*****
Интегра Мидфорд никогда не нуждалась в чужой компании, вполне комфортно проводя время с семьей, и даже подумать не могла, что после фестиваля по фехтованию у неё появится хороший приятель, который разбавлял её серые дни письмами и своей компанией. — Стой, ты учишься играть на флейте заклинателя змей? — уточнила маленькая маркиза, стараясь скрыть улыбку рукой, сдерживая искренние смешки. — Это мечта детства, — пожал плечами Чарльз, еле заметно краснея щеками, из-за чего маленькая маркиза начала улыбаться еще шире, что не ускользнуло от его взгляда. Их общение началось с письма, в котором Чарльз скупо восхитился её навыками и в котором был легкий намек на то, что он хочет продолжить их общение. Честно говоря, Интегра скептически отнеслась к этому, даже решила многозначительно проигнорировать это, посчитав, что мальчишка хочет этого из-за того, что она из рода Мидфорд. — Если это так, ты можешь смело бросить в него перчатку, — спокойно пожала плечами Френсис, не видя в этом ничего такого. Но Чарльз проявлял интерес к разговору, говорил и стоически игнорировал холодный взгляд, полный подозрения. На тот момент Интегра знала о его увлечениях, о его лучшем друге, Чарльзе Грее, а тот о ней не знал ничего. Маркиза ждала промашки, чего-то странного, но он держался, и спустя несколько недель девушка рискнула, и сама начала разговор. — Это настолько смешно? — спросил Чарльз, вырывая её из мыслей. Интегра не сразу поняла о чем он, но, вспомнив о флейте заклинателей змей, честно ответила: — Немного. Но еще это мило. Не умилится его смущенному выражению лица было невозможно. Он был единственным другом Интегры, поэтому являлся лучшим для неё.*****
Интегра не любила чаепития с тетушкой Анной: она должна была поддерживать с ней бессмысленный разговор, слушать о том, что её не интересовало — моде, стихах, вышивании, танцах. Улыбка Анджелины Даллес не касалась её глаз, да и сама она выглядела невероятно грустной, когда слушала, что Интегра предпочитает изучать историю, стратегию, любит фехтование и шахматы. На чаепитиях Анджелина предпочитала разговаривать с маленькой Элизабет, которая с восторгом слушала о том, из чего сделаны девочки — из пудры, сахара и всего самого-самого милого. Элизабет с восхищением слушала это, улыбаясь, когда тетушка Анна гладила её по голове. Лиззи куталась в эти слова, пока её старшая сестра напряженно стискивала чашку. Баронесса Даллес говорила о том, что девочки — самые милые существа, что они слабые и нуждаются в защите. Интегре хотелось закрыть своей сестре уши и спрятать от этих ядовито-сладких речей, но Элизабет уже была в их власти, запоминая «мудрость», которой делилась тетушка Анна. Замолчи-замолчи-замолчи-замолчи! В семье Мидфорд все владеют искусством фехтования, они не слабые. Девочки не слабые — Френсис сильнее своего мужа, и он полюбил её за это, Интегра считает себя сильной, Элизабет не просто сильна, она маленький гений, сильнее мальчишек, с которыми она учится фехтованию. Но сейчас её глаза сияют и Интегре страшно от того, что она видит — Элизабет сделала выводы, она хочет быть тихой и слабой, она хочет прятаться за женихом, который защитит её как настоящий рыцарь. Когда приходит Френсис, Интегра чуть ли не вздыхает от облегчения, благодарит баронессу и идет к матери. Сестра весело рассказывает, как прошел её день, и Френсис улыбается, пока Интегра не говорит: — Я не хочу, чтобы мы ходили на эти чаепития. Матушка смотрит на неё, пытаясь понять причину «каприза», и все же кивает, видя холодную ярость в глазах Интегры. Френсис не говорит, но видит, как Интегра сжимает кулаки, с болью смотря на Элизабет, и понимает, что то, что её дочери сегодня услышали, они запомнят на всю жизнь. Но слова Анджелины Даллес не были столь страшными как те, которые сказал Сиэль. В тот день жених Элизабет практиковался в фехтовании с её матерью, что было невероятной честью, которую такой ребенок как он еще не мог осознать. Элизабет и Сириус наблюдали за ними, сидя на стульях, даже Интегра позволила себе расслабится, поглаживая собаку. Ей нравился Себастьян — этот пес был послушным и, смотря на него, девушка чувствовала странную ностальгию. Маркиза любила гладить и почему-то это казалось сном наяву и вводило в некий транс. В какой-то момент Сиэля сбил с ног особо сильный удар Френсис и, стоило ей уйти, как Элизабет сразу же подбежала к своему жениху, который сказал пугающие в своей беспощадности слова: — Сильные женщины страшные. Элизабет испуганным кроликом замерла перед ним и даже Интегра застыла, чувствуя, как кровь холонет в жилах. Вскочив на ноги, девушка хотела лишь одного: успеть схватить сестру и не позволить ей услышать предложение, но не успела: — Я рад, что моей женой станет красавица, — искренне улыбнулся Сиэль, забивая последний гвоздь в крышку своего гроба. В тот вечер Элизабет рыдала, цепляясь за старшую сестру, пока Интегра отчаянно прижимала её к себе. Детские слова самые жестокие. Почему девушка, сильнее своего избранника, «не такая»? Почему её Элизабет должна становиться слабее, а не её жених становиться сильнее? — Я страшная, он меня никогда не полюбит! — рыдала девочка, прижимаясь ближе к старшей сестре. — Что за вздор? Почему страшная? — Потому что я умею драться, значит я не милая, а если не милая, то я страшная! Интегра немного отстранилась и посмотрела в заплаканные глаза Элизабет. Сейчас её вряд ли можно было назвать миленькой — покрасневшие глаза и опухшее лицо никого не красило, но для Интегры сестра казалась все такой же красивой. — Жена должна быть поддержкой для своего мужа, — медленно начала говорить маркиза, тщательно подбирая слова, которые могли бы успокоить, — Сиэль слабый, он не может постоять за себя. Ты — его поддержка, значит нет ничего такого в том, что ты будешь сильнее. Эти слова немного успокоили Элизабет и спустя несколько минут она, утомленная рыданиями, уснула, не отпуская руки старшей сестры. После этого Интегра начала холодно относится к Сиэлю. Её холодность к наследнику рода Фантомхайв замечали все, но никто не придавал этому особого значения, даже дядя Винсент улыбался и говорил, что она все больше становится похожей на свою мать (что всегда являлось для неё комплиментом). Никого это не беспокоило, кроме Элизабет и, как оказалось, Сириуса. — Сиэль что-то сделал? В комнате были только они двое — остальные предпочли прогулку. Вообще планировалось, что они все вместе погуляют, но Сириус заболел и остался дома. Этот мальчик был невероятно скромным и до жути добрым, потому что он уговорил родителей и всех остальных не обращать на него внимания и пойти погулять Интегра почему-то осталась с ним. — С чего ты это взял? — сухо спросила маркиза, отрывая взгляд от книги. Свет отражался в линзах её очков, скрывая глаза, из-за чего маленький мальчик испуганно сглотнул, но, тем не менее, продолжил: — Ты игнорируешь Сиэля — это странно. В одном этом предложении скрывалось столько эмоций — неверие и удивление были слышны наиболее отчетливо, — что Интегра на секунду растерялась. Чужое удивление было как никогда понятно — Сиэль всегда был в центре внимания, на него всегда смотрели, Сириус же был его тенью, но Интегра вела себя так, будто все было наоборот. Маркиза все еще помнила те слова, которые ранили сестру, и общаться с этим человеком, пусть даже он и был маленьким мальчиком, было выше её сил, чести и достоинства. Возможно, она бы еще и игнорировала Сириуса из-за того, что он был полной копией «обидчика» Элизабет, но он ничего не сделал, а Интегра была выше детских обид. — Если брат сделал что-то, я прошу за него прощения, — продолжил говорить мальчик, с надеждой смотря на свою кузину. Что за детская непосредственность. Интегра неосознанно улыбнулась краешками губ и погладила Сириуса по голове, из-за чего тот замер, широко распахнув глаза. — Твой брат обидел мою сестру. — Обидел Лиззи? — в неверии переспросил он и, импульсивно схватив Интегру за руку, взволновано предложил, — Я извинюсь перед ней. — Ты не можешь брать чужую вину на себя, твой брат сам должен научиться нести ответственность за свои слова. Сириус опустил голову, комкая простынь в руках, и тихо, на грани слышимости, спросил: — Она еще обижается? Если бы он был старше, Интегра уверена, что вопрос звучал бы так: «Ей все еще больно?». Но он был маленьким мальчиком, который очень переживает за близких ему людей. — Нет, — к сожалению, — Но теперь обижаюсь я. — Простите… — Не извиняйся, — резко перебила Интегра, не выдерживая этого «самопожертвования», — Мне нужно немного времени, чтобы остыть, понял? Сириус кивнул, все еще выглядя напряженным, но маркиза смело отмахнулась от этого, быстро выходя из комнаты. Он ей не родной брат, чтобы она тратила на него еще больше сил, чем потратила на него сейчас, пусть его родители отделяют личности близнецов друг от друга и учат их жить за себя, для Интегры же в приоритете счастье Элизабет и только. А обида… Когда-нибудь она перестанет игнорировать Сиэля. Интегра перестала игнорировать Сиэля на его десятый День рождения.