Память.

Я лежал и тупо смотрел в потолок, не мигая. В голове, как ни странно, не было ни единой мысли – скорее всего, из-за дикой усталости. Когда Луи ушёл, я почувствовал только её и ничего больше… Время вокруг как будто остановилось. Я очнулся, понятия не имея, какой сейчас месяц. Какое время суток. Я просто лежал, подняв глаза к потолку, не желая знать ничего из этого. За всё время, что я пролежал на кровати, я так и не удосужился взглянуть на часы, висящие над дверью. Я лежал с опухшей от навалившихся проблем головой, и в то же время сна не было ни в одном глазу. Чтобы думать о чём-то, следовало отдохнуть, но я просто не мог уснуть. Вот так я и лежал час за часом, чувствуя вину, которая буквально сдавливала грудь и мешала нормально дышать. В конце концов, мне надоело, и я рывком сел на кровати. Надо что-то делать. Нельзя оставлять всё как есть. Собственная неопределённость, незнание того, чего мне теперь ожидать от жизни - всё это и являлось причиной моей бессонницы. Вот только с чего мне начать? Что мне теперь делать с Луи? Понятное дело, он просто так не исчезнет, ведь он мой жених. Я подложил под спину подушку, прижался к стене и, усевшись поудобнее, погрузился в раздумья. Мне требовалось время. Время всё осознать, свыкнуться с мыслью, что я женат на парне, что я попал в аварию, что потерял память. Возможно, я держался так спокойно только потому, что до конца так и не смог этого понять. В памяти невольно всплыл образ Луи, его появление в моей палате, а затем и уход. Его глаза, полные боли, его надломленный голос, то, как он взял меня за руку. Его последние слова, в конце концов. К горлу подкатил ком, желудок сделал тройное сальто – ощущение, к которому я уже успел привыкнуть за последние несколько часов. Признаться, таким жалким я себя никогда ещё не чувствовал. Я был человеком, легко относящимся к жизни и к окружающим меня людям. Я легко находил со всеми общий язык, легко становился душой компании. Я никогда никого не обижал, никому не разбивал сердце. Однако всё, как говорится, бывает в первый раз… Я понимал, что в данной ситуации не мог поступить иначе. Луи сам виноват. Я только-только очнулся, а он уже лезет ко мне со своими переживаниями, чувствами, признаниями… Он просто должен был дать мне время. Не сваливай свою вину на других. Совесть моя всегда вовремя приводила меня в чувство. Как и сейчас. Луи был родным мне человеком. Женихом. Пусть я его и не помнил, сути это не меняло. Я никогда не был гомофобом, не забивал себе голову предрассудками, но с ориентацией у меня никаких проблем не было. К парням меня никогда не влекло, я всегда встречался только с девушками. Но теперь, из-за Джинни, меня занесло не пойми куда… Как вообще до такого могло дойти? Я и Луи. Как так вышло? Такое вообще возможно? И что мне теперь остаётся? Просто свыкнуться с амнезией, с тем, что я гей, и жить дальше с Луи? Легче сказать, чем сделать. Господи, как всё запуталось… Столько вопросов и ни одного вразумительного ответа. От безысходности я шумно вздохнул и потёр ладонями лицо. Самое удивительное, что я совсем не думал о Джинни. Ещё вчера, по моим ощущениям, она была моей девушкой, я всем сердцем любил её, но теперь… Она была мне абсолютно безразлична. Я смутно помнил её, хотя мои последние воспоминания были именно о ней. Но прошло полтора года. Я даже плохо помнил, как она выглядит. Так что, когда Луи велел забыть её, я забыл. И даже не пытался забивать голову её размытыми образами. Я думал позвонить ей, но потом понял, что идея дурацкая. Скорее всего, сейчас она лежит в объятиях другого мужчины, и мой звонок будет некстати. Мысли вихрем проносились в голове, не давая ни секунды покоя. Я вновь попытался уснуть, но теперь исчезла и усталость, а головная боль только усилилась. К счастью, в ту самую секунду дверь моей палаты приоткрылась, и на пороге очутилась… моя сестра. - Господи! – я не верил своим глазам. - Нет, всего лишь я. Хотя, нам часто говорят, что мы похожи. - Джемма! – вскочив с кровати, я бросился к сестре. – Наконец-то, хоть одно знакомое лицо! Я никогда так по тебе не скучал. - Ох, ну надо же, амнезия пошла тебе на пользу. – Она и усмехнуться не успела, как я уже заключил её в нежные объятия и легко чмокнул в макушку. - Воу, полегче, ковбой. – Хихикнув, она обняла меня в ответ и уткнулась лбом мне в грудь. - Гарри… Слава Богу, с тобой всё в порядке! Джемма едва успела выпустить меня из крепких объятий, как её место тут же заняла мама. - Естественно, с ним всё в порядке, что с ним будет-то? – фыркнула Джемма, но по её взгляду я заметил, что она испытывает не меньшее облегчение. С заплаканными глазами мама поведала мне о том, как переживала, как каждый день навещала меня, что отчим сейчас в командировке и прибудет в город, ко мне, первым же рейсом. Потом, успокоившись, стала расспрашивать, как я себя чувствую. Физически я чувствовал себя неплохо, если не считать головной боли. А вот морально… не самым лучшим образом, мягко говоря. Но посвящать в это маму я не собирался. Проблема носила слишком уж деликатный характер. В палату неожиданно, всё той же лёгкой и жизнерадостной походкой влетела миссис Клэр. Широко улыбнувшись, она спросила: - А вы, я так понимаю, мама Гарри и Джемма – его сестра? - Именно. - Что ж. Миссис Стайлс, нам нужно обсудить с вами дальнейшее пребывание Гарри в нашей больнице и само лечение. - Да, конечно. – Ещё раз обняв меня, мама вышла следом за доктором. В палате остались только мы с Джеммой. Старшая сестра довольно сильно изменилась. Похорошела, хотя она всегда была красавицей. Изменила причёску, стиль в одежде, макияж. Она стала выглядеть взрослее и роскошнее. - Гарри, нам надо серьёзно поговорить, пока мамы нет. - О чём ты? - Скорее о ком. О Луи. Я сел на кровать, рядом примостилась Джемма. Она поджала губы и опустила глаза – всегда так делала, когда собиралась начать серьёзный разговор. - Гарри, понимаешь… Луи позвонил мне и сообщил о том, что ты очнулся, об амнезии, в общем, обо всём. И рассказал о вашем разговоре. Суть в том, что… - она неожиданно подняла взгляд и посмотрела мне прямо в глаза, - он не лгал тебе. Ты правда его любил. Ты его не помнишь, это понятно. Я ни в чём тебя не обвиняю, Лу выбрал не самый подходящий момент. Просто не отвергай его раньше времени, хорошо? Мы все привыкли к нему, мы так обрадовались, узнав о вашей помолвке. Не стоит рушить всё это, толком ничего не осознав. Я прекрасно понимаю, что ты чувствуешь. Тебе нелегко так просто взять и свыкнуться со всем. Так не торопи события. Дай Луи шанс. Всего один шанс. Я уверена, Луи справится. Ради тебя он… готов на многое. Я молчал, обдумывая услышанное. Джемма была права, как всегда. Из всех людей, которых я знал, она была мне ближе всех. За всеми этими подколами, подшучиваниями друг над другом с самого детства таились крепкая любовь и доверие. Джемма понимала меня, как никто другой. Мне не потребовалось ничего ей объяснять, она сама обо всём догадалась и подыскала правильные слова. На свете не существовало человека, который мог бы лучше понять меня и поддержать. - Ты обещаешь мне? Я молча кивнул. - Хорошо. Давай, обними меня. Мы обнялись, после чего она достала из внутреннего кармана куртки какой-то цветной лист бумаги. Приглядевшись, я заметил, что это фотография. - Ты слегка отстал от жизни, так что я кое-что тебе расскажу, - она улыбнулась и протянула мне фото, - я теперь фотограф. И таких вот фотографий у меня целая куча. Держи. Она должна помочь тебе. На фото были изображены мы с Луи. Судя по всему, фотография была сделана на каком-то мосту, сзади нас пролегала широкая река – Ист-Ривер. Мы стояли, прижавшись спинами к перилам и крепко обнявшись. Оба светящиеся от счастья, широко улыбающиеся. Луи обнимает меня обеими руками и смотрит прямо в объектив, обнажив ряд идеальный белоснежных зубов. Я обнимаю его за плечи одной рукой и смотрю на него сверху вниз. Я не заметил вначале, а вот на фото видно, что я выше Томлинсона на полголовы. И я смотрю прямо на него. У меня вид, как у по уши влюблённого школьника, который буквально глаза не может отвести от своей второй половинки. Надо же, на наших фотографиях с Джинни я не был таким счастливым. Никогда. Как только я взглянул на Луи, сердце пропустило удар. Джемма как будто услышала это биение и тихо сказала: - Теперь ты понимаешь меня… Прошло ещё немало времени, прежде чем врачи посчитали нужным снять бинты с моей головы и плеча. В тот день я нарадоваться не мог тому, что вновь видел свои кудри без этой дурацкой марлевой повязки. Запустив пальцы в волосы, я провёл ладонью по голове и почувствовал на коже какую-то неровность. Шрам. Тщательно оглядев себя со всех сторон, я вздохнул с облегчением – его не было видно за волосами. Ну и прекрасно. На раненном плече также остался шрам, довольно-таки страшный. Впрочем, я был даже рад этому – шрамы ведь делают парней мужественнее. На внутренней дверце шкафа, в моей палате, висело зеркало. Закрыв палату на ключ, я снял с себя рубашку (одежду мне на днях принесла мама) и оглядел со всех сторон. Результат меня порадовал. Оказывается, за прошедшие полтора года я успел подкачаться. Завидное тело – мышцы видны, но в меру. Прекрасно. Настроение моё взлетело до небес, я вновь стал самим собой – жизнерадостным придурком, которому всё по плечу. О Луи я не вспоминал. Фотографию, которую дала мне Джемма, я в ту же ночь спрятал в шкаф, под стопку одежды, предварительно пялясь на неё несколько часов. Ничего, кроме чувства необъяснимой тоски и растерянности она не приносила, поэтому на следующий день я благополучно о ней забыл. Тем более, что Луи в больнице больше не появлялся. В больнице меня каждый день навещали отчим, мама и Джемма. На днях я даже успел обзавестись друзьями, а один парень и вовсе ходил за мной по пятам. Жаловался, что уже на стенку готов лезть от скуки. Больше всего мне нравился в нём его лёгкий ирландский акцент. Его звали Найлом, и каждый день к нему приходил странный парень восточной внешности. В такие минуты из палаты ирландца доносился весёлый смех, довольные певучие голоса. Если бы странный посетитель не был парнем, я бы сказал, что такие звуки может издавать только влюблённая пара. Ну надо же, какой наивный. Сам-то, можно подумать, чем-то от них отличаешься. В конце концов, я понял, что к чему. И мои догадки подтвердились, когда, завидев меня в коридоре, Найл подлетел ко мне и весело объявил: - Гарри, я хочу познакомить тебя со своим парнем! Ирландец был странным, но чертовски милым парнем, и отказать ему я просто не мог. Зайдя в его палату, я нос к носу столкнулся с тем самым парнем восточной внешности. - Гарри, это Зейн. Зейн, это Гарри. Знакомство прошло на ура. Я предполагал, конечно, что далеко не все геи носят розовые кофточки, но, увидев Малика, я убедился в этом окончательно. Чёрная кожаная куртка, чёрные джинсы, щетина. В наружном кармане – пачка сигарет. Хороший одеколон, купленный, судя по всему, в дорогом мужском магазине. Зейн Малик был самим воплощением мужественности и крутости. Ни в его походке, ни в телодвижениях не проскальзывало ничего, что могло бы выдать его истинную ориентацию. Это меня сильно приободрило. Тем же вечером я решил, что лучше Найла никто не сможет внести ясность в то, что случилось между мной и Луи. - Каково это – быть геем? – спросил я после лёгкого замешательства, когда мы сидели в его палате и играли в карты. Вопрос удивил ирландца, и он выразительно вскинул бровь. Вот чёрт, он тоже так умеет! Я всегда мечтал научиться этому изящному жесту, но у меня так ничего и не вышло. - Также как и быть натуралом. - Спокойно ответил Найл. - То есть... - То есть ты влюбляешься, Гарри. Ты влюбляешься, вы начинаете встречаться, потом переезжаете к нему или к тебе, потом женитесь, заводите собаку, детей и, в конце концов, умираете в один день. Только просыпаясь по утрам, ты видишь перед собой лицо не девушки, а парня. Но это совершенно неважно, потому что ты влюблён. Когда ты любишь, ты не думаешь о том, что это плохо. Ты забываешь о предрассудках, потому что любовь всегда побеждает. Всегда и во всём. Да и нет в этом ничего плохого. Это прекрасно. Твой ход, кстати. Я молча выкинул карту на стол и стал обдумывать слова Найла. Мне вновь вспомнился Луи, его слова о любви, о том, как мы были счастливы. Да, после рассказа ирландца в это стало куда легче поверить… - А что, у тебя появилась пассия в лице парня, и ты полон сомнений? - Появилась, и уже давно, вот только я ни черта о нём не помню. Найл знал о моей амнезии и лишь задумчиво кивнул: - Мой тебе совет – делай так, как велит твоё сердце. И пусть это звучит как в дешёвом романе, но в каждом таком романе содержится доля правды. Мы ещё полчаса играли в карты, потом я поблагодарил Найла и вернулся в свою палату. Достал из-под стопки одежды заветное фото, которое дала мне Джемма, и лёг с ним на кровать. Не знаю, сколько времени прошло, пока я просто лежал и глядел на фотографию – мысли мои были далеки от реальности. Я представлял себя рядом с Луи. Глядел на реку, на мост и мысленно представлял, как мы с Луи движемся по нему, держась за руку, как обычная пара. Картинки получались размытыми, а в душе была… пустота. Я ничего не чувствовал. Отчаянно пытался прислушаться к своим эмоциям, внушить себе, что я что-то испытываю… Бесполезно. Когда в больнице потушили свет, я сунул фотографию под подушку и перевернулся набок, натянув одеяло до подбородка. И перед тем, как погрузиться в сон, я думал лишь об одном – как мне теперь жить с Луи, с человеком, который стал для меня совершенно чужим?.. Через несколько дней миссис Клэр объявила о моей выписке. Я оделся и позвонил сестре, чтобы она забрала меня из больницы и отвезла домой. Ответом мне было напряжённое молчание. - В чем дело? - Гарри, тут такое дело… Ты уже три месяца как с Луи живёшь. Все твои вещи у него. - Что? А хотя чему я удивляюсь... – я зажмурил глаза и потер пальцами переносицу. Неужели мне вновь придётся видится с Луи? От одной только мысли об этом желудок внутри сжался, сердце испустило глухой удар. Я не видел Томлинсона уже много дней, ведь после первой нашей встречи он больше не приходил в больницу. Я успел забыть о нём, перестал о нём думать. Признаться, по началу я думал, что так будет даже лучше. Мы больше не увидимся с Луи, и каждый заживёт своей жизнью отдельно друг от друга. Я думал, что, не навещая меня в больнице, Луи именно это мне и хотел сказать – теперь мы чужие люди, и ему нет до меня никакого дела. Меня это вполне устроило бы. А теперь выходит, что мне вновь придётся заехать к нему. Вот дерьмо. Ладно, ничего страшного, я просто приеду и заберу вещи. На этом всё. - Ладно, отвези меня к нему. Перееду к вам обратно. И прежде чем сестра успела что-то сказать, я отключил телефон. Через пару часов она заехала за мной. Я собрал те немногочисленные вещи, что были у меня в палате, дал свой телефон Найлу и вышел из больницы – навстречу новой жизни. Всю дорогу до дома Луи мы с Джеммой провели в молчании. Я с любопытством смотрел в окно на совсем не изменившийся за полтора года Бруклин. Оказывается, сейчас на дворе было лето, только небо было затянуто тучами, и дул холодный ветер. Джемма же сидела, как на иголках – она часто поджимала губы и подолгу смотрела в одну точку, когда мы останавливались на светофорах. Она боролась с желанием что-то сказать мне, но я надеялся, что она так и не решится. Дорога была длинной, и в какой-то момент я понял, куда мы едем. - Луи что, живёт в Нью-Йорке? - Да. - А почему я тогда лежал в больнице в Бруклине? - Ты приезжал к нам погостить, и перед самым приездом попал в аварию. Вот тебя и отвезли в ближайшую больницу. - Ясно. Я не был частым гостем Нью-Йорка, имеется в виду, до знакомства с Луи. Поэтому город казался мне почти незнакомым. Однако, когда мы проезжали мимо какого-то небольшого перекрёстка, мне резко показалось, что я уже был здесь. Вернее, не показалось - я точно здесь был. Это было похоже на дежавю. Странное и, почему-то, малоприятное ощущение. В следующую секунду Джемма вдруг объявила: - Приехали. Я внезапно почувствовал, что что-то упустил. - Надо было Луи позвонить! Вдруг его нет дома? - Твоя сестра, в отличие от тебя, не такая дура. Я обо всём его предупредила. Я коротко кивнул и открыл дверь машины. Но прежде, чем успел выйти, Джемма быстро сказала: - Гарри, не надо к нам переезжать. Поживи у Луи. Ты обещал мне, что дашь ему шанс. Я прошу тебя. - Джемма, я не могу. Я не помню его, понимаешь? Как я могу жить с человеком, которого не помню? Даже если мы и были когда-то близки, это осталось в прошлом. Теперь он совершенно чужой для меня. Во всём виновата авария, но такова жизнь. Прости. - Гарри, просто дай ему шанс. – Упрямо твердила сестра. - Я позвоню, - ответил я после короткого молчания. Джемма протянула мне листок, на котором был написан этаж и номер квартиры Луи. Не помню, как именно очутился у нужной двери – такое впечатление, что мои мысли в тот момент отключились, а тело двигалось чисто автоматически. Но увидев дверной замок, я замер. Стук крови в висках оглушал, сердце готово было выпрыгнуть из груди, органы внутри словно скрутило, причём все разом. Успокойся, блять. Ты пришёл за своими вещами. Забирай их и проваливай. Все воспоминания о первой встречи с Луи, которые, казалось, растворились за прошедшие две недели, разом всплыли в моей голове. Я отчётливо видел перед глазами взгляд Томлинсона, полный невыносимой боли, услышал его надломленный голос. Вынесу ли я это зрелище вновь? Вряд ли… Борясь с нарастающим чувством тревоги, я собрал в кулак всю свою решимость и нажал, наконец, на гребаный звонок. Короткий, резкий звук разрезал тишину. Такую пустую, такую бесплотную. Я услышал за дверью шаги. Сердце вот-вот выскочит из груди. Вот сейчас… Дверь открылась, и на пороге очутился Луи. Его взгляд был взволнованным, руки и голос слегка дрожали: - Гарри? - Луи, привет, я… Я за вещами. Томлинсон молчал. От его тяжёлого взгляда хотелось куда-то деться, исчезнуть, спрятаться прямо сейчас. В конце концов, я одёрнул себя и решительно шагнул внутрь квартиры мимо Луи. Он отступил, опустив голову, словно смирившись со всем происходящим. Так будет легче. Я не особо оглядывался по сторонам, не изучал комнаты. Мне было не до этого. Все мои мысли были только о Луи, который по-прежнему стоял в прихожей. Я открыл дверь самой дальней комнаты и обнаружил, что там находилась спальня. Кровать была одна. О том, чем мы могли на ней с Луи заниматься, я старался не думать. Только открыл шкаф и высыпал оттуда все вещи, а затем начал вытаскивать из общей кучи свои. Собрав все, я повернулся, чтобы выйти из комнаты, однако на пороге уже очутился Томлинсон: - Гарри, я прошу тебя, останься. Пожалуйста… пожалуйста… Не знаю, делал ли он это специально, давил ли на жалость или же просто был на эмоциях. В любом случае, это подействовало. Боль, плескавшаяся в глазах Луи, буквально давила на меня, не давая даже сдвинуться с места. Я вспомнил о фотографии, которая лежала у меня в кармане. Вспомнил себя на ней – счастливого, по уши влюблённого. Чёрт возьми, о чём я только думал? Я ведь правда любил этого невысокого, голубоглазого и безумно красивого парня. Любил и был счастливым. А теперь позволяю какой-то амнезии разрушить всё это. Прошло полтора года – это был не сон, это была реальность. Родные вокруг твердят, чтобы я не уходил от Луи. В голове вновь послышался голос Найла: «Когда ты любишь, ты не думаешь о том, что это плохо. Ты забываешь о предрассудках, потому что любовь всегда побеждает. Всегда и во всём. Да и нет в этом ничего плохого. Это прекрасно». Я положил вещи обратно на кровать, достал из кармана мобильник, набрал Джемму и сказал всего два слова: - Я остаюсь.