Контракт: равноценный обмен

      Интегру смело можно было считать интровертом, потому что более замкнутого ребенка еще нужно было поискать. Любой другой ребенок тянулся бы к социуму, пытался найти друзей, но только не маленькая маркиза, которая, если честно, сама не понимала, что с ней творится. После того злополучного дня странные сны начали сниться ей чаще, но в центре них всегда был один и тот же человек, одни и те же красные глаза, спрятанные за странными очками. Сколько бы не пыталась, Интегра не могла вспомнить как он выглядел, но почему-то ей казалось, что его тело было соткано из клубящейся тьмы и сотни вопящих теней. Не лучшие сновидения для маленькой девочки, даже ей так казалось, поэтому родителям она ничего не говорила.       Интегра Мидфорд была немножко социопатом, но со своей семьей время проводила с удовольствием. Почему-то ей казалось, что такие моменты нужно ценить, потому что в один момент все может изменится, или же просто исчезнуть, так что она всегда находила время на то, чтобы посидеть с матушкой и отцом, погулять с Эдвардом и понянчиться с Элизабет. Кстати, почему-то её брат с сестрой были больше похожи на отца, нежели на мать, и в то время, как все они широко улыбались, Интегра с матерью лишь приподнимали уголки губ.       Свою семью Интегра ценила, любила, а родителей еще и искренне уважала, пусть иногда даже не понимала, как они вообще умудрились сойтись. Да, это тоже не тот вопрос, который должен задавать себе ребенок при взгляде на родителей, но что поделать, Интегра действительно была странным ребенком. Нет, серьезно, как они сошлись? Френсис же была настоящей железной леди — непобедимой и несгибаемой (маленькая маркиза втайне надеялась на то, что когда вырастет, станет такой же), а Алексис только выглядел устрашающе, а на самом деле был воплощением доброты и покладистости. Видимо противоположности действительно притягиваются.       Ей было семь лет, когда матери вдруг приспичило увидеться с Винсентом Фантомхайвом, который оказался её братом. Фантомхайв, Цепной Пес её величества, настоящий серый кардинал… Интегра сразу же представила строгого мужчину с вечно суровым выражением лица, но её ждало разочарование.       Напротив неё сидел симпатичный, немного смазливый мужчина с дурацкой родинкой под глазом, который с милейшей улыбкой разглядывал её.        — Я даже не думал, что она так подросла, — восхитился он и девочка еле заметно поморщилась, чувствуя себя куклой на витрине, — Как же зовут маленькую леди?        — Интегра Фэйрбрук Уингейтс Мидфорд, — отрапортовала она, требовательно протягивая руку для поцелуя.       Возможно, она поступает не совсем по этикету, но веселый хмык матери однозначно стоил этого.       Лицо графа Фантомхайва нужно было видеть, но он быстро взял себя в руки и, игриво прищурившись, поцеловал протянутую руку как настоящий джентльмен.       Не понимает Интегра тех девушек, которые краснеют от этого и польщенно улыбаются. Что в этом такого: какой-то незнакомый мужчина губами касается твоей руки, дышит на неё и вообще возникает такое противное чувство, что хочется поскорее эту руку вытереть. Впрочем, Интегра действительно вытирает руку платком, не в силах ничего с собой поделать.        — Как он тебе? — деловито спрашивает Френсис, с легким любопытством наблюдая за этой сценой.        — Ожидала большего, — рефлекторно говорит Интегра и тут же затыкается, когда понимает, что только что сказала.       По этикету нужно было сказать, что ей приятно с ним познакомиться и что она в восхищении, но… На правду ведь не должны обижаться, правда?       Граф рассмеялся, попутно бросив, что она просто отражение своей матери. Видимо, он не держал на неё зла, да и правильно: было бы странно, если бы взрослый и самодостаточный человек обижался на слова маленького ребенка, коим Интегра себя по праву считала.       Семья Фантомхайвов её… разочаровала. Да, именно так, потому что она представляла себе сурового главу дома с женой, которая лукаво щурит глаза, а вместо этого она увидела человека, которого она с легкостью может назвать свои дядей, но никак не Цепным Псом Её Величества, а его супруга…        — Интегра, попробуй этот яблочный штрудель, он сегодня удивительно хорош! — улыбается ей светловолосая девушка с невозможными синими глазами, смотря так, что отказать попросту невозможно.       Тетя Рейчел была очаровательная. Маленькая маркиза только познакомилась с ней, но уже увидела, насколько она добра, светла, а также по простодушному наивна. Интегра испытала совершенно иррациональное чувство, что ментально она будет даже старше неё.       Рейчел Фантомхайв сияла невероятным светом, ослепляя своей аурой так, что на её фоне терялась другая девушка.       Анджелина Даллес имела просто уникальную внешность. Длинные алые волосы, собраны в две косички, даже в таком виде красиво переливались на солнце, а кроваво красные глаза могли пригвоздить к месту любого, если бы девушка захотела этого. «Леди в красном» могла бы затмить любого, но вместо этого она каким-то образом терялась на фоне счастливой сестры, улыбаясь так натянуто, что становилось тошно.       Интегре было странно: видеть столь слабых женщин. Как-то незаметно у неё укоренилось, что женщина может быть сильной и ничего странного в этом нет. Её матушка, Френсис, была прекрасным тому примером, которому хотелось подражать.       Интегра усердно занимается дома, учится языкам, фехтованию и стрельбе, сама замечая, что с каждым разом получается все лучше и лучше, будто она была рождена для этого, или это просто талант.       В любом случае, однажды на семейном ужине отец обеспокоено спросил:        — Интегра, доченька, ты такая тихая и нелюдимая! Тебе не одиноко сидеть в поместье?       Девочка отрицательно качает головой, находя свое положение сейчас весьма комфортным. Она помнит, как однажды с ней пыталась подружиться одна девочка, но вскоре убежала со слезами на глазах, обиженная её холодностью. Не то чтобы маленькую маркизу это беспокоило, главное, что она хорошо ладит со своей семьей, остальные не столь важны.        — Наша дочь идеальный ребенок, — говорит Френсис, краем уха слыша взволнованные причитания мужа.       Интегра неосознанно приосанилась, но, поняв это, сконфужено отвернулась, всеми силами стараясь не показать того, насколько эти слова были ей приятны.       Когда в её комнату заходит брат, она читает книгу, но тут же отрывается от неё. Эдвард не улыбается и складывается такое впечатление, что он вот-вот заплачет. Интегра откладывает книгу, даже не ставя закладку — не это сейчас важно. Она приглашающе похлопывает на место на кровати, и младший брат тут же садится около неё.       Интегра терпеливо ждет, когда он начнет говорить и, наконец, посмотрит на неё, отрывая взгляд от шпаги в своих руках.        — У меня ничего не получается, — в конце концов тихо говорит мальчик, смотря на сестру полными слез глазами.        — О чем ты?        — Фехтование. Я учусь-учусь, но все еще не лучший. Но я стараюсь, правда стараюсь! — запальчиво говорит Эдвард, хватаясь за рукава сестры, — Я позорю родителей?       Интегра, на секунду опешившая от столь яростного и отчаянного напора, тут же приходит в себя, когда слышит последний вопрос и видит чужие слезы. Она вдруг поняла, что совсем не умеет утешать детей. То есть… Она ведь никогда с этим не сталкивалась! Она даже не совсем понимает причины этих слез и как вообще брат додумался до такого! Эдварду всего пять лет, совсем еще ребенок, откуда ему в голову пришло, что он своими неудачами позорит родителей?       Она искренне хочет его поддержать, поэтому со всей серьезностью говорит:        — В чем твоя проблема?       Честно, она долгое время недоумевала как Эдвард после этого продолжил общаться с ней как и раньше. У него был мягкий характер и для поддержки нужно было просто сказать несколько слов утешения, но вместо этого Интегра клещами вытягивала из него слова, пытаясь воссоздать картинку в своей голове, а потом встала и, подхватив свою шпагу, молча приказала следовать за ней. Не нужно быть гением, чтобы понять, что он вскоре вообще пожалел о том, что решил ей пожаловаться, потому что Интегра не знала пощады даже в спаррингах с братом, который младше неё на четыре года. Эдвард постоянно проигрывал, но каждый раз Интегра подавала ему руку, детально объясняя в чем была его ошибка.       А потом эти тренировки стали маленькой традицией: Эдвард приходил к ней, когда нужно выпустить пар, а Интегра сама тянула его на площадку, когда тот начинал опять сомневаться в себе. Все быстро прекращалось, когда к ним подбегала трехлетняя Элизабет, которая отличалась особой активностью. Она была маленьким ураганчиком, который рушил их тренировку и в такие моменты Интегра просто сидела на полу, глядя на то, как Эдвард дурачиться с ней. Вообще это было хорошо, что у него кроме старшей сестры была еще и младшая, за которую он уже чувствовал ответственность.        — Элизабет Эстель Корделия! — ради приличия возмутилась Интегра, но малышка Элизабет только улыбалась и тянула к ней руки, не замечая строгого вида старшей сестры, или же наоборот — возмущение Интегры было слишком наигранным, чтобы в него поверила даже трехлетняя девочка.        — Думаю, на этом можно считать нашу тренировку законченной, — с облегчением говорит Эдвард, плюхаясь на пол около них.        — Будешь командовать, когда без заминок сможешь произносить мое полное имя.       Эдвард тут же поморщился. Полное имя Интегры давалось ему намного хуже, чем имя Элизабет, поэтому маленькая маркиза пользовалась этим, пока была такая возможность.        — Инти! — воскликнула Элизабет, дергая Интегру за прядь светлых волос, что выбилась из пучка.       Эдвард со смехом прижал к себе Лиззи, звонко целуя в щеку, получая на это заливистый хохот, пока Интегра сидела в оцепенении. Подумать только, трехлетняя девочка заставила её впасть в ступор всего от одного слова.       Девочка молча прикрыла лицо руками, чувствуя, как у неё краснеют кончики ушей.       Интегра любила свою семью, но это не значит, что она любила людей.       Когда матушка сказала, что она уже достаточно взрослая для того, чтобы найти ей жениха, Интегра чуть не поморщилась — матушка увидела только то, как у неё дернулись уголки губ в отвращении.        — Я могу отказаться? — деловито спросила Интегра, скрестив руки на груди.       — Ты можешь попробовать, — одобрительно усмехнулась Френсис, повторяя позу дочери, — Знаешь, в детстве меня должны были выдать за недалекого графа и, естественно, я не была в восторге, как и ты сейчас.        — И что же матушка сделала, чтобы избежать столь незавидной участи?        — Турнир. Если бы я стала лучшей на турнире, тем самым прославив благородное имя рода Фантомхайв, мне дали бы свободу.       Отец как-то рассказывал, что Френсис, еще будучи Фантомхайв, не была обещана никому. Они познакомились на турнире, на котором Алексис влюбился в неё с первого взгляда и последнего, решающего удара шпагой в грудь. Так почему Интегра должна выходить за кого-то, когда она не хочет?        — Я буду участвовать, — Интегра не спрашивает, она будто ставит перед фактом, но матушка только улыбается, будто она только что подтвердила кое-что.       О-о-о, Интегра действительно участвовала в ежегодном турнире, ловя недоумевающие и пренебрежительные взгляды.        — Это же девушка!        — Она действительно собирается участвовать?        — Вылетит на первых же минутах.        — Стой, это же дочь Мидфордов!        — Они позволили ей участвовать? Она же опозорит род!       Какие вдохновляющие слова — мотивируют действовать серьезно. Каждый раз, когда наступала её очередь, Интегра внутренне сжималась. Нельзя расслабляться — на кону стоит её свобода и право выбирать.       Первого противника она легко одолела, настолько легко, что на секунду засомневалась в тот ли зал зашла. Но противники менялись, а Интегра даже половину своей силы не использовала. Этот точно было ежегодное соревнование фехтовальщиков, которые претендовали на звание лучшего мечника Англии?       В конце остались только она и еще один мальчик, судя по всему, её ровесник — сложно было определить, когда чужое лицо спрятано за защитной маской. Но вот с ним ей нужно было повозиться: то ли из-за усталости, то ли из-за того, что она недооценила противника. Ужасающая оплошность, которую Интегра постарается избежать в будущем.       Судя по всему, мальчишка напротив также был настроен очень серьезно и не собирался уступать девушке. С ним она билась серьезно и, наверное, именно это её и спасло.       Когда Интегра смотрит на противника сверху-вниз, она чувствует просто невероятное, забытое чувство удовлетворения. Только когда судья официально говорит, что она победитель турнира, девушка убирает шпагу.        — Это был хороший бой, — размеренно говорит она, подавая бывшему сопернику руку, — Имя?       Она бы не удивилась, если бы парень отверг её помощь (как же, он проиграл девушке, а сейчас она будто над ним издевается), но нет, он с благодарностью принимает её и, встав на ноги, снимает шлем:        — Чарльз Фиппс.       Интегра с холодным интересом разглядывает его. Серебряные волосы и такие же глаза, родинка на подбородке (невольно Интегра вспоминает своего дядюшку). В этой белой форме Чарльз будто сливается с обстановкой, растворяясь в толпе, но он все равно был красив.        — Интегра Фэйрбрук Уингейтс Мидфорд, — официально представляется она, хотя в этом и не было нужды — теперь её и так все знают.       Девушка понимает, что все еще стоит в шлеме, и тут же снимает его, мысленно сетуя на свою невнимательность и невежество. Она высвобождает волосы из пучка, позволяя им водопадом рассыпаться по её плечам, поправляет очки и только после этого опять смотрит на собеседника.       Чарльз Фиппс окидывал её таким же взглядом, как и она его — оценивающим и чуточку любопытным, а потом кивает своим мыслям и целует её руку. В этот раз Интегра не чувствует сильного отвращения к этому жесту, понимает, что может немного потерпеть, чтобы потом вытереть руку незаметно, даже если она была в перчатках        — Было приятно пофехтовать с Вами.        — Взаимно.       И они расходятся как ни в чем не бывало.       Интегра говорит семье, что стала чемпионом, победителем турнира, и на неё тут же налетают Эдвард и отец с Элизабет на руках. Она только и успевает, что кивать на их поздравления, она улыбается, потому что в неё верили, за неё болели.       Маленькая маркиза смотрит на свою маму, которая все это время стояла в стороне. Френсис замечает этот выжидательный взгляд и кивает дочери. Это значит намного больше, чем кажется на первый взгляд:       Поздравляю с победой.       Я в тебе не сомневалась.       Теперь ты можешь выбирать.       Когда Интегра уходит переодеваться, а нянечки повели детей в комнаты, Алексис оборачивается и смотрит на свою жену, которая все еще смотрела вслед старшей дочери. Она сама не замечает, что улыбается и от этого Алексис начинает улыбаться тоже. Заметив это краем глаза, Френсис тут же вернула свое обычное строгое выражение лица и недовольно посмотрела на своего мужа, пытаясь одним взглядом зарубить все веселье на корню, но тот только шире улыбнулся и резко обнял её, слыша удивленный вздох.        — Ты знала, что она победит, — говорит он, проводя пальцами по её шее.        — Естественно, ведь она — наша дочь, — гордо фыркнула Френсис, даже не пытаясь выбраться из объятий мужа.