Любимый блондин

      Раздался громкий скрип двери по всей комнате, пропуская в темный кабинет который еле освещала настольная лампа, яркий свет с зала. Из-за двери выглядывал худощавый парень, видя в конце комнаты стол за которым сидел его отец. Было видно, что тот был сосредоточен на каких-то бумагах. Приоткрыв дверь шире, уже не скрываясь за ней, подросток отозвался. — Пап? — Что, Ди? — не отрываясь от своих бумаг, спросил белокурый серьезным тоном. — Что делаешь? — спросил малец проходя в комнату, закрывая за собой дверь. На лице была видна улыбка, что не характерно было лицезреть именно на Ди. — Работаю, как ты можешь видеть. Что за глупый вопрос? — невозмутимо произнес он. — Но все же. Ты что-то хотел? — Нет, — кратко объяснился парень. Отодвинув стул напротив стола, Ди присел и смотрел за тем, как его отец копошился в горах листов, все ещё держа на лыбу, что не могло не привлечь внимание второго. — За сколько лет ты впервые улыбнулся? — все же взглянув на сына, сказал тот. — Что-то не так? — с заинтересованностью спросил он, не отрывая взора. — Нет, все в порядке, — ответил кучерявый с мягким тоном. В пареньке явно что-то переменилось. — Просто хорошее настроение, — закончил он ещё шире улыбнувшись Глэму. — Понятно, — не заинтересованно ответил мужчина вновь вернувшись к своей работе. Ещё какое-то время молчания, Ди наблюдал за папой, пока не осмелился спросить. — Пап, может тебе помочь? — Чем ты можешь мне помочь сейчас? — уже с заинтересованностью зыркнул второй, обратив внимание на предложение сына. — Ну там, прибраться могу, например, — ответил тот таким тоном, будто сам не знал, чем он может быть полезен. От отца раздался лишь тихий «Хм», раздавшийся по всему кабинету, пока обдумывал свой ответ. — Можешь отсортировать документы, — наконец-то родил из себя предложение Глэм, указав на кучу бумаг, что были по всему столу. — Хорошо.       После этого мужчина сгреб их в одну горку и подал их первому с небольшой улыбкой на уголке губ. Тут сразу же принялся складывать каждый лист по стопкам, внимательно изучая их с иcкрой в глазах. — И тебе это интересно? — хмыкнув, шутливо спросил голубоглазый, следя за тем, как тот искренне был занят этим делом. — Если тебе это интересно, то и мне также, — отговорил юнец, мигом кинув на отца свой взгляд. — Ясно. Спасибо, — на ходу ответил тот, подняв своё запястье с часами, показывающими 12:32. На этом весь диалог с сыном закончился, и в кабинете повисла гробовая тишина. Сынок ничего не сказал, даже не потрудился покинуть это место, и так долго бывал у отца дома по поводу его самочувствия, и знал, когда можно что-то спросить. Вместо этого, будто почувствовав что-то, его отец поднял глаза на экран, где стоял стенд с фотографиями. На одном из них была запечатлена счастливая и улыбающаяся молодая мама с трёхмесячным сынишкой. Он выглядел таким маленьким и хрупким на вид. Папа явно переживал за этого малыша. На следующих фотографиях молодой он был уже за работой — с ним на руках Глэм смотрел в объектив заинтересованным взглядом. Мальчик смотрел на мир совершенно другими глазами. Но это не шло ни в какое сравнение с теми глазами, которые он теперь поднимал на отца — куда спокойней и взрослее, с каким-то другим выражением. Сейчас он не изучал мир, а ловил отблески огромного мира, им увиденного. В его глазах уже не было любопытства. Но даже так было понятно, что уже со дня на день в его душе произойдут перемены.       Именно с этого момента каждый раз, когда Ди оказывался рядом, папа ощущал лёгкое беспокойство. Он и сам понимал, что чувствует тревогу, но объяснить её не мог. Для этого даже не было слов. Он был хорошим и ответственным отцом, но тревога его распространялась не только на сына, но и на самого себя. Папа не понимал, в чём дело, и очень переживал. Вскоре ему стало казаться, что он просто недостаточно любящий отец. А с годами это ощущение усилилось.       Но вот он стал замечать, что с сыном произошли какие-то странные перемены. Он стал чаще улыбаться при нем и был на удивление очень мил и добр и Глэмом, хотя никогда таковым не был, особенно по отношению к другим. Он ни разу не сказал с ним ничего плохого, а Глэм не жаловался. Но папа всё равно волновался и каждую секунду думал о том, что где-то что-то идет не так. Возможно, дело было в чем-то внешнем. Но тут не могло быть никакого объяснения. Папа даже представить себе не мог, что какая-то неправильная деталь у него в душе может влиять на мир вокруг. Поставив фоторамку на свое место, он двинулся к выходу из кабинета как вдруг у него прихватило спину. — Аргх! Мой радикулит! — тяжело выкрикнул тот, прихвативших за поясницу и пал на пол от резко настигнутой боли. Сын как ошпаренный мигом бросился к отцу, кинув бумаги в сторону больше о них не заботясь. — Пап, ты как?! Не ушибся случайно? Может мне сбегать за- — Нет, не стоит, Ди. Ничего страшно, — со своей привычно натянутой улыбкой ответил Глэм, приподнявшись с пола локтями. Парень взял папу под руку, помогая встать на ноги и провожая на кухню. — Ты, наверное, уже голоден. Да и Хэви с Вики наверняка. Хотел пойти приготовить ужин, но спина решила иначе, — шутливо сказал он кучерявому. — Пап, дай я сам что-нибудь приготовлю, а то небось опять что-то приключится, — с волнением ответил подросток, вглядываясь в голубые глаза старшего, поглаживая попутно тому больное место с некой заботой. — Ладно уж. Спасибо, — смирившись с поставленным перед ним фактом ответил Глэм с небольшой улыбкой, но на этот раз искренней. Подойдя к столу, Ди отодвинул стул для отца, приглашая присесть на него, что он и сделал в итоге, продолжая следить за действиями малого уже со стола. Пока тот искал продукты, решился задать вопрос. — Ну как сейчас твоя спина, папа? — Уже не болит, — сказал он это, чтобы лишний раз не беспокоить блондина. Он и так слишком добр к нему, и ему этого уже достаточно, чтобы понимать, что сын заботится о нем. Впрочем, по его реакции блондин все поймет сам. Когда парень поставил на стол тарелку с какой-то цветной кашей с элементами мяса, Глэм заметил на ней порезанное не то яблоко, не то апельсин, порезанный так аккуратно, что даже не покраснело. Он уже не раз замечал в детях способность быстро схватывать увиденное и чувствовать нюансы. Ребенок еще раз оглянулся на отца, понимая, что, говоря с ним, тот не смотрит в его сторону. Ободряюще улыбнувшись, он приступил к еде.       Несколько минут тишины. Лишь стук ложек об тарелки раздавался по кухонке, врезаясь в уши. Пока они ели, даже не решаясь о чем-либо поболтать, Себастьян подметил для себя то, как же вкусно вышла у Ди еда. — Какой же хороший у меня сын-то растет, — сказал он про себя, доедая блюдо. Вычистив миску практически до блеска от пищи, гривастый уже собирался взять тарелки, как его опередил, уже вставая с посудой в руках со своего места. — Не-а, пап, даже не думай. Я сам вымою посуду, а ты ещё пока посиди здесь. Уж потом я помогу тебе дальше пойти, куда тебе нужно. — Хорошо, — ответил он, на его лице разразилась улыбка от того, как же он был рад за то, что Ди стал более внимательным и заботлив. Второй приметил её и не мог не высказаться о ней своему отцу. — Тебе очень идет улыбаться. — И тебе, Ди.