насчет платья? Или бриллиантов? — продолжает свой фарс Сяо Чжань. — Ну я же не настолько глупый, чтобы всерьез предлагать такое. Вот спадет у тебя отек и поедем и на примерку платья, и в ювелирный за кольцом. — Придурок, — фыркает Ван Ибо, однако во взгляде Чжань не видит привычного веселья, обычно так свойственного их перепалкам. — Ты серьезно согласен пожениться? С клятвой? С кольцами? И со всеми этими свадебными штуками? — Серьезно, согласен, — мягко улыбается Сяо Чжань. Он наклоняется к губам Ван Ибо, оставляет на них долгий нежный поцелуй, дожидаясь, когда его возлюбленный выйдет из ступора и ответит. И тот отвечает секундой позже, тянется руками к лицу Чжаня, обхватывая его с трудом и тихим вымученным стоном, в котором и боль, и облегчение. И Сяо Чжань хочет шептать о своей любви на ухо Ван Ибо и кричать о ней на весь мир, но все это будет чуточку позже. А пока он наслаждается каждым из этих легких поцелуев и тем, как спокойно ему рядом с этим человеком.